Е.М. Сморгунова. Московский купец И.А. Ковылин на Преображенском кладбище
Старейшие захоронения Преображенского кладбища относятся к 1771 г. – году основания кладбища. Самая ранняя дата – 7 сентября 1771 г. Предистория кладбища начинается несколькими десятилетиями раньше. По указу Петра с 1723 г. в Москве и других городах не разрешалось хоронить внутри города «мертвыхъ человеческих телесъ, кроме знатныхъ персонъ». Предлагалось погребать их в монастырях и около приходских церквей вне города[1]. Кладбище и карантин были устроены в Екатерининской Москве, после «черного морового поветрия» в 1771 г, когда староверы получили разрешение строить карантинные бараки для жителей столицы, чтобы собирать больных и хоронить умерших. Живущие уже с конца XVII в. в Москве федосеевцы сумели во второй половине XVIII в. завести свое общежитие, которое получило название «Преображенское кладбище»[2]. Основателем и первым руководителем обители почти сорок лет был московский купец Илья Алексеевич Ковылин. Его следует поставить первым в духовной иерархии как «попечителя и учредителя Преображенского Богаделенного дома»[3]. Он был крепостным крестьянином князя А.Б. Голицына; в Москве занялся торговлей и подрядами, приобрёл довольно значительные средства и стал московским купцом. В крещении Василий, свое имя Илья, по которому он был известен, Ковылин получил на тридцать восьмом году жизни, в 1768 г., приняв веру староверов-федосеевцев. Деятельность его приобрела заметное значение, как уже было сказано, в 1771 г., когда в Москве из-за чумы: в городе началась паника, и вместе с тем явилась опасность, что многие жители Москвы разбегутся по другим городам и разнесут заразу. 1 сентября 1771 г. последовал указ, которым жители приглашались устраивать своими средствами заставы и карантины около Москвы, чтобы никого не выпускать из города без осмотра, а всех подозрительных задерживать. Ковылин и его товарищ купец Зеньков предложили устроить на собственные средства такой карантин. Получив на это разрешение, они арендовали у крестьян с. Черкизова подгородный участок земли, через который шла большая дорога на Владимир, поставили заставу у земляного вала на границе города. Они построили несколько домиков и задерживали всех, выходивших из Москвы. Около этого первоначального посёлка и образовалось впоследствии Преображенское кладбище. И.А. Ковылин руководил общиной 38 лет. Община стала монастырем со строгими правилами, с разделением на мужскую и женскую обители[4]. В 1781 г. И.А. Ковылин ездил в Данилов монастырь Выговской пустыни, откуда привез Выговский устав, ставший вместе с федосеевским уставом основой правил жизни Преображенской поморской общины. Но потом был принят устав, полученный с Ветки. Это были трудные для староверов Москвы времена гонений: громились моленные, сменялись руководители общины. И вставший во главе московских староверов И.А. Ковылин явил собой образ строителя, защитника бедных, утешителя вдов и сирот. Вот как описывает М.И. Чуванов подвиг преображенских староверов: «На фоне страшной картины, воскрешающей образы Апокалипсиса, окраина Москвы в районе деревни Черкизово, где за короткое время старообрядцы возвели карантин, казалась землей обетованной. Ревнители древнего благочестия Москвы и пригородов напряженно трудились, спасая город: лечили, кормили, ухаживали за больными, провожали умерших в последний путь»[5]. И нам дается образец «нравственного авторитета», «ярчайший пример служения идеалам Древлеправославной Церкви».
Ковылин многих успел привлечь к себе, и в карантине у него почти непрерывно совершались перекрещивания. Московское начальство в то тяжёлое время, конечно, не имело ни охоты, ни времени следить за таким нарушением законов; напротив, самоотверженная и несомненно полезная для борьбы с чумой деятельность Ковылина обеспечила ему на будущее время даже покровительство властей. Он, между тем, работал на утверждение возникшей в заставе общины. На занятую землю он распорядился перенести дома многих умерших в его карантине людей и успел многих из оставшихся в живых склонить к решению остаться тут же жить. Выбранный настоятелем, Ковылин пользовался большим влиянием на окружающих и умел привлекать колеблющихся. В первый же год Ковылин отлично обстроил вновь возникший посёлок, приобрел за большие деньги множество старых икон. Он умело привлекал богатых жертвователей и отлично ладил с властями, так что во все время царствования Екатерины II община его была спокойна и процветала. Император Павел взглянул на эту общину неблагосклонно и последовали указы, которые неизбежно должны были привести общину к полному уничтожению. Но Ковылин сумел ходатайствами и богатыми подарками задержать в Москве применение этих указов. Лучшие времена вернулись с воцарением нового государя. В первый же год царствования Александра I, Ковылин через кн. А.Б. Куракина успел исходатайствовать очень благоприятный для староверов указ 15 октября 1801 г.; это доставило ему ещё больше известности и почёта среди всех вообще старообрядцев в империи; затем он успел испросить повеление, в силу которого Преображенское кладбище было признано учреждением гражданским и потому подчинено только ведению полиции. Этим окончательно обеспечено было процветание кладбища, к концу жизни Ковылина оно насчитывало до 10 000 прихожан; жили на кладбище до 1500 чел. И.А. Ковылин скончался в 1809 г., «августа 21 дня, пополудни во 2-м часу, на 78 году от рождения его. Похоронен 23 августа». Его захоронение – ближайшее к кладбищенской часовне. Как видно из эпитафии, все свои долгие годы жизни он особенно заботился о единстве в церкви: «Смертный! помни, что Святая церковь, или духовное христиан собрание есть одно тело, котораго глава Христос, и что всякое несогласие между христианами – болезнь церкви, оскорбляющая главу ея, – так старайся убегать всех тех случаев, которые удобны к воспалению вражды и раздоров». Сбоку на надгробном камне еще одна надпись: «Не забудь, о человек, что состояние твое на земли определено вечною премудростью, которая знает сердце твое, видит суету желаний твоих и часто отвращает ухо от прошения твоего из единого милосердия»[6]. Интересно, что фамилия Ильи Алексеевича написана по-московски: «Кавылин», отражая московское «аканье» и живое московское произношение XVIII в. Ковылин был также и писателем; после него осталось несколько посланий по вероисповедным вопросам. Они опубликованы в 1869 г. в «Чтениях Московского общества истории и древностей». Первоначальным импульсом работы, посвященной семейным и родовым старообрядческим захоронениям, и бесценной помощью при осмотре захоронений Преображенского кладбища и надписей на могилах послужили материалы по Преображенскому некрополю, которые много лет из своей долгой жизни собирал упоминавшийся ранее Михаил Иванович Чуванов, старейший наставник Преображенского храма, бессменный староста, или «председатель старообрядческой Преображенской общины старопоморского согласия в городе Москве» (1890–1988). Он начал свою удивительную работу еще тогда, когда были целы многие надгробия: составлял списки захоронений, старался узнать отсутствующие даты жизни и имена покойных, искал описания старых могил и надгробий кладбища, привлекая для составления своего списка различные исторические источники, сверял со списками наставников, иноков и других насельников Преображенского богаделенного дома[7]. Поэтому из его материалов мы можем узнать то, чего уже нет сейчас: многие плиты были сбиты, памятники расколоты. Однако, материалы Чувановского некрополя расположены в алфавитном порядке; территориальное соседство и весь объем родовых и семейных связей в них не отражены. Понятно, что жизнь и смерть людей не придерживаются этого принципа: по алфавиту люди не умирают, и в алфавитном порядке их не хоронят. На кладбищенской территории захоронения располагаются рядом, группами по родству и свойству, а внутри кладбища по участкам, которые учитывают естественные границы захоронений и размеры оград. На Первом Всероссийском Соборе христиан старообрядцев-поморцев, который был созван в 1909 г. «ради обновления духовной жизни христиан», был поставлен один из «насущных вопросов в жизни Церкви Христовой» и главнейший для жизни общины: «О настоятелях и духовных отцах». Этот вопрос продолжал оставаться важным для руководства общиной и на Втором соборе в Москве в сентябре 1912 г. Уже «Предисловие» к Собору просто в перечне участников Собрания определяет качества и достоинства духовных руководителей: «изобилующие духовным богатством подвижники и мужи знания, исполненные Христовой Веры, сияющие нелестным благочестием, строжайшие хранители законов Божиих и блюстители отеческих преданий и обычаев». Собор специально обсуждает вопрос об увековечении памяти Поморских отцов. Они характеризуются как «христианский пример благочестия, положившие душу свою за други своя»[8]. Многие руководители Преображенской общины называются в их надгробных надписях на Преображенском кладбище, вслед за И.А. Ковылиным, «настоятелями» или «старейшими настоятелями». Если расположить настоятелей по годам их смерти, указанным в надгробных надписях, то можно получить последовательный список руководителей Преображенского общежительства. Быть может, это не все бывшие в истории общины настоятели, но лишь те, у которых на Преображенском кладбище остались надгробные надписи. И это ценнейшие материалы для истории Преображенской старообрядческой обители, в ряде случаев включающие сведения об усопшем. Так, благодаря надгробной надписи о настоятеле Василии Осипыче, кроме времени его кончины и возраста (Сконч. 1829 г. маия 9 дня. Жития его было от роду 46 лет. Погребен 12 того же месяца9), становится известно еще, что он был крестьянином села Борисовского. Сохранилось и надгробие другого настоятеля А.Т. Носкова. Надпись на его памятнике гласит: «Под сим камнем погребено тело Преображенского Богаделенного Дома старейшего настоятеля московского мещанина АЛЕКСЕЯ (Федот) Тимофеича НОСКОВА, жития его было 82 года. Скончался сентября 12 дня 1836 года в 3 часа пополудни. Сей почтенный муж находясь при сем сиротском общежительстве 26 лет неотлучно, имел усердное старание о благосостоянии обители сей и отеческое попечение о сиротах и неимущих»[10]. А вот какие пространные надпись и эпитафию содержит надгробие другого почитаемого старообрядцами настоятеля: «Сей памятник здесь скрывает сего доблестного маститого отца тело ГЕОРГИЯ (Василий) Гавриловича разлучившегося сего маловременного жития сего света на 83 г. от рожд. Декабря 16 дня в 4 ч. пополуночи 1870 г. при многочисленном народе и духовных его детей погребено на сем месте во многом сетовании и плачи его любящих и почитающих его труды».
«Высокочтимый сей отец, от юных своих ты лет посвятил сам себя своей строгой жизни, чтобы углубить свой разум в Божественном Писании и достигнуть той цели и глубокого знания християнских обрядов, православну веру исповедание, в которой находясь великим ревнителем сего учения, за что и был удостоен от сего сословия, избран был настоятелем и духовным отцем и многими лицами любим и почитаем за его знание и разум Божественного Писания и ответ на вопросы всякому недоразумевающи в Божественном Писании слова разъяснения»[11].
Надгробная надпись на камне написана так, словно составлявший эпитафию читает ее, стоя между погребенным и живыми, слушающими это надгробное слово: она то обращена в одну сторону, называя покоящегося под сим памятником «доблестного маститого отца» на «ты»: «от юных своих ты лет посвятил сам себя своей строгой жизни», то, обращаясь в другую сторону, писавший называет покойного в третьем лице: «избран был настоятелем и духовным отцем и многими лицами любим и почитаем за его знание и разум». В надгробной надписи Андрея Филимоновича Горлова даты жизни «…старейшего настоятеля Преображенской сей обители родивш. 7329 л. Скончавш. ноября мес. 11 дня 7414 лета. Жития его было 85 лет. Д.а. 30 ноября[12]» указаны по старому стилю от сотворения мира и без перевода на новый: 7329–7414 (то есть 1821–1905). Стихотворная эпитафия обращена к родным и близким от лица покойного с просьбой о памяти и молитве:
«Духовная моя братия и сродницы,
Не забудьте меня, егда молитися
Но видевшие мой гроб поминайте
Мою любовь, и молитися Христу,
Да учинит дух мой с праведными»[13].
Последним по времени настоятелем мужской Преображенской обители был Василий Тимофеевич, скончавшийся в 1907 г. Из своих 53-х лет 23 года он прожил в обители, был знатоком церковного устава, и его непрестанной заботой было церковное благочиние. Эпитафия на могиле «настоятеля мужской моленной ВАСИЛИЯ ТИМОФЕЕВИЧА сконч. 18 апреля 1907 г. в 7 ч. веч. на 53 г. от рождения. Д. а. 1 генваря» гласит:
«Сей муж прожил в оной обители 23 года добре ведая оустав церковныя службы, неустанно заботился о благочинии церковном, отличался щедростью и отзывчивостью к неимущим и по истине любил ближняго как себя самого»[14].
Непосредственное знакомство с теперешним состоянием надгробий на Преображенском кладбище позволило нам внести некоторые исправления и добавления; были привлечены также и другие исторические источники по описанию кладбища. «Благочестивую ревность» в вере чтят более всего у покойных оставшиеся живые их «братья и сестры» и хотят, чтобы память об этом сохранилась «в роды и роды во веки»[15].
- Шамурин Ю.И. Московские кладбища // Москва в ее прошлом и настоящем. Вып. 8. М., 1913. С. 89.
- Гришина З.В., Пушков В.П. Московский некрополь о старообрядческом купечестве конца XVIII–начала XX века // Мир старообрядчества. Вып. 2: Москва старообрядческая. М., 1995. С. 78.
- Сморгунова Е.М. Два века Московского Преображенского некрополя. Материалы из архива Михаила Ивановича Чуванова // Там же. С. 177.
- Чуванов М.И. Введение в историю древлеправославной староверческой церкви // Старообрядческий церковный календарь на 1986 г. Рига, 1986. С. 55.
- Чуванов М.И. Памяти И.А. Ковылина // Там же на 1985 г. Рига, 1986-5. С. 51–52.
- Чуванов М.И. Преображенское кладбище // Мир старообрядчества… С. 199.
- Чуванов М.И. Преображенское кладбище… С. 183–210 (Публикация Е. Сморгуновой).
- Заволоко И.Н. Поморские ответы и их значение для старообрядчества (1723–1973) // Старообрядческий церковный… на 1973 г. Рига, 1973. С. 3–5.
- Чуванов М.И. Преображенское кладбище… С. 188.
- Там же. С. 184.
- Чуванов М.И. Преображенское кладбище… С. 189.
- Там же. С. 190.
- Чуванов М.И. Преображенское кладбище… С. 190.
- Чуванов М.И. Преображенское кладбище… С. 188.
- См. Сморгунова Е.М. Москва москвичей. М., 2006. 312 c.