Егоров Е.Е.

Ю.Д. Рыков. Егор Егорович Егоров

Егор Егорович Егоров (1862 или 1863, Москва – 15. 12. 1917, Москва), купец 2-й гильдии, старообрядец беспоповского федосеевского согласия, видный деятель Московской Преображенской старообрядческой общины, выдающийся собиратель древнерусских икон, рукописных и старопечатных книг и предметов мелкой церковной пластики. Родился в Москве в потомственной старообрядческой семье, к-рая имела родовые корни в г. Рыбинске Ярославской губ. Заслуги коллекционера Е.Е. Егорова поистинне велики для всех тех, кто любит и ценит седую русскую старину и кто ее изучает…

Первым из Рыбинска в Москву приехал дед Е. Константин Егорович и открыл торговлю продовольственными товарами, а затем и ставший позднее знаменитый трактир в Охотном ряду. В 1825 г. Константин Егорович записался в купеческое сословие. Был видным деятелем федосеевской общины на Московском Преображенском кладбище. За активную старообрядческую деятельность в сер. XIX в. Константин Егорович был сослан в г. Пензу под надзор полиции. Здесь он и умер.

Торговое дело и трактир сосланного отца унаследовал и развил его сын купец 2-й гильдии Егор Константинович Егоров, к-рый также играл активную роль в общественной жизни старообрядческого Преображенского кладбища. В сер. XIX в. Е. К. Егоров женился на девице Федоре, происходившей из известной московской старообрядческой семьи Косичкиных. От этого брака в семье Егоровых родился сын Егор и две дочери: Екатерина и Елизавета.

Московский дом купцов Егоровых находился в Салтыковском переулке (ныне – Дмитровский переулок, д. 3) и имел семейную моленную.

Е. получил домашнее образование и традиционное старообрядческое воспитание. При жизни отца Егора Константиновича Е. обучался купеческому «делу» и привлекался к торговой купеческой деятельности, а после смерти отца в 1887 г. Е. унаследовал его торговое дело – продовольственный магазин и трактир в Охотном ряду, однако через год небольшим он отошел от торговой деятельности, продав свое «дело» московскому купцу 2-й гильдии С. С. Уткину, и стал активно и увлеченно собирать ценнейшие памятники древнерусской и старообрядческой истории и культуры, движимый страстным желанием сохранить их в старообрядческой среде.
Собирательская деятельность Е. была предопределена конкретно-историческими условиями 2-й пол. XIX в., поскольку после официального правительственного запрещения старообрядческого богослужения в 1856 г. в среде старообрядцев наступил период общего оживления коллекционирования икон и книг «дониконовского» времени с целью устройства в своих домах тайных моленных и отправления в них своих религиозных молений и служб. Такой собирательской деятельностью занимались отец и дед Е., и именно от них Е. «заразился» собирательской «страстью».

Е. был очень увлеченным коллекционером. Он сознательно тратил зачастую большие деньги из накопленного семейного капитала на приобретение тех или иных икон, предметов мелкой церковной пластики, рукописных и старопечатных книг, заинтересовавших его как старовера. Будучи тонким знатоком русской церковной старины, Е. отличался большой компетентностью, ибо обладал довольно хорошими познаниями в области древнего иконописания и палеографии. Эти познания определялись, прежде всего, его старообрядческим происхождением, живым умом и полученной с молодых лет образованностью. В немалой степени этому способствовали и справочные издания, каталоги и альбомы, имевшиеся в его обширной библиотеке печатных изданий, насчитывавшей вместе с комплектами журналов и газет около 30 000 единиц. Контакты с отдельными знающими профессиональными антикварами и реставраторами икон, а также редкое общение с нек-рыми учеными и археографами также обогащали практические знания Е. как коллекционера предметов родной церковной старины.

Как его дед и отец, Е. принимал деятельное участие в старообрядческой жизни, к-рая значительно активизировалась в России после Первой русской революции 1905 – 1907 гг. в связи с получением старообрядцами юридического права на официальное отправление религиозного культа по старым обрядам и на устройство старообрядческих общин. С 1906 г. Е. являлся членом официально учрежденной Московской старообрядческой федосеевской общины Преображенского кладбища, был активным участником общих собраний членов старообрядческой общины и в качестве выборного представителя прихожан принимал также участие в заседаниях Совета Преображенской старообрядческой федосеевской общины. В 1900 – 1910-х гг. Е. бывал на многих расширенных собраниях старообрядцев в Москве, Казани (1907), в с. Воскресенском Саратовской губ.(1913, 1915), в с. Киселеве Костромской губ. (1915), а также на всероссийских съездах старообрядцев-беспоповцев в 1908 – 1917 гг. Наряду с этим Е. был одним из крупных благотворителей Преображенского Богаделенного дома. В новых исторических условиях либерализации общественной и религиозной жизни в нач. ХХ в. легализовалась и деятельность Егоровской моленной в Салтыковском пер., а собирательская деятельность Е. получила новый дополнительный импульс.

Будучи начетным человеком благодаря полученному в семье традиционному старообрядческому воспитанию и образованию, в среде староверов Е. слыл авторитетным знатоком Священного Писания, Преданий Св. Отцов Церкви, истории Церкви и старообрядчества, древнерусской и старообрядческой книжности и иконописи. По отзыву известного исследователя старообрядчества Е. В. Барсова, Е. представлял собой тип развитого старообрядца.

В результате своей многолетней сознательной поистине подвижнической собирательской деятельности Е. собрал замечательное собрание произведений древнерусской живописи, предметов мелкой церковной пластики и весьма ценные коллекции рукописных и старопечатных книг. Были в составе коллекции и предметы лицевого церковного шитья.

Еще при жизни Е. его замечательные коллекции икон и книг тщетно пытались приобрести многие известные любители древнерусской старины и гос. учреждения. В числе их были известный московский коллекционер А. В. Морозов, нижегородские любители старины старообрядцы Н. А. Бугров и Д. В. Сироткин, Российский Исторический музей, Русский музей в Петрограде, старообрядческое Рогожское кладбище в Москве и др. Однако Е. категорически отказывался от предложений продать им свои коллекционные сокровища, желая, чтобы все они стали собственностью Преображенской старообрядческой общины и хранились там. Переговоры Е. с Советом Преображенской общины о возможном перевозе Егоровских коллекций на территорию Преображенского кладбища велись неоднократно на протяжении 1910-х гг., однако передача все время откладывалась по разным причинам. Руководство общины предлагало Е. разместить его коллекции в здании больницы федосеевцев Преображенского кладбища. В последний раз этот вопрос обсуждался на заседании Совета общины 21 сентября 1917 г., на к-ром присутствовал сам Е. Ввиду того, что помещение больницы Преображенского кладбища, куда предполагалось передать на хранение собрания Е., было, по мнению собирателя, не очень надежным для размещения и хранения, он попросил руководство общины отложить окончательное решение этого вопроса о перевозе на весну 1918 г. Однако осуществить это решение на практике не пришлось, поскольку 15 дек. 1917 г. Е. был злодейски убит грабителями в помещении собственной моленной в Салтыковском пер. Похоронен Е. на Преображенском кладбище в Москве. Его могила существует здесь и поныне.

Вскоре после смерти Е. собранные им и сосредоточенные в его доме в Салтыковском пер. коллекции были взяты под охрану Советской властью. Видную роль в деле поступления коллекций Е. в ГРМ сыграл заведующий отделением рукописей и старопечатных книг Г. П. Георгиевский, к-рый 19 дек. 1917 г. обратился по собственной инициативе к и. о. народного комиссара имуществ Республики П. П. Малиновскому, возглавлявшему Комиссию по охране памятников старины и художественных сокровищ при Московском Совете рабочих и красноармейских депутатов, с просьбой принять необходимые срочные меры для охраны ценного имущества убитого купца Е. В рез-те такого обращения П. П. Малиновский 28 дек. 1917 г. выдал специальный мандат на прием научного и художественного имущества убитого Е. на временное хранение в Московский Публичный и Румянцевский музеи.
Прием егоровского имущества в Музей был возложен Ученой коллегией Румянцевского музея на комиссию в составе Г. П. Георгиевского, Л. Л. Зубалова и М. Ф. Ходасевича. 29 дек. 1917 г., согласно предписанию комиссара рабоче-крестьянской милиции г. Москвы М. И. Рогова, началось составление «охранительных» описей коллекций и имущества Е. В январе 1918 г. охранные описи на рукописи, старопечатные книги, иконы, предметы мелкой пластики и лицевого шитья были уже подготовлены. Во главе дела по со-ставлению описей научного и художественного имущества покойного Е. стоял старший помощник заведующего 3-м Тверским комиссариатом милиции г. Москвы И. А. Трушин. Практическую работу по составлению описей вели члены комиссии ГРМ, а также привлеченные к этому делу другие лица. В Румянцевский музей была вывезена большая часть рукописей, а также часть икон, предметов мелкой пластики и книг старой кириллической печати. Оставшаяся часть научного и художественного имущества Е. должна была временно храниться в его доме, так как у ГРМ не было свободного помещения для перевозки всех коллекций Е. На основании вышедшего вскоре декрета Совета Народных Комиссаров РСФСР, по к-рому все духовные завещания в пользу религиозных общин были аннулированы, а дальние родственники лишены права на наследование имущества, егоровские коллекции были национализированы и объявлены гос. достоянием. По свидетельству отчета ГРМ по отделу рукописей и старопечатных книг, Г. П. Георгиевский уже к началу февраля 1918 г. зарегистрировал и перевез в отдел свыше 3 000 предметов этого собрания.

Учитывая, что национализированные коллекции Е. хранились в ГРМ временно, ГРМ обратился 3 марта 1919 г. в юридический отдел Московского Совета рабочих и красноармейских депутатов с просьбой «передать Музею, как учреждению государственному, в полную собственность» «на благое просвещение народа» все памятники старины и искусства, собранные убитым купцом Е. Ходатайство ГРМ было удовлетворено, и коллекции Е. стали полной собственностью Музея.

В феврале 1921 г. под руководством эмиссара ГРМ В. О. Нилендера была начата перевозка оставшихся в доме Е. рукописей и старопечатных книг, а также библиотеки.

В 1923 г. иконы и предметы мелкой пластики из собрания Е. по постановлению Ученого совета ГРМ были переданы Российскому Историческому музею. (Архив ГБЛ, оп. 17, ед. хр. 218, л. 3 – 7, 19, 20, 22 – 24, 34 – 37). В отделе рукописей ГРМ было оставлено тогда 66 икон «для сравнительного изучения рукописных миниатюр и иконописных изображений» (см. хранящуюся в ОР ГБЛ докладную записку Г. П. Георгиевского на имя директора ГРМ от 27 марта 1923 г., а также приложенный к этой записке список 66 икон). Впоследствии часть икон из Исторического музея и остававшаяся часть икон из ОР ГБЛ попали на хранение в Гос. Третьяковскую галерею. (см.: Антонова В. И., Мнева Н. Е. Указ. соч., т. 1, с. 33, 36).

Собрание икон Е. представляло собой весьма ценную в научном и художественном значении коллекцию древнерусских икон различных школ живописи. Здесь имелись иконы различных мастеров московской, новгородской и строгановской школ древнерусской живописи, а также иконы афонского письма. Коллекция насчитывала ок. 1200 икон, написанных масляными красками, на сосновых и липовых досках, а также свыше 60 резных каменных и медных икон, крестов и др. предметов мелкой церковной пластики. В числе икон Егоровского собрания были, например, иконы с изображением Господских и Богородичных образов, пророков, святителей, многих византийских и русских святых, а также Господских и Богородичных праздников. Среди таковых икон находилась икона с изображением Преображения Господня, московской школы, имевшая «Рублевскую легенду» и датированная условно 1425 г. Данная икона происходила из коллекции известного московского собирателя И. Л. Силина. Имелась икона 1-й пол. XVI в. московской школы с изображением Спаса Нерукотворного с прозванием «Мокрая брада», икона Богоматерь Иерусалимская московской школы XV в., икона Богоматерь Корсунская (Ярославская оплечная) со святыми на полях новгородской школы, датируемая 2-й пол. XVI в., икона московской школы 1-й четв. XVI в. с изображением св. благоверного кн. Владимира Святославича, крестившего Русскую землю в 988 г. от Рождества Христова, и первых русских св. князей-страстотерпцев Бориса и Глеба с житием их на полях, двухсторонняя таблетка новгородской школы кон. XV – нач. XVI в. с изображением Страстей Христовых, Деисусный чин, по всей вероятности, афонской школы XV в. с изображением Спаса, Божией Матери и Архангела Михаила, апостола Павла и св. мученика Димитрия Солунского, двухсторонняя таблетка московской школы живописи с изображением церковных праздников Триодного цикла: Недели мясопустной и Страшного суда, Недели о Мытаре и Фарисее, Недели о Блудном сыне, Субботы и Недели Сыропустной и мн. др. Среди замечательных икон собрания Е. строгановского письма имеется трехстворчатый складень Походная церковь нач. XVII в. Из трех створок сохранилась только средник и левая часть складня. На каждой сохранившейся доске створки имеется деление на 6 рядов, образующих шествие святых или от-дельные клейма. Складень предположительно связывается с деятельностью иконописного мастера Истомы Гордеева.

В основу собрания икон Е. легли родовые иконы, доставшиеся ему по наследству от деда и отца. Дальнейшее формирование коллекции шло гл. образом путем покупок у антиквариев и у старообрядцев Москвы, Петербурга, а также на ярмарке в Нижнем Новгороде и в др. городах Верхнего и Нижнего Поволжья. В числе источников комплектования данного собрания были антикварные магазины С. Т. и Н. С. Большаковых, М. П. Вострякова, И. Л., Д. И., Евг. И. и Ел. И. Силиных, П. П. Шибанова и др. Значительное число икон было куплено Е. у московского купца Пономарева, который распродавал заложенное ему за долги и невыкупленное замечательное собрание икон П. М. Постникова. Отдельные иконы поступали в собрание от приезжих из разных мест.

Среди древнейших предметов мелкой пластики из камня в собрании Е. имелись каменные иконы с изображениями Гроба Господня, датируемые 13 – 14 вв., иконы Сретение Господне XV в. и икона Богоматерь Знамение XV в., происходившие из коллекции известного московского собирателя древнерусской живописи Н. М. Постникова. Отдельные иконы с изображением Гроба Господня дополнительно содержат также изображения Сошествия во ад, св. мученика Георгия Победоносца, архидиакона Стефана (?), св. чудотворца Николая Мирликийского, 7 спящих ефесских отроков.

На протяжении 1888 – 1916 гг. Е. вел учет предметам своего собрания икон и предметов мелкой пластики в специальных каталогах. В этих каталогах владелец отражал краткие сведения о предметах своего собрания, указывал имена их бывших владельцев, а также дату и место их приобретения и денежную стоимость.
Весьма ценной в научном и историко-культурном отношении являлась и собранная Е. коллекция славяно-русских рукописных книг. В составе ее находилось свыше 2 000 рукописей XIV – XX вв. Это была одна из крупней-ших частных коллекций славяно-русских рукописных книг в Российской империи. Замечательный знаток книжного наследия Древней Руси акад. А. И. Соболевский в начале XX в. относил ее к числу самых больших частных собраний России, ставя собрание Е. на третье место после крупнейших рукописных собраний графа А. С. Уварова и Е. В. Барсова. Несмотря на известность рукописного собрания Е. в научном мире, при жизни владельца лишь немногим российским исследователям довелось ознакомиться с рукописями его собрания. В числе тех немногочисленных ученых и археографов, к-рым посчастливилось видеть отдельные рукописные книги Егоровской коллекции, были С. А. Белокуров, Г. П. Георгиевский, В. Г. Дружинин, Н. П. Лихачёв.

Гл. отличительной чертой данного собрания рукописных книг является его универсальность и широкий хронологический диапазон, богатый репертуар рукописной книжности, а также замечательный подбор ранних, редких и лицевых рукописей. Около половины собрания составляют рукописи XIV – XVII вв. Более 150 рукописных книг имеют точную датировку. Многие рукописные памятники представлены несколькими списками разного времени.

Собрание рукописных книг Е. формировалось в период 1880-х – 1910-х гг., но его первооснову составил небольшой комплекс «родовых» книг, собранных еще его дедом К. Е. Егоровым. Этих «родовых» книг насчитывалось у Е. около сотни. Основной формой комплектования его замечательного собрания являлись покупки, а гл. источником – московский и петербургский антикварный рынок, Нижегородская ярмарка и старообрядческая среда Москвы, Петербурга, Верхнего и Среднего Поволжья. Отдельные рукописи и целые партии рукописей (иногда довольно крупные) Е. покупал у таких известных московских и петербургских букинистов-антикваров как С. Т. и Н. С. Большаковы, М. П. Востряков, П. Н. Ерыкалов, П. М. Иванов, Е. М. Казаков, Н. Ф. Немилов, М. Я. Параделов, В. Д. Розанов, И. Л., Д. И., Евг. И. и Ел. И. Силины, П. П. Шибанов, А. Т. Шитиков и др. Другой формой комплектования служили заказы рукописей у профессиональных переписчиков, в т. ч. у известного талантливого городецкого книгописца и художника И. Г. Блинова. В числе заказанных в 1910-х гг. у И. Г. Блинова рукописей был экземпляр лицевого «Слова о полку Игореве», написанный стилизованным уставом и украшенный великолепными высокохудожественными красочными миниатюрами.

В составе собрания Е. имеются значительные комплексы рукописных книг, происходящие из библиотеки еп. Угличского Амфилохия (Казанцева, Сергиевского), петербургского коллекционера А. И. Егорова, петербургского купца, члена и попечителя различных благотворительных учреждений Е. С. Егорова, петербургского купца С. В. Сажина, ярославского коллекционера Я. С. Сафкинского, ковровского собирателя И. Д. Першина, горбатовского собирателя старообрядца Белокриницкого согласия Н. П. Никифорова, вольских книгособирателей старообрядцев Кирилловых, собирателя-старообрядца из г. Вольска Саратовской губ. Ф. О. Плигина и др. В составе собрания Е. находятся также отдельные рукописные книги из др. частных, монастырских и церковных собраний, в т. ч. из собраний казанского собирателя Ф. Т. Васильева, «верховника» кн. Д. М. Голицына, петербургского купца И. П. Лаптева, казанского врача и судовладельца Д. И. Образцова, отставного офицера Семеновского гвардейского полка, титулярного советника жителя Петербурга А. И. Сулакадзева и др., из собраний Ниловой Столобенской пустыни, Антониева Сийского, Иосифо-Волоколамского, Кирилло-Белозерского, Корнильева Комельского, Коневского Рождественского, Луцкого Рождественского, Межигорского Спасо-Преображенского, Соловецкого Спасо-Преображенского Троице-Сергиева, Ферапонтова, Московского Чудова и многих др. крупных, средних и мелких российских монастырей и церквей. Ряд рукописей по своему первоначальному происхождению и бытованию восходит к биб-кам Бисериканского и Сучавского монастырей в Молдавии, одна из рукописей – Пандекты Никона Черногорца, гл. 31 – 63, сер. XIV в. происходит даже из книжного собрания Зографского мон-ря на православном Афоне.

Самую большую часть данного собрания составляют книги Священного Писания, творения Отцов Церкви и богослужебная литература. Эти книги в составе коллекции Е. насчитывают около четверти ее состава. Большая часть их датируется XVI – XVII вв. Наиболее значительную группу в них занимают такие памятники древнерусской письменности, как Евангелия, Псалтири, Апостолы, Минеи служебные, Трефологии, Триоди Постные и Цветные, Святцы и др. В составе указанных книг довольно значительна доля богослужебных певческих рукописей XVII – XX вв. на крюковых нотах (ок. 100 ед. хр.). Самой ранней рукописью является Апостол-апракос (полный) в списке 2-й пол. XIV в. рус. извода (№ 84) и Евангелие-апракос (краткий) в списке кон. XIV – нач. XV в. рус. извода (№ 108).

Другую крупную группу в составе собрания Е. составляют рукописи патристического, богословско-учительного, богословско-аскетического и полемического содержания. Замечательной рукописью данной группы является Евангелие учительное 2-й четв. XVI в., украшенное замечательными миниатюрами, инициалами и заставками кремлевских мастеров-художников времени царя Ивана Васильевича Грозного (№ 80). Из царской мастерской Ивана IV происходит, несомненно, и т. н. «Егоровский сборник», содержащий 330 великолепно выполненных красочных миниатюр очеркового характера (№ 1844). В состав данного уникального лицевого сборника входят Апокалипсис толковый, Слово св. Иоанна Богослова на Успение Пресвятой Богородицы, Слово похвальное на Зачатие св. Иоанна Предтечи и Сказание о чудесах Архангела Михаила. Данный сборник имеет тесную связь с Лицевым летописным сводом Ивана Грозного, к-рый, как известно, создавался кремлевскими книжными мастерами в Александровской слободе, приобретшей после постройки там каменного кремля и переезда в Слободу царя Ивана статус «нового града». В числе рукописных книг находятся Творения Отцов Церкви св. Иоанна Златоуста, св. Василия Великого, св. Григория Богослова, св. Ефрема Сирина, Дионисия Ареопагита, Иоанна Дамаскина, Симеона Нового Богослова и др. В числе древнейших книг этой группы рукописей находятся Пандекты Никона Черногорца в списках среднеболг. извода сер. XIV в. (№ 1, 2-я часть кодекса, гл. 31 – 63) и 3-й четв. XIV в. (№ 18), а также Лествица св. Иоанна Лествичника в списке серб. извода кон XIV (?) – нач. XV в. (№ 380). Произведения древнерусских духовных писателей богословско-учительного характера представлены многочисленными именами. В коллекции находится много списков поучений и слов Климента Словенского, Кирилла Туровского, Серапиона Владимирского, митрополита Киевского Илариона, Григория Цамблака, являющихся замечательными образцами древнего ораторского искусства. Здесь находятся творения таких выдающихся писателей-публицистов, как преп. игумена Иосифа Волоцкого, преп. инока Максима Грека, митрополита Московского и всея Руси Даниила, инока Отенской пустыни под Великим Новгородом Зиновия Отенского, основателя скитского жития на Руси инока Нила Сорского, старца Псковского Елиазарова мон-ря Филофея, Значительную часть коллекции составляют богословские произведения духовно-нравственного и аскетического характера, а также церковно-канонические памятники.

В собрании имеется количество старообрядческих сочинений, большинство к-рых относятся к числу произведений представителей т.н. беспоповского толка. Репертуар этих сочинений очень широк. Наиболее значительная часть их принадлежит перу поморских авторов. Однако, кроме беспоповских рукописей, в собрании имеются и немало рукописей, написанных старообрядцами т.н. поповского толка. Значительно число сборников, содержащих в своем составе сочинения родоначальников старообрядчества протопопа Аввакума, инока Епифания, романово-борисоглебского священника Лазаря, священнодиакона Федора, руководителей Выговской старообрядческой пустыни Андрея и Семена Денисова и др. Среди старообрядческих рукописей имеется немало полемических сочинений, в том числе направленных против церковных нововведений и реформ патриарха Московского и всея Руси Никона (Минина). В составе собрания Е. хранятся два подлинных экземпляра т.н. «Поморских ответов», написанных старообрядцем-поморцем Андреем Денисовым и его помощниками от имени «выговских пустынножителей» на 106 вопросов иеромонаха Неофита, направленного Св. Синодом, согласно указу императора Петра I от 22 апр. 1722 г., в Олонецкий уезд «для разглагольствия о происходящем церковном несогласии и для увещания». Оба оригинала подлинных «Поморских ответов» были подписаны 9-ю уполномоченными выговцев во главе с ее основателем Даниилом Викуловым и переданы иеромонаху Неофиту и в канцелярию Петровских заводов в Олонце (№№ 193, 194). Помимо подлинных Поморских ответов, в фонде находится большое число и их списков XVIII – XIX вв. В фонде имеется также немало списков и др. популярного в старообрядческом мире полемического сочинения под названием «Диаконовы ответы» на 130 вопросов еп. Нижегородского Питирима, составленные от имени диакона Александра на Керженце поморцем-выговцем Андреем Денисовым при участии его одноверцев брата Семена Денисова и Трифона Петрова. Кроме полемических рукописей, в собрании имеются старообрядческие произведения исторического, житийного, эсхатологического и иного содержания. В подавляющем большинстве рукописи этой группы представлены в списках XVII – XX вв., однако иногда имеются и автографы старообрядческих писателей. В числе исторических старообрядческих сочинений находятся значительное число списков «Истории о зачале Выговской пустыни» Ивана Филиппова, «Истории об отцах и страдальцах соловецких» Семена Денисова, его же «Винограда российского» и др.

В собрании находится большое число рукописных книг, содержащих в своем составе памятники древнерусской оригинальной и переводной лит-ры. Рукописи данной группы позволяют всесторонне проследить историю развития древнерусской лит-ры, ее репертуар, разнообразие литературных жанров и стилей и бытование. В числе памятников находятся многочисленные слова, повести, сказания, жития византийских, славянских и древнерусских святых, послания, различные апокрифические произведения и др. Произведения древнерусских светских писателей представлены именами царя Ивана Васильевича Грозного, выезжего из Великого княжества Литовского служилого человека Ивана Пересветова, кн. А. М. Курбского и мн. др. авторов. Особую историко-литературную ценность в данной группе рукописных текстов представляет список 30-х гг. XV в. «Памяти и похвалы князю Владимиру» Иакова Мниха, в к-ром отразились черты древнейшего русского летописания XI в. Собрание замечательно великолепным подбором житий русских святых в разновременных списках: Авраамия Ростовского, Александра Свирского, князей страстотерпцев Бориса и Глеба, Димитрия Прилуцкого, преп. Зосимы и Савватия Соловецких, преп. Иоанна и Прокопия Устюжских, Иоанна Рыльского, Кирилла Белозерского, св. благоверного кн. Константина Муромского и его сыновей Михаила и Феодора, Леонтия Ростовского, св. благоверного кн. Михаила Черниговского и боярина его Феодора, Никиты Новгородского, Никиты Столпника Переяславского, митрополита Киевского и всея Руси Петра, царевича Петра Ордынского, Сергия Радонежского, кн. Феодора Смоленского и Ярославского и чад его Давида и Константина, ливонских мучеников Иоанна, Антония и Евстафия, пострадавших «от Немец», и мн. др. Из житий славянских святых в фонде находятся жития «учителя славяном» Кирилла, Иоанна Белгородского, Саввы и Симеона Сербских. К житийным па-мятникам агиографии примыкают и помещенные в разных рукописях сказания о Знамении иконы Пресвятой Богородицы в Великом Новгороде, о Явлении икон Пресвятой Богородицы Казанской и Тихвинской, о Сретении иконы Пресвятой Богородицы Владимирской, Повести о приходе Темир-Аксака (среднеазиатского завоевателя Тимура) на Русь и о чудесном спасении страны от нашествия после принесения в Москву иконы Богородицы Владимирской и др.

Круг рукописных книг исторического содержания, не связанных со старообрядческой традицией, в масштабе собрания сравнительно невелик. Эти рукописи датируются XV – XIX вв. и представляют собой гл. образом хронографические и летописные тексты. Наиболее значительное место в этой группе рукописей принадлежит русским хронографам различных редакций в списках XVI – XVII вв. Особую историко-культурную ценность среди них имеет лицевой русский Хронограф редакции 1512 г. конца XVI – начала XVII в., содержащий свыше 1 000 живописных красочных миниатюр (№ 292). Данная рукопись представляет собой попытку иллюстрирования событий всемирной истории как подражание Лицевому летописному своду XVI в.

В собрании Е. имеется немалое число списков византийских и древне-русских памятников историко-юридического содержания. В числе их нахо-дятся списки Кормчих, Номоканонов, Правды Русской, Стоглава 1551 г., Соборного Уложения 1649 г. и др. Правда Русская принадлежит к числу осно-вополагающих юридических памятников Древней Руси. В собрании она представлена 5 списками, к-рые относятся к Пространной редакции. Три списка из них датируются XVI в. и содержат текст Новгородско-Софийского вида Синодально-Троицкой группы (№ 254, 472, 850), один в списке кон. XVI – нач. XVII в. относится к Ферапонтовскому виду той же группы (№ 253) и еще один в списке нач. XVI в. – к Археографическому виду Пушкинской группы (№ 245). Среди списков Кормчих особо выделяется Кормчая нетрадиционной редакции, составленная и написанная игуменом Иосифо-Волоколамского мон-ря Нифонтом Кормилицыным в 30-х гг. XVI в. (№ 156). Данная Кормчая была составлена волоцким игуменом «по гранем, а не по соборам», в связи с чем это обст-во вызвала критические нарекания со стороны руководства Рус. Православной церкви в лице митр. Московского и всея Руси Даниила, а затем и митр Московского и всея Руси Макария, о чем свидетельствует собственноручная запись игумена Нифонта, оставленная на листах названной Кормчей.

В составе рукописного собрания Е. имеется ряд рукописей научного и учебного характера XVI – XIX вв., однако число их сравнительно невелико. В этой группе находится несколько алфавитов XVII в., учебных пособий по риторике и философии в списках XVI –XVIII вв., сочинений грамматического содержания в составе сборников XVI – XVII вв., руководства по иконописанию в списках XVII – XIX вв. Сочинения медицинского содержания представлены несколькими Лечебниками в списках XVII – XIX вв. В собрании хранится также небольшое количество рукописей историко-географического характера, среди к-рых обращает на себя внимание несколько списков космографий разных редакций в списках XVI – XIX вв.

Собрание кириллических книг Е. также отличалось широким подбором и хронологическим охватом изданий, а также хорошей сохранностью экземпляров. Многие кириллические книги собрания Е. содержат вкладные и запродажные записи, к-рые являются ценными свидетельствами по истории кириллической книжности и книжной культуры XVI – XIX вв. Немалая часть книг имеет иллюминацию.

Комплектование этого собрания велось Е. параллельно с комплектованием коллекций икон, предметов мелкой пластики и рукописных книг, при этом кириллические издания приобретались Е. нередко у одних и тех же владельцев рус. старины.

В данном собрании Е. было представлено большинство кириллических изданий, напечатанных в Москве на Печатном дворе в XVI – XVII вв.: Евангелия, Апостолы, Псалтири, Служебники, Октоихи, Часословы, Минеи служебные, Триоди и др. церковно-богослужебные книги, В числе московских изданий были и богословско-учительные книги с сочинениями Василия Великого, Иоанна Златоуста, Иоанна Лествичника и др. авторов. Наряду с московскими «дониконовскими» изданиями здесь имелись литовские, белорус. и украинские издания XVI – XVIII вв., в числе последних преобладали киевские. Значительное место в собрании занимали богослужебные книги кириллического шрифта, изданные в старообрядческих типографиях («книгопечатнях»), действовавших в кон. XVIII – нач. XIX вв. в посаде Клинцы Черниговской губ. и находившихся на попечении местных купцов-староверов поповщинского согласия. Эти книги представляли собой перепечатки с «дониконовских» богослужебных кириллических изданий.

Особо ценное научное значение в составе Егоровского собрания печатных кириллических книг имеет т. н. «Памятник нижегородской печати 1613 г.», известный в настоящее время в единственном экземпляре. Данный «Памятник» представляет собой тетрадь из 6 листов наборного кириллического текста, приплетенную к Евангелию учительному форматом в лист, напечатанному в Вильне в типографии В. М. Гарабурды ок. 1582 г. (инв. № 6467). Историко-литературное значение данного текста состоит в том, что он является первым печатным публицистическим произведением светского характера, появившемся в Московском гос-ве. Автором этого оригинального рус. сочинения является книжный мастер Никита Федоров сын Фофанов, к-рый после пожара на Московском Печатном дворе бежал в Нижний Новгород, где устроил новую типографию и изготовил печатный шрифт, напоминающий шрифт московских невежинских изданий. Как полагают ученые, произошло это в период между 5 янв. и 17 дек. 1613 г. В данном сочинении Н. Ф. Фофанова рассказывается о польско-литовской интервенции в Московское гос-во в начале XVII в., о разорении Русской земли и о ее освобождении от иностранных интервентов и дается философско-историческое осмысление пережитых событий с использованием теологического мировоззрения. По мнению книговеда А. С. Зерновой, открывшей этот памятник в Егоровском собрании, Н. Ф. Фофанов «употребляет язык псалмов и церковных песнопений, черпая образы, сравнения и целые фразы из Священного писания, преимущественно из Псалтири, иногда изменяя и приспособляя их для выражения своей мысли». В тексте Фофановского сочинения имеются неоднократные заим-ствования из стихов и прозаических предисловий украинского писателя Герасима Смотрицкого к Острожской Библии, к-рые, по мнению исследовательницы, и подсказали автору оформление темы противоборства православия и «латинства». Сложный синтаксис этого произведения нач. XVII в. дал основания А. С. Дёмину сблизить данный текст Нижегородского памятника с «Временником» дьяка Ивана Тимофеева. По своему характеру и стилю данное сочинение Н. Ф. Фофанова напоминает предисловие или послесловие к какому-либо изданию, предположительно готовившемуся к печати в Нижнем Новгороде между 5 янв. и 17 дек. 1613 г. В недавней статье уральских исследователей обосновывается мнение, что таким изданием вполне может быть старопечатное Евангелие, которое прежде атрибутировалось книговедами как издание Московского Печатного двора, напечатанное ок. 1619 г. В составе собрания Е. находится также кириллическое издание 1624 г. Номоканона, к-рое имеет владельческую запись кон. XVIII в. о принадлежности данной книги старообрядческой Выговской пустыни (инв. № 2322).

Одну из книг данного собрания Евангелие 1644 г. в металлическом окладе Е. 12 июня 1893 г. дал вкладом в храм Успения Пресвятой Богородицы на Преображенском кладбище «на память и за упокой родительницы своей Феодоры». Книга эта позднее входила в состав коллекции старопечатных книг председателя Моск. Преображенской общины М. И. Чуванова, а после смерти Чуванова было продано с молотка на московском аукционе в 2013 г. за 2 млн. 600 тыс. руб. Современное местонахождение этого Евангелия неизвестно.
Собрание кириллических книг после смерти Е. также попало на хранение в Отделение рукописей и старопечатных книг ГРМ, однако после расформирования данного Отделения на два самостоятельных структурных подразделения: – отдел рукописей и отдел редких книг –кириллические книги Егоровской коллекции вошли в состав основного фонда Отдела редких книг Гос. Биб-ки СССР им. В. И. Ленина. Позднее значит. часть кириллических книг собрания Е. в силу их дублетности была выделена из основного фонда отдела и передана в состав т. н. Резервного фонда ГБЛ. В основном фонде отдела редких книг к 1979 г. осталось на хранении ок. 455 изданий кириллической печати XV – XVIII вв., в т. ч. 349 московских, 70 белорусских (гл. образом старообрядческих) и более 100 украинских печатных изданий, В связи с этим обстоятельством нек-рая часть кириллических изданий из собрания Е. «ушла» из гл. биб-ки страны, осев в различных собраниях гос. биб-к. Ряд кириллических книг из собрания Е. попал на хранение в биб-ку Новосибирского гос. ун-та.

О Е.Е. Егорове, его собирательской деятельности и замечательной коллекции см. также мои опубликованные работы: Собрание Е.Е. Егорова // Рукописные собрания Государственной библиотеки CCCР имени В.И. Ленина. Указатель / Отв. ред. [и сост.] Ю. Д. Рыков. М., 1986. Т. 1. Вып. 2. C. 61-84 ; Егоров Егор Егорович // Православная энциклопедия / Под ред. патр. Московского и всея Руси Алексия II. М., 2008. Т.18. С. 32-35. Ю. Д. Рыков

Фрагмент гравюры Р.Курятникова «Перспективный вид Преображенского богаделенного дома с юго-западной стороны» (1854, собрание ГИМ).

Старообрядческий Кремль на Преображенке

Роль Преображенского кладбища в истории русского староверия трудно преувеличить. Историк старообрядчества В. Г. Сенатов справедливо назвал основанные в 1771 году в Москве Преображенское и Рогожское кладбища «старообрядческими кремлями», едва не затмившими славы и блеска единого общерусского московского Кремля. Один из этих кремлей — Преображенское кладбище — «превратился в культурный, экономический и религиозный оплот… беспоповской половины старообрядчества. Благодаря отсутствию иерархии при внутренней ее “ненужности”, здесь образовалась своя иерархия, и кладбище сделалось “Сионом”, то есть для огромной народной массы приобрело такое значение, какого не имел даже исторический московский Кремль. Преображенское кладбище для старообрядцев-беспоповцев было то же, чем Иерусалим для иудеев и христиан; его главный наставник, в особенности Семен Кузьмич, пользовался в своих народных массах таким высоким авторитетом и уважением, какого не имели ни Платон, ни Филарет синодальной церкви. Его называли “патриархом”, к его воле относились как к Божией воле, его благословение превратилось в самую сущность святости»[1].

Вообще, как отмечают исследователи, «вплоть до начала XX в. кладбища играли огромную роль в жизни старообрядческих общин. Это было связано с тем, что до 1883 г. им было запрещено строить церкви. Большинство существовавших молелен, появившихся главным образом при Екатерине II, возникли явочным порядком и в любой момент могли быть закрыты. Между тем прямого запрета на устройство кладбищ не существовало. В результате у старообрядцев именно кладбища (прежде всего Преображенское и Рогожское в Москве) стали конфессиональными центрами. При них основываются молитвенные дома и целые скиты-монастыри, богадельни, столовые, другие благотворительные учреждения, книгописные и иконописные мастерские. Вместе с тем, заупокойный обряд и кладбищенское благолепие были для старообрядцев принципиально важны. С кладбищем была связана и мирская сторона жизни старообрядческих общин. Сюда стекалась коммерческая информация со всех концов России, здесь предприниматель-старообрядец всегда мог найти себе приказчиков и рабочих из среды единоверцев или получить кредит из кладбищенского капитала»[2]. Недаром церковный историк В. Ф. Нильский называл кладбища «твердынями старообрядчества».

На Преображенке проходили федосеевские соборы 1810, 1814, 1816, 1817 и последующих годов; отсюда распространялись письменные обращения «ко всем христианам»; Преображенский богослужебный устав стал образцом для подражания. Именно на Преображенском кладбище благословлялись наставники и с особыми ставлеными грамотами отправлялись во все уголки Российской империи.

Преображенское кладбище было основано Ильей Алексеевичем Ковылиным (1731–1809) в Москве 14 сентября 1771 года для содержания больных и погребения умерших от свирепствовавшей тогда в городе чумы беспоповцев. Образовавшееся при Преображенском кладбище старообрядческое общежительство Ковылин назвал монастырем, запретив всем обитателям называть его по-другому. В 1781 г. он побывал в Выговском общежительстве, где ознакомился с местным монастырским уставом и откуда привез с собою в Москву искусных выгорецких певчих и наставника. Лучших певиц прислал из далеких польских пределов, из стародубских слобод наставник Петр Федоров. Служба в соборной моленной и богадельных палатах Преображенской обители теперь стала совершаться с особым благолепием и стройностью. На Преображенке было заведено самое древнее, соответствовавшее дораскольным отеческим уставам и обычаям знаменное пение — наонное. Этим лишний раз подчеркивалась преемственность Преображенки от Выгореции и Соловков.

Хотя в обители часто гостили богатые купцы и благодетели, порядок был для всех одинаков: после ударов в било (железную доску, висевшую на дворе) все насельники собирались на богомолье к вечерням, заутреням, часам. После часов также пелись панихиды по умершим во время морового поветрия. Мужское отделение по окончании утренней службы отправлялось в трапезную в предшествии «очередного», который нес икону, обернутую по краям белым полотенцем. Следуя в трапезную, по древнему монастырскому уставу пели 144-й псалом «Вознесу тя, Боже мой, Царю мой…» Зайдя в помещение, ставили икону на аналой, наставник читал «Отче наш», а затем, положив семь земных поклонов, все садились обедать. Во время обеда стояла гробовая тишина, только был слышан голос читавшего Житие святого, которому в этот день совершалась память. Пища в обители всегда была постной и готовилась по монашескому уставу: рыбная или овощная, с маслом или без него — в зависимости от дня. Пища разносилась прислужниками, несшими послушание по кухне. По окончании обеда все пели «Достойно есть» и, положив семь земных поклонов, чинно относили икону в моленную, после чего расходились по кельям. Удары в доску созывали насельников Преображенской обители к вечерне и к келейному правилу.

На женской половине порядок был несколько иной. Женщинам не дозволялось участвовать в общественных молениях, но разрешалось лишь под надзором привратницы бывать при отпевании усопших и пении панихид. Впоследствии была устроена и женская моленная, в которой наставники по очереди отправляли богослужение. Что касается трапезы, то у женщин она была общая, а порядок хождения в нее после службы был такой же, как и у мужчин. Для насельников обители была заведена особая одежда: для мужчин — кафтаны, отороченные черным шнурком, с тремя складками на лифе и 8 пуговицами, и сапоги на каблуках, а для женщин — черные повязки, платки и сарафаны.

Богослужение совершалось ежедневно по Поморскому уставу. Служили вечерню и павечерницу, утреню, часы, а после часов — молебен либо панихиду. С самого момента основания Преображенской обители в ней с необыкновенной точностью исполнялся богослужебный устав. Никакие упущения в совершении служб не допускались. Так же строго соблюдался и временной порядок богослужений. Всенощное бдение здесь всегда понималось в самом строгом, буквальном смысле слова — как богослужение, которое продолжается всю ночь и заканчивается утром. В соответствии с этим пониманием и всенощная служба начиналась не ранее 11 часов вечера, а заканчивалась часов в 5 или 6 утра. Всеми признавалось, что даже знаменитые староафонские монастыри не исполняют службу с такой точностью, как старообрядцы Преображенского кладбища. Такой порядок богослужения соблюдался практически до 1910-х гг., когда для заказных всенощных стал допускаться иной порядок, а именно: начало их приходилось на восемь часов вечера. (В наше время всенощные совершаются полностью вечером.)

С XIX века Преображенское кладбище стало духовно-административным центром всего федосеевского согласия. Здесь проходили пользовавшиеся беспрекословным авторитетом практически для всех федосеевцев (как в Российской империи, так и зарубежом) соборы, отсюда распространялись письменные обращения «ко всем христианам», Преображенский богослужебный устав стал образцом для подражания. С духовным авторитетом росло и материальное благосостояние общины. Так как дети федосеевцев властями почитались незаконными, то обычный порядок наследования был нарушен. Не имея возможности оставлять имущество близким, федосеевские купцы нередко передавали все нажитое в общину, которая беспроцентно (и даже иногда безвозвратно) ссужала деньги одноверцам.

В основном сохранившийся до наших дней комплекс зданий был выстроен в 1784—1811 годах по проекту архитектора Ф. К. Соколова. По пространственному замыслу комплекс подражает Выговской пустыни, с делением на северный (мужской) и южный (женский) монастыри. По преданию, до основания Преображенского кладбища федосеевцев в Москве насчитывалось около 20 домов; после его образования к 1825 году число их за счет присоединения местного населения возросло до 12 тысяч прихожан и 2 тысяч призреваемых. Согласно указу от 1 сентября 1771 года, в котором населению предлагалось «учредить на свой кошт карантинные дома и лазареты», И. А. Ковылин подал прошение разрешить «построить против Преображенского в земляном валу карантин для больных». Здесь была устроена застава для контроля проезжающих, построены бараки, небольшая деревянная часовня для отпевания умерших беспоповцев, отведено место для погребения. После конца эпидемии вокруг кладбища в оставшихся бараках начали проживать вдовы и сироты умерших беспоповцев. Это кладбище быстро приобрело важное значение в жизни согласия. Изменился его облик. Московский главнокомандующий А. Прозоровский доносил 25 октября 1792 года Екатерине II: «Близ Преображенской заставы, в самом Камерколлежском валу, находится часовня, для которой вал сей заровняли, чтоб более дать место погосту. Сия часовня каменная представляет наружность церкви, около оной довольно каменного жилого строения, в котором они (беспоповцы) содержат богадельню более 1000 человек».

В 1784 году была построена соборная часовня во имя Успения Богородицы, в 1805–1808 годах — надвратная Крестовоздвиженская часовня на мужской половине. В 1805 году на женском дворе строились шесть каменных корпусов с моленными: Покровской, Всемилостивого Спаса, Преображенской (над вратами), Богоявленской (и преподобного Зотика) в больничных палатах, Успенской (и Иоанна Богослова, и Николы чудотворца) и Ильинской. В 1811 году закончено строительство Крестовоздвиженской часовни на женском дворе. Кирпич для строительства предоставил Ковылин со своих заводов. Палаты были обнесены белой кирпичной стеной с башнями по углам. Для украшения моленных были использованы иконы только древлеписанные, дораскольные. В 1802 году Ковылин через Министерство внутренних дел приобрел идущий на слом храм Сретения в Кремле (XVI век) вместе со старинными иконами и убранством. Старинные иконы и утварь он скупал везде, где только они сохранились, в том числе и в новообрядческих монастырях и церквах.

И. А. Ковылиным и его помощниками был выработан «Устав Богаделенного дома на Преображенском кладбище», утвержденный властями 15 мая 1809 года. По этому Уставу преображенцы освобождались от опеки Духовной консистории, сами выбирали попечителей, были полностью автономны в своей внутренней жизни. В течение 37 лет Преображенское кладбище числилось как частная собственность И. А. Ковылина. Он оберегал его, постоянно раздавая «подарки» различным мелким чинам, покупая их лояльность. Законодательство Екатерины II и Павла I не знало юридического понятия старообрядческой общины. Старообрядцам — как отдельным лицам, так и целым обществам — вменялось в обязанность лишь соблюдение общих законов и правил общего для всех благочиния. Это отдавало их в полную власть низших чиновников, которые внимательно следили за старообрядцами, истолковывая всякую мелочь как нарушение общего благочиния. Любая мелочь могла привести к разрушению кладбища. Однажды И. А. Ковылин не дал обычного подношения какому-то мелкому чину. Последовал донос о незаконных действиях на Преображенском кладбище. Дело попало на решение к императору Павлу, который распорядился закрыть кладбище и снести все постройки. Кладбище удалось спасти ценою пирога с начинкой из 10 000 золотых полуимпериалов, поднесенного московскому обер-полицмейстеру генералу Воейкову. Пирог замедлил выполнение задуманного, а последовавшая смерть императора Павла предала указ забвению.

После смерти И. А. Ковылина московской федосеевской общиной (а, по сути, и жизнью всего согласия) руководили следующие попечители: Ефим Иванович Грачев (1743–1814), Тимофей Ерофеевич Соколов (ум. в 1845 г.), председатель общины Григорий Клементьевич Горбунов (1836–1920). Наставниками после Ковылина были: Андрей Алексеевич (1725–1793), Алексей Никифорович Никифоров (ум. в 1859 г.), Сергей Яковлевич (1738–1822), Григорий Степанович Гончаров (ум. в 1832 г.), Симеон Кузмин (1768–1859), Георгий (Василий) Гаврилович Михайлов (1798–1880), Василий Парфенович Санин (1825–1897), Антоний Семенович (ум. в 1902 г.), Симеон Ерофеевич Грузинцев (1837–1910), Василий Тимофеевич Тимофеев (1855–1907), Федор Стефанович Кузнецов (1826–1913).

В 1816 году из-за выборов новых попечителей Преображенского кладбища возник сильный внутренний раздор. Образовались две партии. Дело тянулось четыре года, наконец, в него были вовлечены власти. Дошло до императора Александра I, который выразил «гневное» неудовольствие относительно раздора и некоторых сторон вероучения федосеевцев (безбрачие, немоление за царя и пр.). Это послужило умалению гражданских прав кладбища и стало началом последующих репрессий правительства по отношению уже ко всему старообрядчеству.

С началом новых гонений при Николае I Преображенское кладбище продолжало оставаться центром не только федосеевского согласия, но «сюда обращены были взгляды всего русского старообрядчества. В страшные годины возродившихся гонений оно стояло непоколебимым столпом и было светочем для всей России, поддерживая национальную веру и не давая ей угаснуть»[3].

Однако власти начали медленно, но целенаправленно уничтожать эту старообрядческую святыню Москвы. Еще в 1823 г. был назначен особый чиновник для наблюдения за Преображенским богаделенным домом, а после вступления на престол Николая I события стали развиваться стремительно: в 1826 г. было приказано уничтожить моленные, построенные за 10 лет до указа; в 1834 г. приказано было всех мальчиков, содержавшихся в приютах Преображенского кладбища, зачислять в кантонисты — ученики военных школ, которых обращали при поступлении в новообрядчество; в 1838 г. федоссевцам велено было продать все недвижимое имущество кладбища, находящееся вне его. В 1847 г. Николай I насильственно подчинил Преображенский богаделенный дом гражданским властям (с 1853 г. — Императорскому человеколюбивому обществу). При этом было запрещено принимать больных, уничтожены кельи для призреваемых и отделения вне кладбища. Была уничтожена крещальня и запечатан Крестовный дом. Насельникам обители запретили носить иноческую одежду, хоронить своих единоверцев без разрешения полиции. В 1853 г. было запрещено содержать певчих на жаловании, принимать новых призреваемых, а само кладбище было приказано закрыть после смерти последних призреваемых или после их перевода в другие богадельни Москвы.

В марте 1854 г. у федосеевцев отобрали Успенскую соборную часовню на мужской половине и передали так называемым единоверцам, когда несколько человек из числа прихожан Преображенки изъявили желание присоединиться к господствующей церкви на правах единоверия. Единоверие было своеобразной формой существования старообрядцев в лоне господствующей церкви. Оно было задумано по модели западной унии и утверждено императором Павлом I еще в 1800 г. по представлению митрополита Московского Платона, причем в единоверие разрешалось вступать только старообрядцам. Новообрядцы же не могли переходить в единоверие. Единоверцы при сохранении дониконовского богослужебного чина, древних книг и обычаев официально подчинялись Синоду, принимали священство от господствующей церкви и поминали на литургии Синод, а впоследствии — новообрядческого патриарха. Единоверие явилось формой компромисса со стороны ряда богатых купцов-старообрядцев, стремившихся любой ценой восстановить трехчинную иерархию. Однако большинство старообрядцев не спешило принимать единоверие, опасаясь за то отлучения от истинной Церкви, в которой, по их понятиям, они пребывали, по 45-му апостольскому правилу: «Моляися с еретики, да отлучится». Их не пугали рассуждения на тему «без епископа нет Церкви», поскольку они руководствовались 15-м правилом Первовторого собора: «…аще же неции отступят от некоего епископа, не греховнаго ради извета, но за ересь его, от собора, или святых отец не ведому сущу, таковии чести и приятия достойни суть, яко правовернии».

При Николае I начинают практиковать насильственное «обращение в единоверие», ставшее излюбленной формой борьбы правительства со старообрядчеством. Старообрядческие обители разорялись, а их имущество (прежде всего, древние иконы и книги) передавалось единоверцам. То же самое произошло и с Преображенской обителью. Воспользовавшись полученным от нескольких прихожан кладбища прошением, митрополит Московский Филарет (Дроздов) немедленно сделал об этом «донесение» в Синод. Синод тотчас же отдал распоряжение о водворении на Преображенке единоверия. Одна из каменных часовен на мужской половине была избрана для единоверческой церкви. В ней был устроен иконостас, а уже 3 апреля состоялось торжественное освящение церкви «во имя чудотворца Николая» самим митрополитом Филаретом. «“Богослужение” продолжалось около четырех часов. Любителей быть за своего рода “нижегородско-французской” службой, где православный святитель, облаченный в древний “раскольничий” саккос и омофор, в другое время заставляющий “проклинать всех, иже не крестятся тремя первыми персты, но крестятся двумя персты: указательным и средним, и прочиих учат творити тако”, заставляющий проклинать “всех таковых, иже ныне глаголют по псалмах аллилуйя по-дважды, а не по-трижды, и прочих учат творити тако”, сам на этот раз усердно слагал по “арменски крест”, себя крестил и других благословлял им, сам усердно пел аллилуйя по-дважды, — собралось довольно много. Все были в удивлении и восхищении»[4].

К 19 декабря того же года в единоверческую церковь была превращена еще одна часовня — Крестовоздвиженская, а в 1857 г. — и третья, Успенская, к которой пристроили алтарную часть. В 1866 г. вся мужская половина была передана организованному здесь Никольскому единоверческому монастырю. Настоятелем монастыря стал бывший федосеевский монах Павел Прусский.После того как мужская половина Преображенской обители была отдана единоверцам, центром московских федосеевцев вплоть до наших дней неизменно остается Крестовоздвиженская часовня на бывшей женской половине. Чтобы окончательно разгромить последний оплот древлего благочестия на Преображенке, власти репрессировали одного за другим главных руководителей кладбища.

В 1854 г. одновременно с попечителем кладбища Федором Гучковым и настоятелем федосеевского Боровского монастыря Пафнутием Леонтьевичем был арестован Семен Кузмин (с 1827 г. — наставник, с 1837 г. — главный наставник общины федосеевского согласия на Преображенском кладбище). Формальным поводом послужило обвинение в управлении капиталами кладбища и немолении за царя (последнее было одним из пунктов федосеевского учения вообще). Истинной же целью ареста явилось желание поскорее обезглавить федосеевскую общину, лишив ее опытных и грамотных наставников, и тем самым способствовать ее скорейшему переходу в единоверие.

Семен Кузмин был заточен в Крестовоздвиженском мужском монастыре Полтавской епархии. До конца своих дней он оставался верным последователем федосеевского согласия и молился по старым книгам, отказываясь ходить в новообрядческую церковь и исполнять никонианские обряды. Полтавские жители называли его «патриархом старообрядчества». Когда в город на Ильинскую ярмарку съезжалось множество купцов-староверов, к Кузмину приставляли двух рядовых солдат. Караул снимался, когда ярмарка заканчивалась. Скончался Семен Кузмин 13 июля 1859 г. от упадка сил. Могила его находится на Преображенском кладбище в Москве.

Другие наставники Георгий Гаврилович Михайлов и Андрей Ефимович были сосланы один в Вятку, другой — в Харьков. Попечителя Федора Алексеевича Гучкова сослали в Петрозаводск, в Олонецкую губернию, а Константина Егоровича Егорова — под надзор полиции в Пензу. Оба они скончались в заточении, тела их были погребены на Преображенском кладбище.

Тем самым, Преображенское кладбище было фактически обезглавлено и после ареста его духовных руководителей и попечителей подчинено ведению Попечительного совета заведений общественного призрения.

Только 3 октября 1883 г. был издан закон, предоставлявший некоторые права старообрядцам в их религиозной жизни. С 15 по 18 августа 1883 г. на Преображенском кладбище состоялся съезд 180 наставников. На съезде было принято 20 постановлений, в том числе о всеобщем безбрачии, о принятии еретиков через крещение. Съезд осудил пьющих чай и кофе, курящих табак, бреющих бороды и носящих иностранную одежду.

К концу XIX в. в Москве действовало около 17 федосеевских (в основном домовых) моленных и скитов, из них на Преображенском кладбище — 7. Кроме того, на Преображенке находилось две больницы и школа. Всеми расходами заведовал особый эконом. Годовой оборот доходил до 40 000 рублей и более (сумма по тем временам немалая). Во всех моленных кладбища состояло на жаловании более 200 певцов и певиц. В главной соборной моленной кладбища служба совершалась повседневно — служились вечерня, павечерница, утреня, часы, молебен, а под большие праздники — всенощная.

После выхода в 1905 г. царского Указа об укреплении начал веротерпимости жизнь федосеевской общины вновь оживилась. 1 августа 1905 г. на Преображенском кладбище раздался первый разрешенный колокольный звон. В 1907 г. община была официально зарегистрирована. 15 августа 1909 г. в Преображенском богаделенном доме члены общины утвердили «Устав московской общины христиан древлеправославного вероисповедания старопоморского согласия». В том же году открылась школа с трехгодичным курсом обучения. В 1910 г. почетный член общества старообрядцев Преображенского кладбища Г. К. Горбунов устроил богадельню для престарелых старообрядцев, а в 1912 г. состоялась закладка больничного корпуса (архитектор Л. Р. Кекушев), который вскоре был выстроен крупным подрядчиком, членом общины М. М. Малышевым за полцены (по смете цена строительства определялась в 70 000 руб.). В богадельне постоянно проживало около 300 мужчин и женщин, причем лекарства раздавались бесплатно.

В 1907 г. Г. К. Горбуновым на средства, завещанные кладбищу одной из богатых прихожанок, была создана типография Преображенского кладбища. Управляющим в типографии был Н. Ф. Суворин. Типография широко развернула свою деятельность. — Уже в первый год ее существования было выпущено в свет более десятка изданий, причем изначально при типографии существовала своя переплетная мастерская, в которой книги переплетались в лучших традициях древнерусского переплетного искусства — в коже и с медными застежками. Всего же за время существования типографии (до 1917 г. включительно) с ее станков сошло свыше 80 названий книг! Репертуар изданий был очень широк: здесь и традиционная богослужебная литература (Часословы, Псалтыри, Минеи, Триоди, Октаи, Шестодневы, Канонники), и книги, составленные специально для бессвященнословной службы (Потребник малый, «Скитское покаяние», «Устав о домашней молитве», «Устав церковной службы» — «Савины главы»), и печатные крюковые книги наонной традиции (Обиход, Ирмосы, Октай), и лицевые книги (такие шедевры полиграфического искусства, как «Апокалипсис трехтолковый», «Григорьево видение», «Прение живота со смертью»). С подлинного оригинала 1723 г. были изданы «Поморские ответы» с фототипическим воспроизведением автографов выгорецких пустынножителей. Изданиями типографии Горбунова староверы пользуются при богослужении и в наши дни.

На Преображенском кладбище также отливали меднолитые иконы, расходившиеся по всей России; была здесь и своя иконописная мастерская. Наибольшей известностью пользовались иконописцы А. Т. Михайлов (ум. в 1948 г.) и Т. И. Илларионов (ум. в 1930 г.).

После 1917 г. гонения на веру коснулись и федосеевской общины. В Преображенский богаделенный дом было решено поселить порядка 400 беженцев из голодающих губерний за счет закрытия большинства моленных. 10 января 1923 г. приходской комитет Преображенского кладбища оповестили о том, что четыре храма подлежат закрытию и ликвидации.

Никольский единоверческий монастырь, занимавший мужскую половину Преображенской обители, после революции распался (как вскоре распалось и само единоверие), и в 1922 г. монастырские храмы попали в руки обновленцев. Не найдя средств на их содержание, обновленцы оставили за собой западный Никольский придел Успенского храма, а центральную его часть продали староверам поморского согласия, изгнанным новыми властями из своего храма в Токмаковом переулке.

Что касается федосеевцев, то оставшийся за ними Крестовоздвиженский храм никогда не закрывался, хотя сама община изрядно пострадала от начавшихся гонений на веру. В 1934 г. НКВД арестовал наставника Преображенской федосеевской общины. Однако тот перед самым своим арестом успел тайно благословить себе преемника. Девять лет (до 1943 г.) духовный отец федосеевской Преображенской общины вынужден был действовать подпольно.

Только в 1945 г. Преображенская федосеевская община была зарегистрирована вновь. Число ее членов в Москве составляло в это время 2500, а вместе с областью — 5000 человек. В 1967 г. председателем общины стал Михаил Иванович Чуванов (1890–1988), потомственный федосеевец, большой знаток древнерусской и старообрядческой книжности, ученый и книголюб, собравший уникальную книжную коллекцию. С конца 1980-х гг. власти начали постепенно возвращать федосеевской общине монастырские строения.

Теперь Преображенское кладбище уже утратило свое былое экономическое значение. Однако, как и прежде, оно продолжает играть важную роль в духовной жизни федосеевского и поморского согласий. На сегодняшний день на Преображенке зарегистрированы целых три церковные общины: на территории бывшего «женского двора» находится община федосеевского согласия, а на территории бывшего «мужского двора» — община Древлеправославной Поморской Церкви и община Московской Патриархии, которые молятся в бывшей соборной Успенской часовне, разделенной на две части глухой стеной. С середины 1990-х годов властями было начато поэтапное возвращение некоторых построек федосеевской общине.

Несмотря на суровые испытания, выпавшие на долю этой благословенной обители, жизнь здесь идет своим чередом. Все так же, как и при Илье Алексеевиче, молятся перед древними образами благочестивые прихожане в строгих одеждах, все так же звучит величественный знаменный распев, все так же разносится в воздухе теплый аромат восковых свещей. Попадая в Преображенскую обитель, поистине начинаешь чувствовать всю суетность и нелепость той жизни, которая бурлит за ее стенами, и хочется сказать вслед за псалмопевцем: «Иде убо образом ходит человек, обаче всуе мятется, сокровищует, и невесть кому собирает я» (Пс. 38, 7).

[1] Сенатов В. Г.Философия истории старообрядчества. М., 1995. С. 16.
[2] Лурье Л. Я., Кобак А. В.Малоохтинское кладбище // Исторические кладбища Петербурга. СПб., 1993. С. 418.
[3] Прозоров И. А.История старообрядчества. М., 2002. С. 162.
[4] Переведеновский А. А.Из истории Преображенского кладбища // Древлеправославный месяцеслов на 2004 год: Настольная книга христианина для душеполезного чтения на каждый день с богослужебным уставом, святцами, домашними молитвами и пасхалией. М., 2004. С. 236.

Складень Деисус

Елена Зотова. Преображенские меднолитые образа

«Образа, очищенные огнем…» Так можно определить меднолитую пластику, созданную мастерами-старообрядцами на бескрайних просторах России – в скитах Поморья и медных заведениях Москвы, в сельских мастерских Подмосковья и Поволжья, в потаенных кузницах на Урале и в Сибири – в течение неполных трехсот лет от конца XVII в. до начала XX в.

В сложных условиях постоянного преследования со стороны государственных властей именно старообрядцы сохранили и продолжили древнерусские традиции книжности, иконописи и прикладного искусства. Как бесценные реликвии древние меднолитые образки бережно вставлялись в рамы-киоты и вкладывались в деревянные резные или живописные складни.

Но старообрядцы не только сберегли древнерусское наследие, но и создали свою особую религиозную и духовную культуру. Меднолитые образа, «как прошедшие очищение огнем» и «не сотворенные никонианами», получили широкое почитание в народной среде. Старообрядческие меднолитые кресты, иконы и складни поражают разнообразием формы, иконографии, композиции и своим декоративным убранством. Среди этого значительного массива медного художественного литья, созданного старообрядцами, можно выявить произведения, выполненные в разных мастерских. Не случайно уже в первой половине XIX в. выделялись такие сорта, или категории «отливных медных крестов и икон» – поморские, гуслицкие (или загарские) и погостские, получившие широкое распространение среди старообрядцев разных толков и согласий».

При взгляде на этот яркий и самобытный пласт русского прикладного искусства, следует постоянно помнить, что развитие меднолитейного дела происходило в совершенно особых условиях вопреки закону и воле властей. Потребность России в цветном металле, так необходимом для военных нужд, вызвала появление указов Петра I в 1722 и 1723 гг., запрещающих не только производство, продажу, но и бытование медных икон и крестов.

Согласно действию этих указов разрешались лишь кресты-тельники и нагрудные панагии. Старообрядцы считали «правильным» лишь восьмиконечный крест, который изображался в центре мужского и женского нательного креста. «Да воскреснет Бог и разыдутся врази Его…» – эти слова молитвы стали обязательной частью оформления оборота крестов-тельников.

Несмотря на существование этого закона, действовавшего в России на протяжении 160 лет, медное дело в старообрядческой среде, среди лесов, в потаенных скитах, в селах и городах достигло необычайной высоты художественного воплощения.

Самой яркой страницей в истории русской сакральной пластики стали иконы, кресты и складни, выполненные в литейных мастерских Выговского поморского общежительства. Эта старообрядческая обитель, основанная в 1694 г. на реке Выг в Карелии, считала себя преемницей древнего Соловецкого монастыря на Белом море, а ее основателей святых Зосимы и Савватия Соловецких своими небесными покровителями.

Уже в первой половине XVIII в. Выговская пустынь стала крупнейшим экономическим, религиозным и культурным центром старообрядчества. Созданные на Выгу рукописные книги, иконы, мелкая пластика отличались единством художественного стиля, получившего наименование «поморского».

Для удовлетворения молитвенных потребностей приверженцев поморского беспоповского согласия нужны были, прежде всего, «правильные» кресты. Меднолитые поморские кресты с изображением «Распятия Христова» отливались восьмиконечной формы и строго определенной композиции – на верхнем конце изображался «Спас Нерукотворный» с надписью «Царь Славы IС ХС (Исус Христос) Сынъ Божiи».

При дальнейшем усложнении формы крест получил боковые прямоугольные пластины с парными изображениями предстоящих Богоматери и святой Марфы, апостола Иоанна Богослова и мученика Лонгина сотника. Подобные киотные кресты часто врезались не только в рамы-киоты, но и украшали живописные иконы. Эти кресты отливались самых разных размеров от совсем малых, поверхность которых часто декорировалась разноцветными эмалями, до крупных позолоченных, украшенных изысканным орнаментом на обороте. Прекрасная формовка, тонкая отливка и тщательная отделка – все эти отличительные особенности поморской мелкой пластики достигались высоким профессионализмом мастеров-чеканщиков, литейщиков и эмальеров.

Основными видами продукции знаменитой Выговской «медницы» стали не только кресты, но и складни с разным составом створок (двустворчатые, трехстворчатые, четырехстворчатые). Программным произведением поморских литейщиков являлся четырехстворчатый складень, или как его торжественно называли, – «большие праздничные створы». На первых трех створах в клеймах представлены двунадесятые праздники, а на четвертой – сцены поклонения образам Богоматери Тихвинской, Владимирской, Смоленской и Знамение. Цельностью единого творческого замысла отличается это меднолитое художественное произведение, ставшее походным иконостасом.

Накопленные навыки литейного дела способствовали широкому размаху промысла – производством медных крестов и створ занимались в 5 скитах Выговского общежительства. Продукция, отлитая в этих отдаленных кузницах, поступала в монастырь и затем развозилась по всей Русской земле. Сохранились рукописные тексты указов-наставлений о литейном и финифтяном искусстве, составленные поморскими мастерами. Они передавали свой опыт, советовали, как подготовить землю для литья, растереть эмаль и положить разные цвета на створы и кресты. «Потом же и сам упражняйся на всяком деле и ко всем наукам и будеши разумевати явственно и будешь искусен во всем» – такими словами неизвестный мастер заканчивал свои наставления по литейному и эмальерному делу.

Меднолитые иконы, кресты и складни, созданные талантливыми поморскими литейщиками и эмальерами, стали образцами для многочисленных мастерских по всей территории России, и прежде всего, в Москве. Меднолитую пластику, произведенную в Лефортовской части города, часто называли «преображенским литьем». Именно здесь, в Преображенском, располагались медные заведения, отливавшие иконы, кресты и складни для старообрядцев-федосеевцев всей России до начала XX в.

Возникновение меднолитейных мастерских в Лефортовской части тесно связано с историей Преображенского кладбища, основанного в 1771 г. Известно, что после организации общины ее основатель Илья Алексеевич Ковылин (1731–1809) ездил «с товарищами» в Выговское общежительство и ознакомился «с порядком Поморской (обители. – Е.З.) и чиносодержанием, с которого испросил себе точное всего описание». По образцу знаменитого Выговского монастыря на Преображенском кладбище стали работать иконописцы и переписчики книг, но нет сведений о литейных мастерских на территории кладбища.

Московские мастера-литейщики стали работать в медных заведениях и кузницах, располагавшихся на территории частных домовладений в Лефортовской части, т.е. в непосредственной близости от Преображенского кладбища. Полагаем, что производство меднолитых крестов, икон и складней удалось наладить достаточно быстро благодаря финансовой поддержке такого влиятельного попечителя федосеевской общины как Феодор Алексеевич Гучков.

Организация литейного производства вне территории Преображенского кладбища способствовала относительной безопасности производства, запрещенного согласно Указу Петра I от 31 января 1723 года. Близость литейных мастерских позволяла руководству общины осуществлять постоянный контроль не только над качеством выпускаемой продукцией, но и формой, композицией крестов, икон и складней. В новых исторических условиях для удовлетворения молитвенных потребностей старообрядцам нужны были, в первую очередь, «правильные» меднолитые кресты, так как одними из главных вопросов были их форма и надписи. Неслучайно в постановлении собора федосеевцев от 1 октября 1751 г. подчеркивалось: «Образы литые выменивати от христиан или от Поморцев, а от Никониан медных литых не принимати и не поклонятися…». В постановлениях собора о соглашении поморцев с федосеевцами от 4 января 1791 г. указывалось: «На крестах честных надписания <…> всем иконописцем и меднолитным художником полагати повелеваем, т. е. Царь Славы IС ХС НИ КА и прочая».

Именно эти рельефные надписи выполнены на большом позолоченном восьмиконечном кресте «Распятие Христово», на верхнем конце которого представлен образ «Спаса Нерукотворного». Вся поверхность оборотной стороны украшена побегами виноградной лозы и дополнена небольшими гладкими медальонами, в которых отлита надпись: «СЕИ КРЕСТЪ ВЫЛИТЪ В МОСКВЕ». На нижнем конце текст продолжен: «1787 ГОДУ МЕСЯЦА МАРТА 1 ЧИСЛА». Это самое раннее датированное произведение московской меднолитой пластики. Высокое качество литья отличает это произведение, созданное по поморскому образцу в одном из московских медных заведений.

По архивным материалам удалось установить существование нескольких медных заведений в Лефортовской части г. Москвы, работавших для федосеевской общины с начала XIX до начала XX в.

Одно из заведений располагалось на улице Девятая рота в домовладении № 277 и в течение столетия сменило четырех владелиц. Историю медного заведения удалось восстановить по архивным документам с 1820-х гг., с имен сестер Ирины и Аксиньи Тимофеевых. На плане домовладения среди жилых и нежилых строений под № 3 значится «одноэтажное жилое, в коем медноплавильный горн общей площадью 43,5 (сажень. – Е.З.)». В заключении землемером делается обобщение: «жилых четыре и три четверти и под кузницей половина покою».

Первые сведения о производстве меднолитых крестов и икон содержатся в «Дневных дозорных записях о московских раскольниках», включающих сведения полицейских агентов с 1844 по 1848 гг. Известно, что в медном заведении, принадлежавшем сестрам Ирине и Аксинье Тимофеевым, ведущим мастером был их брат Игнат Тимофеев. Так, в записи от 8 марта 1846 г. сообщается, что он производит медные кресты и иконы «в большом количестве для беспоповщинского раскола (кроме филипповской секты)» и «как он мастерством сим занимается с давнего времени, то уже основал постоянную торговлю отливаемыми крестами и иконами, даже вне Москвы чрез нижеозначенные лица.

  1. В С.-Петербург отправляет чрез Антона Сергеевича Чижова, главного подрядчика извоза в Московском Гостином дворе.
  2. В Саратов отсылает к дяде своему купцу Афанасию Антонову.
  3. В Казань к тамошнему купцу Лариону Иванову.
  4. В Тюмень к купцу Ивану Васильевичу Барашкову. Отливаемые им кресты и иконы отправляются к упомянутым лицам (Игнатом Тимофеевым) пудами по 75 и 80 руб. за пуд, сверх того, он их распродает в Москве и ее уездах…».

Согласно «Дневным дозорным записям…», сестрам принадлежала моленная, через которую и могло происходить распространение меднолитой продукции. Полицейские агенты отмечали не только красоту убранства этой моленной, которая была «замечательна по большому количеству икон строгановской живописи, поступивших в нее из Судиславля», но и ее большую посещаемость, «потому что брат владелиц дома имеет заведение отливания крестов федосеевских, которыми ведет торговлю не только в Москве, но являются и иногородние покупатели…».

В «Дневных дозорных записях…» есть упоминания и о других мастерах. Так, сообщалось, что в «Лефортовской части, 3 квартале, в доме московской мещанки Прасковьи Артемьевой проживал федосеевец Иван Трофимов, занимавшийся отливанием медных крестов и икон как для федосеевской, так и других раскольничьих сект, у него помощником был мещанин Емельян Афанасьев».

Эти мастера также могли работать в медном заведении сестер Тимофеевых. Из ассортимента продукции этой мастерской наибольшую известность получили «двухвершковые» отливки с образом «Богоматери Казанская», украшенные стилизованным растительным орнаментом в виде виноградной лозы. На верхней рамке средника отлита надпись: «С ИК КА ИГ ТИ», которая может быть расшифрована, как «Сия икона Казанская Игната Тимофеева». До начала XX в. в московских старообрядческих мастерских отливали этот образ, с надписью на верхней рамке средника. Монограмма мастера «ИГ ТИ» выявлена и на иконах «Воскресение Христово – Сошествие во ад» и «Покров Богородицы».

Полагаем, что уже в первой половине XIX в. в этом известном московском заведении, выполнявшем заказы Преображенской общины, сложился основной ассортимент продукции, включавший кресты, иконы и складни, и сформировались характерные признаки московской пластики, одними из которых стали «удостоверяющие знаки» мастеров-чеканщиков на созданных ими моделях.

В 1860–1870-х гг. московские старообрядцы по-прежнему были под строгим надзором государственных властей. При закрытии моленных изъятию подвергались не только иконы, книги, но и предметы медного литья как запрещенные статьями закона Российской Империи и Указом Петра I от 31 января 1723 г. Так, в одном из архивных дел по Преображенскому кладбищу от 27 августа 1863 г. значатся 152 предмета медного литья, среди которых 30 крестов, 12 трехстворчатых складней и 110 икон, ранее находившихся в моленных московских старообрядцев. В заключительном постановлении указано, что все эти предметы «должны быть отобраны и выведены из употребления».

Таким образом, из бытования в старообрядческой среде уходило огромное количество меднолитой пластики. Эти значительные потери в духовной жизни старообрядцев могли быть восстановлены только массовым тиражированием предметов, необходимых для молитвенных нужд.

В 1860-е гг. недалеко от Преображенского кладбища, в Черкизово, в медном заведении, принадлежавшем Матрене Прокофьевой, работали четыре мастера и один ученик. В этой мастерской, возможно, отливались иконы и складни, отмеченные клеймом «М.А.П.» и датой «ЗТОГ» (7373–1864/1865 г.). Среди широкого ряда произведений с этой монограммой в частных коллекциях выявлены такие иконографические композиции, как «Спас Смоленский, с преподобными Сергием Радонежским и Варлаамом Хутынским», «Спас Благое молчание», «Святитель Никола Чудотворец», «Огненное восхождение пророка Илии», «Священномученик Антипа, с Деисусом», «Воскресение Христово – Сошествие во ад», «Покров Богородицы», киотный крест «Распятие Христово, с предстоящими», большеформатное «Успение Богородицы», трехстворчатый складень «Деисус, с избранными святыми»; в музейном собрании известны четырехстворчатый складень «Двунадесятые праздники» и «Богоматерь Страстная».

В 1870-е гг. наблюдается значительное увеличение объема меднолитой продукции, среди которой выделяются произведения, выполненные на улице Девятая Рота в медном заведении домовладения № 277. В эти годы его владелицей была Екатерина Петровна Петрова, «московская мещанка слободы Гончарной».

Впервые имя второй владелицы этого же медного заведения – Екатерины Петровны Петровой – упоминается в «Книге для записи торговых, трактирных, фабричных и ремесленных заведений» по 3 кварталу Лефортовской части в 1872 г. Указано, что она владеет «медным заведением» в своем доме по улице Девятая Рота согласно дозволения Ремесленной управы от 8 февраля 1872 г. за № 1290. В графе «Когда открыто заведение, с чьего разрешения и когда таковое последовало» значится: «с давнего время». Документ, на основании которого произошла смена владельца, пока не обнаружен. Но среди жильцов «у Игната Тимофеева» упоминается Екатерина Петрова, которая и стала новой хозяйкой. При новой владелице начались перестройки некоторых зданий на территории участка. Так, в прошении от 11 марта 1874 г. указаны следующие «починки»: «При владении доме моем состоящем в Москве, Лефортовской части 3 квартала, под № 277 по улице Девятая Рота значащиеся на плане строения под №№ 4, 10, 14 (деревянное одноэтажное жилое строение с мезонином и нежилые постройки. – Е.З.) и лит. А (жилой каменный повальный этаж. – Е.З.) я желаю исправить деревянные стены, полы, потолки, в окна колоды, рамы, печи, обшивку стен тесом и крышу существующие и мезонин крытыя тесом, покрыть крыши железом…». На подробном плане участка среди многочисленных жилых и хозяйственных построек в дальней части, примыкающей к земле Преображенского кладбища, обозначено под № 3 «деревянное, одноэтажное, в коем медноплавильный горн, не жилое строение, примыкающее к жилому одноэтажному».

При новой хозяйке увеличился объем выпускаемой продукции, расширился ассортимент, постоянно совершенствовалось декоративное оформление произведений. В этот период существования медного заведения сформировался весь известный нам репертуар медной продукции, получившей широкое почитание как «преображенское литье», отличающееся повышенной декоративностью, яркой цветовой гаммой эмалей, золочением. Известно, что при Е.П. Петровой в 1872 г. в медном заведении значилось пять мастеров, в 1881 г. число мастеров сократилось до четырех, но были взяты три мальчика.

Ведущим мастером в заведении Екатерины Петровой был Родион Семенович Хрусталев, как полагаем, именно здесь начавший свою деятельность как чеканщик. Имя этого мастера и его инициалы: «М.Р.С.Х.», «Р.С.Х.», «Р.Х.», «ЧР СХ», «РХ РС» – установлены на большом количестве меднолитых произведений 1870–1880-х гг. Предположение о работе мастера в медном заведении Екатерины Петровой возникло на основании анализа всех выявленных отливок с монограммой «М.Р.С.Х.». В этой группе выделяется четырехстворчатый складень «Двунадесятые праздники», отмеченный не только датой «1883 год», но и развернутой дарственной надписью, отлитой на наружной стороне второй створы. В верхней части килевидного завершения створы значится: «АωПГ. Го (1883 г.) М.Р.С. ХРУСТАЛ. Е. ПЕТРОВОЙ ЗТЧА. Л. (7391–1883 г.)».

Упоминание двух имен – мастера Родиона Хрусталева и владелицы заведения Екатерины Петровой – позволяет предположить, что этот складень имел памятное значение и был выполнен, очевидно, к особой дате. На складне дважды указан только год – «1883», без указания числа и месяца. Этот год в истории старообрядчества отмечен двумя значительными событиями. Прежде всего, в 1883 г. вышел Высочайше утвержденный закон, согласно которому «всем вообще раскольникам дозволено производить торговлю и промыслы, с соблюдением общедействующих по сему предмету постановлений». Кроме того, в августе 1883 г. на Преображенском кладбище в праздник Успения Богородицы состоялся собор старообрядцев-федосеевцев, на который приехали 180 наставников из всех регионов России. Оба эти события достойны того, чтобы найти отражение на памятном экземпляре больших праздничных створ, отличающихся высоким качеством литья и нарядной цветовой гаммой эмалей. Московский мастер сохранил форму и иконографию поморского четырехстворчатого складня, но несколько переработал его лицевую сторону. Клейма с изображением праздников выделяются профилированными рамками и рельефными надписями, что сразу позволяет определить московский («хрусталевский») вариант больших праздничных створ.

В заведении Е.П. Петровой мастер, очевидно, начал работать в 1872 г., именно эту дату можно вычислить по тексту зашифрованной надписи, отлитой на иконах «Благовещение Богородицы» и «Избранные святые Нил, Медост, Власий, Флор и Лавр», выявленные в частных коллекциях. На отдельных экземплярах этих иконографических композиций значатся надписи: «М.Р.С.Х. 8 Л. 1879 Г.», содержание которых можно понять примерно так: «в 1879 году мастер Родион Семенович Хрусталев проработал в заведении 8 лет». Действительно, самая ранняя, известная нам, дата на отливках этого мастера – 1872 г. Отметим, что именно этот год значится, как начало работы мастерской при новой владелице Екатерине Петровой.

Полное имя Родиона Хрусталева установлено также на отдельных произведениях московской медной пластики. Среди этих редких отливок – икона «Троица Ветхозаветная» и вторая створа четырехстворчатого складня. На большом количестве отливок этого мастера проставлены как различные варианты его монограммы «М.Р.С.Х.», так и даты: 1872 г., 1876 г., 1879 г., 1883 г., 1884 г, 1885 г.

В мастерской на улице Девятая Рота Родион Хрусталев выполнил целый ряд меднолитых произведений. К замечательным образцам московского художественного литья последней четверти XIX в. принадлежат иконы работы Р.С. Хрусталева. Среди них выделяются крупные меднолитые образа – «Святитель Никола Чудотворец», «Богоматерь Одигитрия Смоленская», «Огненное восхождение пророка Илии», «Святители Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст», «Чудо великомученика Димитрия Солунского», а также трехстворчатые складни «Деисус, с избранными святыми», киотные кресты «Распятие Христово, с предстоящими» и целая серия небольших «одновершковых» икон с изображением двунадесятых праздников и избранных святых.

Анализ отдельных образцов дает возможность более точно определить характер работы этого московского мастера. На оборотной стороне большеформатной иконы «Успение Богородицы» 1872 г. отлита надпись в две строки: «ОТЪ, ЧЕКАНИЛ МАСТЕРЪ, РОДИОН СЕМЕН ХРУСТАЛЕВ». На аналогичной отливке, отмеченной датой «1883 г.», читается надпись: «ПО(Д)ПРАВИЛ М.Р.С.Х.», т. е. «подчеканил». Значит, этот мастер был чеканщиком, занимавшимся изготовлением и правкой моделей для литья. Почему такое особое значение придавалось этой иконе, обозначенной надписью с именем мастера? Создание столь значительного образа было связано с соборной Успенской моленной на Преображенском кладбище, члены общины которой называли себя «жителями дома Успения Пресвятыя Богородицы» и отмечали этот праздник особенно торжественно. Многофигурная композиция средника окружена широкими полями, украшенными сложным орнаментом с многоцветными эмалями. Эта меднолитая икона производит впечатление живописной иконы в драгоценном окладе. Среди произведений московского серебряного дела можно найти аналогии орнаментальным мотивам, использованным мастерами-литейщиками.

Произведения, выполненные по моделям этого мастера, отличаются не только высоким качеством литья, но и особой декоративностью, достигаемой применением многоцветных эмалей. Средники икон окружены полями с растительным орнаментом в виде виноградной лозы или стилизованного завивающегося побега, ряд произведений с изображениями избранных святых имеет четкий геометрический орнамент из треугольников, ромбов, крестов и кругов, заполненных стекловидными эмалями контрастных цветов.

Благодаря всем сохранившимся меднолитым образам имя этого мастера, на протяжении десятилетий выполнявшего заказы общины старообрядцев-федосеевцев Преображенского кладбища, прочно вошло в историю меднолитейного дела Москвы.

Полагаем, что Родион Хрусталев снимал квартиру рядом с мастерской, в Кладбищенском переулке, в доме мещанки Александры Никифоровны Квасовой, которой принадлежало пять строений. По архивным документам имя мастера упоминается при описании дома «по переулку в связи с домом № 1 деревянный двухъэтажный корпус, с каменным первым этажом, деревянным верхом и пристройкой для сеней». На первом этаже значится: «квартира Хрусталева (1 комната с перегородкой, одна кухня, 4 окна в переулок, 2 во двор». Очевидно, Родион Хрусталев жил в этой квартире до конца 1903 г. – уже с 3 января 1904 г. здесь значится «башмачное заведение Носкова».

О дальнейшей судьбе мастерской на улице Девятая Рота известно, что по духовному завещанию Е.П. Петровой, утвержденному к исполнению в ноябре 1888 года, домовладение со всеми постройками перешло к Пелагее Никитичне Панкратовой, крестьянке Серпуховского уезда. Не известно, работал ли мастер Родион Хрусталев в заведении П.Н. Панкратовой. В «Журнале генеральной поверки торговых и промышленных заведений» за 1892 г. по 2-му участку Лефортовской части в медном заведении Панкратовой Пелагеи Никитичны, крестьянки Серпуховского уезда, указаны «мастеровых взрослых – 6, мальчик – 1». Уже в следующем году был взят на работу еще один мальчик.

Доходы, получаемые от сбыта меднолитой продукции, позволили новой владелице в феврале 1897 г. подать прошение о разрешении построек на участке № 277. В тексте прошения указано: «На земле моей, состоящей Лефортовской части 2 участка под № 277/570 желаю сломать №№ 9 и 8 (деревянные одноэтажные строения. – Е.З.), выстроить лит. А каменную одноэтажную кузницу…». В вопросном листке, прилагаемом к делу, уточнено: «кузница для литья бронзовых небольших вещей».

Владелицей этой мастерской Пелагея Никитична Панкратова была около 20 лет. Строение кузницы сохранилось до настоящего времени и располагается по адресу: Преображенский вал, дом 24, строение 6. К сожалению, выявить произведения этой мастерской пока не удалось.

Последний период существования мастерской связан с наследниками П.Н. Панкратовой, ее сыном и снохой. В 1908 г. после продажи «двух дворовых мест со строениями на них» владельцами стали сын Панкратов Гавриил Гавриилович и его жена Фелицата Егоровна. В 1914 г. оба участка, принадлежавшие вдове Фелицате Егоровне Панкратовой и ее троим детям, были соединены в одно владение. Так завершилась история «медного заведения» в домовладении № 277, владелицами которого были женщины-старообрядки сестры Ирина и Аксинья Тимофеевы, Екатерина Петрова, Пелагея и Фелицата Панкратовы.

Имя последней владелицы упоминает в своих воспоминаниях красносельский мастер-литейщик А.П. Серов, который в 1914 г., еще подростком, приезжал в Москву вместе со своим отцом.

Кроме этого заведения, известно и о литейной мастерской в селе Черкизово, на «большой улице» в доме Матрены Ивановны Прокофьевой, которой когда-то, «с давнего времени», и принадлежало это производство. С 1881 г. эта мастерская уже связана с именем Марии Ивановны Соколовой, со временем ставшей владелицей одного из самых известных «медных и серебряных заведений» Москвы.

В 1880-х гг. в мастерской М.И. Соколовой число рабочих увеличилось до восьми человек, а значит, значительно расширился объем и ассортимент продукции. Полагаем, что именно в этот период существования мастерской и началом работы с драгоценными металлами была отлита целая партия меднолитых предметов, отмеченных как небольшим литым клеймом «МС»: «Сретение Господне», «Мученики Кирик и Улита, с избранными святыми», «Богоматерь Неопалимая купина», «Преображение Господне», «Богоматерь Всем скорбящим Радость», так и маркированные крупным клеймом «МС» – «Огненное восхождение пророка Илии», большой трехстворчатый складень «Деисус» и другие.

Расширение деятельности заведения, выпускавшего не только меднолитые, но и серебряные изделия, позволило М.И. Соколовой приобрести собственное домовладение № 360 на улице Девятая Рота и начать строительство новой мастерской и кузницы на его территории.

Этот период истории мастерской связан с наследником Марии Ивановны Соколовой, ее сыном Соколовым Сергеем Егоровичем. В феврале 1895 г. в Городскую управу московским мещанином Соколовым С.Е. подается прошение о начале строительства мастерской и кузницы: «Честь имею покорнейше просить строительное отделение разрешить мне во владении, находящемся в Лефортовской части, 2-го участка, по ул.9-я рота, под № 360 произвести следующие постройки: каменное одноэтажное для мастерских строение и каменное одноэтажное одноэтажное для кузницы нежилое». К концу 1895 г. эти здания на участке были построены, но из-за отступлений от детального чертежа все было окончательно завершено лишь в феврале 1896 г.

Дальнейшие строительные работы были продолжены в марте 1897 г. Новое прошение подается купцом Соколовым С.Е. на постройку двухэтажного каменного строения, соединяющего мастерскую и кузницу. Нижняя часть предполагалась для мастерской, «верх – для кухни», как уточнял новый хозяин. За короткий срок в течение двух лет Сергею Егоровичу удалось полностью завершить строительство целого комплекса зданий, включавшего мастерскую и кузницу.

В конце 1890-х гг. при новом хозяине С.Е. Соколове меднолитые изделия стали выходить с его монограммой «З СС», т. е. «Заведение Сергея Соколова». Именно этими монограммами отмечены произведения, выявленные как в музейных собраниях «Спас Благое Молчание», «Покров Богородицы», так и в частных коллекциях «Воскресение Христово-Сошествие во ад», «Седмица», «Богоматерь Одигитрия», «Благоверные князья Борис и Глеб», с навершием «Троица Ветхозаветная», «Богоматерь Казанская», «Рождество Христово», крест «Распятие Христово» и киотный крест «Распятие Христово, с предстоящими».

Произведения этого периода отличаются эмалевой палитрой и особыми приемами декорирования. Особую нарядность отдельным меднолитым памятникам придают контрастные цвета, положенные мелкими мазками на белый фон. Другой особенностью эмалевого декора является передача оттенков одного цвета, различных по своей насыщенности.

Полагаем, что по состоянию здоровья Соколов С.Е. занимался меднолитейным производством короткий период, очевидно, до 1899 г. – уже в середине 1900 г. владелицей домовладения № 360 на улице Девятая Рота вновь стала Мария Ивановна Соколова. Отмечено, что в нежилом здании, выходящем окнами на улицу – «медное и серебряное заведение», принадлежавшее также ей.

В середине 1900 г., после кончины сына, при М.И. Соколовой меднолитые предметы стали выпускаться с монограммой «З С» («Заведение Соколовой»). Среди этих произведений в частных коллекциях известны такие иконы, как «Богоматерь Феодоровская», «Седмица», «Богоявление Господне», «Преподобные Зосима и Савватий Соловецкие», «Троица Ветхозаветная», «Преподобный Сергий Радонежский», «Преподобный Нифонт», «Мученики Кирик и Улита, с избранными святыми», «Воскресение Христово – Сошествие во ад», «Мученики Гурий, Самон и Авив», «Преподобный Паисий Великий»; в музейном собрании «Преображение Господне». В этот период мастера-эмальеры также широко использовали эффект контрастных пятен на белом фоне, как на иконах «Богоматерь Феодоровская» и «Седмица», старались передать различные оттенки цвета.

Мастера-чеканщики, литейщики и эмальеры этого крупнейшего московского медного заведения постоянно работали над созданием новых иконографических композиций, над обогащением орнаментики и эмалевой гаммы произведений. Благодаря монограммам, поставленным на меднолитых предметах, стало известно, что в этом заведении работал мастер С.И.Б., инициалы которого известны на произведениях с клеймом «МС», но не встречаются на отливках с монограммами «З СС», «З С». Так, на «одновершковой» иконе «Сретение Господне», декорированной белой, голубой и синей эмалями, на нижней рамке проставлены не только клеймо «МС», но и монограмма «С.И.Б.». Подобными удостоверяющими знаками отмечена и небольшая икона «Мученики Кирик и Улита, с избранными святыми», декорированная голубой и светло-желтой эмалями.

Полагаем, что последний период творческой деятельности известного мастера Р.С. Хрусталева был связан именно с заведением М.И. Соколовой. Так, монограмма мастера «Р.С.Х.» и клеймо «МС» установлены на отдельных произведениях из частных коллекций: «Богоматерь Неопалимая купина», «Богоявление Господне», киотном кресте «Распятие Христово, с предстоящими» и «Мученики Кирик и Улита, с избранными святыми». Кроме того, инициалы известного мастера известны и на ряде отливок этого заведения, выполненных уже в конце XIX – начале XX в. Ярким образцом работы мастера Р.С. Хрусталева в заведении Сергея Соколова является икона «Седмица», на верхнем бортике которой сохранились следы фамилии мастера и буквы «З СС» на обороте.

По архивным документам имя М.И. Соколовой упоминается последний раз 1 февраля 1911 г. при получении «свидетельства на производство торговли и мастерства золотыми и серебряными изделиями». Далее владельцем этого заведения становится ее зять Лизунов Ефим Федорович, крестьянин Боровского уезда. Именно он получает промысловые и торговые свидетельства с 18 января 1912 г. по 10 декабря 1914 г. При последнем упоминании имени Лизунова Е.Ф. в 1916 г. указано, что заведение размещается в его «собственном доме». Таким образом, владельцами этого заведения были Мария Ивановна Соколова, ее сын и затем зять. До настоящего времени сохранилось одно из этих зданий по современному адресу: улица Девятая рота, дом 27, строение 2.

Но монограммы мастера неизвестны уже при последнем владельце заведения – Ефиме Феодоровиче Лизунове. Полагаем, что при новом владельце меднолитые изделия получили удостоверяющие знаки: «ЛЕω», «ЛЕ», «Л». Именно этими буквами отмечен целый ряд икон, крестов и складней, выявленных в музейных и частных собраниях. В лучших традициях, сложившихся в этом заведении, были выполнены следующие произведения: «Избранные святые в молении Тихвинскому образу Богоматери Тихвинская», «Богоматерь Тихвинская», «Богоматерь Страстная», «Воскресение Христово-Сошествие во ад», «Вход Господень в Иерусалим», четырехстворчатый складень «Двунадесятые праздники и поклонение иконам Богоматери Тихвинская, Владимирская, Смоленская и Знамение», киотные кресты «Распятие Христово, с предстоящими», складень трехстворчатый «Деисус, с избранными святыми» и другие.

При сохранении сложившихся традиций в мастерской постоянно происходил поиск новых декоративных элементов, как на небольшой «одновершковой» иконе «Воскресение Христово (Сошествие во ад)», украшенной растительным орнаментом.
Меднолитая пластика с удостоверяющими знаками Ефима Лизунова принадлежит к завершающему периоду деятельности известной московской мастерской. Произведения этого заведения, получившего широкую известность в России, стали достойным завершением истории меднолитейного производства, связанного с общиной Преображенского кладбища в Москве.