В ряде исторических свидетельств и работ исследователей истории и культуры Выговского старообрядческого общежительства отмечается факт существования на Выгу традиции церковного почитания собствен­ных святых угодников — приверженцев старой веры.[1] Этот факт находит подтверждение и в текстах специально составленных служб, сохранивших­ся в небольшом числе списков.

К исходу XVIII столетия Выголексинское общежительство явилось уже полностью сфомировавшимся, идеологически и социально обустро­енным религиозным и хозяйственным центром беспоповцев поморского согласия. Помимо сельскохозяйственной и торгово-промышленной дея­тельности в обоих мужском Выговском и женском Лексинском монасты­рях процветали такие виды церковного искусства, как иконопись, храмо­вое зодчество, производство литых бронзовых икон, резьба по дереву крестов и надмогильных памятников, книгописное дело, знаменное пение и литературное творчество.

«В основе внутренней жизни обитателей Выговской пустыни лежали аскетические требования послушания, целомудрия, нестяжательности… Богомолие, пост, девственное житие, трудоделание»[2] являлись неукосни­тельными правилами выголексинцев. В этих условиях возник особый строй богослужебной практики, самобытность которого определялась тем, что службы и требы исполнялись фактически мирянами. Церковная община поморцев управлялась не рукоположенными пресвитерами, а из­бранными «миром» наставниками. На протяжении первых десятилетий выговскими большаками были составлены уставные документы, регла­ментирующие почти все стороны жизнедеятельности общежительства, включая и богослужебную практику. По-видимому позднее, на рубеже XVIII—XIX вв. сложился и богослужебный Устав.[3] Этот Устав представ­ляет собой оригинальное выговское сочинение, в котором отражена сложившаяся в общежительстве практика беспоповского богослужения. Го­довой цикл велся по старым дониконовским книгам. Но известно, что поморцы составляли и особые чинопоследования, например, чин испове­ди, крещения, покаяния, Вселенскую панихиду и другие,[4] приспосабливая традиционные тексты к особенностям своей жизни.

С одной стороны, выговцы ощущали себя единственными верными «остальцами древнего благочестия», отраслью истинной православной церкви, с другой стороны, отсутствие священства не могло не вызывать чувства неполноценности, ущербности, дисгармонии. Ни многочисленные трактаты, оправдывающие эту вынужденную драматическую ситуацию, ни, например, попытки обрести законных пастырей в самой Палестине, куда был направлен выговец Михаил Вышатин, не устранили опасного чувства неудовлетворенности.

В этих обстоятельствах выговцы обращаются к опыту поместных цер­квей и предпринимают беспрецедентную попытку создания пантеона соб­ственных святых. Не сразу, исподволь в Выгореции складываются целые этиологические циклы, включающие житийные повествования с чудесами, похвальные слова, слова по поводу кончины, памяти, плачи, духовные стихи, особые молитвы и, наконец, церковные службы и каноны. Венчает всю эту картину возникновение иконографической традиции, когда на иконах изображаются фигуры и лики с нимбами и надписаниями «пре­подобный такой-то».

Над могилами выговских основателей были воздвигнуты раки, крытые черным сукном, останки их почитались как нетленные мощи, а на места самосожжений и гарей отправлялись нарочные собирать сгоревший прах. Выговцы возвели в сонм святых не только своих предшественников XVII в. — протопопа Аввакума, Павла Коломенского, Игнатия Палеостровского, Феодосию Морозову, Евдокию Урусову и многих других, но и удостоили этой чести своих первых настоятелей — Даниила Викулина, Андрея и Семена Денисовых, Петра Прокопьева и др. И если первые про­славлялись как мученики, исповедники и страдальцы, то вторым святость придавал их ореол учительства и церковного строительства. Надо полагать, что в прославлении своих святых выговцы видели и исполнение других важ­ных задач: упрочение собственного авторитета и просветительство, укреп­ление веры преподанием примеров подвижничества из своей среды.

Таковы были условия, в которых на Выгу стали естественным обра­зом сочинять собственные церковные службы.

Обратимся непосредственно к текстам известных выговских служб. Мы располагаем списками служб шести деятелям Выгореции: Корнилию Выговскому, Даниилу Викулину, Геннадию Боровскому, Петру Прокопье­ву, Андрею Денисову и Семену Денисову. Еще три службы являются об­щими. Из них в двух прославляются новые российские исповедники и в одной — «учителя пресловущие».

Списки девяти служб известны по 11 рукописям, находящимся в хра­нилищах Санкт-Петербурга.[5] Тексты выговских служб в рукописях дошли до нас в виде отдельных тетрадей, в составе богослужебных сборников (как правило, конволютов) и в специальных сборниках служб поморским святым. Авторство ряда служб устанавливается благодаря особым при­мечаниям, сделанным известным поморским деятелем конца XVIII—нача­ла XIX в. Федором Петровичем Бабушкиным в специальном оглавлении сборника, некогда ему принадлежавшего.[6] Из этих примечаний выясняет­ся, что авторами четырех служб являются Семен Денисов, Григорий Карнаев (Романовский) и Иван Антонов.[7]

Все упомянутые службы написаны согласно православной уставной традиции и относятся к типу средних церковных праздников с литией и полиелеем, а большинство — и со всенощным бдением. В индивидуаль­ных службах выгорецкие отцы обозначены как преподобные, однако ге­нетической связи их служб с общей преподобнической службой не усмат­ривается. То же можно сказать и о службах страдальцам и учителям, составленных без ориентации на службы подобных чинов из Минеи общей.

Большинству текстов песнопений свойственны витиеватое многосло­вие, сложность риторических конструкций, являющиеся характерными признаками выговских литературных сочинений. Как показали проведенные нами исследования текстов, в службах наблюдается ряд специфиче­ских художественно-поэтических приемов. Одни приемы хорошо извест­ны, они широко применялись в славянской гимнографической традиции, другие являются сугубо специфическими и отражают стилистику нового времени.

Распространенным является прием, когда тексты тропарей канонов подчиняются предпосланному краегранесию. Встречаются различные спо­собы его прочтения: либо по первым буквам, либо по первым словам, читаемые как в прямом, так и в обратном порядке.[8]

Нетрадиционным приемом является помещение особых четверостиший перед канонами.[9] Например, в службе Даниилу Викулину читается стих:

Припадаю умиление ко всех Творцу:
Яко Господу всех и Зиждителю,
Да подаст ми смысл песнь принести отцу
Постьнику и пустынному жителю.
Широко применялся в текстах выговских служб третий прием — прием лексической и звуковой анафоры, организующей песнопения внут­ри групп. Часто встречаются устойчивые повторы первых слов в группах стихир, написанных на подобен. Например, три стихиры на «Господи, воззвах» на малой вечерне 4-го гласа на подобен «Дал еси знамение» из службы Андрею Денисову:

— Дал еси крепость…
— Дал еси хваление…
— Дал еси Господи…;
или четыре стихиры на стиховне 2-го гласа на подобен «Доме Евфратов» из службы Корнилию Выговскому:

— Дом и жилище Святаго Духа…
— Дом добродетелей сыи весь…
— Дом в пустыни на Выгу реце…
— Дом Божия церкве святые служитель на земли…
Этот прием наравне с акростихом хорошо известен в славянской литур­гической поэзии.

Единоначалие можно наблюдать в группах стихир, имеющих обозна­чение подобна, но не следующих в текстах за его первыми словами. На­пример: в службе Семену Денисову на великой вечерне на стиховне все три стихиры 1-го гласа на подобен «Прехвальнии мученицы» начинаются обращением «Преподобие отче Симеоне…»; или в службе Петру Проко­пьеву стихиры малой вечерни на стиховне 2-го гласа на подобен «Доме Евфратов» начинаются одним и тем же словом «иже»:

— Иже от перваго до единонадесятого часа…
— Иже в юности мира…
— Иже Христа Бога…
Анафоричность встречается и в текстах стихир, не имеющих обозна­чения подобна.

Звуковая анафора используется наиболее последовательно в канонах служб Геннадию Боровскому, Корнилию Выговскому, Даниилу Викулину. Здесь все тропари канонов подчинены ирмосам. Например, в 7-й песни канона из службы Геннадию Боровскому читаются — ирмос:

Купина в горе…
тропари:

Купно жительствующий с тобою в киновии мниси…
Куплю деющии мужие, случающеся в киновии…
Ко украшению пустыни нашея…
Приведенные примеры характерны для текстов всех выговских служб, в которых они последовательно применяются.

Говоря о службах выговцев в целом, следует отметить, что они пред­ставляют собой хорошо продуманные, цельные художественные компози­ции. Это свидетельствует о свободном владении выговскими авторами столь сложной формой, каковой является церковная праздничная служба. Выговцы следовали жесткому канону жанра и, не нарушая гимнографи­ческой традиции, создали целый корпус оригинальных сочинений, в ко­торых отчетливо проявилась стилистика особой выговской литературной школы.

Предположительно первой из созданных выговцами служб была «Служба святым исповедником новым росийским страдальцем, постра­давшим от новолюбителей за древлевосточное церковное апостольское и отеческое благочестивое предание» (далее — «Служба исповедникам новым»). Она известна в шести списках и является единственной из обо­значенных нами служб, часть песнопений которой была распета на крю­ках.[10] Авторство этой службы приписывается Семену Денисову — одному из основателей Выгореции. Его самого одним из первых выговцы возве­ли впоследствии в ранг святых, и ему также была создана отдельная служба. ‘Семен Денисов известен как автор множества сочинений, среди которых выделяются: «Виноград российский», представляющий собой пространное агиографическое сочинение именно о страдальцах и испо­ведниках; «Слово воспоминательное о святых чудотворцах в России вос­сиявших, яко о святости жития, тако и о преславных чудесах их».[11] Сочинение этих текстов косвенно подтверждает возможность того, что их автор мог сочинить и литургический текст, посвященный прославлению уже описанных им деятелей. Время создания службы — до 1741 г. опре­деляется датой кончины Семена Денисова.

Известно, что Семен Денисов был и знатоком знаменного пения. По свидетельству выговца Григория Яковлева, Семен Денисов вносил свои исправления в богослужебные йотированные книги[12] и даже писал гим­нографические сочинения с разными роспевами.[13] Эти знания позволяют предположить, что автором роспевов стихир указанной службы также мог быть Семен Денисов.

Состав и структура «Службы исповедникам новым» соответствует типу средних церковных праздников с литией и полиелеем. Характерно, что составитель службы воспользовался текстами чтений Священного Пи­сания и стихами перед стиховными стихирами, установленными для служ­бы не исповедникам, а мученикам. Кроме того, в выговской службе, так же как в общей службе мученикам, для хвалитных стихир избран подобен 8-го гласа «О преславное чудо». Иных структурных и текстовых коррес­понденций с соответствующими службами из Минеи общей не усматри­вается.

За исключением славников, стихир на литии и стихиры по 50-м псал­ме, стихиры службы имеют указания на подобны.[14] Таковыми являются три стихиры на «Господи, воззвах» на великой вечерне 4-го гласа — по­добен «Званный свыше», три «ины» стихиры на «Господи, воззвах» 6-го гласа — подобен «Все возложите», три стихиры на стиховне 5-го гласа — подобен «Радуйся» и три стихиры на «Хвалите» 8-го гласа — подобен «О преславное чудо». Отметим, что анафорическими повторами связаны тексты первых трех стихир на «Господи, воззвах», при этом начальные слова стихир не повторяют начальных слов подобна. Анафорические на­чала стихир групп на стиховне и на «Хвалите» определяются первыми словами подобное.

Перед каноном 6-го гласа помещено краегранесие «Защитники отече­ских законов почитаю», которое читается в обратном порядке от конца к началу канона по первым буквам тропарей и богородичнов. Ирмосы для этого канона автор почерпнул из великопостного цикла ирмосов, в том числе исполняемых в Страстной четверг, что придало канону особо скорбный характер.[15]

Содержанием «Службы исповедникам новым» является прославление приверженцев отеческой веры, претерпевших страдания и пытки, приняв­ших мучительную смерть от «новолюбцев-никониан».[16] Службе в целом и стихирам в особенности свойствен нарративный характер изложения. И хотя здесь нет исторических имен, конкретных реалий, тексты песно­пений насыщены подробностями, описывающими сущность церковного раскола, описания мучений исповедников сплетаются с изложением важнейших элементов старообрядческой догматики: «Егда новостей леды ознобиша росийския церкве сердце, тогда ярое суровство новоиюбителей вооружися на избранное Христово стадо, и бяху полны темницы, …но и во мрачных узилищах просвещахуся сердца страждущих…»,[17] «…и всяк град и место обагряшеся кровьми исповедников… яко не агарянские внуци, но сроднии людие искореневаху древнее святых предание…»,[18] «…российская церкви… православием, яко порфирою царскою, одеяна ликоваше, ныне же… от всея тоя лепоты обнажена узреся ибо двоперстное сложение, исповедующее Христа во двою естеству во единой же ипостаси, увы, дерзостно арменским наречеся, и крест Христов трисоставныи… отъяся, и брынским бесчесно назвася… три перстное [сложение] утвердися… уставы поколебашася…».[19]

Тема, которой посвящена «Служба исповедникам новым», явилась новой для русской гимнографии. Поэтому, вероятно, автор-составитель этой службы не мог ориентироваться на какой-либо один конкретный образец, и большинство песнопений службы составлено им самостоятель­но. Однако трагическое противостояние христиан и связанный с ним под­виг страстотерпчества не раз служили поводом к прославлению правед­ников в русской церковной традиции.[20] Это и обусловило тот факт, что в образном строе, в подборе отдельных словесных выражений, в самих стихирных формах и, наконец, в композиционной логике всей службы отчетливо проступает генетическая связь именно с русской гимнографической традицией и в первую очередь со службами, посвященными собы­тиями русской истории.

Рассмотрим некоторые особенности «Службы исповедникам новым», корреспондирующиеся с хорошо известными в литургической практике древними службами.

Так, например, тексты стихир 4-го гласа на «Господи, воззвах» имеют весьма характерную синтаксическую конструкцию. Первая часть этой конструкции представляет собой сложноподчиненное предложение, начи­нающееся с придаточного с использованием подчинительных союзов «егда… тогда». Такого рода конструкции обеспечивают динамическое на­растание смысловой «нагруженности» текста, в котором союзу «егда» принадлежит роль импульса:

я стихира — «Егда буря новостей поколеба всю Росию, тогда держими житейских страстей узами…»;
я стихира — «Егда новостей леды ознобиша росийския церкве серд­це, тогда ярое суровство новолюбителей…»;
я стихира — «Егда новолюбцы начаша утверждать новости в Рос­сии, тогда грозная их ярость…».
Естественным образом в этих стихирах по начальным словам усмат­ривается связь с подобном 2-го гласа «Егда от древа», явившемся архе­типом для многих праздничных стихир, в том числе и русским праздни­кам.[21] Однако более внимательное рассмотрение текстов позволяет утвер­ждать, что выговский автор опирался не на первоначальный образец, а скорее на древние стихиры русским праздникам, такие как славник 4-го гласа из службы Владимирской иконе Богоматери «Егда изыде Богоро­дице дево…», стихира по 50-м псалме 6-го гласа того же праздника «Егда пришествие пречистаго ти образа…», стихира того же праздника «Егда прииде Богородице образ твои ко граду Москве…»,[22] стихира на «Госпо­ди, воззвах» 8-го гласа службы Знамению иконы Богородицы в Новго­роде «Внегда убо мужие великого Новаграда…» и стихира из службы Меркурию Смоленскому «Егда злии агаряне отсекоша главу святому Меркурию…».[23]

В текстах стихир «Службы исповедникам новым» нет характерного стилистического приема средневековой литературы: проведения истори­ческих параллелей с библейскими событиями. Зато в новой службе тра­гическому образу страдальцев за старую веру противостоит образ христиан-«новолюбителей», которые сопоставляются с «нечестивыми агаряна­ми». Агаряне в данном контексте выступают как некая обобщенная безжалостная бездуховная и агрессивная сила. В связи с упоминанием агарян возникает ассоциация с русскими службами, в которых отразилась тема борьбы с татаро-монгольским игом. Например:

«…яко не агарянские внуцы, но сроднив люди искореневаху древнее святых предание» (3-я стихира на «Господи, воззвах» «Службы исповедникам новым»);
«…злого врага царя Батыя низложи и агарянския внуцы победи…» (славник на «Гос­поди, воззвах» б-го гласа службы Меркурию Смоленскому);
«…зловернаго царя Батыя ужасиво и самохвальнаго исполина победиво, и вси вноуци агаряньския поженуво…» (стихира Меркурию Смоленскому);[24]
«…тогда же зловредный Темир Аксак со всеми своими безбожными агаряны…» (славник на литии 4-го гласа службы Сретения Владимирской иконы Богоматери).[25]
Связь с древнерусскими праздничными стихирами обнаруживают и самогласные стихиры. Некоторые из них проявляются лишь на уровне инципита, например:

«Что шум празднующих умножается..» — славник 7-го гласа на стиховне
«Службы ис­поведникам новым» и славник 2-го гласа службы Минодоры, Митродоры и Нимфодоры с тем же инципитом.
Иные выговские стихиры-самогласны текстуально восходят к извест­ным образцам, например:

«Днесь радуется верных множество…» — славник на «Хвалите» 6-го гласа
«Службы ис­поведникам новым» и славник на «Господи, воззвах» 6-го гласа службы Тихвинской иконе Богоматери.[26]
Еще пример:

«Апостольских предании известные хранители…» — славник на литии 3-го гласа выговской службы и аналогичные тексты в службах: 16 июля,
Память святых отцов шести соборов (славник на литии 3-го гласа), 30 января,
Память трех святителей вселенских (славник на стиховне 3-го гласа), 11 октября,
Память святых отец 7-го собора (славник на литии 3-го гласа).
Последний пример, пожалуй, единственный, когда тема песнопения из преждебывшей службы оказалась столь созвучной идее новой службы. Это становится очевидным уже по первым словам. Как известно, старо­обрядцы считали именно себя истовыми хранителями священных законов, идущих от апостольских времен.

Подобная органическая связь с русской средневековой гимнографией не случайна. Известно, что на Выгу существовала устойчивая традиция церковного почитания русских святых. Свидетельство тому — многочис­ленные списки житий и служб русским святым и праздникам, сделанные выговцами. Из 181 праздничного цикла, содержащегося в типовом по­морском йотированном Стихираре, 73 посвящены памятям русских свя­тых и праздников. В основном русские богослужебные циклы в Стихи­рарях представлены стихирами-славниками с дополнением стихир по 50-м псалме. Этот краткий тип состава песнопений служб был достаточно рас­пространен в певческих рукописях XVI—XVII вв. В поморской старооб­рядческой рукописно-книжной традиции он стал преобладающим, и лишь избранные службы в Стихирарях помещались со всеми стихирами. По-видимому, установившаяся на Выгу подобная практика обусловила и со­став йотированных песнопений службы новым исповедникам, фиксиро­вавшихся в рукописях. Кроме стихир-славников и стихиры по 50-м псал­ме в известных нам списках службы имеется первая самогласная стихира на литии и величание. Таким образом, мы располагаем семью йотиро­ванными песнопениями, из которых шесть — стихиры и одно — велича­ние.[27]

Приведем инципиты этих песнопений:

Славник на «Господи, воззвах» 8-го гласа — «Что вам принесем, доблии страдальцы…»,
1-я стихира на литии 1-го гласа — «Страдальческое торжество наста днесь…»,
Славник на литии 3-го гласа — «Апостолескихо предании известнии хранители»,
Славник на стиховне 7-го гласа — «Что шум празднующих умножается…»,
Стихира по 50-м псалме 5-го гласа — «Приидите отцелюбное собрание…»,
Славник на «Хвалите» 6-го гласа—«Днесь радуется верных множество…»,
Величание — «Величаем вас, святии новые страстотерпцы…».
Стихиры распеты в стиле знаменного роспева, а величание — знамен­ного и путевого.[28][29] Запись всех песнопений произведена в знаменной беспризначной пометной нотации. Тексты котированных стихир преимуще­ственно истинноречные, с отдельными вкраплениями элементов раздельноречия. Подобное «удревление» текстов, видимо, было свойственно выговским распевщикам.

Все йотированные стихиры написаны в разных гласах: 8, 1, 3, 7, 5 и 6. Службе в целом также свойственно гласовое разнообразие: в различных песнопениях представлены все восемь гласов. Причем смена гласов проис­ходит не только со сменой группы стихир, но и внутри микроциклов. Так, в разных гласах — 1, 2, 4 и 3 — написаны все стихиры на литии.[30] Роспевы самогласных стихир имеют четкий гласовый ориентир, выраженный в ис­пользовании характерных для каждого из гласов интонационных формул и их функционировании в напеве. Структура музыкальных текстов вполне согласуется с традиционной трехчастной формой гимнографического текс­та. Музыкальное развертывание в стихирах происходит за счет вовлечения новых формул, постепенно интонационно усложняющих и расширяющих объем звучания роспева, что является основным принципом формообразо­вания в знаменном роспеве. Преобладающий тип изложения — силлабомелизм этический. Примерно в третьей четверти формы песнопений помеща­ются фиты (от одной до трех),[31] обозначая тем самым кульминационные зоны звучания песнопений. В целом можно утверждать, что роспевы сти­хир, созданные выговцами в XVIII в., во всех основных принципах следуют средневековой музыкальной традиции.

Подводя итоги сказанного, необходимо заметить, что выговские литургисты смогли только начать свое большое дело, которое, судя по всему, не возымело дальнейшего воплощения. Больше того, оно не успе­ло вкорениться в практику общественного богослужения поморских общин, оставаясь, вероятно, уделом частного, келейного молитвословия. Об этом свидетельствует отсутствие указаний на отправление нарочитых выговских служб в поморских святцах и уставах. Эти службы не вклю­чались и в традиционные богослужебные книги: Минеи, Стихирари и Обихода. Неукорененность выговских служб подтверждается и чрезвы­чайно малым количеством списков, сохранившихся в государственных ар­хивохранилищах и в библиотеках поморских общин. По сведениям, имеющимся в выговском уставе, известно лишь, что в дни памятей выгорецких отцов им служили панихиды и пели литию над могилами.

Современные поморцы с большой осторожностью относятся к выговской гимнографии, полагая составление отдельных служб новым святым делом неканоничным. Прославление памяти страдальцев и мучеников первоначальной эпохи русского раскола ведется исключительно по сино­дикам в общеправославные поминальные дни.

Было ли литургическое творчество характерным для русского старо­обрядчества, или выговские службы явились уникальным опытом в многообразном творчестве староверов — на этот вопрос еще предстоит ответить.[32]

[*] Исследование поморской певческой традиции осуществляется Ф. В. Панченко при поддержке фонда Сороса (К.88/НЕ8Р N0.: 684/1995).

[1] Бывшаго безпоповца Григория Яковлева Извещение праведное о расколе беспопов­щины. М., 1888. С. 111; Барсов Е. В. Семен Денисов Вторушин, предводитель русского раскола XVIII в. Статья 2//Труды Киевской Духовной академии. 1866. Т. 2, № 6 (июль). С. 175, 179; Островский Д. Выговская пустынь и ее значение в истории старообрядче­ского раскола. Петрозаводск, 1914. С. 56.

[2] Островский Д. Выговская пустынь… С. 53.

[3] Устав. Круг вселетнаго богослужения поморского Выгорецкого монастыря. Саратов, 1913.

[4] См.: Исторический словарь и каталог или библиотека староверческой церкви/Сост. П. О. Любопытного. Изд. Н. Н. Попова. М., 1866; Дружинин В. Г. Писания русских ста­рообрядцев. СПб., 1912.

[5] БАН, собр. Дружинина, № 322 (XVIII в., 90-е гг.), № 328 (XIX в., 1-я четв.), № 65 (XVIII в., 90-е гг.), № 64 (конец XIX в.), № 63 (конец XIX в.), № 827 (XIX в., 30-е гг.), Основное собр., 33.13.16 (1820-е гг.), собр. Мордвинова, № 46 (1884 г.), собр. Строганова, № 43 (XIX в., 30-е гг.); ИРЛИ, Древлехранилище, Новгородско-Псковское собр., № 9 (1780-е гг.); РГИА, ф. 834, оп. 1, ед. хр. 841 (XVIII в., середина—XIX в., начало). Распределение списков служб по рукописям отражено в нашей статье «О литургическом творчестве выговцев» (ТОДРЛ. СПб., 1996. Т. 50. С. 220—228).

[6] РГИА, ф. 834, оп. 1, ед. хр. 841.

[7] Пользуясь примечаниями Ф. П. Бабушкина, первую предварительную атрибуцию сде­лал В. Г. Дружинин.

[8] См. службы: «Святым исповедником новым росийским страдальцем», «Блаженным и приснопамятным отцем нашим премудрым последняго христианска рода учителем пресловущим». Петру Прокопьеву, Семену Денисову.

[9] См. другие службы: «Кратковоспоминателнаго похваления стихословие, сочиненное в подобие службы святым новым российским страдальцем», Корнилию Выговскому, Андрею Денисову, Даниилу Викулину.

[10] Нам известно два йотированных списка: ИРЛИ, Древлехранилище, Новгородско-Псковское собр., № 9, л. 288—298; РГИА, ф. 834, оп. 1, ед. хр. 841, л. 225.

[11] Дружинин В. Г. Писания… С. 133, 148. Отметим, что «Слово воспоминательное о святых чудотворцах в России воссиявших» Семена Денисова печаталось в XVIII в. в старо­обрядческих изданиях вместе со «Службой всем святым российским чудотворцам» (см.: Воз­несенский А. В. Старообрядческие издания XVIII—начала XIX века. Введение в изуче­ние. СПб., 1996. С. 119—121). Сама «Служба всем святым российским чудотворцам», состав­ленная в XVI в. иноком Григорием Суздальским, была хорошо известна выговцам, о чем свидетельствуют сохранившиеся списки этой службы, выполненные характерными выговскими почерками (см., например, список 1740 г. в рукописном сборнике БАН, Каргопольское собр., № 118, л. 447—478). Кроме того, эта служба была введена и в богослужебную прак­тику поморцев. Так, в поморских месяцесловах отмечен день памяти всех российских чудо­творцев — 17 июля (см. рукописи БАН: собр. Дружинина, № 736, л. 68; Каргопольское собр., № 118, л. 216), а в Стихирарях помещены йотированные стихиры этой службы (см. рукописи БАН: собр. Чуванова, № 195, л. 276; № 25, л. 217 об.).

Несомненно, «Служба всем святым российским чудотворцам» оказала влияние на автора другой выговской службы — «Кратковоспоминателнаго по хваления стихословие, сочиненное в подобие службы святым российским страдальцем» (она же «Служба общая святым новым российским страдальцем»). Предполагаемый автор Иван Антонов построил эту службу по­добно службе инока Григория, посвятив каждую стихиру конкретному историческому пер­сонажу (см. об этой службе нашу статью: О литургическом творчестве выговцев. С. 222— 223)

[12] Бывшаго безпоповца Григория Яковлева Извещение… С. 109.

[13] Там же. С. 108.

[14] Все использованные в службах подобны зафиксированы в подборках подобное в по­морских котированных Обиходах.

[15] Подбор ирмосов в выговской службе сближает ее со службой Знамению иконы Бо­городицы в Новгороде Пахомия Серба, ирмосы канона которой также ориентированы на великопостный цикл, а ирмосы 4-й, 5-й и 9-й песни в этих службах общие. Включение в праздничные службы ирмосов, восходящих к канонам Страстной седмицы, — случай не еди­ничный, хотя и не распространенный в русской гимнографии. Ф. Г. Спасский отмечает по­добное явление кроме как в службе Знамению иконы Богородицы в Новгороде еще в служ­бах муч. Иоанну Новому и св. Арсению. Он объясняет этот прием «сербской манерой» со­ставления канонов (см.: Спасский Ф. Г. Русское литургическое творчество: (по современным Минеям). Париж, 1951. С. 29, 42, 107).

[16] Страстотерпцами по христианской традиции называются мученики, в особенности те, «которые претерпели страдания во имя Господа по коварству и клевете ближних своих — единоверцев» (см.: Полный церковнославянский словарь (со внесением в него важнейших древнерусских слов и выражений) / Сост. Гр. Дьяченко. М., 1899. С. 671). «Исповедник — открыто свидетельствующий веру, в святцах название исповедников… усвоено тем святым мужам и женам, которые претерпели за Христа великие и тяжкие мучения от лжеучителей и гонителей церкви Христовой, хотя и не приняли мученического венца» (Там же. С. 228).

[17] 2-я стихира на «Господи, воззвах».

[18] 3-я стихира на «Господи, воззвах».

[19] 2-я стихира на литии.

[20] См. службы Знамению иконы Богородицы в Новгороде, Борису и Глебу, Димитрию Углическому и др.

[21] В этом ряду следует отметить группу стихир на «Господи, воззвах» на этот подобен, входящую в службы Зосиме и Савватию Соловецким на 27 сентября и 8 августа, а также группы стихир на стиховне на подобен 5-го гласа «Радуйся» в службах Зосиме Соловецкому (17 апреля) и Александру Свирскому (3 августа), так как в выговской службе для стихир на стиховне избран тот же подобен. Эти наблюдения подтверждают мнение об особом почита­нии на Выгу севернорусских святых, и в первую очередь соловецких преподобных, преем­никами которых считали себя насельники Выга. Таким образом, выбор подобнов для опре­деления групп стихир в этих службах совпал не случайно.

[22] Отрывки стихир цитируются в раздельноречной редакции текста по книге: Сереги­на Н. С. Песнопения русским святым. СПб., 1994. С. 228.

[23] Там же. С. 163.

[24] Там же. С. 161.

[25] Там же. С. 426.

[26] Выбор в качестве образца одной из стихир из службы Тихвинской иконе Богоматери для новой службы, вероятно, может быть объяснен тем, что Тихвинская икона Богоматери была на Выгу особо почитаемой. Древнее изображение на ней Богомладенца, благословляю­щего двуперстным сложением, являлось неоспоримым свидетельством его исконности и всегда использовалось старообрядцами в полемике с официальными церковными оппонентами.

[27] Подобный состав фиксируемых песнопений в йотированных рукописях был достаточ­но распространен и в период средневековья.

[28] Оба роспева величания являются типовыми для величаний господским и богородич­ным праздникам и нарочитым святым.

[29] Аналогичный прием «удревления» текстов за счет введения элементов хомонии отме­чает Н. В. Рамазанова в поморской певческой традиции службы митрополиту московскому Филиппу (см.: Рамазанова Н. В. «Русскаго светильника, Филиппа премудрого, восхва­лим» (служба святому в источниках XVII—XVIII вв.) // Рукописные памятники: Публикации и исследования. СПб., 1997. Вып. 4. С. 28).

[30] Подобным свойством обладают стихиры из службы Зосиме и Савватию Соловецким, что лишний раз подтверждает исключительную значимость культа соловецких святых в ду­ховной жизни выговцев. (Благодарим А. Н. Кручинину за указание на эту аналогию.)

[31] Две фиты разведены в тексте.

[32] Помимо рассмотренных в наших статьях старообрядческих служб нам известна еще одна, посвященная памяти епископа Павла Коломенского. Текст этой службы был опубли­кован в старообрядческом журнале «Церковь» (Москва. 1911. № 43. С. 1025—1032) в каче­стве образца для создания новой службы старообрядческому святому в связи с его канони­зацией старообрядческой церковью белокриницкого согласия в 1911 г. В предваряющей пуб­ликацию текста статье указывается источник текста — рукопись начала XIX в. из частного собрания. Здесь же высказывается предположение о принадлежности составителя службы к поморскому беспоповскому согласию. В БАН (собр, Чуванова, № 177) хранится лицевой список службы Павлу Коломенскому, сделанный в 30-х гг. XX в. старообрядцем-беспопов­цем, возможно, с указанного издания или прямо с рукописи, послужившей источником для публикации. Две миниатюры с изображением Павла Коломенского, имевшиеся в списке XIX в. и в издании, повторены в рукописи из собр. Чуванова. Сама рукопись украшена еще несколькими незаконченными миниатюрами, иллюстрирующими сцены из жития свя­того.

Н. Г. Денисов, исследовавший текст службы Павлу Коломенскому, отмечает ряд осо­бенностей, характеризующих содержание, струкутру и поэтические приемы текстов (см.: Де­нисов Н. Г. Служба старообрядческому святому — епископу Павлу Коломенскому // Му­зыкальная культура средневековья. М., 1992. Вып. 2. С. 33—39). Среди прочего в текстах службы изложены основные отличия старообрядческой церкви от «никонианской» — восьми­конечный крест, сугубая аллилуия, двуперстие, форма написания имени 1сус. В поэтических текстах широко используются анафорические повторы, а ирмосы канона 6-го гласа подобра­ны из канонов Страстной седмицы. Подобные особенности, как было показано в нашей статье, были свойственны и другим старообрядческим службам. Это может служить под­тверждением предположения о принадлежности службы епископу Павлу Коломенскому к выговской литургической традиции.

Добавить комментарий