Роль Преображенского кладбища в истории русского староверия трудно преувеличить. Историк старообрядчества В. Г. Сенатов справедливо назвал основанные в 1771 году в Москве Преображенское и Рогожское кладбища «старообрядческими кремлями», едва не затмившими славы и блеска единого общерусского московского Кремля. Один из этих кремлей — Преображенское кладбище — «превратился в культурный, экономический и религиозный оплот… беспоповской половины старообрядчества. Благодаря отсутствию иерархии при внутренней ее “ненужности”, здесь образовалась своя иерархия, и кладбище сделалось “Сионом”, то есть для огромной народной массы приобрело такое значение, какого не имел даже исторический московский Кремль. Преображенское кладбище для старообрядцев-беспоповцев было то же, чем Иерусалим для иудеев и христиан; его главный наставник, в особенности Семен Кузьмич, пользовался в своих народных массах таким высоким авторитетом и уважением, какого не имели ни Платон, ни Филарет синодальной церкви. Его называли “патриархом”, к его воле относились как к Божией воле, его благословение превратилось в самую сущность святости»[1].

Вообще, как отмечают исследователи, «вплоть до начала XX в. кладбища играли огромную роль в жизни старообрядческих общин. Это было связано с тем, что до 1883 г. им было запрещено строить церкви. Большинство существовавших молелен, появившихся главным образом при Екатерине II, возникли явочным порядком и в любой момент могли быть закрыты. Между тем прямого запрета на устройство кладбищ не существовало. В результате у старообрядцев именно кладбища (прежде всего Преображенское и Рогожское в Москве) стали конфессиональными центрами. При них основываются молитвенные дома и целые скиты-монастыри, богадельни, столовые, другие благотворительные учреждения, книгописные и иконописные мастерские. Вместе с тем, заупокойный обряд и кладбищенское благолепие были для старообрядцев принципиально важны. С кладбищем была связана и мирская сторона жизни старообрядческих общин. Сюда стекалась коммерческая информация со всех концов России, здесь предприниматель-старообрядец всегда мог найти себе приказчиков и рабочих из среды единоверцев или получить кредит из кладбищенского капитала»[2]. Недаром церковный историк В. Ф. Нильский называл кладбища «твердынями старообрядчества».

На Преображенке проходили федосеевские соборы 1810, 1814, 1816, 1817 и последующих годов; отсюда распространялись письменные обращения «ко всем христианам»; Преображенский богослужебный устав стал образцом для подражания. Именно на Преображенском кладбище благословлялись наставники и с особыми ставлеными грамотами отправлялись во все уголки Российской империи.

Преображенское кладбище было основано Ильей Алексеевичем Ковылиным (1731–1809) в Москве 14 сентября 1771 года для содержания больных и погребения умерших от свирепствовавшей тогда в городе чумы беспоповцев. Образовавшееся при Преображенском кладбище старообрядческое общежительство Ковылин назвал монастырем, запретив всем обитателям называть его по-другому. В 1781 г. он побывал в Выговском общежительстве, где ознакомился с местным монастырским уставом и откуда привез с собою в Москву искусных выгорецких певчих и наставника. Лучших певиц прислал из далеких польских пределов, из стародубских слобод наставник Петр Федоров. Служба в соборной моленной и богадельных палатах Преображенской обители теперь стала совершаться с особым благолепием и стройностью. На Преображенке было заведено самое древнее, соответствовавшее дораскольным отеческим уставам и обычаям знаменное пение — наонное. Этим лишний раз подчеркивалась преемственность Преображенки от Выгореции и Соловков.

Хотя в обители часто гостили богатые купцы и благодетели, порядок был для всех одинаков: после ударов в било (железную доску, висевшую на дворе) все насельники собирались на богомолье к вечерням, заутреням, часам. После часов также пелись панихиды по умершим во время морового поветрия. Мужское отделение по окончании утренней службы отправлялось в трапезную в предшествии «очередного», который нес икону, обернутую по краям белым полотенцем. Следуя в трапезную, по древнему монастырскому уставу пели 144-й псалом «Вознесу тя, Боже мой, Царю мой…» Зайдя в помещение, ставили икону на аналой, наставник читал «Отче наш», а затем, положив семь земных поклонов, все садились обедать. Во время обеда стояла гробовая тишина, только был слышан голос читавшего Житие святого, которому в этот день совершалась память. Пища в обители всегда была постной и готовилась по монашескому уставу: рыбная или овощная, с маслом или без него — в зависимости от дня. Пища разносилась прислужниками, несшими послушание по кухне. По окончании обеда все пели «Достойно есть» и, положив семь земных поклонов, чинно относили икону в моленную, после чего расходились по кельям. Удары в доску созывали насельников Преображенской обители к вечерне и к келейному правилу.

На женской половине порядок был несколько иной. Женщинам не дозволялось участвовать в общественных молениях, но разрешалось лишь под надзором привратницы бывать при отпевании усопших и пении панихид. Впоследствии была устроена и женская моленная, в которой наставники по очереди отправляли богослужение. Что касается трапезы, то у женщин она была общая, а порядок хождения в нее после службы был такой же, как и у мужчин. Для насельников обители была заведена особая одежда: для мужчин — кафтаны, отороченные черным шнурком, с тремя складками на лифе и 8 пуговицами, и сапоги на каблуках, а для женщин — черные повязки, платки и сарафаны.

Богослужение совершалось ежедневно по Поморскому уставу. Служили вечерню и павечерницу, утреню, часы, а после часов — молебен либо панихиду. С самого момента основания Преображенской обители в ней с необыкновенной точностью исполнялся богослужебный устав. Никакие упущения в совершении служб не допускались. Так же строго соблюдался и временной порядок богослужений. Всенощное бдение здесь всегда понималось в самом строгом, буквальном смысле слова — как богослужение, которое продолжается всю ночь и заканчивается утром. В соответствии с этим пониманием и всенощная служба начиналась не ранее 11 часов вечера, а заканчивалась часов в 5 или 6 утра. Всеми признавалось, что даже знаменитые староафонские монастыри не исполняют службу с такой точностью, как старообрядцы Преображенского кладбища. Такой порядок богослужения соблюдался практически до 1910-х гг., когда для заказных всенощных стал допускаться иной порядок, а именно: начало их приходилось на восемь часов вечера. (В наше время всенощные совершаются полностью вечером.)

С XIX века Преображенское кладбище стало духовно-административным центром всего федосеевского согласия. Здесь проходили пользовавшиеся беспрекословным авторитетом практически для всех федосеевцев (как в Российской империи, так и зарубежом) соборы, отсюда распространялись письменные обращения «ко всем христианам», Преображенский богослужебный устав стал образцом для подражания. С духовным авторитетом росло и материальное благосостояние общины. Так как дети федосеевцев властями почитались незаконными, то обычный порядок наследования был нарушен. Не имея возможности оставлять имущество близким, федосеевские купцы нередко передавали все нажитое в общину, которая беспроцентно (и даже иногда безвозвратно) ссужала деньги одноверцам.

В основном сохранившийся до наших дней комплекс зданий был выстроен в 1784—1811 годах по проекту архитектора Ф. К. Соколова. По пространственному замыслу комплекс подражает Выговской пустыни, с делением на северный (мужской) и южный (женский) монастыри. По преданию, до основания Преображенского кладбища федосеевцев в Москве насчитывалось около 20 домов; после его образования к 1825 году число их за счет присоединения местного населения возросло до 12 тысяч прихожан и 2 тысяч призреваемых. Согласно указу от 1 сентября 1771 года, в котором населению предлагалось «учредить на свой кошт карантинные дома и лазареты», И. А. Ковылин подал прошение разрешить «построить против Преображенского в земляном валу карантин для больных». Здесь была устроена застава для контроля проезжающих, построены бараки, небольшая деревянная часовня для отпевания умерших беспоповцев, отведено место для погребения. После конца эпидемии вокруг кладбища в оставшихся бараках начали проживать вдовы и сироты умерших беспоповцев. Это кладбище быстро приобрело важное значение в жизни согласия. Изменился его облик. Московский главнокомандующий А. Прозоровский доносил 25 октября 1792 года Екатерине II: «Близ Преображенской заставы, в самом Камерколлежском валу, находится часовня, для которой вал сей заровняли, чтоб более дать место погосту. Сия часовня каменная представляет наружность церкви, около оной довольно каменного жилого строения, в котором они (беспоповцы) содержат богадельню более 1000 человек».

В 1784 году была построена соборная часовня во имя Успения Богородицы, в 1805–1808 годах — надвратная Крестовоздвиженская часовня на мужской половине. В 1805 году на женском дворе строились шесть каменных корпусов с моленными: Покровской, Всемилостивого Спаса, Преображенской (над вратами), Богоявленской (и преподобного Зотика) в больничных палатах, Успенской (и Иоанна Богослова, и Николы чудотворца) и Ильинской. В 1811 году закончено строительство Крестовоздвиженской часовни на женском дворе. Кирпич для строительства предоставил Ковылин со своих заводов. Палаты были обнесены белой кирпичной стеной с башнями по углам. Для украшения моленных были использованы иконы только древлеписанные, дораскольные. В 1802 году Ковылин через Министерство внутренних дел приобрел идущий на слом храм Сретения в Кремле (XVI век) вместе со старинными иконами и убранством. Старинные иконы и утварь он скупал везде, где только они сохранились, в том числе и в новообрядческих монастырях и церквах.

И. А. Ковылиным и его помощниками был выработан «Устав Богаделенного дома на Преображенском кладбище», утвержденный властями 15 мая 1809 года. По этому Уставу преображенцы освобождались от опеки Духовной консистории, сами выбирали попечителей, были полностью автономны в своей внутренней жизни. В течение 37 лет Преображенское кладбище числилось как частная собственность И. А. Ковылина. Он оберегал его, постоянно раздавая «подарки» различным мелким чинам, покупая их лояльность. Законодательство Екатерины II и Павла I не знало юридического понятия старообрядческой общины. Старообрядцам — как отдельным лицам, так и целым обществам — вменялось в обязанность лишь соблюдение общих законов и правил общего для всех благочиния. Это отдавало их в полную власть низших чиновников, которые внимательно следили за старообрядцами, истолковывая всякую мелочь как нарушение общего благочиния. Любая мелочь могла привести к разрушению кладбища. Однажды И. А. Ковылин не дал обычного подношения какому-то мелкому чину. Последовал донос о незаконных действиях на Преображенском кладбище. Дело попало на решение к императору Павлу, который распорядился закрыть кладбище и снести все постройки. Кладбище удалось спасти ценою пирога с начинкой из 10 000 золотых полуимпериалов, поднесенного московскому обер-полицмейстеру генералу Воейкову. Пирог замедлил выполнение задуманного, а последовавшая смерть императора Павла предала указ забвению.

После смерти И. А. Ковылина московской федосеевской общиной (а, по сути, и жизнью всего согласия) руководили следующие попечители: Ефим Иванович Грачев (1743–1814), Тимофей Ерофеевич Соколов (ум. в 1845 г.), председатель общины Григорий Клементьевич Горбунов (1836–1920). Наставниками после Ковылина были: Андрей Алексеевич (1725–1793), Алексей Никифорович Никифоров (ум. в 1859 г.), Сергей Яковлевич (1738–1822), Григорий Степанович Гончаров (ум. в 1832 г.), Симеон Кузмин (1768–1859), Георгий (Василий) Гаврилович Михайлов (1798–1880), Василий Парфенович Санин (1825–1897), Антоний Семенович (ум. в 1902 г.), Симеон Ерофеевич Грузинцев (1837–1910), Василий Тимофеевич Тимофеев (1855–1907), Федор Стефанович Кузнецов (1826–1913).

В 1816 году из-за выборов новых попечителей Преображенского кладбища возник сильный внутренний раздор. Образовались две партии. Дело тянулось четыре года, наконец, в него были вовлечены власти. Дошло до императора Александра I, который выразил «гневное» неудовольствие относительно раздора и некоторых сторон вероучения федосеевцев (безбрачие, немоление за царя и пр.). Это послужило умалению гражданских прав кладбища и стало началом последующих репрессий правительства по отношению уже ко всему старообрядчеству.

С началом новых гонений при Николае I Преображенское кладбище продолжало оставаться центром не только федосеевского согласия, но «сюда обращены были взгляды всего русского старообрядчества. В страшные годины возродившихся гонений оно стояло непоколебимым столпом и было светочем для всей России, поддерживая национальную веру и не давая ей угаснуть»[3].

Однако власти начали медленно, но целенаправленно уничтожать эту старообрядческую святыню Москвы. Еще в 1823 г. был назначен особый чиновник для наблюдения за Преображенским богаделенным домом, а после вступления на престол Николая I события стали развиваться стремительно: в 1826 г. было приказано уничтожить моленные, построенные за 10 лет до указа; в 1834 г. приказано было всех мальчиков, содержавшихся в приютах Преображенского кладбища, зачислять в кантонисты — ученики военных школ, которых обращали при поступлении в новообрядчество; в 1838 г. федоссевцам велено было продать все недвижимое имущество кладбища, находящееся вне его. В 1847 г. Николай I насильственно подчинил Преображенский богаделенный дом гражданским властям (с 1853 г. — Императорскому человеколюбивому обществу). При этом было запрещено принимать больных, уничтожены кельи для призреваемых и отделения вне кладбища. Была уничтожена крещальня и запечатан Крестовный дом. Насельникам обители запретили носить иноческую одежду, хоронить своих единоверцев без разрешения полиции. В 1853 г. было запрещено содержать певчих на жаловании, принимать новых призреваемых, а само кладбище было приказано закрыть после смерти последних призреваемых или после их перевода в другие богадельни Москвы.

В марте 1854 г. у федосеевцев отобрали Успенскую соборную часовню на мужской половине и передали так называемым единоверцам, когда несколько человек из числа прихожан Преображенки изъявили желание присоединиться к господствующей церкви на правах единоверия. Единоверие было своеобразной формой существования старообрядцев в лоне господствующей церкви. Оно было задумано по модели западной унии и утверждено императором Павлом I еще в 1800 г. по представлению митрополита Московского Платона, причем в единоверие разрешалось вступать только старообрядцам. Новообрядцы же не могли переходить в единоверие. Единоверцы при сохранении дониконовского богослужебного чина, древних книг и обычаев официально подчинялись Синоду, принимали священство от господствующей церкви и поминали на литургии Синод, а впоследствии — новообрядческого патриарха. Единоверие явилось формой компромисса со стороны ряда богатых купцов-старообрядцев, стремившихся любой ценой восстановить трехчинную иерархию. Однако большинство старообрядцев не спешило принимать единоверие, опасаясь за то отлучения от истинной Церкви, в которой, по их понятиям, они пребывали, по 45-му апостольскому правилу: «Моляися с еретики, да отлучится». Их не пугали рассуждения на тему «без епископа нет Церкви», поскольку они руководствовались 15-м правилом Первовторого собора: «…аще же неции отступят от некоего епископа, не греховнаго ради извета, но за ересь его, от собора, или святых отец не ведому сущу, таковии чести и приятия достойни суть, яко правовернии».

При Николае I начинают практиковать насильственное «обращение в единоверие», ставшее излюбленной формой борьбы правительства со старообрядчеством. Старообрядческие обители разорялись, а их имущество (прежде всего, древние иконы и книги) передавалось единоверцам. То же самое произошло и с Преображенской обителью. Воспользовавшись полученным от нескольких прихожан кладбища прошением, митрополит Московский Филарет (Дроздов) немедленно сделал об этом «донесение» в Синод. Синод тотчас же отдал распоряжение о водворении на Преображенке единоверия. Одна из каменных часовен на мужской половине была избрана для единоверческой церкви. В ней был устроен иконостас, а уже 3 апреля состоялось торжественное освящение церкви «во имя чудотворца Николая» самим митрополитом Филаретом. «“Богослужение” продолжалось около четырех часов. Любителей быть за своего рода “нижегородско-французской” службой, где православный святитель, облаченный в древний “раскольничий” саккос и омофор, в другое время заставляющий “проклинать всех, иже не крестятся тремя первыми персты, но крестятся двумя персты: указательным и средним, и прочиих учат творити тако”, заставляющий проклинать “всех таковых, иже ныне глаголют по псалмах аллилуйя по-дважды, а не по-трижды, и прочих учат творити тако”, сам на этот раз усердно слагал по “арменски крест”, себя крестил и других благословлял им, сам усердно пел аллилуйя по-дважды, — собралось довольно много. Все были в удивлении и восхищении»[4].

К 19 декабря того же года в единоверческую церковь была превращена еще одна часовня — Крестовоздвиженская, а в 1857 г. — и третья, Успенская, к которой пристроили алтарную часть. В 1866 г. вся мужская половина была передана организованному здесь Никольскому единоверческому монастырю. Настоятелем монастыря стал бывший федосеевский монах Павел Прусский.После того как мужская половина Преображенской обители была отдана единоверцам, центром московских федосеевцев вплоть до наших дней неизменно остается Крестовоздвиженская часовня на бывшей женской половине. Чтобы окончательно разгромить последний оплот древлего благочестия на Преображенке, власти репрессировали одного за другим главных руководителей кладбища.

В 1854 г. одновременно с попечителем кладбища Федором Гучковым и настоятелем федосеевского Боровского монастыря Пафнутием Леонтьевичем был арестован Семен Кузмин (с 1827 г. — наставник, с 1837 г. — главный наставник общины федосеевского согласия на Преображенском кладбище). Формальным поводом послужило обвинение в управлении капиталами кладбища и немолении за царя (последнее было одним из пунктов федосеевского учения вообще). Истинной же целью ареста явилось желание поскорее обезглавить федосеевскую общину, лишив ее опытных и грамотных наставников, и тем самым способствовать ее скорейшему переходу в единоверие.

Семен Кузмин был заточен в Крестовоздвиженском мужском монастыре Полтавской епархии. До конца своих дней он оставался верным последователем федосеевского согласия и молился по старым книгам, отказываясь ходить в новообрядческую церковь и исполнять никонианские обряды. Полтавские жители называли его «патриархом старообрядчества». Когда в город на Ильинскую ярмарку съезжалось множество купцов-староверов, к Кузмину приставляли двух рядовых солдат. Караул снимался, когда ярмарка заканчивалась. Скончался Семен Кузмин 13 июля 1859 г. от упадка сил. Могила его находится на Преображенском кладбище в Москве.

Другие наставники Георгий Гаврилович Михайлов и Андрей Ефимович были сосланы один в Вятку, другой — в Харьков. Попечителя Федора Алексеевича Гучкова сослали в Петрозаводск, в Олонецкую губернию, а Константина Егоровича Егорова — под надзор полиции в Пензу. Оба они скончались в заточении, тела их были погребены на Преображенском кладбище.

Тем самым, Преображенское кладбище было фактически обезглавлено и после ареста его духовных руководителей и попечителей подчинено ведению Попечительного совета заведений общественного призрения.

Только 3 октября 1883 г. был издан закон, предоставлявший некоторые права старообрядцам в их религиозной жизни. С 15 по 18 августа 1883 г. на Преображенском кладбище состоялся съезд 180 наставников. На съезде было принято 20 постановлений, в том числе о всеобщем безбрачии, о принятии еретиков через крещение. Съезд осудил пьющих чай и кофе, курящих табак, бреющих бороды и носящих иностранную одежду.

К концу XIX в. в Москве действовало около 17 федосеевских (в основном домовых) моленных и скитов, из них на Преображенском кладбище — 7. Кроме того, на Преображенке находилось две больницы и школа. Всеми расходами заведовал особый эконом. Годовой оборот доходил до 40 000 рублей и более (сумма по тем временам немалая). Во всех моленных кладбища состояло на жаловании более 200 певцов и певиц. В главной соборной моленной кладбища служба совершалась повседневно — служились вечерня, павечерница, утреня, часы, молебен, а под большие праздники — всенощная.

После выхода в 1905 г. царского Указа об укреплении начал веротерпимости жизнь федосеевской общины вновь оживилась. 1 августа 1905 г. на Преображенском кладбище раздался первый разрешенный колокольный звон. В 1907 г. община была официально зарегистрирована. 15 августа 1909 г. в Преображенском богаделенном доме члены общины утвердили «Устав московской общины христиан древлеправославного вероисповедания старопоморского согласия». В том же году открылась школа с трехгодичным курсом обучения. В 1910 г. почетный член общества старообрядцев Преображенского кладбища Г. К. Горбунов устроил богадельню для престарелых старообрядцев, а в 1912 г. состоялась закладка больничного корпуса (архитектор Л. Р. Кекушев), который вскоре был выстроен крупным подрядчиком, членом общины М. М. Малышевым за полцены (по смете цена строительства определялась в 70 000 руб.). В богадельне постоянно проживало около 300 мужчин и женщин, причем лекарства раздавались бесплатно.

В 1907 г. Г. К. Горбуновым на средства, завещанные кладбищу одной из богатых прихожанок, была создана типография Преображенского кладбища. Управляющим в типографии был Н. Ф. Суворин. Типография широко развернула свою деятельность. — Уже в первый год ее существования было выпущено в свет более десятка изданий, причем изначально при типографии существовала своя переплетная мастерская, в которой книги переплетались в лучших традициях древнерусского переплетного искусства — в коже и с медными застежками. Всего же за время существования типографии (до 1917 г. включительно) с ее станков сошло свыше 80 названий книг! Репертуар изданий был очень широк: здесь и традиционная богослужебная литература (Часословы, Псалтыри, Минеи, Триоди, Октаи, Шестодневы, Канонники), и книги, составленные специально для бессвященнословной службы (Потребник малый, «Скитское покаяние», «Устав о домашней молитве», «Устав церковной службы» — «Савины главы»), и печатные крюковые книги наонной традиции (Обиход, Ирмосы, Октай), и лицевые книги (такие шедевры полиграфического искусства, как «Апокалипсис трехтолковый», «Григорьево видение», «Прение живота со смертью»). С подлинного оригинала 1723 г. были изданы «Поморские ответы» с фототипическим воспроизведением автографов выгорецких пустынножителей. Изданиями типографии Горбунова староверы пользуются при богослужении и в наши дни.

На Преображенском кладбище также отливали меднолитые иконы, расходившиеся по всей России; была здесь и своя иконописная мастерская. Наибольшей известностью пользовались иконописцы А. Т. Михайлов (ум. в 1948 г.) и Т. И. Илларионов (ум. в 1930 г.).

После 1917 г. гонения на веру коснулись и федосеевской общины. В Преображенский богаделенный дом было решено поселить порядка 400 беженцев из голодающих губерний за счет закрытия большинства моленных. 10 января 1923 г. приходской комитет Преображенского кладбища оповестили о том, что четыре храма подлежат закрытию и ликвидации.

Никольский единоверческий монастырь, занимавший мужскую половину Преображенской обители, после революции распался (как вскоре распалось и само единоверие), и в 1922 г. монастырские храмы попали в руки обновленцев. Не найдя средств на их содержание, обновленцы оставили за собой западный Никольский придел Успенского храма, а центральную его часть продали староверам поморского согласия, изгнанным новыми властями из своего храма в Токмаковом переулке.

Что касается федосеевцев, то оставшийся за ними Крестовоздвиженский храм никогда не закрывался, хотя сама община изрядно пострадала от начавшихся гонений на веру. В 1934 г. НКВД арестовал наставника Преображенской федосеевской общины. Однако тот перед самым своим арестом успел тайно благословить себе преемника. Девять лет (до 1943 г.) духовный отец федосеевской Преображенской общины вынужден был действовать подпольно.

Только в 1945 г. Преображенская федосеевская община была зарегистрирована вновь. Число ее членов в Москве составляло в это время 2500, а вместе с областью — 5000 человек. В 1967 г. председателем общины стал Михаил Иванович Чуванов (1890–1988), потомственный федосеевец, большой знаток древнерусской и старообрядческой книжности, ученый и книголюб, собравший уникальную книжную коллекцию. С конца 1980-х гг. власти начали постепенно возвращать федосеевской общине монастырские строения.

Теперь Преображенское кладбище уже утратило свое былое экономическое значение. Однако, как и прежде, оно продолжает играть важную роль в духовной жизни федосеевского и поморского согласий. На сегодняшний день на Преображенке зарегистрированы целых три церковные общины: на территории бывшего «женского двора» находится община федосеевского согласия, а на территории бывшего «мужского двора» — община Древлеправославной Поморской Церкви и община Московской Патриархии, которые молятся в бывшей соборной Успенской часовне, разделенной на две части глухой стеной. С середины 1990-х годов властями было начато поэтапное возвращение некоторых построек федосеевской общине.

Несмотря на суровые испытания, выпавшие на долю этой благословенной обители, жизнь здесь идет своим чередом. Все так же, как и при Илье Алексеевиче, молятся перед древними образами благочестивые прихожане в строгих одеждах, все так же звучит величественный знаменный распев, все так же разносится в воздухе теплый аромат восковых свещей. Попадая в Преображенскую обитель, поистине начинаешь чувствовать всю суетность и нелепость той жизни, которая бурлит за ее стенами, и хочется сказать вслед за псалмопевцем: «Иде убо образом ходит человек, обаче всуе мятется, сокровищует, и невесть кому собирает я» (Пс. 38, 7).

[1] Сенатов В. Г.Философия истории старообрядчества. М., 1995. С. 16.
[2] Лурье Л. Я., Кобак А. В.Малоохтинское кладбище // Исторические кладбища Петербурга. СПб., 1993. С. 418.
[3] Прозоров И. А.История старообрядчества. М., 2002. С. 162.
[4] Переведеновский А. А.Из истории Преображенского кладбища // Древлеправославный месяцеслов на 2004 год: Настольная книга христианина для душеполезного чтения на каждый день с богослужебным уставом, святцами, домашними молитвами и пасхалией. М., 2004. С. 236.