К 300-летию «Поморских ответов»

В этом году наша Церковь отмечает знаменательную дату – 300-летие со дня создания выдающегося памятника старообрядческой исторической и богословской мысли – «Поморских ответов». «Поморские ответы», или «Ответы пустынножителей на вопросы иеромонаха Неофита» были созданы в 1723 г. – спустя 70 лет после начала никоновской церковной реформы, когда открытые гонения на сторонников старой веры временно прекратились, и в истории староверия начался новый период, который обычно характеризуют как период созидания, организации общежительств, хозяйственной, религиозной и культурной жизни. После того как Петр I (царь с 1682 г., самостоятельно начал править с 1689 г.) провозгласил политику веротерпимости в государстве, первый — мученический — период истории староверия закончился, и положение староверов изменилось немного в лучшую сторону. Возникают такие духовные центры старообрядчества, как Стародубье, Ветка, Выг, Керженец, Невельское общежительство и другие. Эти духовные центры сыграли неоценимую роль в сохранении традиций древнерусской духовной культуры, но все они существовали или на окраинах империи, или вообще за границей, как Ветка и Невельское общежительство.

Иллюстрация. Выговское общежительство

Вместе с тем, несмотря на определенные послабления, государственная политика в отношении старообрядцев была достаточно непоследовательной, и при Петре I им тоже приходилось нелегко. Так, оставались в силе многие из прежних указов против сторонников старой веры, а в 1714 г. были изданы даже новые, дополнительные. Правительство хотя формально и признавало существование старообрядцев, и даже соглашалось видеть в них граждан, но делало это со значительными ограничениями: им разрешалось открыто жить в городах и селениях, но при этом они облагались двойным налогом. Кроме того, с каждого мужчины взимали по 50 рублей в год за ношение бороды. Со староверов взыскивали пошлину и в пользу новообрядческого духовенства. Тем самым поборы с ревнителей древлего благочестия стали важной статьей доходов и для правительства, и для духовенства. При этом староверы не пользовались никакими правами: им воспрещалось занимать государственную или общественную должность, не признавалось их свидетельство на суде против новообрядцев, при браках с новообрядцами старообрядцев приказывали обращать в новую веру, а за брачное сожительство без венчания — предавать суду, детей же отбирать и крестить в господствующей церкви. Но этого было мало. Старообрядцев хотели выставить на посмешище, и им было приказано носить особую унизительную одежду (мужчинам — однорядку с лежачим ожерельем и сермяжные зипуны с нашитыми «козырями» красного сукна, а женщинам — шапки с рогами и тоже сермяжный зипун с красным козырем).

Невзирая на такое тяжелое и унизительное положение, старообрядцы не желали изменять вере своих предков, а популярность старообрядчества в русском народе только увеличивалась. Этой популярности во многом способствовали и те серьезные изменения, которые в XVIII столетии произошли в самой господствующей церкви. Если первоначальную позицию господствующей церкви можно было охарактеризовать как обрядоверие «с обратным знаком» (поскольку оно не имело ни богословского, ни логического, ни исторического обоснования), то уже в петровский период появляются такие богословские сочинения высших церковных иерархов, в которых высказывались уже чисто протестантские и католические взгляды и намечался полный пересмотр традиционного православного воззрения на таинство, на единство формы и содержания.

Реформы Петра I, ориентированные на подражание Западу, протестантской Европе, захватили и церковь. После смерти патриарха Адриана в 1701 г. патриаршество фактически было упразднено. По словам князя Е. Н. Трубецкого, «церковь была в буквальном и техническом смысле обезглавлена». Вместо патриаршества и церковных соборов в 1721 г. вводилось коллегиальное управление под латинским названием «Коллегиум духовное», впоследствии переименованное в «Святейший Синод», — гражданское ведомство по делам религий, при котором заседали вызываемые по очереди для присутствия в Синоде архиереи (фактически с совещательным правом голоса). Реальное же руководство Синодом осуществлял гражданский чиновник — обер-прокурор, назначаемый императором из числа светских лиц.

Еще одним важнейшим изменением в жизни новообрядческой церкви было ограничение права свободного выбора мирянином своего духовного отца и отмена такого древнего института, как «покаяльная семья». Проводя в жизнь церковные реформы, утвержденные Большим московским собором 1666–1667 гг., власти пытались поставить этот институт под жесткий контроль. «На соборе 1667 г. принцип „покаяние вольно есть“ был ограничен, а в начале XVIII в. фактически отменен, тайну исповеди начали нарушать сперва в интересах уголовного расследования, а затем и политического; исповедь окончательно стала частью исключительной компетенции именно приходского священника, и духовничество превратилось в приходской институт»^[i].

Что касается церковного искусства, то здесь дела обстояли совсем плохо. Та «псевдоморфоза православия» (то есть облечение православия в несвойственные ему богословские формы мышления и выражения), которая, по словам богослова Г. В. Флоровского, произошла в новообрядческой церкви после никоновско-алексеевских «реформ», прежде всего, дала знать о себе в иконописи и богослужебном пении. С самого начала «реформы» «упорно насаждается мнение, что раньше у нас не умели ни богословствовать, ни петь, ни рисовать. Переориентировка на католическое понимание образа, понимание прогресса соответственно мирскому мироощущению влекут за собой отношение к традиционному православному искусству как к исторически пройденному этапу. Русская иконопись и русское пение, знаменный распев, объявляются варварским искусством, искусством для холопов и спешно заменяются западными. Эту замену стало делать легче особенно после того, как на все старое, традиционное русское православное искусство было поставлено клеймо “старообрядчества”»^[ii].

Как «раскольничье мудрование» был запрещен ряд древних изображений: «Отечество» (Троица Новозаветная), Господь Саваоф «в образе ветхолетнего мужа», Спас «Благое молчание», «Благоразумный разбойник», «образ Богородицы болящей (лежащей) при Рождестве Сына Божия и бабы при Ней» (в иконе Рождества Христова), Богоматерь Троеручица, образ Неопалимой Купины, образ Софии Премудрости Божьей и многие другие любимые в народе изображения.

Древнее иконописание было сплошь вытеснено салонной религиозной живописью, раболепно и неискусно подражавшей западным образцам и носившей громкое наименование «икон итальянского стиля» или «в итальянском вкусе», о которой Андрей Дионисьевич так отзывался в «Поморских ответах»: «Нынешние же живописцы, тое (то есть апостольское. — К. К.) священное предание изменивше, пишут иконы не от древних подобий святых чюдотворных икон греческих и российских, но от своеразсудительнаго смышления: вид плоти одебелевают (утолщают. — К. К.), и в прочих начертаниих не подобно древним святым иконам имеюще, но подобно латинским и прочим, иже в Библиях напечатаны и на полотнах малиованы. Сия живописательная новоиздания раждают нам сомнения…»^[iii].

Как писал П. Муратов, «в несколько десятилетий рассеялось все, что накоплялось веками. Иконостасы барокко и классицизма сменяли, где только возможно, древние новгородские и московские иконостасы. Старинные иконы сваливались в церковных подвалах или на колокольнях. Переписанными или искаженными они сохранились лишь в забытых церквах глухих городов или в Олонецких или Вологодских деревянных церквах, не знавших ни соседства, ни попечения помещика»^[iv]. «Веку Просвещения» не нужны были «черные доски». Так, по распоряжению Екатерины II из Успенского собора во Владимире был выброшен иконостас Андрея Рублева и заменен иконостасом барокко с ее собственным изображением в виде святой Екатерины. Один М. В. Ломоносов в XVIII в. проявил интерес к древней иконописи, и то лишь потому, что первоначальное образование получил не в Славяно-греко-латинской академии, а в Выговской поморской пустыни.

Аналогичные процессы происходили и в области церковного пения. Литургический знаменный распев, строгий и высоко духовный, был вытеснен из новообрядческих церквей песнопениями полусветского характера, построенными в соответствии с законами западноевропейской музыки, и продолжал существовать лишь в старообрядческих скитах и моленных. Увлечение западным пением было так сильно, что меняли даже внешность церковных певчих, прежде бородатых и одетых в полукафтанье, и одевали их в польскую одежду с закинутыми назад разрезными рукавами. Мужчинам стали брить бороды, дворовых девок стригли и одевали в мужскую одежду, чтобы и они пели в церквах высокими голосами. Слушатели во время службы иногда так забывались, что начинали аплодировать^[v]. Как здесь не вспомнить слова столпа православия св. Иоанна Златоуста: «Несчастный, тебе бы надлежало с трепетом и благоговением повторять ангельское славословие, а ты вводишь сюда обычаи плясунов, махая руками, двигаясь всем телом. Твой ум помрачен театральными сценами, и что бывает там, ты переносишь в церковь»?

На Западе уже с эпохи Возрождения культура лишь по имени была христианской, по сути же носила чисто светский характер. Это была культура расцерковленная, которая при этом считала себя единственной культурой. Все, что находилось вне ее, в том числе и культура церковная, вообще не считалось культурой. Так, было принято считать, что церковь исключает культуру. Начиная с Петра, эти мнения все более широко внедряются и в России. «Просвещенное» общество, в основном дворянство, реформированное Петром по своему вкусу, отрывается от церкви и от народа, отрывается от своего прошлого и от своей истории. «Пышный, мечтательный и смутный век “просвещения” мог терпеть веру только “рационализированную”, которую и несла расцерковленная “христианская” культура. В свете ее Церковь начинает представляться инородным и даже враждебным культуре телом, рассадником суеверий и тьмы, с которыми борются государство и просвещенное общество»^[vi]. С другой стороны, оказывалось всяческое покровительство представителям иноплеменных конфессий (взять хотя бы главную улицу Петербурга — Невский проспект: каких здесь только не было построено храмов!). Под особым и преимущественным покровительством государственной власти и законов оказывается протестантизм, по образцу которого была проведена петровская «реформация».

Вторично реформированная Петром господствующая церковь решила начать миссионерскую деятельность по обращению старообрядцев в свое лоно. Миссионеры начинали видеть в старообрядцах серьезных конкурентов. Уже с начала XVIII в. разгорается полемика господствующей церкви со старообрядцами, активизировавшаяся после учреждения Синода. Эта полемика позволила старообрядцам начать систематический сбор церковно-археологических свидетельств в защиту старой веры. Результатом этой деятельности явились такие фундаментальные полемико-догматические трактаты, как «Дьяконовы ответы» на 130 вопросов Нижегородского архиепископа Питирима (1719) и «Поморские ответы» на 106 вопросов синодального миссионера Неофита (1723). В создании этих произведений первостепенную роль сыграл Андрей Дионисьевич.

Иллюстрация. Андрей Дионисьевич

«Он первый понял, что нельзя продолжать своего отношения к никонианству на основе только эпического сознания и голословного верования, что старая вера заменена новою, и вместо истинного православия водворилось латинство. Нужно доказать и доказать фактами, что старые церковные обряды суть чины и обряды изначальные, древнерусские, унаследованные нами от древней греческой Вселенской церкви»^[vii]. Для этого Андрей Дионисьевич, разъезжая по разным городам по различным нуждам общежительства, в то же время не упускал случая изучить русские древности в разных монастырях, в Нижнем Новгороде, в Москве, в Твери, осмотреть древние иконы, кресты и старые рукописи и книги. С той же целью он рассылал по разным городам своих учеников, чтобы, если не купить, то, по крайней мере, сделать копии с древних икон и крестов и нужные выписки из старинных книг. Так была составлена знаменитая выговская библиотека, создано богатейшее собрание древнерусских и греческих икон.

Странствуя по русским городам, Андрей Дионисьевич от разных ученых людей получил кое-какие сведения в грамматике и в риторике, что впоследствии позволило ему заниматься самостоятельно. Однако, преуспев в этих науках, он не был вполне уверен в себе и не считал свои познания достаточными. «Он ясно сознавал, что мало знать факты, мало знать внешние свидетельства, необходимо еще владеть инструментом мышления, понимать существенные признаки предмета, уметь располагать свои мысли, и приводить их в стройный риторический и логический порядок, а всего этого нельзя достигнуть в совершенстве без руководительства ученого и знатного учителя»^[viii]. В Москве он услышал, что такой учитель есть в Киевской Духовной академии, и решил отправиться туда для получения высшего образования. Тем более что в Киев его влекло давнее желание «для самовидения древних святых свидетельств и для пользы всех древнее благочестие содержащих».

В компании московских купцов Андрей Дионисьевич вместе со своим учеником и келейником Мануилом Петровым отправился в Киев. Прибыв туда, они прежде всего отправились поклониться в Киевских пещерах мощам преподобных Антония и Феодосия Печерских, а затем — чудотворным иконам по всем киевским церквам и монастырям. Кроме паломнических, их интересовала и чисто практическая цель: сбор свидетельств, необходимых для доказательства истинности старых обрядов. Особенно ценным оказалось свидетельство от святых мощей преподобных Илии Муромца и Иосифа Многоболезненного: «на персех согбене руце, в десней руце сложены имея персты, яко же знаменуются двема перстома».

Под видом любознательного купца Андрей Дионисьевич отправился в Киево-Могилянскую академию и попросил у одного из преподавателей руководства в познании риторики, логики и философии. Тот, желая знать, насколько «купец» подготовлен, дал ему Библию и «повеле для лучшаго свидетельства ученым порядком написати ему слово. Приим же сей премудрый отец книгу, и отъиде во свое жилище. Изобрет же в ней приличную премудрому учению мудрую фему (тему — К. К.), взятую из премудрых притчей премудраго Соломона, еже есть: сотове медовни, словеса добра, сладость же их исцеление души».

На данную тему Андрей Дионисьевич достаточно быстро составил «Слово», которое привело преподавателя в восторг. Он приказал одному из учеников прочесть «Слово» вслух перед всеми учениками, а затем спросил их мнения по поводу прослушанного сочинения. Все принялись хвалить «Слово», приняв его за творение одного из древних авторов — одни за перевод греческого, другие — за перевод с латинского. Тогда преподаватель объявил им автора, чем привел учеников в немалое изумление. С этого времени Андрей Дионисьевич стал беспрепятственно посещать занятия в Академии, усердно изучая риторику, философию и богословие.

«Егда же блаженный он яко премудрая пчела, от всюду собирающая имство, к возделанию всесладчайших медвенных сотов, собра потребная тамо стяжания, ко укреплению и разпространению древняго благочестия, и видя духовныи свой корабль по премногусущь, невещественнымь богатством обременен, яко учением внешнимь, а наипаче получением очезрительных премногих тяжкоценных вещей, иже тех ради взыскания наипаче бысть Богу любезныи, иже человеком полезныи, иже антихристу, и его слугам страшныи… потом достизает богонасажденнаго не на востоце, но в полунощном окиана брезе, Выговскаго Богоявленскаго общежительнаго едема. И бяше всем обитателем общежительным и скитским неисповедимая радость о пришествии премудраго отца, и шед в часовню со отцы и братиею, прежде воздаша Богу благодарение, молебное пение, и поздравление отдаша»^[ix].

Полученные Андреем Дионисьевичем знания оказались просто неоценимыми при составлении им выдающегося памятника отечественной богословской, исторической и религиозно-философской мысли — «Поморских ответов». История создания этой книги, в подлиннике называющейся «Ответы пустынножителей на вопросы иеромонаха Неофита» и написанной на 366 листах (свыше 500 страниц современного книжного формата), такова: 22 апреля 1722 г. император Петр I издал указ, в котором предписывалось послать к староверам, проживающим в Олонецком уезде, из Синода «духовное лицо для разглагольствия о происходящем церковном несогласии и для увещания».

22 сентября на Олонецкие заводы прибыл синодальный миссионер иеромонах Неофит, ученик главного в то время гонителя староверов – архиепископа Нижегородского Питирима. Руководствуясь практикой своего учителя, Неофит послал выговцам приказ немедленно явиться для собеседования и разбора предложенных им 106 вопросов, угрожая в случае неявки «гражданским судом и казнью без пощады». Над Выговской киновией сгустились тучи — еще свежо было воспоминание о недавнем разгроме Керженских обителей. Промедление было смерти подобно. После поста и усердных молитв выговцы приступили к написанию требуемых ответов, и уже в июне 1723 г. рукопись «Поморских ответов» в двух экземплярах была сдана в канцелярию Петровских заводов в Олонце: первый экземпляр для самого иеромонаха Неофита, второй — «для хранения в Канцелярии».

Предисловие к «Ответам» гласило: «Мы, Древлеправославныя Церкве остальцы, от православных праотцев и отцев родившиися и научившиися, православных древних архииреов и прочих священных отец и святых российских чудотворцев святое и богопросвещенное благочестие по священным староцерковным книгам соблюдаем. Не новины какия затеяхом, не догматы своесмышленыя нововнесохом, не за своевольная предания утверждаемся, но готовая Древлеправославныя Церкве предания содержим, по готовым священным книгам службу Богу приносим, еже есть в готовей Древлеправославней Церкви пребываем, по божественному Златоусту: Церковь есть не стены и покров, но вера и житие, не стены церковныя, но законы церковныя»^[x].

4–5 сентября 1723 г. состоялось публичное собеседование Неофита с выгорецкими отцами, которые после «разглагольствия» были «отпущены с миром». Логическая аргументация синодального миссионера была исчерпана. Неофит был посрамлен, и в дальнейшем в своей «миссионерской» деятельности ему оставалось лишь прибегать к давно испытанному средству: «изыскивая старообрядцев, всяким принуждением и коварством приводя к своей церкви: непокоряющихся же сажая в тюрмы и во оковы и в канцелярии производя допросами коварными, приводя к новинам и неволею к своей церкви; а крепко стоящих записывая под двойной оклад и правя денги с них и за старые годы, с коего времени указ состоялся. И быстьхристианом от него великое гонение и истеснение»^[xi].

«Поморские ответы» явились коллективным трудом выговцев — в оригинале под ними стоят подписи девяти уполномоченных: Даниила Викулина, Ипатия Максимова, Петра Акиндинова, Михаила Андреева, Клима Ефремова, Ивана Михайлова, Павла Дементьева, Севастьяна Савинова и Антония Лукина. Однако, судя по всему, в действительности круг авторов «Ответов», возглавляемый Андреем Дионисьевичем, был гораздо шире. По особому плану множество людей занималось сбором документальных свидетельств и материалов для составления, а также сверкой и переписыванием набело «ответных книг». Ближайшими помощниками Андрея Дионисьевича были его брат Семен и Трифон Петров. Существует также предположение, что «Поморским ответам» предшествовало некое аналогичное сочинение, созданное иноками Соловецкого монастыря и положенное Андреем Дионисьевичем в основу своих ответов.

«Поморские ответы», направленные в защиту старой веры от нападок синодальных миссионеров, представляют собой самый настоящий свод знаний по богословию, церковной археологии и палеографии. В этом труде обобщен большой объем памятников письменности, иконописи и декоративно-прикладного искусства, содержащих свидетельства в пользу старых обрядов: около 130 печатных изданий, несколько десятков древних рукописей, в т.ч. знаменитый Изборник Святослава 1073 года, более 60 памятников церковной старины… В «Поморских ответах» выговские книжники также разоблачали подложные рукописи, изготовленные новообрядческими миссионерами, – «Деяния на еретика Мартина» и так называемый Требник митрополита Феогноста.

При этом, сосредоточиваясь на защите старой веры, выговские отцы в своих ответах старались избегать резких выражений и оскорбительных выпадов, спокойно, с многочисленными ссылками на исторические факты, на Священное Писание и произведения отцов Церкви, разбирали вопросы Неофита и давали исчерпывающее объяснение разногласий между старообрядцами и «великороссийской» церковью. По этому поводу киновиарх Выгорецкой обители Андрей Борисович (1734– 1791) в «Описании жития Андрея Дионисьевича Выгорецкого» писал: «Андрей сам, что сочиняше, с великим опаством и рассмотрением, а особливо “Ответы” свои против Неофита, и с коим праведно рещи, что не точию читающим потребно ко укреплению древлецерковного благочестия, но еще весма годным и для сущей политики, ибо коль он в них умел учтиво и благопристойно во всем и со всеми персонами писменно беседовати, нисколько не раздражая их характера. Но при том нисколько не уступая и в заступлении древности». Когда Симеон Дионисьевич высказался за более резкую формулировку ответов, Андрей Дионисьевич сказал ему: «Брате любезный Симеоне! Уже нам российских архиереев и философов никакою ревностью не возвратити будет в свое состояние. Тако Богу изволившу содеватися в последнее печальное время. Но опасайся кийждо из нас да спасает душу свою. А к ним с почтением да ответствуем, и аки бы солию растворити честнословием наши словеса, по святому апостолу – благоумнее да пишем и глаголем. Ибо не научити их сим хотяще, но точию себе оным доставити желаем в благоспасительный покой»^[xii]. «Благоразумие Андрея Дионисьевича оказалось особенно полезным при составлении «Ответов». Опасение тогда требовалось исключительное. В 1719 году были разгромлены староверческие обители в Ряпино (ныне Эстония). 21 марта 1720 года, в результате доносов архиепископа Нижегородского Питирима, был казнен в Нижнем Новгороде диакон Александр. Его обезглавили, тело сожгли и прах бросили в Волгу. Из 94 скитов, находившихся в лесах Чернораменских Приволжья, Питирим не успел уничтожить только двух»^[xiii].

После краткого предисловия, в котором изложены причины неприятия старообрядцами официальной церкви (т.е. различные «нововводства» патриарха Никона) и указаны главные основания собственного учения, в «Поморских ответах» разрешается общий вопрос, «православно ли имели веру всероссийския земли от начала крещения», а затем подробно разбираются предложенные иеромонахом Неофитом 106 вопросов о старых и новых книгах, о разных обрядовых различиях и некоторые пункты догматического характера (об иерархии и таинствах). Отвечая на поставленные вопросы, Андрей Дионисьевич во всем блеске развернул свою эрудицию и выдвинул весьма богатый арсенал историко-археологических оснований в пользу старых обрядов.

Иллюстрация. Поморские ответы. 1723 г.

Большинство вопросов Неофита касалось общих для всего Древлеправославия тем, а потому и «Поморские ответы» стали своего рода манифестом всех старообрядцев и были приняты практически всеми старообрядческими согласиями (и беспоповцами, и поповцами) в качестве главного руководства для объяснения самого существа староверия — вплоть до наших дней. Наиболее обстоятельно в «Ответах» были рассмотрены вопросы о двуперстном крестном знамении, о погружательном крещении, сугубой аллилуйе, восьмиконечном кресте. Лишь девять последних вопросов касались особенностей беспоповского учения (вопросы 98–106). В ответах на эти вопросы Андрей Дионисьевич обосновывал богослужебную практику поморцев: доказывал возможность существования Церкви без священства и исполнения ряда таинств (в частности, крещения и исповеди) «по нужде» простыми мирянами, выбранными из народа. Особо рассматривался вопрос о таинстве причастия: по мнению поморцев, таинство причастия хотя и относится к «нужнопотребным», необходимым для спасения таинствам, однако после раскола Русской Церкви и отступления иерархии от истинной древлеправославной веры нет возможности совершать это таинство видимым образом. Старообрядцы не могут обращаться к «великороссийской» церкви, поскольку в ней отсутствует правильное священство. Что касается теоретической возможности существования священства и правильности исполнения им таинств, то «Поморские ответы» полностью ее не отрицали. Вместе с тем излагалось учение о духовном причастии, которое понималось как мистическое общение с Христом: «неимущии где причаститися, за неимение священника, чрез веру и добродетельное житие духовно причащаются, и тояжде (той же. — К. К.) благодати сподобляются»^[xiv]. На это есть многочисленные указания и в святоотеческой литературе. Так, блаженный Феофилакт Болгарский в «Благовестнике» так толкует слова Евангелия от Иоанна: «И ты можеши не токмо по тайному причащению ясти и пити плоть и кровь Владычню, но по иному образу».

«Поморские ответы» быстро разошлись по всей России в большом количестве списков (до нашего времени дошло более 200 списков этого произведения). Вместе с интересом к книге возрастал и авторитет ее авторов, сумевших в глухом северном краю в течение всего шести месяцев дать богословски выверенные, документально точные и в то же время дипломатичные ответы на специально сочиненные в Синоде вопросы, порой носившие прямо провокационный характер (в частности, вопросы о «благоверии» императора). Не потеряла книга своей значимости и злободневности и в наши дни. Поэтому до сих пор актуально звучат слова известного старообрядческого начетчика Ф. Е. Мельникова: «“Поморские ответы”, заключающие в себе основы староверия, остаются не опровергнутыми»^[xv].

***

Отдельно следует сказать о подлинных списках «Поморских ответов». Долгое время их судьба оставалась неизвестной, однако благодаря В. Г. Дружинину, обратившемуся к материалам Синодального архива, многое удалось прояснить. Опровержение «Ответов», после признанного неудачным «разглагольства» иеромонаха Неофита со старообрядцами было поручено ученому богослову Феофилакту Лопатинскому, который представил написанный им труд Синоду в 1734 г. Питирим, епископ Нижегородский, взял этот труд для просмотра, а в 1742 г. рукопись была направлена для нового рассмотрения и дополнения Арсению Мацеевичу, митрополиту Тобольскому, переведенному затем на Ростовскую митрополичью кафедру. Последний обратился в Синод (7 октября 1743 г.) с просьбой прислать ему для работы подлинный экземпляр «Поморских ответов», что и было исполнено 16 ноября того же года. Тогда же в архиве Синода было сделано подробное описание этой рукописи, однако о возвращении её в архив никаких данных не оказалось. В 1745 г. Арсений Мацеевич закончил редактирование и дополнение книг Феофилакта Лопатинского «Обличение неправды раскольнической». Арсением Мацеевичем было также составлено «Дополнение обличения Ответов раскольнических, пустосвятами выгорецкими предложенных». Несомненно, что для завершения всех этих работ автору потребовался бы оригинал «Поморских ответов». Однако просветительская деятельность митрополита внезапно оказалась прерванной, в апреле 1763 г. его вызвали в Синод, лишили святительского сана и заключили в Ревельскую крепость, где он и скончался в 1772 г. Эти события не могли не отразиться самым пагубным образом на судьбе личной библиотеки митрополита, где временно находился подлинный экземпляр «Поморских ответов». В 1763 г. по указу Сената была составлена опись библиотеки Арсения Мацеевича, по которой в ней числилось 337 рукописей и книг, однако «Поморских ответов» в их числе не оказалось. Как отмечает Н. Ю. Бубнов, «о дальнейшей судьбе этой примечательной рукописи за последующие полтора века можно только гадать»^[xvi]. Очевидно лишь то, что выполненное старообрядцами в 1911 г. издание «Поморских ответов» «в лист» в типографии Преображенского богадельного дома в Москве было осуществлено именно по этой рукописи. В. Г. Дружинин особо отметил воспроизведенное в этом издании факсимиле подлинных подписей вышеупомянутых выборных лиц от выгорецких скитов, пославших рукопись «на рассмотрение» иеромонаху Неофиту.

В том же 1911 г. в Москве было осуществлено ещё одно издание (Поморских ответов»: в типографии П. П. Рябушинского, в 4°, на средства Московского старообрядческого братства Честного и Животворящего Креста Господня. Оригиналом для этого издания послужила та же подлинная рукопись, что следует из её краткого описания, содержащегося в статье «От издателей», открывающей книгу. В этом описании приводится не только перечень подписей выборных лиц от семи поморских скитов и указывается расположение этих подписей в оригинале, но приведена скрепа синодального секретаря Ивана Муринова, идущая по листам книги и повторённая несколько раз. Как стало ясно лишь сравнительно недавно, В. Г. Дружинин имел возможность посмотреть и подержать в руках как имевшийся в распоряжении издателей оригинал «Ответов», так и второй подлинный экземпляр, предназначавшийся для отсылки императору и хранившийся, как можно предполагать, в канцелярии Петровских заводов. Обе эти рукописи В. Г. Дружинин нашёл в доме московского старообрядца-федосеевца Егора Егоровича Егорова (1863-1917), который взял с него слово сохранить этот визит в тайне. Как стало известно впоследствии, 1 экземпляр подлинных «Поморских ответов» с автографами выговских «отцов» был куплен собирателем у известного книготорговца С. Т. Большакова 15 февраля 1893 г. (№ 193 собрания Егорова) за 75 руб., а другой, предназначавшийся для императора – у М. Т. Вострякова в июне того же года (№ 194) за 100 руб. В 1919 г. коллекция Рукописей Е. Е. Егорова поступила в Российскую государственную библиотеку в Москве (РГБ), где и хранится поныне.

К.Я. Кожурин

[i] Стефанович П. С. Приход и приходское духовенство в России в XVI–XVII веках. М., 2002. С. 296.
[ii] Кутузов Б. П. Русское знаменное пение. М., 2002. С. 232–233.

[iii] Поморские ответы. М., 2004. С. 183.
[iv] Муратов П. Древнерусская иконопись в собрании И. С. Остроухова. М., 1914. С. 4.
[v] Преображенский А. В. Культовая музыка в России. Л., 1924. С. 70.
[vi] Успенский Л. А. Богословие иконы Православной Церкви. М., 1997. С. 509.
[vii] Барсов Е. В. Четьи Минеи братьев Денисовых // Сборник статей в честь М. К. Любавского. Петроград, 1917. С. 668–669.
[viii] Там же. С. 670.
[ix] Житие и подвизи премудраго древняго благочестия учителя блаженнаго отца Андрея Дионисиевича, иже трудоподвижне написа за древнее святое благочестие преславныя книги ответственная, едину против нижеградскаго епископа Питирима: другую же против вопросов присланнаго от Синода иеромонаха Неофита // Сборник житий наставников Выга. БАН. Собр. Дружинина. № 647. Л. 177 об. – 178 об.
[x] Поморские ответы. С. 3.
[xi] Филиппов И. История Выговской старообрядческой пустыни. М., 2005. С. 168.
[xii] Борисов А. Описание жития Андрея Дионисьевича Выгорецкого. ИРЛИ. Усть-Цилемское собр. № 41. Л. 100 – 101.
[xiii] Заволоко И. Н. Странник, идущий в гору. Рига, 2004. С. 49.
[xiv] Поморские ответы. С. 324.
[xv] Мельников Ф. Е. Краткая история Древлеправославной (старообрядческой) Церкви. Барнаул, 1999. С. 146.
[xvi] Бубнов Н. Ю. Поморские ответы – главная книга старообрядцев // Старообрядчество: история, культура, современность. Т. II: Материалы. М., 2005. С. 98.