По материалам архива визуально-антропологических съемок, 1990–2000-е гг.
Обыденная жизнь верхокамских староверов.

Все что становится обыденным, мало ценится
Вольтер

Отечественная визуальная антропология – сравнительно молодая дисциплина, начало формирования которой относится к концу 1980-х годов и связано с созданием фестиваля культурно-антропологических фильмов в Пярну (Эстония), а также именем профессора антропологии Монреальского университета Асена Баликси, который провел обучающий семинар по визуальной антропологии в сибирском поселке Казым с участием документалистов МГУ им. М.В. Ломоносова^[1]. Уже в первые несколько лет самостоятельного развития визуальная антропология в России привлекла этнографов, фольклористов, музыковедов, философов, археографов и в результате появились первые визуально-антропологические фильмы и исследования, начались методологические споры, в Институте культурного и природного наследия в 1993 году прошел первый отечественный трехдневный семинар по проблемам визуальной антропологии. У визуальной антропологии в России сегодня есть фестивали и семинары, Центры и лаборатории и даже обучающие курсы в университетах^[2]. Многие полевики самых разных специальностей используют видеосъемку не просто фиксирующую, но «наблюдающую», «соучаствующую», «сопереживающую»^[3], историки и филологи осваивают методы создания документального кино или привлекают к сотрудничеству профессиональных кинодокументалистов.
Если в съемках используется не сценарный, а хроникальный метод, объем видеоматериалов может исчисляться многими часами. Однако расшифровка, аннотирование и детальное исследование таких видеодокументов – слишком трудоемкий процесс, поэтому используются они обычно, как и при работе по сценарному методу – для создания учебных или фестивальных фильмов. Фильм, даже самый длинный и «затянутый», отражает жизнь в ускоренном темпе. Границы фильма обязывают к лаконичности высказывания, а законы развития сюжета – к удержанию зрительского интереса. Ритм жизни героев в фильме передается условно.
Много раз мои учителя упрекали меня в том, что я не экономлю пленку, не выключаю камеру тогда, когда «событие» закончилось, ведь все равно эта «лишняя» съемка в фильм не войдет. За пятнадцать лет экспедиций в Верхокамье накопилось уже не одна сотня часов такого материала, который Е.В. Александров назвал «записными книжками» визуального антрополога. Этот материал – так мало востребованный исторический источник по совместной повседневности верхокамских старообрядцев и исследователей.
Видеосъемки в Верхокамье^[4] начали проводить в 1993 году совместно Археографическая лаборатория Исторического факультета (рук. И.В. Поздеева) и Центр визуальной антропологии (рук. Е.В. Александров) МГУ им. М.В. Ломоносова в ходе комплексных археографических экспедиций. Возможность использования видеокамер в общинах старообрядцев (где прежде было принято избегать и фотосъемку, и запись на магнитофон) была достигнута многолетними (с 1972 года) экспедициями университетских археографов, благодаря которым староверы привыкли к приезжим, сформировали терпеливое и даже доброжелательное отношение к устойчивому внешнему интересу^[5]. Необходимо назвать еще несколько факторов, «благодаря» которым стали возможными именно визуально-антропологические исследования: к 1990-м годам в Верхокамье осталось мало грамотных староверов, хранителей традиций, рожденных до революции. С уходом этого поколения, а также с исчезновением давления со стороны контролирующих органов государства уровень традиционной культуры стал быстро снижаться. Кроме того, традиционно московские археографы занимались книжным собирательством и описанием книжных собраний, их интересовали домашние библиотеки верхокамских поморцев^[6]. Книги для староверов, в особенности – беспоповцев, наивысшая ценность, поэтому переключение интереса приезжих ученых с книжности на видеосъемку могло восприниматься как меньшее зло.
Первые съемки были жестко организованы: экспедиция (5-10 человек) размещалась в отдельном доме, руководитель экспедиции предварительно договаривался о съемке, интервью проходили в соответствии с продуманным вопросником, перед стационарным микрофоном, предметы быта для съемки декоративно выкладывались на улице. Анализ полевых видеоматериалов позволил скорректировать тактику видеосъемок. Уже в 1994 году работа видеогруппы стала более ситуативной, интервью чаще переходят в свободные беседы, оператору удается сопровождать героя в перемещениях по дому и усадьбе. С 1996 года исследователи стараются останавливаться в домах староверов, благодаря этому до половины визуального материала, снятого во время последних пятнадцати полевых сезонов – это наблюдения за повседневными занятиями хозяев и соучастие в их жизни.

Летнее утро в доме Анны Еремеевны (2010)

Причина, по которой так много внимания и видеопленки мы уделяем обыденным, непримечательным обстоятельствам жизни староверов Верхокамья, в том, что вся жизнь, включая все ее элементы, имеет свое христианское объяснение. Старообрядческий быт сакрален, все социальные связи, конфликты, происшествия, все личные переживания пропускаются через причинно-следственный анализ высшего порядка, ведь каждый человек должен чувствовать себя «на Божьей ладони». Хотя тут же органично существует «народная демонология»: вера в «порчу», «сглаз», «пошибку»^[7].

Духовник в перерыве моления

Такими же важными задачами, как выявление элементов традиционного хозяйства или личного понимания веры для нас является исследование обыденности: заурядных, естественных элементов ткани повседневности, начиная с простого: как едят, как завязан платок, как сидит хозяйка, как и где присаживаются, приходя в гости…
Обыденные жизненные циклы почти совпадают с богослужебными кругами, только к дневному, седмичному и годовому надо прибавить важный – сезонный, который хотя и присутствует в церковном календаре, является в нем как раз наименее заметным.

Соборные старушки после моления (2010)

Обычный день, в котором делаются дела «как обычно», вот соседка зашла, «дак она всё ко мне ходит, язык-от – колоколό»^[8], – а что нового? – да вроде бы ничего.
Которое утро просыпаюсь от того, что в избе запел петух (зимой домашнюю птицу часто держат в избе за печкой), светает поздно, он проснулся вместе с Евдокией Александровной: «Петя-Петя, опять ты проспал и мы за тобой! Не стыдно тебе! Честны-от люди уж молятся!» Сквозь сон думаю, что надо бы срочно включить камеру… Сначала умываются, «затопляют» буржуйку, ставят варить картофельные очистки, которые остались после вчерашнего самодельного крахмала, встают на молитву, которую спокойно прерывают бытовыми вопросами, мелкими хозяйственными нуждами. А тепло взаимоотношений, лаконичную пластику движений немолодых женщин по избе, то, как циклически в течение дня подается «питтё» и автоматическим движением накрывается кружка, когда все напились: «нельзя посуду оставлять просту, биси-те напакостят» – все это надо увидеть. «Обедать» садимся около часу дня (без завтрака с непривычки туго), только отмолились. Нас усаживают в красном углу, «на почете», сами хозяйки едят за столом у печи. Евдокия Александровна постоянно подходит к нам и что-нибудь предлагает: «Лук-репка будёшь исть?» – «Не-ет!» – «Есть!» Веселимся, хотя верхокамская еда вполне соответствует христианским правилам – ее едят для удовлетворения потребности, а не ради удовольствия. Правда, картофельные очистки в сравнении с окрошкой из соленых «пеканов» оказались даже вкусными. После обеда приходит время поработать. Зимой нас учили прясть шерсть, ткать половики, вязать носки с очень тугой пяткой, шить лестовки… Зимой катают свечи и, хотя эта работа требует духовного благословения, нас тоже приспособили к делу, весело оговаривая первые неприглядные результаты. И в любой сезон найдется время вечером почитать душеполезную книгу и попеть духовные стихи. Перед вечерним домашним молением второй раз трапезничаем, еда та же, что и в обед, только без окрошки. «Чай» – травяной отвар делают специально ради нас, в этом доме по верхокамской традиции пьют квас или «питтё» – солодовую брагу с овсяной мукой. Только после моления у Анны Еремеевны сошлось время дошить мне дубас (косоклинный портяной сарафан старинного кроя). Швейная машинка на том же столе – у печки, над ней «тетка Анна» пристроила лампу, чтобы не мешать Евдокии Александровне спать. Еремеевна рассказывает, как ее донимал покойный муж перед смертью, время как раз для такого рассказа. Около двух часов ночи, очнувшись на свет лампы, звонко запел петух, разгоняя нас по кроватям. Как Анна Еремеевна молилась «на отход ко сну» снять не удалось – она тихо клала поклоны в полной темноте.
Примечания
[1] Александров Е.В. Опыт рассмотрения теоретических и методологических проблем визуальной антропологии. М., 2003. С.5.
[2] См., например: Христофорова О.Б. Программа курса «Визуальная антропология» (для учащихся по специальности «Культурология», РГГУ) // Электронный ресурс: http://www.ruthenia.ru/folklore/hristoforova1.htm
[3] Александров Е.В. Видеомониторинг культуры: от лицевой летописи к виртуальной информационной среде // Материальная база сферы культуры. Вып.1. М.: Изд. РГБ, 1997. С.56–60.
[4] Верхокамье – район раннего заселения старообрядцами. Расположена эта небольшая территория в приграничье северо-востока Удмуртии и юго-запада Пермского края, где как раз у границы и находится исток реки Камы. Во множестве исследований отмечается, что Верхокамье – прямой духовный наследник Выговских поморских традиций. Особенности развития Верхокамского старообрядчества связаны с расколом в середине XIX века единого поморского общества на два согласия – «максимовцев» и «деминцев».
[5] Клюшкина И.В. Научные публикации по итогам комплексных археографических исследований Верхокамья (1972–2002) // Традиционная культура Пермской земли: к 180-летию полевой археографии в Московском университете, 30-летию комплексных исследований Верхокамья. Ярославль, 2005. С.331–341.
[6] См., например: Поздеева И.В. Верещагинское территориальное книжное собрание и проблемы истории духовной культуры русского населения веръховьев Камы // Русские письменные и устные традиции и духовная культура. М.: МГУ, 1982.
[7] См.: Христофорова О.Б. Колдуны и жертвы: Антропология колдовства в современной России. М.: ОГИ, РГГУ, 2010.
[8] Анна Еремеевна Будлакова, 1996 г.