Я уже кое-что знаю, но хочу узнать побольше

Успенский храм с колокольней (вид сверху, фото 80-90-х годов)
07 Окт
Архитектура

И.К. Русакомский. Ансамбль за Преображенской заставой конца XVIII – начала XIX в.

(Памятники русской архитектуры и монументального искусства. Города, ансамбли, зодчие / Отв. ред. В.П. Выголов. М., 1985. С. 148–169)

В 1771 г. Москва переживала опустошительную эпидемию чумы. Бедствие было столь значительным, что правительство разрешило устройство частных карантинов. Предложение по устройству частных карантинов было выдвинуто сенатором П.Д. Еропкиным. Организация этого дела была поручена Московской имущественной канцелярии[1]. Один из таких карантинов был разрешен по просьбе старообрядцев-беспоповцев «феодосеевского согласия» за Преображенской заставой Камер-Коллежского вала[2].

Община их, получившая свое название по имени основателя Феодосия Васильева[3], имела сильное влияние в среде крестьян и купечества центрального торгово-промышленного района России. Непосредственными инициаторами и ходатаями об устройстве карантина и кладбища явились два московских купца Ф. Зенков и И. Ковылин[4]. Обращение от старообрядцев-феодосеевцев в правительство датировано 7 сентября 1771 г., в нем они, в частности, писали: «Мы, нижеподписавшиеся, в означенном от нас против Преображенского в земляном валу месте для содержания больных больницу построим с тем, что как и для караула и смотрения за больными, так и вывозу во оную заболевших из домов людей надежных довольное число определим и тех больных и помянутых определенным снабжать платьем, обувью и довольною пищею содержать будем сами, а если сего исполнять не будем, то подвергнем себя, чему будем по законам достойны, в чем мы подписуемся»[5].

Вскоре И. Ковылин6, став наиболее авторитетным руководителем общины, принимает меры к расширению построек карантина и превращения его в центр феодосеевского движения всей России. В результате этой деятельности на месте карантина вырастает ансамбль из двух монастырей (мужского и женского); в глубине кладбища за монастырями была поставлена часовня.

С самого основания за ансамблем устойчиво закрепляется название Преображенского старообрядческого кладбища.

История возникновения построек Преображенского кладбища, их художественный облик представляют несомненный архитектурный интерес. Однако до настоящего времени им не было посвящено ни одной специальной работы[7].

Цель настоящей статьи состоит в описании строительной истории всего архитектурного ансамбля (не касаемся по-своему интересных памятников некрополя) и в попытке дать общую художественно-стилистическую оценку его сооружениям. Для данной цели привлечены как литературные источники и неизвестные ранее иллюстративные материалы, так и результаты натурных исследований памятников, проводимых автором в последние годы[8].

***

Уже вскоре после основания кладбища и карантина здесь, за Преображенской заставой, на земле, выкупленной старообрядцами у крестьян села Черкизова, было несколько деревянных домов. Большую часть их составили дома мещан, перевезенные из опустевшего во время чумы Преображенского. Известно, что отвод территории под кладбище и карантин был произведен 14 сентября 1771 г. после осмотра места архитектором капитаном Розбергом[9]. Территория эта простиралась к востоку за Камер-Коллежский вал и была ограничена с юга Хапиловским прудом на реке Хапиловке, впадающей в Яузу, а с севера – землями, примыкавшими к древней дороге Стромынке.

В ближайшем соседстве с Камер-Коллежским валом разместились здания карантина, а к востоку за ними – собственно кладбище. Вскоре деревянные постройки заменяются кирпичными из материала завода И.А. Ковылина. Община состояла из женской и мужской половин, которые строго разделялись в общежитии. Первыми кирпичными сооружениями были соборная часовня и больничный корпус. Остальные постройки ансамбля относятся к 1804–1808 гг.[10] Широкий размах строительства комплекса был в эти годы обусловлен манифестом 15 октября 1801 г., предоставившим некоторые свободы различным вероисповеданиям[11]. После завершения строительства большинства сооружений старообрядцы обратились в 1808 г. к Александру I с просьбой о наименовании построек на кладбище богадельным домом, что освобождало их от контроля со стороны духовных властей. Такое разрешение было получено в 1809 г.

Однако значительное и все расширяющееся влияние феодосеевской общины, располагавшей огромными средствами и связанной с широкими торгово-промышленными кругами в обеих столицах, беспокоило официальную церковь и правительство. В 1847 г. Николай I отдал приказ о назначении попечителем Преображенского богадельного дома генерал-адъютанта графа Строганова с тем, чтобы он устроил порядок, «соблюдаемый в других богоугодных заведениях»[12].

На основании этого же документа предписывалось постепенно вводить «единоверцев» (компромиссная форма официальной церкви, принимающая некоторые старые обряды) и православных в феодосеевскую общину с тем, чтобы в дальнейшем обратить одну из часовен Преображенского кладбища в единоверческую церковь. В 1853 г. было приказано Преображенский богадельный дом подчинить ведению совета Императорского Человеколюбивого общества и снести отдельные кельи на территории самого кладбища. В апреле 1854 г. соборная часовня мужской части комплекса была передана единоверцам. В 1857 г. к ней был пристроен трехапсидный алтарь и сделана световая глава по проекту архитектора Вивьена[13]. 19 декабря того же года для единоверцев переоборудовали надвратную Крестовоздвиженскую часовню. В 1865 г. мужская половина Преображенского богадельного дома была преобразована в Никольский единоверческий монастырь[14].

Всю общину феодосеевцев перевели на женскую половину комплекса. В 1876–1879 гг. на главной оси вновь учрежденного монастыря между надвратной церковью и соборным храмом поставили новую высокую шатровую колокольню. Несмотря на поздний период строительства, это сооружение удачно вписалось в существовавший ансамбль, став его доминантой.

В 1930-х гг. стены и башни этого монастыря были разобраны, то же произошло с частью стен соседнего женского. Юго-восточную часть мужского монастыря заняло расширившееся кладбище; в восточной половине бывшего женского, где раньше стояли деревянные избы келий, а также между двумя частями комплекса, разместился колхозный рынок.

Остальные сооружения сохранились почти без изменений. В 1966 г. была проведена реставрация части женского двора (архитектор А.С. Алтухов). В 1977–1980 гг. под руководством автора статьи реставрирована колокольня и часть стен единоверческого Никольского монастыря.

Такова кратко история возникновения и последующих изменений ансамбля Преображенского кладбища. Две сохранившихся акварели[15] и литография показывают, насколько выразительным в целом этот ансамбль был уже в первой половине XIX в.

На первой акварели под изображением имеется подпись славянским шрифтом: «Вид старообрядческого Преображенского богадельного дома в Москве на кладбище со всяким строением, которое обретается в нем. Описано 1827 г. марта 23-го мещанином Моско Мироном Иваном»[16]. Под второй акварелью, изображающей ансамбль почти фронтально с запада, приведен подробный перечень сооружений.

Первое изображение несколько схематично, близко по характеру своего исполнения к чертежу, второе ближе к живописному примитиву. Оно имеет более насыщенный цвет и некоторые отличия по сравнению с первой акварелью в окраске сооружений. Композиция ансамбля наиболее ясно прочитывается по первой акварели. Сооружения делятся на два комплекса, называвшиеся, как это видно и по надписям на изображении, женским (левый) и мужским (правый) дворами.

Оба «двора» обнесены высокими кирпичными стенами с зубцами и шатровыми башнями по углам. При этом широкое пространство между ними, замыкаемое в перспективе часовней кладбища, отгорожено со стороны Камер-Коллежского вала глухим деревянным забором.

Само кладбище, затененное густой зеленью деревьев, простирается от часовни на юго-восток, за мужской двор. В глубине его изображены отдельные кельи. Весь ансамбль расположен на некотором расстоянии от Камер-Коллежского вала. В зоне между парадными фасадами обоих дворов и этим валом размещены хозяйственные сооружения общины – низкий корпус складов перед женским двором и каре построек скотного двора у юго-западной башни мужской общины рядом с Хапиловским прудом. По границе этой хозяйственной зоны поставлен глухой забор, захватывающий часть территории города перед мужским двором. В центре перед поворотом забора – вход, к которому подводит дорога с надписью на акварели – «Спроулок». Над воротами рядом со сторожкой надпись – «ворота на кладбище».

Мужской двор вытянут в восточном направлении от Камер-Коллежского вала и имеет в плане форму правильного прямоугольника. Композиция его определена расположенными на главной продольной оси корпусом келий с надвратной часовней, соборной часовней и замыкающим этот ряд в глубине территории больничным корпусом с двумя башнями-флигелями. У западной и северной стен ограды видны небольшие служебные постройки. Основные сооружения и ограда этого двора окрашены в красный и розовый цвета. Больничный корпус имеет желтую окраску. Кровли всех сооружений – красные, за исключением надвратной и соборной часовен, имеющих зеленый цвет покрытия. Внешняя сторона ограды декорирована высокими арочными нишами.

Женский двор расположен к северу от мужского и отделен от него широкой площадью с огородами и колодцем в центре. Композиция его несколько иная. Она складывается из двух частей: парадной – западной и жилой – восточной. Шесть двухэтажных корпусов западной части, включая надвратный, размещены вокруг центральной площади с часовней. Под надвратным корпусом подписано «ворота», что указывает на особо важное значение именно этих ворот. В восточной части по периметру стен размещены деревянные избы келий. Ограда, как и мужского двора, имеет на углах четыре башни, но стены ее декорированы не арками, а ромбами и шатры башен украшены двумя рядами декоративных слухов. Все кирпичные сооружения женского двора окрашены на акварели в желтый цвет с выделением белых деталей. Так же, как и в мужском дворе, зеленым цветом выделена кровля
центральной часовни.

Вторая акварель относится к чуть более позднему времени, на ней слева от надвратного корпуса мужского двора в стене видны два новых проема, и над зубцами ограды в этом месте поднимается двускатная кровля новой постройки. У ворот на кладбище появилась будка. Западная ограда мужского двора и надворный корпус, согласно этой акварели, выкрашены в светло-желтый цвет, как и на женском дворе. Кроме того, на переднем плане изображены кровли домов, принадлежащих общине в селе Преображенском. Нижнюю часть акварели занимает повторенный дважды текст. Верхняя его строка: «Вид Преображенского богадельного дома или старообрядческого кладбища в Москве на Преображенске. Устроено в 1808 г. и высочайше утверждено в 1809 г.».

Ниже текст разделен на левую и правую половины соответственно под изображениями женского и мужского дворов. Номера над сооружениями указывают, что в центре женского двора находится «средняя моленная», а в западной ограде – «надворотная моленная», а по сторонам женского двора – сооружения, упоминаемые уже при описании первой акварели. Под номером 7 обозначены «Грачева ограда» (женский двор)[17] «и башни и все строения каменные, кельи деревянные, по сию сторону сарай с дровами и капустой оба каменные». Под номерами 11 и 12, поставленными над изображениями домов в селе Преображенском, обозначены «№ 11 дом, где жили девицы, № 12 и другой, где живут оне». Последнее указывает, что владения общины захватывали также и внутригородскую территорию.

Более подробно территория эта со всеми постройками изображена на литографии, приведенной в книге П.В. Синицына[18]. Судя по изображенной на дальнем плане богадельне в селе Измайлове, литография эта выполнена не раньше 1849 г., но не позже 1854 г., когда соборная часовня уже была передана единоверческой церкви. Под литографией приведены основные даты строительства Преображенского богадельного дома: «Основано в 1771-го года, заложенного в 1780 года. Построенных между 1800-м и 1808-м годами. Высочайше утвержденного в 1809-м году мая 15 дня». И далее: «что в Преображенском в Москве».

По орфографии создается впечатление, что первая часть фразы переписана с какого-то более раннего источника, когда территория, занимаемая общиной, называлась просто старообрядческим кладбищем, которое и было основано в 1771 г. Только в 1809 г. старообрядцам было разрешено называть их общину богадельным домом.

Некоторые подробности относительно композиции ансамбля и его отдельных сооружений дает текст прошения старообрядцев на имя Александра I, на основании которого их община стала богадельным
домом. Оно было подано Александру I через князя Куракина 23 декабря 1808 г. и называлось «План или изъяснительное начертание местного положения и внутреннего распорядка богадельного дома с больницами московским старообрядческим обществом построенного»[19].

Из документа следует, что под кладбище отведено место «за чертою города между Преображенской и Семеновской застав, по обе стороны Камер-Коллежского вала, на пустопорожней и ни на что ни годной земле, городу принадлежащей». «37-й год кладбище, богадельни и больницы существуя, последние помещали в себя более 800 человек обоего пола. Но, наконец, давность времени довела строения богадельни и больниц до совершенной ветхости, и общество, предусматривая неминуемое падение их и с дозволения местного начальства, построило вновь каменные богадельни и больницы, в двух отделениях расположенные, употребя на онное капиталу до 200 000 руб. Первое из сих отделений заключает престарелый мужской пол, в середине оного воздвигнуто здание для повседневного приношения молитв, и о двух жильях корпус на помещении богадельных жительством, при нем общественная трапеза о двух жильях с двумя проспектами[20], шесть корпусов деревянных к призрению и успокоению болящих и увечных… Оное отделение обнесено каменною стеною, длиною 100, шириною 56 сажен, в вышину семь и 1/2 аршин, по углам 4 башни».

«Второе отделение вмещает женский пол и малолетних сирот обоего пола, и оное также обнесено каменною стеной длиной 113 шириной 65 сажен, в вышину 7 аршин, по углам тоже 4 башни, в середине пять корпусов[21] каменных о двух жильях, из коих три занимают престарелые и увечные, а четвертый – больные и движения неимущие, в пятом воспитываются малолетние с отделением мужеска от женскаго пола особо. При каждом корпусе особый покой для повседневного приношения молитвы всемогущему богу, а на помещение годового запаса выстроены кладовые, амбары, погреба, кухни и все нужное. К точному же и совершенному усмотрению в обоих отделениях расположения, подносится у сего особый план и фасад».

Кроме просьбы называться богадельным домом, община феодосеевцев просила также приобретаемый кладбищем капитал пускать в «торговую коммерцию».

К сожалению, «особый план и фасад», приложенные к прошению, не обнаружены. Известно, что И.А.Ковылин пригласил для «назначения места строения и каменной ограды, по сие время окружающей
Преображенское кладбище, архитектора Соколова»[22].

До настоящего времени приведенные изображения и документы служили основой для характеристики общей композиции ансамбля и датировки его сооружений. Натурные обследования указывали, что отдельные кирпичные здания построены ранее 1801–1808 гг. Однако нам удалось обнаружить достаточно подробный и в какой-то степени неожиданный источник. Это «План Преображенского старообрядческого кладбища 1804 г.»[23]. На плане нанесены только два каменных сооружения – соборная молельня, или часовня, и больничный корпус в его первоначальном варианте, т.е. без флигельных башен и восточной пристройки. Оба эти сооружения были построены в конце XVIII в.; часовня – в 1784 г.[24], а больничный корпус – в 1798 г.[25] К северо-западу от них, как это видно по плану, располагались два деревянных жилых строения, фланкирующих вход в кладбищенский переулок.

В тексте экспликации к этому документу имеются ценные сведения, касающиеся датировки готической часовни на кладбище. «Вместо прикрытой темной тушью старой деревянной часовни попечитель кладбища купец Илья Ковылин просит дозволения вновь построить каменную длиною и шириною на 4 саженях, вышиною в 6 аршин с покрытием железом, с сим в смежности № 4 земля села Измайловских крестьян № 5 Камер-Коллежский вал».

Там же дан пространный текст разрешения, где, в частности, говорится: «Во исполнение данного его высокопревосходительством г-на генерала от инфантерии московского военного губернатора и кавалера Александра Андреевича Беклешова управе благочиния предписания по оному плану в Старообрядческом Преображенском кладбище на означенном под темной тушью часовню сломать и потом вновь под № 3 каменную часовню ж длиною и шириною по 4 сажени, вышиною в 6 аршин регулярною фасадою с покрытием кровли железом строить позволить. Декабрь 3 дня 1804 г.»

Таким образом, план дает право датировать строительство известной «готической» часовни Преображенского кладбища не 1771–1772 гг., как это делает В.А. Снегирев[26], а концом 1804 г. или даже – 1805 г. Кроме этого, план показывает, что первоначальная застройка комплекса велась без четко разработанной общей композиции. Территория первоначального комплекса была значительно меньше, и, очевидно, развитие ее в северном направлении, а также формирование в
виде двух монастырей произошло после 1804 г.

Представляется интересным вопрос, насколько самостоятельными были общие композиционные идеи заказчика и архитектора.

Как известно, наиболее авторитетным идеологическим центром старообрядцев-беспоповцев в XVIII в. была Выгорецкая пустынь[27]. Создавая Преображенский ансамбль, И.А. Ковылин посетил эту пустынь в 1773–1774 гг.[28] Сооружения Выгорецкого общежительства были деревянные. Сохранилось несколько изображений этого комплекса. Одним из них, наиболее известным, является лубок в собрании ГБЛ[29].

При сопоставлении панорамы Выгорецкого монастыря с упомянутой акварелью 1827 г. обнаруживается общность принципов композиционного построения Выгорецкой пустыни и Преображенского комплекса. В обоих комплексах общежительство разделено на два монастыря с часовней в центре каждого. В том и другом случае к востоку от них расположено кладбище с часовней, поставленной на продолжении оси между монастырями. Сходство это заметно больше в изображении Преображенского комплекса, чем при рассмотрении его в натуре. Очевидно, задуманная здесь симметрия монастырей относительно оси, зафиксированной проходом между монастырями до кладбищенской часовни, была нарушена по мере строительства комплекса и расширения его территории к северу. В результате узкий переулок от Камер-Коллежского вала до кладбища, разделявший намеченные первоначально территории мужского и женского дворов, превратился в довольно широкую площадь с огородами между ними. Женский двор соответственно сдвинулся гораздо севернее, и площадь его была значительно увеличена по сравнению с территорией более раннего мужского двора.

Строительство Преображенского комплекса в целом охватывает значительный промежуток времени. Если фиксировать его по времени создания кирпичных сооружений, от 1784 г. (соборная Успенская часовня) до 1811 г. (Крестовоздвиженская часовня женского двора), то оно составляет 27 лет. Отдельные сооружения появлялись и в значительно более позднее время, хотя они уже не играли существенной роли в формировании комплекса, за исключением колокольни единоверческого монастыря (1876–1879 гг.)[30]. Основное строительство относится ко времени, когда в русской архитектуре, помимо классицизма, успешно развивается стилистическое направление, связанное с зарождающимся интересом к средневековым формам архитектуры.

В научной искусствоведческой литературе это направление получило разнообразные названия, как то: готика, ложная готика, псевдоготика, национально-романтический стиль. Московская школа этого направления наиболее ярко представлена работами великих русских зодчих – В.И. Баженова, и М.Ф. Казакова. Комплекс Преображенских монастырей построен в целом в формах этого направления, которое мы в дальнейшем будем именовать псевдоготикой.

Сооружения Преображенского комплекса неодинаковы по своим художественным достоинствам. Тем не менее, они представляют в целом несомненную ценность, давая образец своеобразного использования псевдоготики для создания архаизированного образа монастыря.

Рассмотрим же более подробно отдельные сооружения. Начнем с наиболее выразительных культовых сооружений, демонстрирующих изменение стилистических приемов в зависимости от времени и особенностей расположения этих сооружений в общей композиции. Как уже говорилось выше, первым каменным сооружением Преображенского комплекса следует считать Успенскую соборную часовню (1784 г.) мужского двора, получившую алтарь и световую главу не ранее 1854 г. во время приспособления ее под соборный храм Никольского единоверческого монастыря.

Среди материалов секретного комитета по делам раскола[31] имеются документы относительно строительства часовни. Купец И.А. Позументщиков, будучи представленным Григорием Орловым Екатерине II, просил ее о разрешении построить часовню для Преображенского карантина и, не получив ответа, принял молчание за согласие и сообщил об этом И. Ковылину. Ковылин, в свою очередь, тут же приступил к строительству этой, первой каменной часовни. В прошении 1808 г. старообрядцы упоминают только об одной основной часовне, построенной первоначально: «а для приношения молитв всевышнему богу по правилам старопечатных книг соорудить часовню. Общество испрашивало на сие дозволение и начальство позволило»[32].

Таким образом, именно это сооружение можно считать наиболее ранним, определившим в значительной степени стилистическую направленность создававшегося ансамбля. Однако по композиции своих объемов, общему силуэту оно меньше всего отвечает образу псевдоготических сооружений. Это скорее скромный, несколько тяжеловесный приходский храм богатого села, состоящий из крупного четверика основного объема, покрытого четырехлотковой кровлей с одной главой, и примыкающей к нему пониженной и широкой трапезной с невысокой круглой башней колокольни на ее западном фасаде. Острота силуэта ложноготических сооружений здесь полностью отсутствует, композиция скромна и в значительной степени архаична, она скорее близка к барочным сооружениям.

Некоторые особенности этой часовни говорят о возможности первоначального использования ее как женской, так и мужской общиной. На это, в частности, указывает композиция ее западного фасада, в центре фасада выступает полукруглая невысокая колокольня с отдельным входом; по сторонам от нее два входа в храм и два своеобразных остроугольных ризалита «палатки». Такое размещение проемов предназначалось, скорее всего, для раздельного входа мужчин и женщин общины[33]. Возможно, что это было связано с первоначальной идеей одного монастырского комплекса, а для женщин выделялся специальный двор в селе Преображенском (обозначен на второй акварели: «дом, где жили девицы»). И только впоследствии с расширением общины и ростом ее денежных средств И. Ковылин решился на создание комплекса по типу Выгорецкой пустыни.

Членение фасадов часовни, ее спокойные арочные проемы и круглые формы окон соответствуют классицистским приемам. В композиции как западного, так и боковых фасадов обыгрывается трехчастная тема: три проема входов на западном фасаде, три окна на боковых фасадах трапезной, вход и два окна по сторонам на боковых фасадах четверика. Для придания некоторого вертикализма этому убранству проемы на трапезной и четверике сдвинуты архитектором – вероятно, Ф.К. Соколов – к средним осям фасадов. По сторонам от этих сгруппированных проемов в высоких прямоугольных нишах помещены узкие стрельчатые ложные окна (одинарные на трапезной и тройные на четверике). Декорированные крупными рустованными архивольтами, узкими колонками и «псевдофиалами», они образуют выразительные акценты по сторонам центральной части композиции.

Особенно интересно убранство фасадов четверика с двумя ярусами проемов, нижние из которых имеют стрельчатые очертания, тогда как их верхние значительно меньшие, имеют круглую форму (центральное) или овальную (боковые). Главная ось здесь на северном и южном фасадах акцентирована порталом с пышными готическими пинаклями на выступающих пилонах и бутоном-фиалом над его килевидным завершением. Сразу же над этим фиалом в «сияньи» белокаменных рустов, напоминающих обработку архивольта моста через овраг в Царицыно, расположено окно второго света. Овальные окна по сторонам его заглублены в вертикальные прямоугольные ниши, углы которых были заполнены характерным растительным рельефом, напоминающим подобные же детали в углах вертикальных ниш на Никольской башне Московского Кремля. Крайние части фасадов на уровне окон второго света фланкируют пышные сандрики, завершающие тройные узкие ложные окна. Форма этих сандриков взята с барочного мотива: над полочкой с капельным подзором помещены сомкнутые волюты, завершенные сердцевидными фронтончиками с бомбочками. Углы фасада отмечены разреженным рустом, а широкий карниз обработан белокаменным подзором из арочек с гирьками.

Наряду с классицистскими основами, как это уже отмечалось, в сооружении присутствуют формы барокко. Это проявляется в выпуклой форме кровли храма, пластичных, многопрофильных карнизах, а также в уже упомянутых деталях фасадного декора. Собственно псевдоготическими являются такие характерные формы, как стрельчатые проемы, а также стрельчатые или килевидные наличники, дорожки ромбов по сторонам окон, разреженный руст на углах основных объемов и в обрамлении круглы: окон колокольни, а также псевдофиалы, варьируемые по три в различных сочетаниях.

Одной из характерных форм, встречающихся в московской школе псевдоготики, является своеобразная килевидная или сердцевидная деталь, обыгрываемая в данном случае как завершение сандриков, верхняя часть наличников или объединенная в тройные группы под окнами. Деталь эта в какой-то степени свидетельствует об обращении к формам XVII в. Но наиболее показательно в этом отношении обрамление ниш, декорирующих остроугольные выступы палаток на западном фасаде. В тимпан их килевидных арок, обрамленных профилированной тягой, помещен цветок-раковина с «вислым камнем» в виде шишки. В целом одно только это обрамление дает представление о том, как понимала псевдоготику «московская школа», готический проем здесь объединен с деталью, ставшей распространенным мотивом в архитектуре XVII в. – «вислым камнем».

Свободное и смелое использование подобных форм в декоре Успенской часовни, а также ряд других характерных деталей позволило некоторым исследователям приписывать это сооружение В.И. Баженову[34]. Но гораздо с большей убедительностью это мнение отстаивалось в отношении «готической» часовни на кладбище. Часовня эта предназначалась только для погребальной службы, и имеет небольшие размеры. Внешний облик ее действительно заставляет предположить, что она появилась в период расцвета псевдоготики (70-е – 80-е годы), когда создавались павильоны Ходынского поля, ансамбль в Царицыне или Петровский дворец.

Однако, если верить приводившемуся выше плану Преображенского кладбища 1804 г., время ее создания должно быть отнесено по крайней мер к 1805 г., когда уже велось энергичное строительство всего ансамбля. Противоречит ли эта дата художественному облику часовни? Если сравнивать с внешним видом остальных сооружений комплекса – да, но ряду подобных же ярких псевдоготических сооружений в Москве – нет. Даже значительно позднее автор Преображенского комплекса Ф.К. Соколов, восстанавливая Никольскую башню Московского кремля, создал одно из ярких псевдоготических сооружений в лучших традициях московской школы псевдоготики[35].

В 20-х годах В.В. Чердынцев справедливо указал, что часовня Преображенского кладбища построена в начале XIX в. и является логическим развитием излюбленного В.И. Баженовым композиционного приема для псевдоготических сооружений[36]. Однако более точных сведений о датировке и авторстве им высказано не было. Судя по резолюции, приведенной на плане Преображенского кладбища, осуществление строительства новой каменной часовни должно было вестись под непосредственным руководством управы благочиния, главным архитектором которой был Ф.К. Соколов. Как говорилось выше, Ф.К. Соколова, как одного из лучших архитекторов-практиков, И. Ковылин пригласил именно в эти годы для проектирования всего комплекса Преображенского кладбища[37]. Таким образом, можно с достаточным основанием утверждать, что автором «готической» часовни на Преображенском кладбище является Федор Кириллович Соколов.

Из этого же плана кладбища 1804 г. видно, что форма плана предполагаемой к сносу деревянной часовни вполне определенна, с характерными выступами на углах. Каменный вариант повторил ту же форму плана. Таким образом, можно предположить, что деревянная часовня в какой-то степени подсказала автору художественные формы вновь создаваемого сооружения в кирпиче.

Но откуда происходил деревянный прототип? Большинство деревянных сооружений на Преображенское кладбище было свезено в первые годы его создания из самого села Преображенского. Феодосеевцы приобретали для спешно устраиваемого монастыря различные существующие сооружения. Не исключено, что к ним мог попасть и один из деревянных «готических» павильонов, оставшихся после
празднеств на «Ходынском поле» в 1775 г.

Так или иначе, часовня Преображенского кладбища является наиболее ярким сооружением всего комплекса. Она выполнена в характерных для псевдоготики материалах – кирпиче и белом камне. Окраску фасадов составляют контрастные белый, красный и зеленый цвета. Квадратная в плане, с башенками-«минаретами» по углам, часовня покрыта куполом, завершенным пятью пинаклями с крестами. Основание этого небольшого сооружения поднято на высоком гранитном цоколе, к входу подводят широкие ступени крыльца.

Все четыре фасада часовни имеют тождественную трехосевую композицию. В центре помещена высокая «готическая» арка, в которую вписана другая, завершенная по типу древнерусских проемов «вислым камнем» под круглым окном в тимпане. По сторонам среднего проема – узкие стрельчатые окна в обрамлении тонких колонок. Антаблемент над колонками и архивольт готической ниши имеет крупный зигзагообразный рисунок из белокаменных лепестков. Переход от четверика часовни к круглому основанию купола осуществлен в три яруса, декорированных фигурными белокаменными парапетами. Нижний парапет составляют два волютообразных фронтона, по сторонам поднимающегося готического архивольта, поддерживающего более сложное трехчастное завершение. Второй ярус завершают редкие пальметки (повторяющие форму раковин, расположенных на нишах в остроугольных выступах палаток Успенской часовни), а третий – волнообразные зубцы с фиалами в углублении волн. В убранстве угловых башенок обращают внимание белокаменные фестоны под завершающими фиалами с крестами. Эта форма во многом перекликается с завершением столбов на мосту через ров в Царицыно. Прямоугольный проем входа, вписанный в среднюю часть фасадной композиции, опущен ниже «вислого камня».

Искусственность этого декоративного приема подчеркнута широкой перемычкой, превращающей верхнюю часть арки в два полукруглых окна, забранных лучеобразными решетками.

К типичным формам псевдоготики, примененным в этом сооружении, относятся: чередование кругов и ромбов как в виде ниш, так и накладных деталей, включенных в рисунок по сторонам окон, и муфтообразные пояса на угловых башенках. Такой же часто встречающейся деталью являются сердцевидные, волютообразные фронтоны и звезды (над окнами). Богатство форм и их виртуозное применение указывают на руку опытного мастера.

В начале XIX в. было, очевидно, не редким использование архитектурных форм по образцу уже осуществленных ранее сооружений. Примером тому может служить не только рассмотренная кладбищенская часовня, но и надвратная Крестовоздвиженская часовня с корпусом братских келий мужского двора (1805–1807 гг.). Часовня эта считалась устроенной по примеру Поморской киновии38. Композиционно она составляет целое с двухэтажным корпусом келий, поднимаясь над его средней частью невысоким аттиком с четырехскатной кровлей, увенчанной пятью куполами. В фасадной композиции ворота и находящаяся над ними часовня выделены парами узких колонок, в интерколумниях которых стена рустована и обработана чередующимися по вертикали накладными кругами и ромбами. Глухая аттиковая часть, поднимающаяся над широким антаблементом этого портика, украшена сложно переплетенным белокаменным рельефом из трех сердцевидных фигур с нишей киота в центре. Композиция эта в целом повторяет притвор Архангельского собора Московского кремля, возведенный во второй половине XVIII в. по проекту М.Ф. Казакова[39]. По сторонам надвратного корпуса, вторя центральному мотиву композиции, помещены более узкие портики, завершенные над антаблементом массивными сердцевидными фронтонами.

Последней по времени возведения среди часовен комплекса является Крестовоздвиженская часовня в центре женского двора. Построенная в 1811 г., она отразила собой новый этап развития псевдоготики и переход к псевдорусскому стилю. Так же, как и соборная Успенская часовня мужского двора, она имеет трехчастную композицию объемов, но и четверик приобрел большую стройность, в трапезной большее число окон, а колокольня получила значительную роль в композиции благодаря своему объему (восьмерик с арками звона на двухъярусном четверике). Псевдоготика здесь присутствует только в стилистических реминисценциях, что проявляется в рустовке углов и в килевидных завершениях наличников с шестиконечными звездочками над ними.

К главным особенностям, предвещающим перелом в понимании национального стиля, относится членение фасадов четверика лопатками на три прясла, завершенных еще очень схематично понимаемыми дугами ложных закомар, подзор из плоских городков на карнизе трапезной и междуярусном поясе четверика, а также сами наличники с колонками, перехваченными поясками. Все эти элементы декора еще не нашли своего точного места в общей композиции.

Архитектура больничных и келейных корпусов Преображенского комплекса значительно лаконичнее. Наиболее ранний из этих корпусов – больничный (1798 г.) на территории мужского двора – особенно выделяется в этом отношении среди остальных, близких по размеру и назначению. В нем различается несколько строительных этапов. Первоначально в 1798 г. была построена основная часть. Особенность этой части составляют широко расставленные оси проемов. Нижние прямоугольные окна помещены в арочные ниши, а верхние имели красиво очерченную стрельчатую форму. Для уменьшения монотонности довольно протяженного фасада два крайних проема первого этажа обработаны более высокими арочными нишами, а центр бокового, северного, фасада отмечен на средней оси дополнительной широкой аркой в первом и прямоугольной филенкой во втором этажах. Тимпаны арочных ниш над нижними окнами были расписаны в виде ложных фрамуг. В дальнейшем по оси главного фасада был пристроен ризалит со входом; с восточной стороны к корпусу примкнул также новый объем для внутренней часовни.

Композицию здания значительно обогатили круглые флигельные башни, соединенные переходами с боковыми фасадами. В этих башнях разместились кухни («приспешни»). Спокойная форма этих башен, завершенных полусферическими куполами и шпилями, хорошо согласуется с колокольней соборной часовни. В целом здание имеет формы классицизма с некоторой псевдоготической окраской. В интерьере особый интерес представляет решение трапезной на втором этаже. Зал трапезной занимает почти весь этаж, по продольной оси его поставлены два ряда деревянных тосканских колонн. Молельня открывается тремя крупными арками в центре восточной стены зала. Корпуса женского двора почти не имеют стрельчатых проемов. Они чрезвычайно близки по своей архитектуре стиля ампир – гладкое поле стены; окна первоначально без обрамлений; отдельные группы тройных окон, обрамленные массивными колонками или разреженным рустом и завершенные над средним проемом архивольтом в виде белокаменного «сияния», напоминающего «сияние» вокруг круглого окна Успенской соборной часовни. По сторонам таких тройных окон на некоторых корпусах помещены декоративные вставки-эмблемы в виде пентаграмм с дополнительными изогнутыми лучами.

Большое значение в общей композиции ансамбля имеют башни и стены оград обоих монастырей. Явно выраженные псевдоготические черты сочетаются с интересными деталями, указывающими на особое внимание к формам русской средневековой архитектуры. Так, на башнях мужского двора это проявилось в виде килевидных завершений на каждой из восьми их граней, которые украшены также тремя небольшими белокаменными ромбами, напоминающими композиции изразцов на древнерусских памятниках.

В северной ограде мужского двора, а также в северной и южной женского внимание привлекают необычайно интересные ворота с высокими белокаменными обелисками или шатрами над пилонами (мужской двор) и над пролетами ворот (женский двор). Ограда женского двора обработана широкими филенками с крупными ромбовидными нишами. Она несколько ниже, и башни ее имеют более декоративные формы. Так, грани башен в основании шатра завершены зубцами с белокаменными шарами, а сами шатры украшены ложными слухами, что напоминает завершение колоколен допетровского времени или отдельных башен Московского кремля.

Приведенные здесь примеры и сама строительная история ансамбля показывают, что он является памятником, представляющим интересный этап в развитии романтического направления архитектуры конца XVIII – начала XIX в., с ее поисками национального стиля. Рассмотрение отдельных форм позволяет предположить автором всего ансамбля Федора Кирилловича Соколова, творчество которого еще мало исследовано. Возможно, что ансамбль Преображенского кладбища, создававшийся в течение 27 лет, отразил не только изменение архитектурных вкусов эпохи, но и творческий путь его автора.

  1. Из истории Преображенского кладбища. Изборник. М., 1907, май–июнь. С. 65.
  2. См.: ЧОИДР. М., 1869. Кн.2. С. 127.
  3. Феодосий Васильев из дворянского рода Усовых или Урусовых был в конце XVII в. дьяконом церкви Никиты Крестецкого Яма в Новгороде. В 1690 г. он перекрестился в старообрядчество и принял новое имя Дионисий. В основах своего учения был близок к старообрядцам поморского согласия, с которыми разошелся в 1703 г. В 1711 г. был пойман слугами митрополита Иова и замучен в тюрьме (Русский биографический словарь. Т. 25. СПб., 1913. С. 327).
  4. Из истории Преображенского кладбища. М., 1862. С. 11.
  5. ЧОИДР. М., 1869. Кн. 2. С. 127.
  6. Илья Алексеевич Ковылин (1731–1809) являлся незаурядной фигурой своего времени. Известно, что он родился в селе Писцове Костромской губернии и был крепостным князя А.Б. Голицына. Занимаясь торговлей и подрядами, он приобрел достаточные средства и вышел в крупные купцы: имел свои кирпичные заводы на Введенских горах (недалеко от села Преображенского).
    Около 1763 г. Ковылин перекрестился в старообрядчество «феодосеевского согласия», сменив свое прежнее имя Василий на Илью. Ковылин был широко известен в различных московских кругах, в частности, его знал отец Ф.М. Достоевского, получивший благодаря протекции Ковылина место доктора в Мариинской больнице.
  7. Ряд сведений можно получить из материалов, связанных с историей «феодосеевского согласия», но они не касаются художественной стороны ансамбля. К числу немногих публикаций, посвященных отдельным сооружениям, относится работа: Снегирев В.А. Готическая часовня на Преображенском кладбище в Москве // Архитектурное наследство. 9. М., 1959, С. 186. Автор дает общие сведения о возникновении ансамбля, и делается попытка обосновать авторство В.И. Баженова в отношении этой часовни. Краткие публикации о сооружениях этого кладбища имеются: Каталог выставки, посвященный 200-летию со дня рождения В.И. Баженова. М., 1937; Ильин М.А. Москва. Памятники архитектуры XVIII – первой трети XIX в. М., 1975. Даты основных сооружений ансамбля (в большинстве случаев не совсем верны) приведены в книге М.А. Ильина, в приложении, составленном М.В. Фехнер.
  8. Автор приносит благодарность искусствоведу М.И. Домшлак (автору проекта охранной зоны данного памятника) и особенно известному московскому библиофилу М.И. Чуванову за большую помощь, оказанную ими автору в данной работе.
  9. Снегирев В.А. «Готическая» часовня на Преображенском кладбище в Москве // Архитектурное наследство. 9. М, 1959. С. 187.
  10. См.: Кельсиев В. Сборник правительственных сведений о раскольниках. Вып. 1. Лондон, 1860. С. 19, 20.
  11. 27 октября 1800 г. именным указом синоду было разрешено строительство старообрядческих церквей в Москве, что было воспринято как признание полной веротерпимости (ЦГИА. Ф. 1475. Оп. 1. № 55. Обзор мероприятий министерства внутренних дел по расколу с 1802 по 1881 гг. С. 43).
  12. Христианские чтения 1863 г. Май, №5–6. С. 59.
  13. Домшлак М.И. Пояснительная записка к проекту охранной зоны. С., 1967. Рукопись // Архив Моспроекта №2, мастерская 13.
  14. ЦГИА. Ф. 1609. Оп. 1. Ед. хр. 285. Коллекция Юдина. Синод. Записка об открытии монастыря в 1865 г.
  15. Находятся в собрании московского библиофила М.И. Чуванова.
  16. Очевидно, московским мещанином Мироном Ивановым.
  17. И. Грачев финансировал строительство женского двора, отчего эта часть ансамбля долгое время называлась Грачевкой. См.: Из истории Преображенского кладбища… С. 28.
  18. Синицын П.В. Преображенское и окружающие его места. Их прошлое и настоящее. М., 1895. С. 152.
  19. ЦГИА. Ф. 1284. Оп. 195. 1809 г. Ед. хр. 5. С. 2.
  20. Искаженное слово «приспешни», т.е. кухни.
  21. Шестой «корпус прокаженных» к этому времени еще не был построен.
  22. См.: Кельсиев В. Сборник правительственных сведений… Вып. 1. С. 22. Скорее всего, это был, как указывает в своей статье В.А. Снегирев, известный московский архитектор Федор Кириллович Соколов (1753–1824). Основную подготовку он получил в Каменном приказе. Затем был главным архитектором Управы благочиния. В 1817–1818 гг. Ф.К. Соколову поручались ответственные работы по восстановлению соборов, башен и Арсенала в Кремле. См.: Будылина М. Планировка и застройка Москвы после пожара 1812 г. // Архитектурное наследство. 1. 1951. С. 153–154.
  23. ЦГИА. Ф. 1293. Оп. 168. Ед. хр. 27. Автор приносит глубокую благодарность архитектору М. Карповой за ее помощь в отыскании этого чертежа и прочтении плохо сохранившегося текста.
  24. ИРЛИ. Древлехранилище. Латгальское собрание. №57. Хронограф сиречь летописец Курляндской литовской, Дегучаевская хроника. Автор благодарит сотрудника Древлехранилища Г.В. Маркелова за отыскание данного источника.
  25. Кельсиев В. Сборник правительственных свдений… Вып. 1. С. 19.
  26. Снегирев В.А. Готическая часовня…
  27. Выгорецкая пустынь была основана в 1695 г. на р. Выг Архангельской губ. шунгунским дьячком Даниилом Викуловым и потому называлась также Даниловым монастырем.
  28. ИРЛИ. Древлехранилище. Латгальское собрание. №57. Хронограф сиречь летописец Курляндский литовский. Дегучаевская хроника. Сообщено научным сотрудником Г.В. Марекеловым.
  29. Лубок (русские народные картинки XVII–XVIII вв.). М., 1968. С. 76. Мы приводим изображение в литографии XIX в. из собрания М.М. Чуванова. Однако, видимо, первоначально И. Ковылин не стремился к подражанию Выгорецкому ансамблю, известны его слова о том, что ему «ничего не понравилось из ее внешнего вида» (ЧОИДР. 1869, апрель–июнь. С. 121.
  30. Синицин П.В. Преображенское и окружающие его места… С. 161.
  31. ЦГИА. Ф. 1473. Оп. 1. Ед. хр. 61. Исторические предания о беспоповщинцах московских до 1844 г. С. 20.
  32. ЦГИА. Ф. 1284. Оп. 195. 1809 г. Ед. хр. 5. План или изъяснительное начертание местного положения внутреннего распорядка богадельного дома с больницами Московским старообрядческим обществом построенного. С. 2.
  33. Из истории Преображенского кладбища. М., 1962. Подобное разделение входов в феодосеевских часовнях не исключение: на 2-й Брестской улице в Москве находилась молельная Быкова также с раздельными входами для мужчин и женщин (сообщено М.И. Чувановым).
  34. См. прим. 7.
  35. См.: Тихомиров Н.Я., Иванов В.Н. Московский кремль. М., 1967. С. 208.
  36. Чердынцев В.В. Усадьба сельца Стоянова и ее принадлежность В.И. Баженову // Сборник Общества изучения русской усадьбы. Вып. 7–8. 1928. С. 52.
  37. См. прим. 22.
  38. Синицын П.В. Преображенское, его прошлое и настоящее. М., 1895. С. 154. Киновия – небольшой монастырь. В данном случае это указывает на связь с архитектурой поморского Выгорецкого монастыря.
  39. Этот поздний притвор был разобран в 1920 г. при реставрации Архангельского собора Московского кремля. Изображение его сохранилось в материалах фототеки ГНИМА. См.: Тихомиров Н.Я., Иванов В.Н. Московский кремль. М., 1967. С. 98.
Вход на Преображенское кладбище
06 Окт
Архитектура

В.Ф.Козлов. Преображенское кладбище – уникальный духовный центр староверия России и архитектурно-бытовой ансамбль Москвы

Преображенское старообрядческое кладбище – уникальное явление в русской истории и культуре. Старообрядческий центр, возникший в период московской чумы в 1771 г., именуемый Преображенским кладбищем, состоит из собственно кладбища – самого большого в стране некрополя старообрядцев-беспоповцев, и из примыкающего к нему обширного историко-архитектурного ансамбля, включающего почти два десятка церковных, жилых и иных зданий конца XVIII – начала XIX в. Весь этот уникальный ансамбль (за исключением колокольни) был сооружен старообрядцами-федосеевцами. Разделенный на Мужскую и Женскую половины, обнесенные стенами с красивыми шатровыми башнями, этот особый комплекс отчасти напоминал большой монастырь.

Устроитель Преображенского старообрядческого духовного центра, И.А.Ковылин добился в начале ХIX в. предоставления кладбищу прав богаделенного дома. Уже тогда, Преображенский Богаделенный дом пользовался большим авторитетом среди староверов федосеевского согласия, и его главенство признали все старопоморские старообрядческие общины России.

Окончательно оформившийся в 1810-х гг. староверческий центр, несмотря на начавшиеся гонения, постепенно превращался в настоящий городок со своим уникальным укладом повседневной материальной и духовной жизни. К 1825 г. численность прихожан здесь достигла 12 тыс., а призреваемых – 2 тыс. чел.

Архитектурный ансамбль кладбища, сохранившийся до настоящего времени, складывался 27 лет, с 1784 по 1811 г. Храмы, богаделенные корпуса с моленными на Женском дворе были построены по проекту талантливого архитектора Ф.К.Соколова.

История Преображенского кладбища – это и зримая история борьбы староверов за свое существование. В середине XIX в. власти административным путем отобрали у них всю территорию Мужской половины и устроили там Никольский единоверческий монастырь, просуществовавший до 1918 г.

Несмотря на гонения Преображенский Богаделенный дом всегда оставался одним из главных центров российских староверов. Даже представитель боровшейся со старообрядчеством Синодальной Церкви писал в 1888 г. о Преображенском кладбище: «Здесь Федосеевство вошло во всю свою силу, здесь оно организовалось и развивалось. Здесь сочинялись и утверждались правила для жизни религиозной, общественной и частной, постановления для жизни безбрачной… Отсюда во все российские федосеевские общины посылались и посылаются благословения, наказы, запрещения, отлучения…». И уже в начале ХХ в. один из историков старообрядчества, говоря о Преображенском кладбище, точно определил его значение для беспоповцев России: «Для самого огромного и точнейшим образом сорганизованного старопоморского, иначе феодосиевского, согласия Преображенское кладбище в течение более столетия является действительным Сионом, святым Иерусалимом, куда сходятся и откуда расходятся нити по всему необъятному Отечеству. В Центре, на Балтийском побережье, на Белом море, на Кавказе и на далеком Амуре Преображенское кладбище пользуется одинаковым почетом и никем неоспариваемою славою распорядителя и вдохновителя всего согласия. Всюду вера и все упования старопоморцев вращаются на представлениях, как на Преображенском кладбище, как здесь уставят, так тому быть, как здесь веруют, так и должно веровать».

В начале ХХ в. старообрядческий городок имел большое хозяйство: амбары, конюшни, скотный двор, квасоварню, водокачку, типографию, школу, больницу.

Духовная жизнь преображенских староверов протекала в девяти храмах-моленных (из которых три имели вид церковных зданий): Успенском соборном храме (1784 г.), Крестовоздвиженском надвратном храме (1805 г.), Крестовоздвиженском храме на Женском дворе (1811), в расположенных на втором этаже богаделенных палат моленных Спасо-Преображенской надвратной, Успенской, Ильинской, Богоявленской, Спасской, Покровской, а также в Никольской кладбищенской часовне (1804–1805 гг.). Такого значительного по числу храмов и моленных комплекса, подобного преображенскому, в Москве не было, это было уникальное явление в истории московского православия.

Преображенское кладбище стало местом проведения всероссийских соборов старообрядцев-старопоморцев. В 1883 г. во Всероссийском соборе приняли участие почти 100 федосеевских наставников, решения Собора распространились не только на само Преображенское кладбище, но и на всех федосеевцев России.

В 1905–1906 гг. старообрядчество России обрело подлинную религиозную свободу. В 1907 г. Преображенская община была зарегистрирована под наименованием «Московская община христиан древлеправославно-кафолического вероисповедания и благочестия старопоморского согласия». В 1908 г. на Преображенском кладбище состоялся Всероссийский съезд старообрядцев-беспоповцев, на который приехало почти 400 делегатов со всех концов России.

Все эти изменения привнесли много новшеств в жизнь Преображенской общины, при этом староверы сохранили незыблемыми традиции, сложившиеся за прошедшее столетие, в том числе и традиции призрения бедных.

Призреваемые жили в разных палатах: мужских, женских, детской, получая от общины достаточное питание, хорошее обслуживание, возможность ежедневного посещения палатных моленных. Преображенский Богаделенный дом в начале ХХ в. оставался одним из крупнейших в Москве заведений по призрению немощных и сирот.

Преображенский некрополь, ставший средоточием захоронений староверов-федосеевцев, был местом упокоения представителей многих известных московских родов, в числе которых было немало предпринимателей (Гучковы, Морозовы, Гусаревы и др.), деятелей старообрядчества – устроителей моленных, богаделен, школ (Любушкины, Анисимовы, Мараевы, Быковы, Горбуновы, М.П.Сергеев), собирателей старины (Е.Е.Егоров, А.В.Морозов, С.И.Зимин), видных руководителей старообрядческой общины (И.А.Ковылин, Н.В.Кочегаров, Ф.П.Москвин, М.И.Чуванов). Преображенское кладбище – это и уникальный архитектурный мемориальный ансамбль с кладбищенскими часовнями Николы и Креста Господня, с большими семейными участками с родовыми крестами и обладающими художественной ценностью надгробными памятниками и часовнями-усыпальницами, среди которых выделяются надмогильная часовня М.П.Сергеева и часовня-памятник на могиле В.Е.Морозова (арх. Ф.О.Шехтель).

Староверческое кладбище в значительной мере определяло и характер большой части всего Преображенского. В районе кладбища на улицах Буженинова, Суворовской, Генеральной проживали многие видные старообрядческие семьи, тут же находились их фабрики. Здесь сохранился уникальный архитектурный комплекс начала ХХ в. (типография, богадельня, жилые помещения), построенный настоятелем общины Г.К.Горбуновым. На улице Девятая Рота располагались старообрядческие мастерские, отливавшие медные иконы, кресты и складни для старопоморцев всей России. В начале ХХ в. на средства М.П.Сергеева на этой улице была открыта старообрядческая школа для мальчиков и девочек, а в 1912 г. на средства общины на Преображенском Камер-коллежском валу, рядом с Богаделенным домом, по проекту архитектора Л.Н.Кекушева было сооружено большое здание больницы.

К революции 1917 г. староверческий центр в Преображенском переживал наивысший период расцвета. Годы же советской власти стали эпохой еще более жестоких, чем ранее, гонений, были ликвидированы почти все моленные, некрополь изъяли из ведения общины и превратили в общегородское кладбище.

В 1930 г. на место единоверческой общины в храм Успения Пресвятой Богородицы была переведена Вторая московская община староверов-поморцев (храм которой к этому времени был закрыт). Так, на Преображенском кладбище появился храм еще одного старообрядческого согласия. А после Великой Отечественной войны здесь обосновались еще и старообрядцы-филипповцы: их небольшой группе власти передали для совершения богослужений Никольскую часовню на кладбище.

В конце 1930-х гг. у староверов Преображенского сохранялись только два храма, все остальное было отобрано, включая половину площади бывшего Богаделенного дома, обращенную в рынок.

Несмотря на постоянные попытки властей в XIX–XX вв. ликвидировать этот центр российского старообрядчества, не только выжила сама преображенская федосеевская община, но и во многом благодаря ей сохранился Преображенский архитектурный ансамбль.

В конце ХХ в., когда, как казалось, были утрачены многие традиции московских староверов-беспоповцев, началась эпоха возрождения. Постепенно староверам Преображенского были переданы исторические палаты с моленными, здание больницы. Старообрядцами-поморцами создан Культурно-паломнический центр имени протопопа Аввакума. Староверы-беспоповцы сохраняют надежду на полное возрождение уникального духовного центра в Преображенском, сыгравшего столь значимую роль в истории России и Москвы.

Л.А. Гребнев с женой Е.Т. Черезовой и сыном Фомой
05 Окт
Люди

Издатель-печатник федосеевец Лука Арефьевич Гребнев и типография при Преображенском богадельном доме

Типография при Преображенском кладбище и существовавшем при нем с 1808 г. богодельном доме – одна из крупнейших старообрядческих типографий в Москве. Преображенское кладбище было основано в Москве в 1771 г. Оно стало духовным старообрядческим центром т.н. феодосиевского (беспоповского) согласия. Типография здесь возникает, возможно, в конце XIX – начале ХХ в. и первоначально, скорее всего, работает нелегально. После получения старообрядцами возможности легально заниматься книгоизданием в России в 1905 г., председатель Совета Преображенского кладбища Г.К. Горбунов на средства, завещанные кладбищу одной из состоятельных прихожанок – казанской мещанкой Е. Челышевой, – открывает типографию в 1907 г. Изначально при типографии была создана переплетная мастерская. За десятилетний период существования типографии с ее станков сошло свыше 80 изданий. Здесь с первых лет печатаются объемные издания, среди которых, например, недатированные Евангелие толковое или известные «Поморские ответы» братьев Андрея и Семена Денисовых, напечатанные с подлинного оригинала 1723 г.

Огромную роль в становлении федосеевского книгопечатания сыграла типография братьев Овчинниковых, Алексея и Андрея Петровичей. Первое упоминание о ней относится к октябрю 1863 г. Полиция обнаружила типографию в мае 1877 г. в Москве, в доме Ал. Овчинникова, который и проходил по делу как ее владелец, несмотря на то, что и брат, и все остальные работники типографии пытались его выгородить, доказывали непричастность Алексея Петровича к работе по изданию книг. Всего в типографии на четырех станках трудилось десять человек, не считая хозяев. По сравнению с другими старообрядческими книгопечатнями второй половины XIX в. эту можно считать крупным заведением. В ходе расследования были конфискованы сотни старообрядческих книг как в типографии, так и несколько позднее в начале 1878 г., у переплетчиков и распространителя (перекупщика) Г.П. Блинова. В 1885 г. в другом месте Москвы, в Сыромятниках, была обнаружена тайная типография, владельцем которой назван опять же Ал. Овчинников. Повторное следствие и наказание не остановило книгоиздателей. В начале 1893 г. передвижная типография вновь была настигнута полицией, теперь уже за пределами Москвы, в с. Баневе Борисоглебского уезда Ярославской губернии. Владельцем ее назван Ан. Овчинников. Его помошником, исполнявшим обязанности наборщика, был крестьянин Я.И. Жуков. Отбыв наказание за противоправные действия издатели вновь принялись за свое дело. В июле 1894 г. полиция раскрыла типографию в Богородске Московского уезда, владельцем которой тоже оказался Ан. Овчинников, а наборщиком Я. Жуков. В дальнейшем сведений о возобновлении книгоиздания кем-либо из Овчинниковых не встречается. Видимо, это связано с преклонным возрастом главного действующего лица в этой истории, Ан. П. Овчинникова. К моменту последнего ареста ему было уже 67 лет. Несмотря на столь сложные условия существования типографии ее продукция отличалась довольно высоким качеством по сравнению с другими аналогичными изданиями того времени. В этой типографии был выработан особый стиль оформления федосеевских печатных изданий, употреблявшийся до 1918 г. во всех принадлежавших им типографиях. Он определяется общими для них архитектурой шрифта и содержанием орнаментальных сюжетов, который характеризуется перенесением мотивов из поморской рукописной традиции. В орнаментике федосеевских изданий присутствуют те же, что и в рукописях узоры из листьев, шишек, гроздьев, мелких ягод, птиц, держащих в клювах веточки или ягоды, нередко сюжет дополняется плетенкой. В типографии Овчинниковых одновременно существовало не менее трех видов шрифтов. Как удавалось сохранять их при столь частых арестах, сказать трудно. Возможно, спасались только матрицы, что позволяло отливать шрифты вновь. Ранние издания типографии Овчинниковых отличает наличие записей в корешковом поле. Это были либо две буквы «А О», что вероятно, надо понимать как «Алексей (Андрей) Овчинников», либо более пространные записи, как, например, в Псалтыри или Шестодневе. Запись в Шестодневе гласит:

«Напечатася сей Шестодневец в художестве и трехистинной православными христианам древлегрекорисийскаго исповедания соловецкаго и старопоморскаго оотомства в царствующем граде Москве по совету и благословлению духовных отец инока Иоанна и протчих старцевъ духовныхъ въ похвалу и славу и честь Богу в Троице славимому и пресвятому…». В выходных данных книг этого периода указывается примерно то же, что и в записях корешкового поля. В том же Шестодневе читаем, что он напечатан «истинно православными христианами древле грекороссийскаго исповедания соловецкаго и старопоморскаго потомства. По совету и благословению духовных старцев».

Подобная информация с некоторыми разночтениями дана и в Каноннике. Позднее, видимо, где-то около 1880 г. записи в корешковом поле исчезают, более лаконичными становятся выходные данные: «Напечатася в типографии христиан Старопоморскаго согласия» или просто в «Старопоморской типографии». После разгрома предприятия Овчинниковых федосеевцы завели новую типографию. В 1902 г. в Нижнем Новгороде полиция обнаружила склад старообрядческих изданий, принадлежавший Г.А. Блинову, проходившему более 20 лет назад по делу Овчинниковых. Еще 840 экземпляров подобного рода книг было конфисковано в лавке Блинова на Нижегородской ярмарке. В ходе следствия обнаружилось, что книги были приобретены торговцем в типографии Д.Д. Крупина в Москве. Немедленно были предприняты розыски указанной типографии. Обнаружили ее в с. Черкизово. Владелец типографии оказался крестьянином, «старообрядцем по Преображенскому кладбищу». По словам Крупина, он организовал свое дело в 1895 г. Наборщиком у него работал Я. Жуков, прежде помогавший Ан. Овчинникову. Отличительной чертой изданий Крупина является ложное указание на выход книг в типографии Почаевской со знаком вопроса. К сожалению, в архивных делах не удалось обнаружить образцов печати Крупина, поэтому мы не можем с абсолютной уверенностью атрибутировать ему какие-либо издания. Однако предположить, какова была орнаментика книг Крупина, можно. Еще до закрытия типографии Крупина впервые в отдаленной от Москвы глубинке была устроена третья крупная федосеевская типография, которая с 1902 по 1907 гг., видимо, была единственной типографией этого согласия. Она была организована в 1899 г. на Вятке в д. Дергачи Л.А. Гребневым, который известен не только как издатель, но и как иконописец, гравер, переплетчик и оформитель рукописных книг, сочинитель духовных стихов, автор некоторых изданных им книг, учитель крюкового пения. Л.А. Гребнев состоял в дружеских отношениях с Д.Д. Крупиным. В фондах ЛАИ УрГУ имеется фотография, на которой изображены Лука Арефьевич Гребнев, его жена Елена Трофимовна и Дмитрий Дмитриевич Крупин на Нижегородской ярмарке 20 августа 1904 г.

Место и дата печатания на изданиях типографии Преображенского кладбища начинают указываться примерно с 1907 г. Этот год указан, например, на Апостоле толковом объемом в 1144 л. и Псалтыри объемом в 496 л. Заслуживает упоминания и выпущенный в 1913 г. по своему роскошный лицевой «Апокалипсис толковый», иллюстрированный 70 хромолитографиями:

В качестве места печатания при этом нередко указывается Преображенский богадельный дом. Издательско-полиграфическое предприятие иногда именовалось Христианской типографией при Преображенском богодельном доме. Последние известные издания типографии при Преображенском богадельном доме датированы 1918 г. На рубеже XIX – XX вв. вятские старообрядцы подключились к изданию книг для своих одноверцев, которое велось в это время главным образом в столице и ее окрестностях.

Организатором старообрядческого книгопечатания на Вятке стал федосеевец Лука Арефьевич Гребнев – личность разносторонне одаренная. Он известен как иконописец, гравер, переплетчик и оформитель рукописных книг, сочинитель духовных стихов и произведений по вопросам веры, учитель крюкового пения. Однако главным занятием Гребнева было книгоиздание для своих одноверцев, просветительская деятельность.

Л.А. Гребнев родился в деревне Дергачи Уржумского уезда Вятской губернии в 1867 г. Информации о его жизни и деятельности до рубежа XIX – XX вв. пока обнаружить не удалось. В 1899 г. Гребнев организовал в родной деревне тайную типографию. Первый оттиск сошел с ее станка 20 декабря 1899 г. В выходных данных Л.А. Гребнев в качестве места издания указывал Почаев или давал информацию аналогичную той, какая встречается у Овчинниковых:

«Напечатася в типографии христиан соловецкаго и старопоморскаго потомства».

Братья Андрей и Алексей Овчинниковы – это еще одни владельцы тайной федосеевской типографии, существовавшей с начала 60-х гг. XIX в. до 1895 г., которая за годы работы несколько раз меняла свое местонахождение как в Москве, так и за ее пределами. Эту типографию наследовал Д.Д. Крупин. Опознавательным знаком ложности выходных сведений в изданиях Л. Гребнева нередко был вопросительный знак, который он, как и Д.Д. Крупин, ставил сразу за выходными данными или в левом нижнем углу листа. Надо полагать, что Л.А. Гребнева и Д.Д. Крупина связывали тесные дружеские и деловые отношения. Свидетельством тому является фотография, полученная во время экспедиции уральских археографов на Вятку в 1989 г.[59] По копии «Списка рукописей и книг библиотеки старообрядческой типографии, принадлежавшей Л.А. Гребневу», удалось установить, что у Л.А. Гребнева были книги, изданные Д.Д. Крупиным, в том числе несброшюрованные. Таким образом, на основании приведенных данных, а также анализа орнаментики изданий Л.А. Гребнева, о чем речь пойдет дальше, правомерно предположить, что Л.А. Гребнев обучался печатному делу у Д.Д. Крупина или, может быть, совершенствовался у него, а первые уроки по книгоиздательству получил у Овчинниковых. Манифест 17 октября 1905 г. уравнял в правах старообрядцев с другими гражданами империи и легализовал их религиозно-общественную деятельность. Спустя 200 лет старообрядцы получили возможность свободного книгоиздания. Однако Л.А. Гребнев, вместо того чтобы узаконить работу своей типографии на Вятке, уехал в Москву.

Краткая справка:

Горбунов, Григорий Климентьевич (1836-1920) — старообрядец-федосеевец, председатель, с 1907 г. 1-й почетный член общины Преображенского кладбища, предприниматель, благотворитель. О.А. Горбунов († 1845), дед Григория, основал небольшое семейное дело по ручной обработке пряжи, продолженное сначала его сыновьями Андреем и Климентом, затем внуками — сыновьями К.О. Горбунова. Производство значительно расширилось во многом благодаря энергичной деятельности Григория: в 1869 г. была устроена ткацкая фабрика, в 1872 г. основан «Торговый дом братьев Григория, Александра и Максима Горбуновых», в 1882 г. преобразованный в паевое «Товарищество бумаготкацкой мануфактуры братьев Г. и А. Горбуновых» с основным капиталом 2 млн р. К 1892 г. на фабрике было 1650 механических станов, работало 2900 чел., годовой оборот составлял около 4 млрд. рублей. Товарищество в обязательном порядке страховало рабочих, строились больницы, школы, ясли. Горбунов способствовал прокладке железнодорожной ветки Середа-Нерехта. До марта 1907 г., когда состоялось собрание московских федосеевцев, принявшее решение о регистрации общины Преображенского кладбища, Горбунов являлся председателем общины, затем был избран ее 1-м почетным членом. В том же году начала работу старообрядческая типография, открытая по инициативе Горбунова, в ее создании принимал участие печатник из Вятки Л.А. Гребнев. В 1910 г. для типографии на Преображенском кладбище было построено отдельное здание. До 1918 г. печатня выпустила свыше 80 названий книг, в т.ч. лицевой «Апокалипсис трехтолковый» и «Поморские ответы» с оригинала 1723 г. из собрания Е. Е. Егорова, множество певческих крюковых книг, богослужебные издания. В 1910 г. Горбунов построил на Преображенском кладбище дом для 300 призреваемых, в том же году в завещании пожертвовал общине 6 домовладений с земельными участками на 180,79 млн р. Предприниматель оказывал помощь др. старообрядческим обществам Москвы, С.-Петербурга, Серпухова, стремился сделать свою малую родину духовным центром федосеевства — в с. Киселёве Нерехтского у. в 1915 г. состоялось расширенное собрание согласия. Есть указание, что Горбунов погребен на Преображенском кладбище, по др. источникам, он скончался и был похоронен в г. Середа. Благотворительностью занимались и др. члены семьи Горбуновых. На пожертвования старообрядки поморского согласия Е.В. Горбуновой (урожд. Морозовой), жены В.А. Горбунова — племянника Горбунова, в 1906 г. в Москве был устроен родильный приют, в 1910 г. на Б. Грузинской ул.- дом им. Н.Л. Шустова, включавший богадельню, детский приют, ясли и др. учреждения. На его средства в Середе (ныне г. Фурманов) было построено фабричное училище На его средства в 1899 году в Плёсе была построена больница. К 500–летию города на его средства были восстановлены разрушившиеся булыжные мостовые, замощены спуски с Соборной горы, отремонтированы многочисленные мосты и мостики через овраги. В строительство водопровода в 1909-1910 гг. он тоже вложил деньги. Г.К. Горбунов оплатил строительство в 1907-1908 гг. каменного моста через Шохонку. Памятник основателю города, Великому князю московскому Василию Дмитриевичу, воздвигнут также на средства Г.К. Горбунова. Г.К. Горбунов деловой прогрессивный человек использовал достижения технического прогресса не только на своих предприятиях, но и в своей усадьбе Миловка, где опробовал своременные методы ведения сельского хозяйства. По вероисповеданию он принадлежал к старообрядцам федосеевского толка.

Глубоко верующий человек, он заботился и о сохранении древней веры, старообрядческой культуры. Г.К. Горбуновым в 1907 г. была создана типография Преображенского кладбища в Москве, центра старообрядцев федосеевского согласия. Основные средства были завещаны кладбищу одной из состоятельных прихожанок. Управляющим в типографии стал Никита Федорович Суворин. Уже в первый год своего существования типография выпустила в свет более десятка изданий. Изначально при ней существовала своя переплетная мастерская. За время существования типографии (до Октябрьской революции) с ее станков сошло свыше 80 названий книг. Тематика изданий очень широкая. Наряду с традиционной богослужебной литературой, печатались древние книги с крюковыми записями вместо нот (Обиход, Ирмосы, Октоих и др.), лицевые (например, Апокалипсис трехтолковый). С подлинного оригинала 1723 г. были изданы «Поморские ответы», где в фототипии воспроизводились автографы выгорецких пустынножителей. Издание типографии Горбунова Общественная деятельность Г.К. Горбунова в среде старообрядцев, по всей вероятности, была весьма активной: он стал первым членом Преображенской общины, созданной при кладбищенской Преображенской церкви. Семейские староверы Забайкалья избирают его председателем своей общины. Эта неординарная личность осталась в памяти народа надолго. Еще сегодня старожилы города Фурманова (бывшая Середа) и Плеса рассказывают, услышанные от родителей рассказы о Горбунове. После событий 1917 годам многие фабриканты уезжали за границу, но старик остался дома. В 1918 году у него отняли фабрику, реквизировали дом, а имущество было продано с молотка. Но все же старое сердце болит о состоянии дел, созданных своими трудами и заботами. Архивы сохранили интересный документ, письмо Горбунова в Плёсский исполком в конце 1918 года, в котором он просит «об оставлении при больнице врача Митич Милана Любомировича». В это время персоналу больницы новая власть не может выплачивать жалование и предполагается уволить одного из врачей. Но вскоре старого человека самого новая власть определила выполнять трудовую повинность: его заставили мести улицу. И он смиренно мёл, принимая это унижение как посланное ему испытание. Жители ходили в Совет и просили власти, чтоб пожалели старика и перестали унижать. По преданию, после смерти, хоронили Горбунова всем миром по всем старообрядческим правилам. Прежде чем предать тело земле, старого фабриканта поднесли на руках к его главному детищу – фабрике. По воспоминаниям сторожил: «похоронен он был возле своей церкви».

Итак, в 1905 г. у председателя Совета Преображенского кладбища Г.К. Горбунова родилась идея создания официально разрешенной старообрядческой типографии в Москве. Вероятно, довольно скоро он получил на это разрешение правительства, так как уже летом 1906 г. среди московских федосеевцев пошли об этом слухи. Типографию Г.К. Горбунов оборудовал в доме по адресу Преображенское, ул. 9-я рота, специально купленном в 1905 г. на средства, вырученные от продажи дома, пожертвованного кладбищу казанской мещанкой Е. Челышевой. Для помощи в ее организации в Москву был приглашен Л.А. Гребнев. Есть документальное подтверждение того, что в 1907 г. Л. А. Гребнев жил в доме Г.К. Горбунова, где располагалась типография. Вероятно, Лука Арефьевич, не имевший достаточно средств для оборудования хорошей типографии, способной реализовывать его просветительские идеи, надеялся воплотить их в жизнь объединившись с Г.К. Горбуновым. На то, что Л.А. Гребнев помогал в устройстве типографии на Преображенском кладбище, прямо указывает в письме к Г. К. Горбунову один из компаньонов Л.А. Гребнева по книгоизданию на Вятке, Василий Титович Семеновых, известный как иконописец Василий Казанец. Для Преображенской типографии Л.А. Гребнев отлил шрифт, который был идентичен основному шрифту его собственной типографии, позднее заведенной в Старой Тушке. Оба шрифта изготовлены по одним матрицам. Участие Л.А. Гребнева в устройстве типографии в Москве породило легенду о том, что он обучался книгопечатанию у Г.К. Горбунова и продал ему свою дергачевскую типографию.

Сотрудничество Л.А. Гребнева с типографией Г.К. Горбунова было непродолжительным. Причиной этого стал конфликт между Л.А. Гребневым и управляющим типографии Р.И. Кистановым, личностью весьма одиозной. Р.И. Кистанов вызывал неприязнь у многих старообрядцев, и не только своей деятельностью в типографии. Г.К. Горбунову неоднократно жаловались на грубость и неуважительное отношение Р.И. Кистанова к членам общины. Раздражал он федосеевцев тем, что перешел из филипповского согласия ради должности, как считало общественное мнение. Разногласия между Р.И. Кистановым и Л.А. Гребневым, видимо, были настолько глубокими, что Лука Арефьевич решил уехать на родину и завести собственную типографию. Одним из проявлений конфликта и непосредственным поводом к отъезду Л.А. Гребнева из Москвы стал спор о составе готовившегося к публикации пробного издания типографии – Азбуки. Л.А. Гребнев возражал против включения в не так называемого «десятословия Моисеева», в котором печатника смущала заповедь «не прелюбодействуй и не пожелай жены ближнего своего». Обучаться по этой книге, говорил он, будут 8-летние дети, поэтому слишком многое им придется объяснять «без нужды и без времени», в том числе касаться вопроса о браках. По возвращении на Вятку Л.А. Гребнев довольно быстро наладил выпуск книг в официально разрешенной типографии. Это является дополнительным подтверждением того, что дергачевская типография не была продана Преображенскому кладбищу, а была переведена в близлежащую деревню Старая Тушка, где и проработала с 1908 по 1918 гг.

Компаньонами Л.А. Гребнева в устройстве новой типографии, как и помощниками в работе дергачевской книгопечатни, были казанские мещане Василий и Евтихий Титовичи Семеновых. Василий занимался добыванием средств для типографии, которая существовала в значительной степени за счет пожертвований старообрядцев. Евтихий активно помогал Гребневу в изготовлении орнаментики для изданий, занимаясь травлением на цинке, тогда как сам печатник резал клише на дереве и на меди. Л.А. Гребнев и его компаньоны рассматривали свое книгоиздание, по их словам, как «домашнее занятие», т. е. целью их предприятия было удовлетворение потребностей в книге старообрядцев своего региона. Однако, желая как можно активнее участвовать в деле укрепления веры, они предлагали руководству Преображенской типографии на своей базе печатать книги, «что не удобно издавать в вашей типографии и резкое против никонианства», считая, что им нечего терять. К таким книгам они относили Поморские ответы. Была достигнута договоренность печатать в Старой Тушке первое их издание, и Л.А. Гребнев подготовил текст на основании трех списков и иллюстрации, были сделаны пробные оттиски. После этого было получено известие от Р.И. Кистанова, что Поморские ответы заказаны П.П. Рябушинскому. Это, естественно, вызвало негодование у вятских книгоиздателей. Более всего их возмутило, что их предпочли печатникам другого согласия. Но и после этого вятчане продолжали предлагать свои услуги, но обращались уже непосредственно к Г.К. Горбунову. В своих изданиях Л.А. Гребнев использовал не только собственные материалы, но и купленные в «прежде существовавших типографиях». Это отмечал сам Л.А. Гребнев в составленном им альбоме орнаментики, который был подготовлен для Ново-Тушкинского краеведческого музея в начале 1920-х гг. В альбом вошли оттиски клише, сохранившихся после конфискации типографии в Старой Тушке в 1918 г. Работа над этим уникальным источником позволит разрешить многие вопросы позднего старообрядческого книгопечатания. Особая ценность альбома заключается в том, что Л.А. Гребнев указал, откуда получен тот или иной орнаментальный материал. Предварительный анализ альбома уже привел к любопытным заключениям. В альбоме встречается орнаментика, употреблявшаяся в Дергачах, что заставляет еще раз усомниться в заявлении краеведов о том, что Л.А. Гребнев в 1906 г. продал свою типографию Преображенскому кладбищу. На основании оттисков орнаментики, содержащихся в альбоме, и подписей печатника к ним установлено, что ряд клише был куплен Л.А. Гребневым у Овчинниковых. К их числу принадлежит, например, гравюра «Царь Давид», под оттиском которой написано: «Куплено из стар. Типографии за 19 руб. в 1899 году». Несколько оттисков, обозначенных в альбоме как «купленныя в Москве из прежде бывшей типографии», представляют собой очень близкие копии с досок Овчинниковых. Рискнем предположить, что эти клише принадлежали Д.Д. Крупину. Любопытно заметить, что и сам Гребнев давал заказы на копирование орнаментики Овчинниковых в граверную мастерскую Н.Е. Ермолова в Москве. Л.А. Гребнев печатал малоформатные издания (в 4–16-ю долю листа). Его первые попытки печатания больших книг были пресечены закрытием типографии. Были изданы широко употребляемые беспоповцами книги: каноны, отдельные и в виде сборников, Псалтирь, Часовник, Устав, Святцы, Азбука, Целебник, Скитское покаяние, Чин 12 псалмов, Панихида и 17-я кафизма; типография также печатала поздравительные открытки. Среди изданий вятской типографии выделяется ряд сочинений на религиозно-дидактические темы — авторских (с авторами Гребнев, видимо, был хорошо знаком) «Беседа о таинстве брака» Т.С. Тулупова (1915), «Путь, ведущий христианина к прощению грехов» Г.Е. Фролова (1915) и анонимных: «Наказание [некоего] отца духовнаго к христианом» (1910), «О степени отеческой…» (1910), «О масле, возжигаемом пред иконостасом…» (1915), «О еже не осуждати кого инаго, но паче своя зрети злая» (1912), «О карточной игре и курении табака» (после 1910). Принято считать Г. автором изданного в Ст. Тушке родословия федосеевского согласия «О степени отеческой московских, новгородских, псковских, поморских и вятских стран» (1910), события в к-ром доведены до кон. 1907 г. В основу этого сочинения положена некая «гектографированная брошюра, излагающая историю Тушкинской старообрядческой иерархии от епископа Павла Коломенского до 1900-х годов». Экземпляры этого гектографа неизвестны, возможно, автором брошюры был также Гребнев. Печатник являлся попечителем моленной в Ст. Тушке, руководителем местного старообрядческого хора. После закрытия типографии в окт. 1918 г. Г. занялся иконописью и изготовлением литых икон, крестов, колокольчиков и бытовых предметов. В этом ему помогали сын Фома и племянник З.М. Черезов. В настоящее время известно несколько икон, владельцы которых атрибутируют авторство Гребнева (до недавнего времени значительная коллекция его икон имелась в федосеевской моленной в Ст. Тушке, в 1997 она сгорела).

Сохранились литые иконы «Распятие Исуса Христа с предстоящими» и «Неопалимая Купина», а также лицевой сборник, составленный и оформленный Гребневым, сборник содержит 76 цветных миниатюр и 3 наброска. Устная традиция Юж. Вятки приписывает Гребневу духовный стих «О прекрасная весна». Гребнев пытался сотрудничать с советской властью, стремясь в новых условиях продолжать просветительскую деятельность. Он принимал активное участие в создании и работе Новотушкинского краеведческого музея, организованного в 1921 г. Печатник передал в музей шрифты, клише заставок, инструменты, документы, книги из своей библиотеки, принимал экскурсантов у себя дома, знакомил их с историей старообрядчества, в 1924 г. получил благодарность от властей «за содействие местному музею и за пожертвование многих ценных древнерукописных и первопечатных книг». В 1930 г. Гребнев был раскулачен, летом или осенью 1931 г. арестован, освобожден после месячного содержания в тюрьме. 14 мая следующего года Гребнев был вновь арестован по обвинению в создании и руководстве «контрреволюционной организацией старообрядцев-поморцев», приговорен к 3 годам ссылки, скончался по пути следования на поселение.

Альбом орнаментики типографии Л.А. Гребнева

В основу публикации положен альбом, составленный печатником для Ново-Тушкинского краеведческого музея в начале 1920-х гг. (КОКМ. № 26761). Альбом Гребнева дополнен орнаментикой, выявленной в изданиях печатника, хранящихся в фондах ЛАИ УрФУ. Расположение орнаментального материала, определенное Гребневым, нарушено. Для большего удобства пользования он размещен по видам украшений. Однако все комментарии, сделанные печатником на листах своего альбома сохранены, они вынесены в подстрочные примечания с сохранением авторской орфографии.

05 Окт
Литература

М.Б. Пашинин. Традиции старообрядческой книжности Московского Преображенского монастыря

Благодаря кипучей деятельности и организаторскому таланту И.А.Ковылина Преображенский старообрядческий монастырь к концу ХVIII столетия становится духовным центром не только федосеевцев Москвы, но и всей России. Побывав дважды в Выговском монастыре ( знаменитая обитель, основанная братьями Денисовыми в Заонежье) он взял оттуда не только принципы обустройства общежительства, правила соборной жизни и молитвы, но и духовные культурные традиции, при этом нужно отметить, что первые певчие , и принесенные ими многие правила богослужения были привезены из Стародубья с Покровско-норской обители (ныне Злынка, Брянской обл.), образовавшейся после закрытия общины федосеевцев в Гудишках. Как известно, в то время старообрядческие типографии были под запретом, поэтому в староверской среде продолжалась традиция рукописной книги. Свято берегли и сохраняли дораскольные печатные издания. При обители были организованы мастерские по переписыванию книг, здесь получил свое продолжение поморский стиль письма и орнаментики книг. Один из духовных руководителей Преображенского кладбища (монастыря) Сергей Семенович Гнусин был известным федосеевским писателем в первой половине ХIX в. (умер 1839 г.). Его «Новые Пандекты» расходились в списках по всей Руси, он имел огромный авторитет не только среди насельников Преображенского кладбища, но во всем федосеевском согласии ( см. публикации Е.А.Агеевой, Е.М.Юхименко). Таким образом на Преображенском сложилась традиция не только переписывания книг, но и богословской полемики, которая непрерывно велась, как и в отношении господствующей церкви, так и внутри староверских согласий.

Ныне на территории бывшего монастыря мирно сосуществуют старопоморская и поморская общины ( первая занимает бывший Женский двор монастыря, вторая- Мужской двор). Федосеевская (старопоморская) община соблюдает монастырские законы преждебывшей обители и по ее правилам в молении участвуют только находящиеся в братии, т.е не живущие в браке, не смешивающиеся с миром и т.д. В поморской общине разрешают молиться, находящимся в браке, но с уважением относятся к строгим монастырским правилам федосеевцев, нет конфликта между приходами. Но конец ХVIII и весь XIX в. были временем напряженной полемики между поморцами и старопоморцами. В основном это был вопрос о безсвященном браке, который федосеевцы не принимали, даже в форме «благословения на брак», т.е. чтения молебна за брачующихся. Этим спорам посвящен большой корпус рукописного наследия Преображенского. Другой серьезной темой внутри старопоморского согласия было отношение к «новоженам» и «староженам», т.е. к тем, кто женился после принятия крещения в Старую веру или до этого. Главным вопросом был – можно ли их принимать на общую молитву или нет. В разные времена соборы федосеевского согласия корректировали по строгости правила их приема на молитву. Всегда острой в беспоповских согласиях была тема замирщения, т.е. смешения с нехристианским миром в общении (в еде, молитве, праздных удовольствиях, не соблюдении церковных правил). Этой теме посвящена тоже большая часть староверской рукописной литературы.

Особым направлением староверской литературы была тема толкований наступления последних времен и Второго пришествия Христова. Тема наступления антихристова царства, знамений о последних временах были важной в идеологической концепции беспоповцев. Через понимание наступления царства антихриста и понималось причина лишение (утрата) истинного священства, существование вдовствующей (без трехчинной иерархии) Церкви гонимой. Как правило эти сочинения находились в рукописных сборниках (цветниках). Иногда в сборник входили разные темы, иногда он посвящался материалам одной темы, например, об антихристе или о браке, о лжепастырех, о священстве и т.д. Особо популярным среди беспоповцев был Толковый Апокалиспсис, наиболее колоритными являются его лицевые списки, т.е. с книжными миниатюрами.

Но особо интересной традицией, связанные с Преображенским являются лицевые иллюстрированные апокалиптические сборники, их происхождение до сих пор не исследовано. Но скорее всего по уровню письма, полемики, иллюстраций они связаны с Преображенской рукописной традицией. Известно несколько копий рукописей, одна хранится в ГИМ-е, вторая в Национальной библиотеке Латвии, еще две — в частных коллекциях. Предстоит еще исследовать фонды известного собирателя древностей федосеевца Е.Е.Егорова в Рукописном отделе РГБ.

Преображенский монастырь был не раз местом проведения соборов федосеевского согласия. Наиболее известный из них Собор 1883г. Его труды и решения были собраны и подготовлены к печати известным начетчиком Е.Я.Каревым в форме книги «Красный устав» и изданы на гектографе (возможно, и в другой технике) в количестве 200 экз. Поскольку на Соборе не все были согласны с некоторыми главами книги «Красный устав» до сих пор существует внутренняя полемика по определенным вопросам издания. В любом случае, это издание стало частью преображенской традиции. Есть мнение, что «Красный устав» — это самостоятельное издание Е.Я.Карева.

Также большое значение среди федосеевцев имело сочинение Трофима Ивановича Кинешемского второй половины ХVIII в. «Начало и совершение жития христианского» (см. Вторые Ковылинские Преображенские чтения, статья Д.В.Пересторонина, Д.Н.Канаева), как и «Отеческие завещания» Ивана Алексеева.

Особым направлением преображенской рукописной традиции являлись певческие рукописи наонной традиции , как правило, они украшались орнаментом выговского поморского стиля.

На клиросах моленных обители неизменно сохранялся древний наонный напев. Лучшими печатными певческими книгами являются издания Ирмосы, Октай, Обиход типографии Преображенского Богаделенного дома, изданные в духе выговской рукописной традиции. Однако нужно добавить, что к этому времени уже сформировался свой извод преображенской выговской традиции, который подлежит изучению.

В 1907 г. после «Манифеста о веротерпимости» попечитель Московской федосеевской общины Г.К.Горбунов создал на ул. 9-я Рота рядом с обителью типографию (здание цело и поныне, занято нецерковными организациями). За короткий период времени (1907-1918 гг.) типография выпустила все необходимые вероучительные, певческие и богослужебные книги, необходимые для полного совершения богослужебного круга. Было закуплено самое современное типографское оборудование, в том числе для цветной печати. Лицевые книги «Толковый Апокалипсис» (72 книжных миниатюры с рукописи ХVI в.), «Поморские ответы» с орнаментом выговской традиции, с изображениями двуперстного сложений с дораскольных икон и книг, восьмиконечного креста и другими символами Старой веры, стали шедеврами полиграфического мастерства того времени. Такими же художественно интересными, продолжающими староверскую традицию книжных рукописных миниатюр стали издания книг «Страсти Христовы», «Мытарства Феодоры», «Прения живота со смертию» и др. Тогда же были напечатаны такие редкие книги, как «Стоглав», «Торжественник», «Четь минеи» на 12 месяцев, до этого имевшие бытование только в рукописном виде в староверской среде. Издания Горбуновской типографии славились красивым, легко читаемым церковно-славянским шрифтом (его автор Л.А.Гребнев, основатель типографии в с. Тушка, Вятская губерния), качественной корректурой (почти отсутствием опечаток), хорошим переплетом. Книги расходились по всей России, торговые представители типографии были на Нижегородской ярмарке, на Нижней Печоре (с.Усть-Цильма), на Урале, в Сибири. Бытование книг преображенской печати удивляет – от Прибалтики до Дальнего Востока. В 1918 г. типография была закрыта советской властью и на долгие годы Преображенская обитель перестала быть издательским центром беспоповцев России. О богатстве книжной культуре Преображенского говорят богатейшие собрания купцов-меценатов, таких как попечитель Е.Е.Егоров (публикации, Е.А.Агеевой, Т.В.Игнатовой, Е.М.Юхименко). В настоящее время трудами Отдела Рукописей РГБ выпущено 2 тома описания собрания Е.Е.Егорова Т.В.Анисимова (под ред. Ю.С.Белянкина). Собрание купца Хлудова (находившееся в отобранном у староверов в 1854 г. Мужском дворе монастыря) также является жемчужиной рукописного собрания ГИМ (Москва).

Несмотря на суровость атеистической власти советского периода, некоторая издательская деятельность в стенах Преображенского монастыря продолжалась. Советское государство оставило возможность староверам делать лишь одно церковное издание в год – это был Старообрядческий Поморский Календарь. Хотя формально редакция Календаря находилась в Рижской Гребенщиковской Старообрядческой общине, окончательное одобрение состава материалов обычно происходило на совещании в Преображенском монастыре в течение периода с 1945 по 1984 гг. Со стороны федосеевцев редакцию обычно представлял многолетний председатель общины, известный библиофил Михаил Иванович Чуванов, от Московской Поморской общины Н.В. и А.В. Хвальковские, от Латвии И.Н.Заволоко и Л.С.Михайлов (позднее А.Н.Жилко), от Литвы И.И.Егоров.

В настоящее время многие редкие книги Преображенского монастыря принадлежат известным частным коллекциям. Некоторые из них опубликованы в фундаментальном труде Е.М.Юхименко «Старообрядчество. История и культура», М., 2016.

С начала 1990-х гг. государство стало возвращать здания монастыря приходам старопоморской (Женский двор), и поморской (Мужской двор) общин, существующих в храмах бывшей обители. Возобновилась и книжная и издательская деятельность староверов Преображенского. В конце 1990-х вышла монография секретаря Совета приходов общин Преображенского монастыря кандидата философских наук М.О.Шахова «Философские аспекты староверия», которая стала новым этапом в осмыслении богословской традиции беспоповцев. Продолжением тех идей, которые были заложены в известных сочинениях ХVIII столетия: «Меч духовный», «Щит веры», «Поморские ответы». Затем монография была переиздана в дополненном и переработанном виде «Старообрядческое мировоззрение», М.,2001. В 2016 году книга с дополнениями и исправлениями еще раз была издана под названием « Религиозно-философские основы старообрядческого мировоззрения» М., 2016.

В 1995 г. в помещениях, представленных Московской Старопоморской общиной было создано Старообрядческое издательство «Третий Рим» (главный редактор М.Б.Пашинин). Первой книгой, вышедшей в издательстве символично стал Часослов, репринт с оригинала издания Преображенской печати ( в настоящее время уже библиографическая редкость). За последние 25 лет издательство «Третий Рим» выпустило самостоятельно или совместно с другими издательствами многие необходимые в богослужении книги: Псалтырь, Евангелие, Апостол, Пролог, Устав домашней молитвы, Канонник и т.д. В качестве оригиналов для макетов книг брались образцы изданий преображенской печати. Последним большим проектом издательства «Третий Рим» стал выпуск 12 месячных четь миней, опять таки воспроизведенных с оригиналов типографии Преображенского богаделенного дома. В 2004 г. издательство выпустило книгу «Зерцало таинств и конца всемирнаго», существовавшую доныне только в рукописной традиции. Книгу подготовил к печати головщик Рижской Гребенщиковской Старообрядческой общины Е.А.Григорьев. Богато иллюстрированный эсхатологический сборник, оригинал которого хранится в Рукописном отделе Национальной библиотеки Латвии (есть также экземпляр в ГИМе, Москва), является ярким примером федосеевской полемической традиции.

Кроме изданий необходимых для начального воспитания (Учебник по Закону Божию, Краткий молитвослов, Азбука и т.д.) издательство «Третий Рим» занимается старообрядческими культурно-просветительскими проектами. В 2015 г. был издан богато иллюстрированный альбом «Старообрядческая Поморская община Нарьян-Мара». Содержание книги гораздо шире названия, издание посвящено в целом Староверию Севера, истории Выговской пустыни, строительству и освящению памятных часовен в Пустозерске, истории Соборов Поморской Церкви и т.д. Другим крупным проектом стало издание альбома «Культурное и и историческое наследие старообрядцев Восточной Европы» М., 2017. Книга посвящена духовным связям и традициям староверов Прибалтики и Польши с Московским Преображенским монастырем. В 2018 г. в издательстве «Третий Рим» вышел богато иллюстрированный альбом «Староверский край Усть-Цильма». В издании освящены духовные и культурные традиции староверов Севера. Книжность, иконописание, иконное медное литье, история и современность поморцев Усть-Цильмы, их связь с Выговской традицией.

Существующий с 2010 г. в помещениях Преображенского монастыря «Культурно-Паломнический центр имени протопопа Аввакума» (руководитель М.Б.Пашинин) последние годы активно реализует старообрядческие культурно-просветительские проекты, в том числе конференции, фотовыставки, публикации, посвященные как истории Преображенской обители, так и общестарообрядческим темам, озвученным на международных форумах. В октябре 2014 г. в стенах Московского Историко-Архивного института (РГГУ) впервые прошли Ковылинские чтения, посвященные истории Преображенского монастыря, организованные КПЦ при содействии руководителя Всероссийского Краеведческого движения к.и.н. В.Ф.Козлова. В Чтениях участвовали ведущие специалисты по истории староверия, искусствоведы, краеведы, духовные отцы и прихожане староверских общин. Около 20 докладов с приложениями были опубликованы издательством «Третий Рим» в 2017 г. В 2019 г. 3 июня сомтоялись Вторые Ковылинские Преображенские чтения в Доме Русского Зарубежья, в нем принял участие председатель Российского Совета Древлеправославной Поморской Церкви о. В.В.Шамарин, а также руководитель Совета общин Старопоморского согласия К.В.Кожев. В сентябре 2019 г. вышел сборник Конференции, в него вошло 26 докладов по истории Московского Преображенмкого монастыря, из них половина авторов – староверы беспоповцы.

В 2016 г. в Московском Доме Национальностей прошла Международная конференция «Старообрядчество, государство и общество в современном мире». Впервые староверы всех основных согласий сели за общий стол и обсудили насущные вопросы староверия современности. Сборник материалов вышел в этом же году. В 2018 г. прошел еще более представительный Всемирный Старообрядческий Форум в Доме Русского Зарубежья, где собрались свыше 200 представителей Староверия регионов России и Зарубежья. Издательством «Третий Рим» также был опубликован сборник материалов Форума.

Статьи исследователей истории Преображенского староверия регулярно появляются в сборниках под редакцией Е.М.Юхименко, в материалах конференций, проводимых под руководством В.И.Осипова, Археографической лабораторией МГУ, под руководством Н.В.Литвиной, в трудах других исторических форумах Москвы, Санкт-Петербурга, Риги, Вильнюса, и т.д. В настоящее время встал вопрос о систематизации материалов по истории Московского Преображенского Старообрядческого монастыря для более углубленного изучения его духовного и исторического наследия.

16 Сен
Люди

С.В.Ярцев, Н.М.Карась. Илья Кавылин и первый московский водопровод

На первый взгляд связь между первым московским водопроводом и одним из основателей Преображенского кладбища Ильёй Кавылиным не совсем очевидна. Наш доклад эту связь покажет и раскроет некоторые аспекты деятельности Ильи Алексеева сына Кавылина.

Отдел исследований подземных архитектурных сооружений ВООПИиК, научным руководителем которого я являюсь, третий год изучает подземные инженерные объекты Москвы с целью постановки на государственную охрану наиболее ценных. Среди этих объектов – подземное русло канала реки Неглинной (1781–1887 гг.), коллекторы и приемные камеры первой московской канализации (1892–1898 гг.), сохранившиеся подземные водопроводные галереи первого Екатерининского водопровода из Мытищ в Москву, видимым участком которого является на сегодняшний день Ростокинский акведук.

Централизованное водоснабжение Москвы до начала XIX века отсутствовало. Наиболее остро вопрос водоснабжения москвичей встал после эпидемии чумы 1770–1772 гг., унёсшей жизни половины жителей первопрестольной. Непосредственное строительство первого московского водопровода (по указу Екатерины II от 1779 года) началось в 1781 году и полностью завершилось в 1805 году. Длина трассы водопровода составляла без малого 25 км и заканчивалась у Кузнецкого моста в Москве[1]. Водопровод представлял собой систему подземных кирпичных водопроводных арок-галерей, соединённых акведуками в местах перехода через реки и ручьи[2]. Вода из 62-х родников в селе Большие Мытищи собиралась в главный кирпичный канал шириной 90 см и высотой 1 метр 35 см и самотёком шла в Москву, где на всей протяжённости водопроводной галереи были устроены водозаборные колодцы для жителей[3] и несколько водоразборных бассейнов. Колодцы были окрашены в красно-белый цвет.

Из-за того, что водопровод был самотёчный, строителям приходилось выдерживать перепад высот между Мытищами и Москвой (6 метров 40 см.) и поэтому трасса получилась неровной, ломаной. В некоторых местах глубина залегания водопроводной галереи достигала 19 метров, а где-то шла практически у поверхности, чуть ниже уровня промерзания земли.

Это сложное гидротехническое сооружение было спроектировано военным инженером, генералом-квартирмейстером и кавалером Фридрихом фон Бауэром. Архитектором выступил «италлианской нации каменного дела мастер» Франческо Руска.
Первый этап строительства водопровода завершился в 1788 году: воду пустили до района Преображенской рощи (современный парк Сокольники). Фактически, это была «стройка века», если говорить применительно к Москве. Были выделены миллионы рублей на строительство.

Императрица Екатерина II торжественно открыла водопровод, попробовав воды из специально сделанного выпуска в районе современной Маломосковской улицы, дом 16. Война с Турцией 1788 года стройку приостановила, денежные средства выделять перестали, а инженеры были откомандированы в действующую армию, кроме инженер-майора Бланкеннагеля, оставленного для надзора за целостью водопроводных сооружений.

Второй этап строительства был начат в 1797 и полностью завершён в 1805 году, когда жители города получили долгожданную воду.

Официально самотёчный «екатерининский» водопровод был выведен из эксплуатации 1 ноября 1858 года, однако отдельные его участки продолжали функционировать до 1870-х гг., снабжая водой некоторые бани и жителей города на дистанции «Преображенская роща – Красное село – Лесной ряд на Каланче».

В современной Москве обнаружить под землёй остатки кирпичных галерей первого «екатерининского» водопровода невероятно сложно. Некоторые его участки ещё в конце XIX века были разобраны на кирпичи за ненадобностью. Часть водопровода была уничтожена в результате застройки Москвы новыми зданиями с глубоким фундаментом. Уцелевшие подземные галереи сегодня находятся под городскими коммуникациями и на территории некоторых городских парков, где не велось строительства жилого фонда и объектов инфраструктуры.

Чтобы точно установить трассу «екатерининского» водопровода, приходится много времени работать в архивах. Наиболее информативными являются схемы самотёчного водопровода и контракты, заключённые различными лицами с «Комиссией строения производимых в пользу города Москвы водяных работ» по производству работ на строительстве Московского водопровода.

Водопроводные схемы и листы описания к ним («Альбом «Краткое описание Московского водопровода со начатия постройки его 1779 до 1811 года, составленное подполковником инженером Зеге-фон-Лауренберг с приложением планов и чертежей водопровода») были обнаружены мною в информационно-экологическом Центре «Музей Воды». Контракты по производству работ на водопроводе хранятся в фондах Музея Москвы. Заведующая сектором документальных источников отдела фондов Музея Москвы Наталья Михайловна Карась с большим интересом включилась в поиски, и благодаря ей была проведена большая работа по атрибуции различных документов, относящихся к делам «Комиссии строения производимых в пользу города Москвы водяных работ».

Некоторые контракты вызвали удивление, география поставщиков оказалась весьма обширна, это девять областей современной Российской Федерации. Однако на многих документах стояла подпись одних и тех же поручителей – московского купца Никиты Павлова и московского купца Фёдора Филиппова сына Баулина.

23 октября 1781 года московский 1-й гильдии купец Никита Павлов поручился своим имуществом за неграмотного экономического крестьянина деревни Запрудье Баглачевской волости Владимирского наместничества Василия Иванова сына Кашеварова. Кашеваров подрядился поставлять белый камень с мячковских каменоломен к строящемуся акведуку близ села Ростокино.

18 февраля 1798 года Филипп Баулин поручился за неграмотного экономического крестьянина Никиту Иванова сына Круглова, который проживал в деревне Протасово Дмитровской округи Московской губернии и поставлял кузнечный уголь на строительство водопровода. 20 июня того же 1798 года московский купец Баулин поручился за неграмотного экономического крестьянина деревни Турово Высокорецкой волости Никифора Герасимова, который осуществлял кладку кирпичных арок на двух акведуках «екатерининского» водопровода. В настоящее время деревня Турово относится к Головинскому сельскому поселению Судогодского района Владимирской области.

Какая причина могла подвигнуть московских купцов поручаться за разных людей из разных губерниях Российской Империи?

У меня появились некоторые версии, объясняющие происходящее. Одну из версий полностью подтвердила Елена Михайловна Юхименко, доктор филологических наук, главный научный сотрудник Отдела рукописей и старопечатных книг Государственного исторического музея. Елена Михайловна установила, что Никита Павлов и Фёдор Баулин были купцами-староверами Рогожской общины[4]. Стало понятно, почему московские купцы поручались своим имуществом, к примеру, за неграмотного крестьянина Владимирского наместничества. С большой долей вероятности можно говорить, что поручались они за своих одноверцев-староверов, давая тем возможность честно заработать себе на жизнь.

Я стал заново пересматривать обнаруженные документы, уже с учётом факта участия в строительстве старообрядцев, и обратил внимание на контракт на поставку кирпича к водопроводному каналу в количестве не более 500 тысяч штук от 29 января 1798 года. Заключен был контракт с «князя Егора Алексеевича Голицына крестьянином Ильей Алексеевым». Поставить кирпич Алексеев, как написано в договоре, должен был «с Введенских своих кирпичных заводов». Поручителями по контракту выступили московские купцы Григорий Федотов и Тимофей Степанов Зайцов. Сам поставщик Алексеев был грамотен, его подпись характерна и легко узнаваема[5]. Далее был обнаружен договор от 6 июня 1798 года на кладку сводов и стен водопроводного канала по дистанции «Преображенская роща – Красное село – Лесной ряд» своим кирпичом, людьми и инструментом. Заключил контракт «князя Егора Алексеевича Голицына крестьянин Илья Алексеев сын Кавылин». Поручителем выступил московский купец Мина Михайлов[6].

Подписи крестьянина «Ильи Алексеева» и «крестьянина Ильи Алексеева сына Кавылина» визуально совпадают. Без сомнения, это одно и то же лицо. Тот факт, что в документах ранее июня 1798 г. главный попечитель Преображенского богаделенного дома еще фигурировал без фамилии, подтверждается и наличием аналогичной подписи – «его сиятельства князя Алексея Борисовича Голицына оброчный его крестьянин Илья Алексеев» – под прошением старообрядцев московским властям от 7 сентября 1771 г. на основание Преображенского кладбища[7].

Новый договор «крестьянин Илья Алексеев сын Кавылин» заключил 10 октября 1798 года на выемку земли под водопроводные галереи и набивку шпунтовых свай в Преображенской роще. Поручителем выступил московский купец Тимофей Степанов Зайцов[8]. Через три месяца, 10 января 1799 года, появляется следующий контракт на 300–400 тысяч штук кирпича по 16 рублей за тысячу. Только Кавылин фигурирует в нём уже как «московской первой гильдии купец Илья Алексеев сын Кавылин». Кирпич Кавылин обязуется поставить с собственных своих кирпичных заводов.

Отдельный интерес представляют правила приёмки и оплаты кирпича, прописанные в этом и других контрактах. Кирпич Кавылин изготавливал «самой лучшей доброты» по выданному из Комиссии образцу. Далее «на своих подводах и работниками» готовый кирпич доставлялся к месту возведения водопроводных галерей, где принимался поштучно. Если при приёмке обнаруживался бракованный кирпич («кирпич который белый и негоден»), то его Кавылину в оплату не засчитывали. Оплата из казны производилась при поставки каждых 100 тысяч кирпичей[9].

Нами установлено, что с 29 января 1798 по 2 апреля 1800 года Кавылин заключил по крайне мере восемь контрактов на поставку различных материалов для московского водопровода, включая сюда три подряда на брёвна сосновые и еловые, доски разной длины и один подряд на земляные работы с набивкой шпунтовых свай в Преображенской роще. Четыре контракта из восьми были заключены на поставку кирпича «стенного», «железняка», «полужелезняка» и «красного», количеством не менее 1 млн 240 тысяч штук по цене от 14 до 18 рублей за одну тысячу штук, в зависимости от дистанции.

Таким образом, Илья Алексеев сын Кавылин внёс огромный вклад в строительство первого московского водопровода. Обследование уцелевших подземных водопроводных галерей на участках, куда кирпич поставлял Илья Кавылин, показало хорошую сохранность кладки, что говорит о высоком качестве «кавылинского» кирпича.

Выявленные нами и впервые вводимые в научный оборот документы позволяют установить не только неизвестный ранее факт участия И.А.Кавылина в строительстве московского водопровода, но и дату перехода крестьянина Ильи Кавылина в купеческое сословие. Это промежуток времени между 10 октября 1798 года и 10 января 1799 года.

Восемь контрактов с личными подписями Ильи Кавылина содержат также имена его поручителей-купцов. Интересно изучить биографию этих людей (Григорий Федотов, Тимофей Зайцов, Мина Михайлов и др.). Возможно, они были староверами.

Остаётся открытым вопрос о юридической принадлежности кирпичных заводов Ильи Кавылина. В контрактах говорится о том, что Кавылин должен поставлять на строительство водопровода кирпичи с «собственных кирпичных заводов». Однако в РГАДА хранится документ «О 32 десятинах земли, принадлежащей удельным крестьянам села Измайлово, 1808 год», из которого следует, что Кавылин арендовал кирпичные заводы и по факту их собственником не был[10]. Документов, говорящих, что у Кавылина были другие кирпичные заводы в личной собственности, на данный момент не обнаружено. На основании чертежа из РГАДА[11] мы можем точно установить местонахождение кирпичных заводов Ильи Кавылина. Сегодня это участок земли, расположенный между Измайловским шоссе, дом 6 и Кирпичной улицей, дом 3.

Из вышеприведённого материала следует еще один важный, в том числе и для истории Преображенского кладбища, факт. Кавылин значительно улучшил своё материальное благосостояние именно благодаря водопроводным контрактам: он смог сразу заплатить гильдейский сбор по 1-й гильдии и тем самым войти в число влиятельных представителей московского купечества.

  1. Альбом «Краткое описание Московского водопровода со начатия постройки его 1779 до 1811 года, составленное подполковником инженером Зеге-фон-Лауренберг с приложением планов и чертежей водопровода», лист I: «Генеральный План Московского Водопроводного Канала, начинающегося от главных ключей, состоящих близь села больших Мытищь и проходящаго до Кузнецкого моста» – Информационно-экологический Центр «Музей Воды».
  2. Там же. Лист XV: «План большому Алексеевскому акведуку на речке Тростянке, на специальном плане листа пятого под литерою Р показанному».
  3. Там же. Лист XVIII: «Фасад вышепоказанному колодцу».
  4. Юхименко Е.М. Старообрядческий центр за Рогожской заставою. М., 2012. С. 11, 29, 37–41, 43.
  5. Контракт, «крестьянин Илья Алексеев», от 29 января 1798 года. – Музей Москвы, ОФ – 4118/114, ин. № ф 33 ТК. Оп. 1. Д. 6 («Контракты, заключённые с различными лицами по производству работ по строительству Московского водопровода. Комиссия строения производимых в пользу города Москвы водяных работ, 1798 год»). Л. 1–2.
  6. Там же. Л. 22–23.
  7. Юхименко Е.М. Старообрядчество: История и культура. М., 2016. С. 211.
  8. Контракт, «крестьянин Илья Алексеев сын Кавылин», от 10 октября 1798 года. – Музей Москвы, ОФ – 4118/114, ин. № ф 33 ТК. Оп. 1. Д. 6. Л. 33–34.
  9. Контракт, «московский первой гильдии купец Илья Алексеев сын Кавылин», от 10 января 1799 года – Музей Москвы, ОФ – 4118/114, ин. № ф 33 ТК. Оп. 1. Д. 6. Л. 45.
  10. РГАДА. Ф. 1239. Оп. 3. Д. 30401. Л. 236.
  11. Там же. Л. 237.
14 Сен
Люди

Н.П. Лукьянова. Саратовская старообрядческая Поморская община: история, современность, перспективы развития

В обширный список губерний, федосеевские общины которых состояли в тесном общении с Преображенским кладбищем, вошла и Саратовская. Многочисленным здесь было и Поморское согласие. Уже в конце XVIII – начале XIX в Саратове существовали поморские часовни-моленные: старопоморская арсеньевская, волковская новоженов, волковская (песковская) федосеевская, кабановская федосеевская.

Около 1812 года саратовский купец-поморец Иван Васильев Волков женился на дочери воронежца Феодора Козлова. По возвращении в Саратов он устроил в своем доме на Валовой улице моленную, наставником в которой стал его тесть. Вместе они принялись за проповедь старой веры, и вскоре на месте домашней моленной пришлось построить обширную каменную часовню (волковскую). Иван Васильевич Волков был бессменным попечителем моленной, а затем попечителем стал Иван Дмитриевич Волков. 2 июня 1854 года моленная была опечатана. Из описи запечатанной молельни видно, что в ней было найдено: древних церковных книг печатных — 33, рукописных — 17, образов, писанных на досках -112, 2 хоругви, свещ и огарков 5 пудов 12 фунтов, 100 подручников, 50 лестовок. В списке, хранившемся при часовне, числилось 170 семейств в количестве 839 душ.

По временам в Саратов приезжали видные деятели старообрядчества из других городов и нередко оставались здесь на жительство. К числу таковых принадлежал купец-дворянин Иван Артемьевич Волков-Песковский, прибывший в Саратов из Калуги. Своими знаниями, организаторским талантом и уменьем вести общественные дела, Песковский обратил на себя внимание саратовцев и вскоре был избран городским головой. Современник, хотя и не сторонник его по религиозным убеждениям, дает о Песковском следующий отзыв:

«Купец, дворянин и кавалер ордена св. Анны, Волков-Песковский был главной опорой для саратовских поморцев. Он долго служил со славой в должности саратовского городского головы, был украшен многочисленными медалями и пользовался расположением местных властей».

На его дворе по ул. Часовенной, напротив старого гостинного двора, еще в 1775 г. отцом его была построена моленная, теперь же Песковский построил новую обширную, в виде 2х-этажного каменного дома. Здание строилось, по описанию современников, специально для моленной: восточная стена не имела окон, а этажи никогда не были разделены полом. Вся восточная стена до потолка была занята 5-ярусным иконостасом. К северной и южной стенам приделаны деревянные клиросы, у западной стены для помещения женщин — антресоли, или хоры, под которыми две комнаты: одна назначалась для женщин, другая была передней. При часовне, как сообщал граф Стенбок, «жило до 50 баб и девок, совершавших богослужение и распространявших раскол»…

Строительство поморских часовен шло почти одновременно в нескольких местах. Помимо Песковской (федосеевской), возникла еще молельня, построенная Степаном Яковлевичем Кабановым-Никитиным по Сергиевской улице. Часовня была построена в 1811 г., с разрешения губернатора Панчулидзева, при ней жило свыше 20 человек обитателей. От глаз постороннего наблюдателя часовня была скрыта обширным садом, обнесенным высоким тыном («тын» — деревянная ограда без просветов, составленная из вертикальных кольев, бревен или жердей).

По описи, сохранившейся при делах губернского правления, видно, что часовня была деревянная, построенная на каменном фундаменте; в длину она была 5 сажень 2 аршина, в ширину 4 сажени, в вышину 1 сажень 2 аршина. По восточной стене внутри устроен иконостас, по сторонам — два клироса и отделение для женщин. Настоятелем общины был Афанасий Антонов, которому в 1834 году был 81 год. Другим наставником был Гавриил Васильев, считавшийся распространителем поморства в с. Самодуровке Хвалынского уезда.

Строитель молельни Кабанов считался опасным совратителем новообрядцев в поморство и за ним считалось немало таковых дел. Особенно скандальное «дело» вышло на этой почве в 1837 г. В интересах «вящщего» уловления старообрядцев в «православие» епископ Иаков учредил в Саратове «общество благочестивых» из лиц, наиболее преданных господствующей церкви. Желая особенно выслужиться пред его преосвященством, некоторые члены общества устраивали ловушки для старообрядцев, притворно соглашаясь перейти в старообрядчество. Одной из самых ревностных была камышинская мещанка Елена Серебрякова. Испытанная в этих делах, Серебрякова устроила «ловушку» и Кабанову. Отмечая «подвиг» Серебряковой, Иаков в донесении своем Синоду излагает и сам факт:

«Последняя (т.е. Серебрякова) была многократно склоняема саратовскими поморцами перейти в их «ересь» и окреститься по их обычаю; притворно согласившись на сие, она донесла о том мне. При содействии полиции поморцы захвачены совершенно приготовившимися к произведению над Серебряковой обряд перекрещивания, участников было много».

Ввиду этого Иаков ходатайствовал о награждении Серебряковой за изъясненное открытие 100 рублями, и Синод 28 февраля 1838 г. уважил это ходатайство. Всех же «раскольников накрыли и забрали». В 1845 году волковская и кабановская часовни были закрыты.

В 1913 г. купец Г.М. Любимов приобрел дворовое место на улице Цыганской, рядом с домом иконописца Луки Кирилловича Мордвинкина, и выхлопотал разрешение на постройку нового молитвенного дома, который открылся в 1914 году. Наставником Саратовских федосеевцев стал Иван Иванович Пузенков.

«Уставщиков нет, а на обоих клиросах поют девицы. Купцы (из числа прихожан Успенской Церкви): Медведев (каретник), Любимов (торгует полотняным товаром), Селиванов (торгует обувью). Других прихожан — 967».

В 1924 г. в храме Успения Пресвятой Богородицы проходил Саратовский Собор Старообрядцев Старо-Поморского согласия. На Соборе «мирян и от клира и разных мест с правом совещательного голоса» было свыше ста человек, в качестве гостей присутствовали представители иных старообрядческих согласий.

Созыв настоящего собора был вызван появлением усиленного движения среди единоверных нам христиан, в сторону оказания снисхождения, к так называемым «половинкам» и «новоженам». Первых почти всюду стали принимать на общую молитву без ограничений, а вторых некоторые отцы духовные только на исповедь – престарелых, а некоторые и на общую молитву, сначала только в домах, а потом и в молитвенных собраниях. Помянутые снисхождения были предметом нападок со стороны наиболее строгих отцов, следствием чего происходили неудовольствия, укоры и оправдания. Такое неспокойное брожение вызвало необходимость соборного обсуждения создавшегося положения. По просьбе многих отцов и попечителей – совет Саратовского коллектива и созвал настоящий собор в Саратове.

Собор занявшись рассмотрением поставленного вопроса о новоженах, в начале своих работ выяснил отношения предков – т.е. прежде нас бывших духовных отцов – к новоженам, начиная с уложения Новгородских соборов 1692 и 1694 годов, продолжая Польским 1752 г., Петербургским 1791 г. и 1809 годов, Московского 1810 и 1883 и других, а также мнения отдельных отцов, записанные в книги «Отеческие завещания» гл. 50, л.68 об., гл. 6, л. 3, гл. 11, л. 105. Книга «Отечник» гл. 13, л. 365 и гл. 18, л. 482 и в Красном Уставе во многих местах.

Таковые строгие постановления наших предков были совершенно не удобоисполнимы, и с давних времен очень и очень многими отцами уже нарушались, так все виды снисхождений были, так сказать, укреплены временем и многими не выполнялось, даже тотчас же, по постановлении, оставались без снисхождения долгое время лишь «исповедь» и «общая молитва» и здесь в Москве в бытность страдальца за веру Христову отца Егора Гавриловича принимали «новоженов» в Москве на Преображенском кладбище на исповедь. Так продолжалось до смерти отца Егора Гавриловича, а после него отец Александр Федорович снова запретил принимать таковых на исповедь, хотя и не видится, в том Красном Уставе (ч. 1 гл. 57), чтобы отцу Егору Гавриловичу было за снисхождение какое-либо наказание.

Разбираясь в вышеизложенном Собор, заслушав доклад Саратовского совета и доклад представленный от Т.С. Тулупова и по многом обсуждении, выслушав много разных канонов и правил св. соборов и и свв. отец и исторических доводов единогласно определил:

«Совершенно не уничижая и не охуляя постановлений наших предков, бывших по временам, действовавших под влиянием обстоятельств — настоящим определяем: строгие правила о «новоженах» — духовным отцам не вменять в обязательное руководство, а по рассмотрении их к тем «новоженам» кои будут жить вполне по христиански — оказывать снисхождение, согласуя каждый раз в отдельных случаях с правилами Церкви Христовой и постановлениями святых отец.

Таким образом, Саратовский собор освободил духовных отцов от наказания за невыполнение постановлений предков и указал им каким образом в будущем руководствоваться в отношении к «новоженам». На Собор было прислано письмо от «служителей Церкви Божией Московско-Преображенской обители» духовных отцов: Стефана Образцова, Михаила Спиридонова, Василия Григорьева:

«Письмо Ваше от 25 декабря 1923 года мы получили, в котором вопрошаете и желаете узнать о том, достоверно ли, что у нас в Москве на Преображенском кладбище приняты нами на общее церковное моление некоторые из поженимых. И пишите, что если действительно приняты, то почему сделали такое снисхождение или нашли что от Божественного Писания, на то свидетельство, или по какому усмотрению, и какого возраста приняты и с какою епитемиею.

Исполняя Вашу просьбу дать Вам на все вышесказанное ответ, и объяснение сообщаем Вам, что действительно некоторыя и несколько лиц из них в настоящее время нами приняты на общее церковное моление по нашему усмотрению, которые по возрасту и жизни более заслуживают усмотрительного снисхождения. А по какому усмотрению и снисхождению, то это состоит в следующем: Христианство ослабевает и оскудевает, стороны коих на богоотступство, коих на разныя соблазны и прелести без чувства, иных на разные еретические заблуждения.

Храмы Божия пусты, еле-еле кто придет и то едва с признаками религиозной жизни. И из сих последних кои из поженивых престарелых лет, находясь в отлучении церковном чувствуют себя в угнетенном положении и даже в опасном, дабы не быть застигнутым внезапно смертию или днем страшного второго пришествия Христова, и следовательно быть отмеченными и в будущем веке. Приходят в изнеможение и отчаяние над такой угрозою. А некоторые по молодушию, в изнеможении духа уклоняются к исканию облегчения своему духу в посторонния религиозные общества».

Однако, уже в 1930 году президиум Нижнее-Волжского Крайисполкома Советов рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов постановил: «группа верующих не выполнила условия договора, так как не произвела необходимого ремонта здания, — договор с группой верующих старообрядцев старо-поморского согласия расторгнуть, молитвенный дом ликвидировать и здание передать для использования под цели дошкольного воспитания культурно-бытовой кооперации»…

…Позднее, в 1990-ые гг., после распада федосеевского общества в г. Саратове, когда часть федосеевцев объединилась с поморцами, а часть стали молиться по домам, за отобранную властями Успенскую Церковь Саратовские поморцы активно боролись, однако суд встал на сторону частного лица — нового владельца Церковного здания.

Известными и активными деятелями Саратовской поморской общины были Т.А. Худошин, В.З. Яксанов, здесь издавался журнал «Щит Веры», работало издательство. На Первом Всероссийском Соборе (1909г.) был поставлен вопрос о создании ряда церковных школ в Российской Империи. Одна из первых старообрядческих школ-училищ была создана в городе Саратове — центре старообрядцев-безпоповцев разных согласий. 5 сентября 1910 года открылись двери в Поморское училище для детей из старообрядческих семей. При открытии училища в нем было два отделения с 93 учащимися, спустя год насчитывалось уже 190 учащихся.

Всего было четыре учителя по общеобразовательным предметам, вероучитель и учитель пения, т.е. всего шесть учителей. Василий Захарович Яксанов первое время, да и в последствии до 1916 года, т.е. до самого момента своего ухода из училища по причине болезни, был учителем по общеобразовательным предметам, вероучителем, однако не оставлял своего руководства школой. Терентий Акимович Худошин, уже при жизни знаменитый деятель Церкви, начетчик, смог за короткое время составить пособие для учеников по духовным и богослужебным вопросам, которое выдержало многократное переиздание в Прибалтике. Благодаря этим двум виднейшим деятелям Церкви училище процветало.

И только во время событий 1917 года школа уходит на второй план, а позже и вовсе закрывается. Однако сотни выпускников первого выпуска остались и составили ту самую основу причетников и вероучителей, которые и смогли перенести на себе тягость первых десятков лет советской власти и смогли сохранить традиции и культуру старообрядцев.

В настоящее время Саратовская Поморская община духовно окормляет 5 областных общин: в с. Ключи, с. Корсаковка, с. Белогорное, г. Пугачеве, г. Петровске. Организованы регулярные поездки в эти общины для требоисполнений, общинам оказывается материальная и финансовая помощь. В Саратовской поморской общине работает Воскресная школа, сайт «Староверы-поморцы», 15 лет выходит ежегодный духовно-просветительский журнал «Старая Вера», в общине организована социальная работа, помощь нищим и заключенным, проводятся благотворительные ярмарки, работает летний христианский лагерь недалеко от р. Медведица.

В ближайших перспективах развития общины — проведение конференции, посвященной 400-летию протопопа Аввакума и фотовыставки, реконструкция и расширение храмового здания, которое с трудом вмещает всех прихожан, развитие внутреннего туризма по старообрядческой тематике (туры выходного дня) и многое другое.

Горбунов, Григорий Климентьевич (1836-1920) — старообрядец-федосеевец, председатель, с 1907 г. 1-й почетный член общины Преображенского кладбища, предприниматель, благотворитель. О.А. Горбунов († 1845), дед Григория
13 Сен
Люди

Приложение к «Увещанию» Преображенских отцов с краткими сведениями об некоторых упоминаемых в оном известных федосеевских деятелей

Ефрем Аггеевич Щербаков (1844, Вышская волость Динабургского уезда, Российской империи, ныне Даугавпилсский р-н Латвии; + 24 марта 1913, Москва) — известный федосеевский, московских правил, настоятель. Родился в крестьянской семье. Служение начал в 1876; весной 1879 выбран настоятелем в моленную слободы Режицы (ныне – Резекне, Лат. Респ.) Витебской губернии. Будучи приверженцем учения о безбрачии и немолении за царя, среди населения, особенно богатых, пользовался большим расположением и известностью, причем не только в Режицком и Двинском уездах, но и в Псковской губ. С 1882 по 1890 продолжал служение во вновь выстроенной Васильковской моленной. Вследствие слабости и несогласий в этой общине по отношению к браку, одежде, кофе, чаю и общению с никониянами, вынужден был ее покинуть и два года пребывал в общине Преображенского кладбища в Москве. В 1892 вернулся, но вновь «любители прохладного жития» и мягкого отношения к новоженам учинили раздор, что в конечном счете послужило одной из причин закрытия моленной.

С 1893 перебирается в Режицкую Кладбищенскую общину, где пребывал до 1905. Дважды в 1895 году привлекался к ответственности за совершение рождественских богослужений в доме Ф. Астахова, один раз был оправдан, второй раз – попал под амнистию. В 1903 г. Полоцкий никониянский архиерей ввиду его «вредной деятельности для церкви и государства» пытался ходатайствовать о высылке из губернии, но безрезультатно. Затем в октябре 1907 г. отец Ефрем Аггеевич служил в Казани и после — старшим духовным отцом в Преображенском богаделенном доме в Москве. Председательствовал на 1-м Всероссийском христианском съезде в Москве в 1908 г. Скончался и погребен на Преображенском кладбище в Москве за часовней на месте погребения и других Преображенских отцов.

Григорий Климентьевич Горбунов (10.01.1836, с. Широково Нерехтского уезда Костромской губ. — 18.10.1920, г. Середа, ныне Фурманов Ивановской обл.?), християнин-федосеевец, председатель, с 1907 г. 1-й почетный член общины Преображенского кладбища, предприниматель, благотворитель. О. А. Горбунов († 1845), дед Горбунова, основал небольшое семейное дело по ручной обработке пряжи, продолженное сначала его сыновьями Андреем и Климентом, затем внуками — сыновьями К. О. Горбунова. Производство значительно расширилось во многом благодаря энергичной деятельности Григория Климентьевича: в 1869 г. была устроена ткацкая фабрика, в 1872 г. основан «Торговый дом братьев Григория, Александра и Максима Горбуновых», в 1882 г. преобразованный в паевое «Товарищество бумаготкацкой мануфактуры братьев Г. и А. Горбуновых» с основным капиталом 2 млн р. К 1892 г. на фабрике было 1650 механических станов, работало 2900 чел., годовой оборот составлял ок. 4 млрд р. Товарищество в обязательном порядке страховало рабочих, строились больницы, школы, ясли. Горбунов способствовал прокладке железнодорожной ветки Середа-Нерехта.

Григорий Клементьевич Горбунов проживал некоторое время в г. Плёсе, где его знают и помнят благодаря благотворительной деятельности: о больнице, построенной на его средства, о содержании этой больницы с момента постройки до 1917 года. Помнят, как была обустроена усадьба Миловка, пришедшая было в упадок и выкупленная у дворян Черневых. К 500-летию города были восстановлены разрушившиеся булыжные мостовые, замощены спуски с Соборной горы, отремонтированы многочисленные мосты и мостики через овраги. И в этом он участвовал. В строительство водопровода в 1909-1910 годы он тоже вложил деньги. Г.К. Горбунов оплатил строительство каменного моста через Шохонку в 1907-1908 годы. Наконец, главная достопримечательность города – памятник основателю Великому князю Московскому Василию Дмитриевичу – воздвигнут тоже на средства Г.К. Горбунова. Григорий Клементьевич – не только советник Мануфактур-коллегии, но и Почетный член Костромско-Ярославского отделения Попечительства императрицы Марии Александровны о слепых, Почетный член Костромского губернского попечительства детских приютов, Пожизненный Почетный член Костромской Губернской Ученой Архивной комиссии, Потомственный Почетный гражданин города. Перечень званий говорит о многом: о сути и глубине добрых дел, о широте его интересов. До марта 1907 г., когда состоялось собрание московских федосеевцев, принявшее решение о регистрации общины Преображенского кладбища, Горбунов являлся председателем общины, затем в 1908 году общее собрание християн Преображенского кладбища избрало его 1-м почетным членом общины. В адресе, поднесенном ему в день избрания, говорилось: «Как Илья Алексевич (Ковылин), ты был защитником и объединителем братии Христовой, приняв руководство общиной в трудные времена, ты явился великим продолжателем дела Ковылина». В том же году начала работу старообрядческая типография, открытая по инициативе Григория Климентьевича. Основные средства были завещаны кладбищу одной из состоятельных прихожанок. Управляющим в типографии стал Никита Федорович Суворин. В 1910 г. для типографии на Преображенском кладбище было построено отдельное здание («Городская усадьба Г. К. Горбунова» Построена в 1905–1911 гг. архитекторы О. Г. Пиотровский, Ю. Ф. Дитерихс). В 1907 году из Вятки в Москву приехал Лука Арефьевич Гребнёв и стал помогать в устройстве типографии. Это был наш християнин — известный иконописец и печатник, талантливейший человек, происходивший из крестьян. Изготовленный им для нового заведения церковнославянский шрифт отличался, по мнению знатоков, «чёткостью и даже изяществом». У него был опыт, он создал подобную типографию в Вятке. С типографией сотрудничали ювелиры села Красного, они изготавливали меднолитые и серебряные застежки для богослужебных книг, украшения для переплетов. Богослужебные книги, выпущенные типографией Г.К. Горбунова, – это произведения высокого искусства книгопечатания. Типография много сделала не только для сохранения древней старообрядческой культуры, в ней печатались и лубочные листы религиозного содержания для широкого распространения. Исследователь древнерусской литературы Д.С. Лихачёв писал: «Вся история развития человеческой культуры есть история не только созидания новых, но и обнаружения старых культурных ценностей». Так вот, Григорий Клементьевич помог обнаружить многие древние книги и продлить их жизнь. До 1918 г. печатня выпустила свыше 80 названий книг, в т. ч. лицевой «Апокалипсис трехтолковый» и «Поморские ответы» с оригинала 1723 г. из собрания Е. Е. Егорова, множество певческих крюковых книг, богослужебные издания. В 1910 г. Г.К. Горбунов построил на Преображенском кладбище дом для 300 призреваемых, в том же году в завещании пожертвовал общине 6 домовладений с земельными участками на 180,79 млн р. Предприниматель оказывал помощь другим старообрядческим обществам Москвы, С.-Петербурга, Серпухова, стремился сделать свою малую родину духовным центром федосеевского согласия — в селе Киселёве Нерехтского уезда в 1915 г. состоялось расширенное собрание согласия. Есть указание, что Горбунов погребен на Преображенском кладбище, по др. источникам, он скончался и был похоронен в г. Середа. Благотворительностью занимались и др. члены семьи Горбуновых. На пожертвования старообрядки поморского согласия Е. В. Горбуновой (урожд. Морозовой), жены В. А. Горбунова — племянника Г., в 1906 г. в Москве был устроен родильный приют, в 1910 г. на Б. Грузинской ул.- дом им. Н. Л. Шустова, включавший богадельню, детский приют, ясли и др. учреждения.

  1. Никита Федорович Суворин – управляющий типографией Г.К. Горбунова, после закрытия типографии 6 октября 1918 г., уехал на родину в Саратовскую губ. В архиве отца Гавриила Ефимовича Фролова имеется письмо «Гавриила Никифоровича Кормишина села Балакова Саратовской губ. в Москву Никите Федоровичу Суворину о беседе его, бывшей с Львом Феоктистовичем Пичугиным в селе Екатериновке Саратовской губ.». (Г.Н. Кормишин – уроженец села Балаково Саратовской губ., известный начетчик и полемист нашего согласия. Беседа «Пребудет ли таинство брака в Церкви Христовой до второго Христова пришествия и о законности безсвященнословного брака» состоялась 19 декабря в доме местного купца-федосеевца Николая Лаврентьевича Малюшкина — книгочея, устроителя местной федосеевской моленной, которая так и называлась — «Малюшкина». Беседа была записана и позднее издана Л.Ф. Пичугиным в виде брошюры. Однако, из-за полемического задора последнего, вышеупомянутая брошюра, имела целый ряд неточностей и недоговоренностей в речах Г.Н. Кормишина, что Пичугиным обращалось в пользу защиты безсвященнословных браков. В силу этого наши християне были вынуждены переиздать полный и неиспорченный текст собеседования (В начале 90-х гг. XX в. на Преображенском кладбище «Беседа» бала переиздана под названием «К вопросу о браке»). В 1909 г. Гавриил Никифорович был «средних лет», скончался в первые послереволюционные годы).

Литература

  1. Иоксимович Ч. М. Горбуновы // 1000 лет рус. предпринимательства: Из истории купеческих родов / Сост., вступ. ст., примеч.: О. А. Платонов. М., 1995. С. 265-266;
  2. Вознесенский А. В., Мангилёв П. И., Починская И. В. Книгоиздательская деятельность старообрядцев (1701-1918): Мат-лы к словарю. Екатеринбург, 1996. С. 27, 47;
  3. Агеева Е. А. Беспоповцы в ХIХ-ХХI вв. // ПЭ. Т. 4. С. 719-720. Никонов. В. Староверие Латгалии. Изд. Резекненской кладбищенской общины. 2008. С. 302-305.
К.Я. Кожурин
13 Сен
География

К.Я. Кожурин. Из истории федосеевского согласия в Петербурге

Федосеевское согласие зародилось и постепенно оформилось в новгородских, псковских и сопредельных им зарубежных шведских и польских пределах в конце XVII столетия. Как известно, земли, на которых сейчас расположен Петербург, входили тогда в состав Шведского королевства, и именно Швеция во второй половине XVII века являлась, с одной стороны, государством с православными приходами, неподконтрольными московским реформаторам, а с другой – государством, где противники реформ, бежавшие от никоновской инквизиции, легко могли найти себе убежище. Вполне естественно, что со временем эти приходы оказались беспоповскими. Сам Феодосий Васильев ходил «за Свейский рубеж», когда в беспоповской общине на Солдиной, или Черной Мызе, под Нарвой, возник раскол, и один из учителей, некий Иван Коломенский, стал склонять староверов к принятию беглых никонианских попов [1]. С присоединением этих земель к России местное население наряду с переселенцами составило основу будущих беспоповских общин Петербурга и Петербургской губернии. Федосеевцам покровительствовал князь А.Д. Меншиков, генерал-губернатор Петербурга, что, «вероятно, облегчило им проникновение в столицу» [2]. Известно, что духовник Меншикова был впоследствии привлечен к суду по подозрению в сочувствии к «расколу».

Первое упоминание о федосеевской моленной в Санкт-Петербурге относится к 1723 году. В 1767 г. моленная уже располагалась в специально построенном деревянном здании возле Семеновского моста через р. Фонтанку, почти у самого Апраксина двора. Моленная получила название «Косцовской» – по имени ее главного строителя и попечителя – Филиппа Фомича Косцова (1737-1804), выходца из крестьян Рязанской губернии, а впоследствии купца 1-й гильдии. Он был, по словам поморского историка Павла Любопытного, «редкий и твердый буквалист и знаменитый ревнитель благочестия, муж твердого духа, благоговейный и строгой жизни, мужески победивший неустрашимою ревностию и позором адскую бурю мира и пагубное униятство в Петрополе» [3].

В 1784 г. Косцов вместе с купцами Петром Волковым и Дмитрием Воробьевым выстроил новое каменное здание моленной, более просторное. Иконостас храма состоял из 7 рядов, имелось 4 небольших колокола. Служба в моленной велась повседневно. Ее вел причт из девяти певчих. Всенощное бдение начинали в полночь, часы и молебен — 9 часов утра, правило и вечерню — в 4 часа дня и в 9 часов вечера — павечерницу и спальные молитвы.

К Ф.Ф. Косцову благоволил приближенный ко двору князь Б. Куракин, что в определенной степени сдерживало притеснения властей. Однако в 1800 г. Косцов вместе с еще одним лидером федосеевцев, Пешневским, отказался подчиниться указу императора Павла об объединении со старообрядцами-поповцами. За отказ они были взяты под стражу: Пешневского обрили и отдали в фурманщики, а Косцова посадили в крепость, где он и умер.

Поскольку по законам Российской империи старообрядческие общества не имели права юридического лица, то после смерти Ф.Ф. Косцова здание попало в руки посторонних лиц. По совету общества купцом Алариным был приобретен соседний дом мещанина Петрова, куда и была переведена Косцовская моленная. 22 января 1809 г. именно здесь состоялся знаменитый Петербургский собор федосеевцев под руководством известного наставника Якова Васильевича Холина (1753-1820). В соборе также участвовали наставники Герасим Никитич Ошера (1752-1826), Иван Тиханов (1757-1825), Иван Федотов (1771-?), Афанасий Акинфиев (1737-1811). На Петербургском соборе было принято постановление по основным вопросам федосеевского вероучения, состоящее из 17 статей («Петербургские статьи»), в частности, были смягчены некоторые наказания, установленные Польским собором 1752 г. для «новоженов». Родителей «новоженов» было разрешено принимать в общение после исполнения ими епитимьи. Также им было дозволено проживать с поженившимися детьми под одной крышей. Если «новожены» не подверглись мирщению, у таковых разрешили крестить детей без развода супругов. Эти послабления некоторые федосеевцы не приняли, что привело к расколу и образованию аристова согласия [4].

В 1819 г. при Косцовской моленной существовала богадельня, в которой находилось 36 мужчин и 60 женщин. Для приходящих бедняков ежедневно выдавалось 80 обедов. Попечителями были Глотков и Коровин. В 1829 г. «косцовцы» выхлопотали у правительства право вести метрические книги для «вступающих в раскол».

Однако с началом николаевских гонений моленная была запечатана. Это произошло 13 ноября 1842 г. Службу теперь пришлось совершать в верхнем этаже того же дома. А в 1848 г. моленную закрыли окончательно, через год разобрали иконостас, а колокола и иконы передали «духовному начальству». Призреваемые из богадельни были переведены в другие заведения.

Другим духовным центром столичных федосеевцев стало Малоохтинское кладбище. Еще в 1740 г. для староверческого кладбища царским правительством было отведено обширное место на берегу реки Охты, и практически одновременно при кладбище возник поморский молитвенный храм во имя Святого пророка Илии. Федосеевцы с 1762 г. также владели частью кладбища. На федосеевском участке Малоохтинского кладбища в 1789 г. на средства купца Дмитриева была построена моленная, а в 1834 г. – богадельня. Кладбище было обнесено высокой каменной оградой. На нем хоронили как поморцев, так и федосеевцев. Во время гонений при Николае I в 1852 г. обе моленные — поморская и федосеевская — были отобраны и запечатаны, а с 1853 г. захоронения на Малоохтинском кладбище запрещены. Призреваемых в богадельнях перевели в благотворительные заведения Волковского кладбища, которое осталось единственным действующим старообрядческим кладбищем Петербурга.

Именно Волковское кладбище, основанное еще в XVIII веке, со временем стало самым известным духовным центром федосеевского согласия в Петербурге. В 1777 г. по почину староверов федосеевского согласия на Черной речке вблизи Волковского кладбища господствующей церкви возникла Волковская богадельня. Уполномоченные петербургских федосеевцев — купцы Дмитрий Воробьев и Петр Волков — основали в этом году кладбище, послужившее местом упокоения многих столичных староверов-беспоповцев, и построили деревянный молитвенный дом. В 1784 г. на средства, собранные путем пожертвований, старообрядцы возвели каменный молитвенный дом и при нем каменное здание под богадельню для призрения престарелых и увечных старообрядцев. В 1807 г., с разрешения правительства, кладбище расширили и возвели каменные здания для призрения лиц женского пола. Так, постепенно, на добровольные пожертвования создавалась Волковская богадельня. Управлялась она самими старообрядцами через выбранных ими лиц. Самоуправление существовало с 1777 по 1847 год, когда мужская богадельня вместе с моленной была отобрана властями, а женская осталась у федосеевцев, хотя и была при этом обращена в обыкновенную городскую богадельню, куда наряду со староверами допускалось принимать на призрение и лиц, принадлежавших к господствующей церкви. Тогда же одна из моленных была обращена в синодальную церковь. Несмотря на такие ограничения в своих правах, староверы не переставали жертвовать на содержание и обновление богадельни, видя в ней свою святыню, а Волково кладбище продолжало оставаться главным духовным центром федосеевцев во всем северо-западном крае.

В 1866 г. купцы старообрядцы Владимир Долгов, Ефим и Федор Егорьевы и Василий Глотов, с высочайшего разрешения, возвели на свой счет в одном из зданий богадельни третий этаж с куполом. Эта постройка значительно увеличила количество кроватей для призреваемых и была названа «Александровским отделением». Весь этот период удавалось сохранить часть богадельни под фактическим надзором староверов, а также сохранялась и моленная при богадельне.

Сама моленная, именовавшаяся «собором», размещалась на первом этаже и имела четырехъярусный иконостас из красного дерева с древними образами в серебряных ризах. Всенощное бдение в храме длилось с 10 вечера до 6 утра. В хоре пели «белички» — женщины, давшие обет безбрачия. На втором этаже молились другие беспоповцы.

Во второй половине XIX века неофициальным лидером петербургских федосеевцев был Ефим Савельевич Егоров (1823-1895), которого единоверцы называли «Асафом царевичем». Е.С. Егоров был купцом 1-й гильдии и кавалером, помощником попечителя и председателем Комитета Волковской федосеевской богадельни, попечителем Преображенского кладбища в Москве. Ему принадлежали знаменитые егоровские бани, две мануфактурные лавки в Спасской части Апраксина двора и шесть каменных домов, в том числе «палаццо» в Казачьем переулке. Оборот его предприятий достигал 3-4 миллионов рублей в год.

Необходимо упомянуть и об еще одной федосеевской моленной, действовавшей в Петербурге. Это моленная и скит за Московской заставой (ул. Волковская, ныне Коли Томчака, дд.19–21). Известно, что они существовали с 1876 г. на частном участке купца И.В. Киржакова (отчего иногда назывались «дачей Киржакова»). Сначала община начиналась как филипповская, позднее стала строго федосеевской. На территории скита располагалось четыре деревянных дома в два этажа, в одном из которых помещалась моленная, внизу – столовая и кельи старших матушек. Другие два предназначались для певчих девиц и призреваемых старух, а в третьем располагалась больница. Отдельно имелись дворницкая, странноприимная, пекарня, баня, скотный двор и келья для наставника; кроме того, скиту принадлежал и земельный участок для покоса и выпаса скота. Таким образом, скит в хозяйственном отношении был «весьма благоустроенной общиной» [5]. В организационном отношении «матери» во всем ориентировались на Москву на Преображенское кладбище; «старшая сестра» скита мать Олимпиада (в миру З.М. Куронина) получила поставление от матери Евникии в Москве. По донесениям пристава 3-го участка Александро-Невской части от 9 декабря 1885 г., в ските проживало около 163 человек, из которых женщин было 154, мужчин – 6, и три маленькие девочки. Основными занятиями обитателей скита являлись молитва, всевозможные домашние и сельскохозяйственные работы, уход за больными и т.д. По возрасту призреваемые делились на следующие категории: от 17 до 25 лет – 10 женщин; от 25 до 35 – около 25; и все остальные преклонных лет, кроме того, по большей части увечные, «как например, слепые, хромые, параличные, идиотки и пр.» Из числа шести мужчин – «три параличных, которые лежали в больнице по несколько лет, а остальные три уже старые люди, хотя и имевшие возможность заниматься некоторым трудом». Женщины помещались обычно по 2-6 человек в келье, хотя за дополнительную плату предоставлялись отдельные помещения. Выход из скита разрешался призреваемым по их желанию и с позволения старшей сестры, желающие покинуть его насовсем отпускались беспрепятственно. Одно из важнейших мест в жизни «матерей» занимала раздача милостыни. Поэтому в ските круглогодично кормили бедных без различия вероисповеданий, более того, иногда на каждого выделялась милостыня 5-20 копеек.

Естественным образом, существование староверской обители со строгими монастырскими порядками в северной столице не могло не вызывать раздражения и злопыхательства со стороны представителей господствующей церкви. Стали распространяться нелепые и нелицеприятные слухи о жизни молодых насельниц скита, затем появилась статья В. Нильского «Девичий федосеевский скит в Санкт-Петербурге» в № 22 «Церковного вестника» за 1890 г. В связи с этой статьей официально возник вопрос о мерах против скита. Однако на запрос министра внутренних дел о том, соответствуют ли приведенные Нильским факты действительности, градоначальник А.П. Грессер доносил, что скит действительно существует, но опасности для общества никакой не представляет. В ските, по его сообщению, призреваются только пожилые люди, со смертью которых прекратится существование и самого заведения, необходимо только запретить прием новых лиц.

После выхода в 1905 г. императорского Указа об укреплении начал о веротерпимости и Указа 1906 г. о старообрядческих общинах община за Московской заставой не стала официально регистрироваться и так и оставалась до 1917 г. «необщиннической». В 1922 г. моленная как «редчайший художественно-исторический и бытовой ансамбль» была взята под охрану Русским музеем. Однако ее дальнейшая судьба была печальной. В сталинские годы требуемые властью отчеты велись предельно кратко — «проводились все повседневные богослужения». Во множестве требуемых списков повторяются одни и те же 10 фамилий, и ни в одном документе не упомянута фамилия настоятеля Алексея Ивановича Козонкова. В ските жили матушки-инокини, последняя из которых преставилась в 1953 г. При этой общине воспитывался будущий настоятель Невской старообрядческой поморской общины Стефан Григорьевич Тимофеев (1907-1976). Рассказывают, что существовала фотокарточка скита с подвешенным воинствующими безбожниками плакатом: «Здесь живут самые отсталые люди в мире — староверы!» В 1936 г. закрыта, а здания снесены.

До 1917 г., согласно официальной статистике, в Петербурге проживало 6000 староверов федосеевского согласия. В 1907 г. они организовались в общину, которая была зарегистрирована 8 февраля Санкт-Петербургским Губернским Правлением. Правление федосеевской общины располагалось по адресу: Боровая, 23. В доме № 3 по набережной реки Волковки в 1917–1934 гг. действовали мужская Успенская и женская Спасо-Преображенская моленные (после 1929 г. осталась одна общая) петроградских федосеевцев. До самого 1917 г. федосеевцы пытались вернуть контроль над Волковской богадельней, но безуспешно. Община существовала до 1934 г., когда была закрыта властями. Иконы, церковная утварь и бесценное книжное собрание были при этом изъяты и рассеяны по музеям и библиотекам города (Музей истории религии, Российская Национальная Библиотека, Библиотека Академии наук и т.д.).

После закрытия Волковской моленной христиане-федосеевцы со временем влились в Невскую Поморскую старообрядческую общину, объединившую в середине XX века всех староверов поморского корня (поморцев, федосеевцев и филипповцев). Сейчас среди клирошан и прихожан Невской общины можно встретить немало потомков тех, кто когда-то молился на Волковском кладбище, при этом ряд богослужебных (в том числе певческих) традиций, существовавших в Волковской моленной, также был бережно сохранен.

  1. См.: Житие Феодосия Васильева, основателя федосеевского согласия, написанное сыном его Евстратом, в 7250-м году // Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских при Московском университете. М., 1869, 2 (V). С. 73-92.
  2. Исторические кладбища Петербурга. СПб., 1993. С. 364.
  3. Любопытный П. Исторический словарь Староверческой Церкви. М., 1863. С. 54.
  4. Подробнее см.: Мальцев А.И. Старообрядческие беспоповские согласия в XVIII – начале XIX в.: Проблема взаимоотношений. Новосибирск, 2006. С. 366-372.
  5. Церковный вестник. 1890. №22. С.372. См. также: Марченко Е.Е. Федосеевский скит в Петербурге в конце XIX в. (из истории взаимоотношений старообрядцев и местных властей) // Герценовские чтения. 1998. Актуальные проблемы социальных наук. СПб., 1998.
К.Я. Кожурин
12 Сен
География

К.Я. Кожурин. Духовные центры русского старообрядчества на территории Восточной Пруссии: история и современность

Церковная реформа патриарха Никона, начавшаяся в 1653 г., в конечном итоге привела к трагическому расколу русского общества на два лагеря: тех, кто вольно или невольно принял новшества, и тех, кто не пожелал их принять. В дальнейшем, в царствование Петра I, осуществлявшего политику вестернизации, религиозный раскол был углублен за счет раскола культурного. Не желавшие изменять вере своих предков, десятки, сотни тысяч русских людей (по подсчетам историков, от четверти до трети населения Русского государства) были названы «невеждами», причислены к преступникам против церкви и государства и обречены на церковное и царское наказание. Спасаясь от преследований, староверы (или старообрядцы) устремились в непроходимые леса, на окраины государства, бежали во все концы необъятной Руси и за ее рубежи. Хранители «древлего благочестия» бросали все, кроме икон и старопечатных книг, и на новом месте, куда их кидала судьба, бережно, буквально по крупицам, возрождали Древнюю Русь.

В условиях гонений старообрядцам было особенно необходимо созидать свою духовную жизнь, быть организованными, сплоченными, иметь своих пастырей, руководителей, участвовать в церковных таинствах, духовно питаться и расти. Нужны были духовные центры. Такими центрами становились старообрядческие поселения, по преимуществу монастыри и скиты. Отсюда осуществлялось руководство старообрядческими церквями, рассылались на приходы священники и духовные наставники, составлялись всевозможные соборные послания к верующим, писались сочинения в защиту староверия, воспитывались апологеты и проповедники древлеправославия. В некоторых местах сосредотачивалось несколько скитов и монастырей, объединявшихся под руководством ведущего монастыря, наиболее видного и уважаемого. Наибольшую известность получили Выговское поморское общежительство, Керженец, Стародубье, Ветка, Иргиз, Преображенское и Рогожское кладбища в Москве, Малоохтинское, Волковское и Громовское кладбища в Петербурге, Гребенщиковская община в Риге.

Все эти духовные центры одновременно являлись и «культурными очагами», где бережно сохранялись ростки русской культуры и получали творческое продолжение древние традиции. Известно, что именно старообрядцам принадлежит честь сохранения традиций книгописания, иконописи, древнего знаменного пения, многих народных промыслов, наконец, самого русского уклада жизни. Эти традиции древнерусской культуры бережно сохранялись в старообрядческих духовных центрах.

Немало духовных центров было основано старообрядцами и за рубежами России. Вскоре после Московского собора 1666–1667 г., а, в особенности, после издания в 1685 г. инквизиторских «12 статей» патриарха Иоакима и царевны Софьи, когда началось массовое бегство русских людей в пустыни и леса, многие бежали в соседние с Россией государства: в Польшу, Литву, Швецию, Пруссию, Турцию, даже в Китай и Японию, где могли пользоваться полной свободой веры. В иностранных государствах старообрядцы оседали сплошными массами, строя преимущественно собственные селения и живя особняком, своим бытом и укладом. Парадоксально, но факт: за пределами отечества, в иноязычном и иноверном окружении старообрядцам зачастую удавалось в большей степени сохранить свою веру и культуру, традиционный образ жизни, нежели в центральных областях России. И теперь, спустя триста лет, их легко можно отличить от других народностей.

Одним из важных центров русского старообрядчества за пределами Российской империи было Мазурское поозёрье, входившее в состав Прусского королевства (с 1871 г. – Германской империи, с 1945 г. – в составе Польши). 5 декабря 1825 г. король Пруссии Фридрих Вильгельм III издал рескрипт, в котором обещал, что первое поколение «филиппонов» (так ошибочно называли в Пруссии и в Польше старообрядцев-беспоповцев федосеевского согласия), которое поселится на необработанной земле, купит ее, выкорчует лес и построит дома, будет освобождено от военной службы. Земли, предложенные старообрядцам в Пишской пуще и в районе Крутыни и Миколаек, были не очень плодородными. Прусские власти положительно отнеслись к переселенцам, хотя сам король Фридрих Вильгельм и не был покровителем старообрядцев. Несмотря на существовавший запрет польской колонизации Пруссии (декрет 1724 г.), экономические соображения и желание освоить лесные массивы побудили прусские власти поспешно согласиться с предложением о переселении староверов из Царства Польского в этот регион, население которого вследствие эпидемий и войны с Наполеоном сократилось на 14 процентов.

Воспользовавшись королевским рескриптом, старообрядцы (около 380 семей – 1213 человек) в 1820–1830-х гг. поселились близ Мазурских озер (между озерами Шпирдингзее, Мукерзее, Белдахзее и Нидерзее), прибыв туда из Царства Польского, а некоторые – из Режицкого уезда Витебской губернии. Поводом для переселения за рубеж послужило стремление федосеевцев избежать метрических книг и призыва в армию, запрещенного их верой. Впоследствии в отношениях между прусскими властями и местными староверами также появились спорные вопросы. Как и на территории Царства Польского, местные власти столкнулись с несогласием староверов при приведении их к свидетельской присяге, призыве в армию (первый состоялся в 1843 г.), введении обязательного школьного образования (в 1847 г. предписывалось отдавать в школу девочек, а в 1878 г. было введено обязательное посещение детьми государственных школ) и т. д. Это несогласие было вызвано религиозными убеждениями старообрядцев-федосеевцев, а также желанием сохранить свою культурную идентичность, избежать ассимиляции в инокультурном окружении.

Поскольку старообрядцам были выделены земли в районе так называемой Иоганнесбургской пустоши, то надо было сначала сделать эти земли пахотными. С этой целью был послан королевский лесничий Егерт, который руководил всеми мероприятиями. 18 июля 1832 г. он докладывал о работах на земле и о возведении жилых и хозяйственных построек, в том числе и русских бань. Об этих банях Егерт говорит с удивлением и восторгом: «Во всех дворах есть маленькие странные строения, бани, которые филиппоны используют много и часто. В комнате есть печь, которая раскаляется до предела. В этом жарко натопленном помещении собираются все члены семьи, мужчины и женщины. Ведро холодной воды выливается на раскаленную печь, и все находящиеся в комнате сидят в облаках горячего пара» (цит. по: «Поморский вестник», № 1 (16), 2005. Рига, 2005. С. 27).

В Мазурском поозёрье возникло более 10 небольших старообрядческих деревень: в 1831 г. – Войново (до 1945 г. – Экертсдорф), в 1832 г. – Свигнайно (Шёнфельд), Осиняк (Федорвальде) и Петрово (Петерхайн), в 1840 г. – Иваново (Ивановен) и др. В 1837 г. была основана первая старообрядческая моленная в деревне Свигнайно, а в 1840 г. – в деревне Войново (около 145 человек; в 1872 г. – около 400). Именно Экерсдорфу-Войнову суждено было стать центром всей старообрядческой колонии в Пруссии. Среди основателей деревни Войново был некий Сидор Борисов, выходец из Режицкого уезда Витебской губернии. В 1836 г. старцем Лаврентием Растропиным (1762–1851) здесь был основан известный Войновский монастырь. В 1847-1867 гг. Свято-Троицкий Войновский монастырь – это крупнейший центр духовной жизни федосеевцев Восточной Пруссии, имевший также большое влияние и среди федосеевцев на польских землях, и в западных губерниях Российской империи. В то время его настоятелями были инок Алексей Михеев, инок Павел (Петр Иванович Леднев; 1821–1895), впоследствии перешедший в поморское брачное согласие, а затем — в единоверие; известен под именем Павла Прусского. Сначала это было мужское общежительство федосеевцев, поддерживаемое и финансируемое Московской Преображенской общиной, притесняемой царскими властями. Войновский монастырь во главе с Павлом Прусским пережил расцвет. Павел увеличил монастырь, построив несколько новых зданий, основал библиотеку; иноки в монастыре воспитывали и обучали церковнославянской грамоте детей, нередко присланных из России. Кроме того, Павел основал женский монастырь в Пупах (ныне Спыхово) близ Войново. По его инициативе возникло немало моленных в России, где наставниками были бывшие ученики Войновского монастыря. Влияние Войновского монастыря распространялось тогда на многих старообрядцев от Сувалок до Петербурга, а также Пензенскую, Волынскую, Полтавскую и другие губернии. Используя свой авторитет, Павел утвердил строгие федосеевские правила и обычаи среди местных старообрядцев. Однако около 1856 г. его взгляды претерпели изменения; он начал высказываться в пользу браков, а с 1861 г. – молиться за возвращение священства. В те годы Войновский монастырь стал центром оживленной религиозной полемики. В 1859 г. мазурские старообрядцы разделились на две части: одни во главе с Павлом, примкнувшим к брачным поморцам (новоженам), и другие под руководством Алексея Михеева, твердо отстаивавшего федосеевские взгляды на безбрачие. Многократные попытки игумена Павла привлечь на свою сторону Алексея Михеева и признать бессвященнословные браки не увенчались успехом. Для этого он основал в Иоганнисбурге (ныне Пиш) типографию, которая действовала в 1860-1868 гг.

Впоследствии это старообрядческое издательство получило название «Славянской типографии». Из соображений безопасности, а также, видимо, по экономическим причинам, Павел Прусский обратился в наиболее близко расположенную типографию А. Гонсеровского в Иоганнисбурге. Павел направил для обучения печатному делу своего лучшего ученика Константина Ефимовича Голубова (Чайкова; 1842–1889). Первая напечатанная кириллицей «Книга глаголемая Царский путь» вышла в Славянской типографии в 1860 г. с такими выходными данными: «<…> во граде Иоаннисбурге. В типографии А. Гонсеровскаго»; следующие три – «Святцы» (пасхалия «7379» [1861], «Последование церковного пения и вселетняго собрания отпустов» (не позднее 1861) и «Монастырское распоряжение инока Павла Прусскаго, в беспоповщинском монастыре, в Пруссии» – вышли анонимно. Кроме того, издателями первого номера газеты «Истина» в «генваре 7371» [1863] был Гонсеровский совместно с Войновским монастырем (обозначение «G&Co»). Но уже второй номер в июле 1863 г. вышел с выходными данными «В Типографии Г[олубо]ва, в Ио[ганнисбу]рге». Таким образом, К. Голубов стал владельцем типографии. Он исполнял также обязанности наборщика, печатника и корректора. Был автором текстов, за исключением одной статьи Павла Прусского, в газете, а потом в журнале «Истина». В 1860-1868 гг. в Иоганнисбурге было напечатано 19 книг и брошюр, 5 номеров газеты «Истина» и 4 номера журнала с таким же названием (1867-1868). Кроме полемических статей о внутренних старообрядческих делах и общественно-философских текстов, в журнале «Истина», в газете «Истина» и некоторых брошюрах печаталась религиозная и дидактическая литература. Перейдя в единоверие, в 1867 г. Павел Прусский с 15 единомышленниками был вынужден покинуть Войновский монастырь. В 1868 г. Голубов, вслед за Павлом Прусским, переехал в Псков, где, как и его бывший учитель, перешел в единоверие и там продолжил свою миссионерскую книгоиздательскую деятельность. Многие философско-исторические идеи К. Голубова впоследствии оказали влияние на творчество Ф.М. Достоевского, что, в частности, отразилось в публицистике великого русского писателя и романе «Бесы».

В середине 1860-х гг. мазурские старообрядцы вследствие экономических трудностей старались получить официальное разрешение переселиться в Виленскую или Ковенскую губернии, но царские власти не пошли навстречу прусским «раскольникам». Более того, они организовали кампанию по присоединению местных федосеевцев к синодальной церкви. Во время своих многократных посещений старообрядческих поселений на Мазурском поозёрье единоверческий священник Иоанн Добровольский склонил к единоверию свыше 300 человек, часть которых переехала в Августовскую губернию в Российскую империю, где получила землю.

Однако при поддержке Московской Преображенской общины религиозная жизнь Войновского монастыря была вновь восстановлена, что позволило противостоять миссионерскому влиянию синодальной церкви. С этой целью в 1885 г. на Мазуры прибыла инокиня Евпраксия (Елена Петровна Дикопольская), вскоре выкупившая Войновский монастырь. К ней примкнули и другие оставшиеся инокини из сгоревшего перед отъездом Павла Прусского монастыря в Пупах, а также сгоревшего и вновь организованного монастыря между Осиняком и Майданем. В 1897 г. в женском Войновском монастыре проживало 25 человек, среди них 8 послушниц, остальные – старики и калеки. В начале XX в. положение монастыря улучшилось. После провозглашения свободы вероисповедания в России (1905) в монастырь начали поступать денежные сборы, старые иконы и книги. Прибыли новые послушницы; среди них – две дочери богатого казанского купца Тихонкина. В 1913 г. там проживало уже около 40 инокинь и послушниц. Как пишет немецкая исследовательница Шарлотта Монх, «монахини были спасением для всей округи. Они занимались не только работой для обеспечения своей жизни, но и заботились о калеках и старых людях. Он считался единственным русским монастырем на немецкой земле» («Поморский вестник», № 1 (16), 2005. Рига, 2005. С. 28).

До 1-й мировой войны на Мазурском поозёрье было 6 небольших старообрядческих монастырей, действовали три храма – в Свигнайно (действовал с 1837 по 1915; разобран в 1935), в Войново (с 1840) и в Войновском монастыре. В 1840-х гг. здесь проживало 1,5-2 тысяч старообрядцев, а в конце XIX в. — до 1 тысячи чел. Во второй половине XIX в. немало старообрядцев вернулось в Российскую империю, когда там начались послабления со стороны правительства, другая их часть перешла в единоверие.

Главным занятием староверов на Мазурском поозёрье в XIX – начале XX вв. было земледелие. Они также были известны как мастера-плотники, а беднота – как наемные рабочие. Старообрядцы были хорошими рыбаками и колесниками, занимались торговлей. В списках жителей десяти деревень Восточной Пруссии, в которых проживали староверы (составлены в 1842 комиссаром Шмитом), напротив многих их фамилий были пометки: «живет в достатке», «состоятельно», «достойно», «трудолюбив», «солиден», «порядочный хозяин». Призванные в немецкую армию молодые старообрядцы проявляли себя как хорошие солдаты, многие попадали в гвардию и служили в Потсдаме. В 1833 г. пастор Шульц писал, что «трудолюбие и трезвость колонистов могут оказать положительное влияние на местное население» (цит. по: Барановский В., Поташенко Г. Староверие Балтии и Польши: Краткий исторический и биографический словарь. Вильнюс, 2005. С. 382), т. е. на немецких евангелистов и польских протестантов. Староверы оказывали положительное влияние преимущественно на польское протестантское население, которое быстрее входило с ними в контакт. Многие из них, особенно немцы, завидовали «привилегированному» положению пришельцев. Они жаловались властям на то, что староверы не позволяют им ловить рыбу, раков и рыбу вывозят в Польшу, а им ничего не оставляют. Нередко на староверов возводили клевету, даже подозревали в шпионаже, а о богатстве некоторых из них рассказывали легенды. Иногда староверов называли презрительно «Heisswasserschlucker» («поглотители горячей воды»?). Но были среди немцев и такие, которые поддерживали со староверами дружеские отношения, старались понять их религию и ментальность. Одним из них был Фриц Сковроннек, который в рассказе «Балалайка» с теплотой показал образы «филиппона» Власа Славикова, владельца большого хозяйства в деревне Пяски, купленного у старовера, который собирался вернуться в Россию, а также его смелого и благочестивого сына Радивона. Сохранились редкие немецкие открытки XIX в. с фотографиями мазурских «филиппонов» и видов Войновского монастыря.

В период между двумя мировыми войнами в деревнях Мазурского поозёрья проживало около 1 тысячи русских, среди которых было около 700 староверов и 300 единоверцев. Центром небольшого, до 1930 г. изолированного от других русских центров Балтии и Польши, старообрядческого общества была Войновская община (тогда Экерсдорф), где служил наставник Максим Дановский. Недалеко от деревни Войново был расположен Войновский монастырь, достигший своего расцвета до 1-й мировой войны. Но 1920-1930-е гг. для монастыря были весьма нелегкими. (В период 1-й мировой войны многих инокинь Войновского монастыря немцы не раз вывозили то в Ольштын, то в Цинт (ныне Корнево около Калининграда, Россия), но позже они были отпущены. Монастырь был разграблен). В 1925 г. в нем проживало 12 инокинь и столько же послушниц, в 1939 г. — 7 инокинь и 10 сестер-послушниц, кроме них – старики, сироты, больные. Появились материальные трудности, особенно после экономического кризиса в Европе конца 1920-х – нач. 1930-х гг.

Важным событием стало торжественное празднование 100-летия поселения староверов на Мазурском поозёрье (20 июля 1930) в Войново, вызвавшее некоторый интерес в немецком обществе. На практике же шла германизация небольшой колонии русских староверов. Русский язык не был запрещен, но немецкие школы и нелегкая ситуация этноконфессионального меньшинства стимулировали языковую ассимиляцию. Родным языком староверы пользовались лишь в религиозно-общественной жизни и дома; непросто было сохранять религиозные традиции и поддерживать национальное самосознание, особенно среди молодежи: не было своих читален, библиотек, приходилось уезжать на заработки в южную и западную Германию.

В 1920-х гг. связи между мазурскими и польскими староверами были весьма ограничены и практически сводились к почтовой переписке. В 1930 г. представители старообрядческих общин – наставник Войновской общины М. Дановский и председатель Трифон Якубовский – были почетными гостями на 2-м Всепольском соборе старообрядцев в Вильно. Собор одобрил просьбу Якубовского, высказанную от лица своей общины, «благословить на служение церкви духовного наставника Миккен-Алленштейнской общины, М. Я. Дановского и выдать таковому установленную грамоту, а названную общину со всеми прихожанами принять под покровительство Собора и на будущее время считать подчиненной в духовном отношении всем распоряжениям, исходящим от Высшего Старообрядческого Совета в Польше» (цит. по: Вестник ВСС в Польше, 1931, № 1, с. 32). Начиная с 1930 г. мазурские староверы, родители которых были федосеевцами, встали под опеку Высшего Старообрядческого Совета в Польше (брачных поморцев). Тогда несколько оживились связи мазурских староверов с поморскими общинами в Польше и Латвии. В 1932 и 1936 гг. Войновский монастырь посетил выдающийся старообрядческий деятель, историк, краевед и фольклорист И. Н. Заволоко. Тогда были найдены редкие экземпляры изданий 1862-1863 гг., отпечатанные в Славянской типографии в Иоганнисбурге. Среди них – комплекты журнала «Истина» (1863-1866), труды Иоанна Златоуста, Малый Катехизис, сборник «Царский Путь», а также рукописные сборники ХІХ в. и нотные рукописи крюковой записи XVI в. (Позднее, уже в начале 1970-х гг. по просьбе Заволоко ленинградским музыковедом В. Бахтиным были сделаны уникальные аудиозаписи старообрядческого богослужебного пения – последние инокини монастыря исполняли сложнейшие древние распевы по памяти, певческих книг у них к этому времени уже не сохранилось).

Во время 2-й мировой войны многие старообрядцы были призваны в немецкую армию, немало их погибло, а некоторые из тех, кто остался в живых, не вернулись из Западной Европы. Численность местных староверов упала до 458. Сам монастырь во время войны не пострадал. Однако в послевоенные годы, после присоединения этих земель к Польше, Войновский монастырь постепенно угасал, поскольку не нашлось желающих поселиться в монастыре. Новые польские власти с некоторым вниманием относились к нуждам оставшихся инокинь и послушниц. В 1959 г. в монастыре проведено электричество. С течением времени ушли из жизни игуменьи Евпраксия, Антонина, Анафролия. Число насельниц сократилось до считанных единиц. Перед своей смертью (1972) матушка Антонина подписала дарственную на часть имущества поляку-католику Л. Людвиковскому, который на протяжении многих лет помогал монастырю. В 1980-х гг. основная часть ценных икон и книг вывезена в Музей Вармии и Мазур в Ольштыне.

До настоящего времени сохранились здания Войновского монастыря, монументальные сооружения из полевого камня, а также хозяйственные постройки; ему принадлежит 30 га земли. До последних лет в доме бывшей настоятельницы жили две старицы преклонного возраста – Евфимия Кушмер (1916 – 2006; в монастыре с 1929) и Елена Стопка; 1912 – 2005, в монастыре с 1939). В середине 1990-х гг. между Л. Людвиковским и поморцами Польши, Балтии и России велась безуспешная переписка о выкупе принадлежащей ему доли и приискании желающих поселиться в монастыре. В 2002 г. Людвиковский скончался и все права перешли к его сыну, который превратил монастырь в объект столь модного сейчас в Европе «сакрального» туризма. Так печально закончилась недолгая, но славная история единственного русского монастыря на немецких землях.

09 Сен
Литература

М.О. Шахов. Значение полемических сборников «Меч Духовный» и «Щит Веры» для беспоповской книжной традиции

Среди памятников старообрядческой богословской мысли XVIII века, наряду с «Поморскими ответами» особо выдающееся место занимают два фундаментальных беспоповских сочинения – «Щит веры» и «Меч духовный». «Щит веры» был впоследствии напечатан федосеевцами в типографии Преображенского богаделенного дома.

«Щит веры» — сочинение, представляющее из себя ответы старовера-беспоповца на 382 вопроса, поставленных староверами-поповцами и являющееся, таким образом, систематизированным изложением аргументации беспоповцев во внутренней полемике между двумя основными направлениями в старообрядчестве. Оно написано в конце XVIII века (в одном месте говорится о «настоящем лете Христовом, по гражданскому леточислению 1789»; по сведениям синодального ученого К. Плотникова, завершено в 1791 году). Его автор анонимен, однако энциклопедический словарь «Старообрядчество» (сост. С.Г. Вургафт, И.А. Ушаков), указывает на то, что «автором традиционно считается Тимофей Андреев)». Судя по одному упоминанию в тексте, можно предположить, что он проживал в Сибири, возле р. Обь.

В отличие от «Диаконовых» и «Поморских ответов», обращенных к представителям Синодальной церкви, намеренно стремившимся спровоцировать староверов на неосторожные высказывания, могущие стать основанием для репрессий, «Щит веры» не связан необходимостью «самоцензуры» и многие положения старообрядческой беспоповской доктрины излагает значительно подробнее и определеннее.

В книге в форме развернутых ответов на вопросы старообрядца-поповца обоснованы важнейшие положения беспоповского учения. Детально рассматривается положение Церкви, вынужденно лишившейся духовенства. При этом автор оговаривает, что беспоповцами не отрицается необходимость иерархии. Проблема заключается в том, что никонианское духовенство полностью безблагодатно и не может присоединяться к древлеправославной Церкви иначе как первым чином, в качестве мирян. Для доказательства этого утверждения перечислена 131 разновидность ересей и искажений в вероучении и деятельности новообрядной церкви. Автор также утверждает, что еретическое крещение является недействительным даже в тех случаях, если оно совершено трехпогружательно, правильно по форме, но еретиком-крестителем.

В книге дается каноническое и историческое (с примерами из истории Церкви) обоснование практики совершения таинств крещения и покаяния мирянином в случае отсутствия православного священнослужителя, но отвергается возможность заключения брака без священника. «Щит веры» уделяет много внимания теме толкования церковных текстов, буквального и иносказательного их понимания. В частности, отстаивается необходимость иносказательного истолкования православного учения об антихристе и сроке его владычества над миром.

Помимо глубоких познаний в святоотеческой литературе, в каноническом праве и истории Церкви, автор владеет информацией о достижениях современной ему филологии, ссылается на новейшие для того времени научные работы, например, на многотомную работу француза Шарля Роллена «Древняя история», изданную в русском переводе в середине XVIII в .

Можно с уверенностью сказать, что «Щит веры» представляет собой одно из наиболее выдающихся беспоповских сочинений, а содержащаяся в нем аргументация в большой мере сохранила свою значимость до наших дней.

«Меч духовный» — сочинение старовера-беспоповца Алексея Самойловича, написанное в 1771 году в ходе полемики со староверами-поповцами.

Поповцы и беспоповцы в основном сходились во взглядах на священнодействия, совершаемые с сознательным отступлением от древлеправославных канонов. Они одинаково отвергали, например, обливательное крещение. Важнейшей проблемой внутристарообрядческой полемики стала проблема отношения к священнодействиям, совершенным с точным соблюдением всех внешних формальностей согласно древлеправославным правилам – однако, если совершителем таинства выступает еретик (в первую очередь имелись в виду служители господствовавшей церкви).

Поповство в XVIII в. имело лишь священнослужителей, изначально рукоположенных в официальной церкви и затем принятых в сущем сане 2-м чином. Поповцы полагали, что священнодействия, совершаемые по древлеправославному чину перешедшими в старообрядчество священниками, являются благодатными. Кроме того, ими признавалась действительность совершаемого никонианами крещения – при условии его трехпогружательности. Если не признавать такое крещение, то крещеные в три погружения и впоследствии рукоположенные никонианскими архиереями священники должны были бы считаться некрещеными. Соответственно, поповцы не смогли бы обосновать практикуемое ими присоединение священников из новообрядной церкви в сущем сане.

По мнению беспоповцев, даже совершенные внешне безупречно священнодействия остаются в таких случаях безблагодатными.

Изучение философии позволяет старообрядческим мыслителям XVIII века использовать ранее не применявшиеся приемы философского анализа. Из биографических сведений об авторе «Меча духовного» Алексее Самойловиче известно, что он обучался в семинарии, где вероятно, мог познакомиться с «Метафизикой» Аристотеля или с ее более поздним изложением. Частично он заимствует идею применения аристотелевского учения о четырех причинах («винах») из Большого Катехизиса и других южнорусских сочинений. Однако, Алексей Самойлович не ограничивается компиляцией, а выходит на качественно новый уровень, разработав и применив методику исследования церковных таинств путем последовательного рассмотрения каждой из причин, образующих таинства.

«Аще убо во всех вещех зданных и действуемых вины обретаются и соуть, обаче во всех святых церковных таинах, яко во святем крещении, тако и в прочих, от всех авторов, и древних, и нынешних, согласно и свойственно, полагаются четыри: действительная, им же что бывает, яко в крещении повелением Божиим действует креститель, материальная, в ней же что бывает, яко крещение в воде, формальная, чрез еже что видотворится, яко через троичное приглашение с трищным погружением, кончательная, яко крещение искупления, сынотворения и освящения ради.(…) Сия вины к совершению каждого таинства толико нуждны и благопотребны суть, елико без них ниже едино таинство совершитися может» .

Согласно примененному для изучения православных таинств учению Аристотеля, всякое действие, в т.ч. церковное таинство, обладает четырьмя причинами, наличие каждой из которых является необходимым. Материальная причина – это материя, субстанция, вещество, используемое при совершении таинства (например, в случае крещения – вода). Формальная причина – образ совершаемых чинопоследований (при крещении – троекратное погружение и произносимые молитвословия). Третья, действительная причина – совершитель таинства, действиями которого его материя изменяется по должной форме. Первой действительной причиной, сообщающей благодатность таинству, является Сам Господь Бог, вторичной действительной причиной – священнослужитель, который должен быть во всем подчинен Первопричине, т.е. правоверен. Четвертой, «кончательной» или целевой причиной является цель, ради которой совершается священнодействие, достигаемый результат.
Применяя в своем трактате прием рассмотрения каждой из четырех причин к таинствам крещения, причащения, покаяния, А. Самойлович разбирает имеющиеся в никонианской церкви искажения в последовательных главах «О вине действительной», «О вине материальной», и т. д., и показывает, что поскольку не соблюдаются необходимые условия возникновения первых трех причин, то четвертая, целевая, остается недостигнутой, таинство в сущностном, мистическом смысле не совершается.

Автор «Меча духовного» рассматривает проблему различия духовной сущности внешне сходных явлений и в ином аспекте. Он обращает внимание на то, что и православные, и лютеране помещают в своих храмах изображения Христа, Богородицы и святых апостолов. Однако, при этом видимом сходстве существует принципиальное внутреннее различие. Православные почитают иконы как образы, неразрывно связанные со своими первообразами и тем самым «на первообразная преносят честь». В представлении же лютеран, религиозные изображения лишены этой внутренней мистической связи с изображенным и служат только для воспоминания и пробуждения религиозных чувств. При схожести внешних форм богопочитания, их внутреннее духовное содержание совершенно отличается. «И инии безчисленнии приклади сему, и в вещех, и в действах обретаются, аще и вещь подобно и действие точию показуют, но мысль намерения, и залог веры далече и несогласно относящих, яже множества ради оставляем».

Итак, основным выводом «Меча духовного» является обоснование богословских воззрений беспоповцев. Ввиду того, что в новообрядной церкви благодать и апостольское преемство полностью утрачены, никакое восстановление дониконовских форм совершения обрядов и таинств не возвратит им благодатную сущность. Поэтому, с беспоповской точки зрения, присоединение к староверию никонианских священнослужителей, служащих по дониконовскому чину, не способно возродить подлинно благодатную древлеправославную иерархию. Крещеные (даже в три погружения) и рукоположенные в новообрядной церкви священнослужители являются в глазах беспоповцев, не только не имеющими сана, но и некрещеными людьми.

«Меч духовный» никогда ранее в полном объеме не печатался и распространялся в рукописных списках. Только в собрании рукописных книг известного деятеля Московской Преображенской старообрядческой общины старопоморского федосеевского согласия Е.Е. Егорова (ныне хранящегося в Отделе рукописей Российской Государственной Библиотеки, фонд № 98) имеется десять списков «Меча», датируемых концом XVIII и XIX веками, что говорит о его значительной распространенности в старообрядческой среде. (Известно и несколько других сочинений, не только беспоповских, с таким же названием).

  1. Щит веры. М.: изд. Преображенского богаделенного дома, 1913.
  2. Старообрядчество. Лица, предметы, события и символы. Опыт энциклопедического словаря. — М.: Церковь, 1996.
  3. Роллен, Шарль. Древняя история. — СПб.: изд. при Императорской Академии наук, 1749-1762.
  4. Меч духовный. — ОР РГБ, ф. 98, е/х 671. — Л. 16.
22 Авг
Люди

Судьба старообрядца в императорской России: история жизни» учительного настоятеля» Сергея Семёновича Гнусина

[Из сборника: Старообрядчество в России 17-20 века. Выпуск 4. 2010. * Работа выполнена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (проект № 06-01-02065 а).]

Сергей Семенович Гнусин занимает выдающееся место среди старо­обрядческих деятелей и писателей первой трети XIX в. Ему принадле­жит фундаментальное осмысление ключевых положений древлеправославного вероучения, в том числе и теории духовного антихриста. Однако его личность и труды были всегда окружены ореолом таинственности, а его оппоненты оставили массу противоречивых свидетельств. В «Красном уставе» старопоморского согласия Сергея Семеновича называют «знаме­нитыя обители единым от премудрейших духовным правителем», а так­же не имеющего равных среди беспоповцев «снискателем и изьяснителем священного писания»1. Гнусин, помещенный в известном Словаре Пав­ла Любопытного под именем Михаила Ивановича, называется «семиименной особой», «гражданином всей России», но также «знаменитым учителем и наставником феодосианской церкви в Москве»2. О деятельности Гнусина и его воззрениях, сразу вызвавших острую полемику, существу­ет достаточно обширная литература, но приводимые в ней свидетельства носят поверхностный, как правило, порочащий настоятеля характер, на­водящий на мысль, что все они восходят к одному источнику, намерен­но созданному для распространения негативной легенды об отце Сергее Семеновиче3.

Свидетельства о его жизни совсем немногочисленны. Архимандрит Никольского единоверческого монастыря Никанор (Кудрявцев)4 в статье о С. С. Гнусине в «Русском биографическом словаре»5, следуя общеприня­тым канве жизни и оценке деятельности настоятеля, в то же время внима­тельно относился к свидетельствам «Красного устава» и понимал, что «зна­чению Гнусина обратно пропорциональна сумма сведений о нем»6. Архи­мандрит Никанор называет основной источник биографических сведений о Гнусине — фрагмент сочинения, представляющий собой словесное опи­сание картины под названием «Поражение Гнусину»7 с жизнеописанием Сергея Семеновича, сведения из которого в дальнейшем стали основой известной биографии настоятеля8.

Сочинение, полемический подтекст которого проявляется уже в на­звании, было включено в рукописный сборник первой половины XIX в.9 В его состав входят: Ответы беспоповца-поморца на предложенные ему православным лицом 27 вопросов (л. 1-98)10; собрание «Погрешностей, что и святыи, яко человецы в рассуждениях писания погрешали» (л. 98-144)11, включающее «картину «Поражение Гнусину»» с приложением ли­цевого изображения (не сохранилось); «Исповедь приходящему во гресех» Г. И. Скачкова (л. 127-128)12; «Исповедание сердечное и устное православнаго христианина» Г. И. Скачкова 22 июля 1821 г. (л. 130-142)13; Ответы Ивану Игнатьевичу, написанные Василием Сидневым в 1822 г. в Москве (л. 142-159)14. Состав сборника, в который вошло посвященное Гнусину сочинение, со всей очевидностью указывает на создание рукопи­си в среде единомышленников Г. Л. Скачкова, последовательных сторон­никах брака15.

«Картину «Поражение Гнусину»»16 необходимо описать подробно, по­скольку ее содержание не только оставалось основным источником сведе­ний о настоятеле вплоть до сегодняшнего времени, но также весьма на­глядно показывает приемы полемики:

(л. 115) / Картина Поражение Гнусину

1. Рама четвероугольная продолговатая.

2. Внутри на средине вверху свет в полукружии с сиянием.

3. На черте полукружия надпись: Царство света и благодати.

4. От света в сиянии рука с книгою раскрытою в надписи: Не добро быть единому. 1. Могии вместити да вместит. 2.

5. Из-под книги луча с надписью: Меч духовный, глагол Божий пора­жает Гнусина. 3.

6. Ниже лучи меч с концем острым в надписи: Заветы ветхии и новый. 4.

7. Конец меча в сердце Гнусина.

8. Гнусин упадает на спину свою к правой стороне.

9. От сердца Гнусина кровь вверх в россыпь.

10. Гнусина пазуха от удара отверстою. // (л. 115 об.)

11. Из пазухи его валятся бумаги с надписями:

1. Польской собор. 5.

2. Отеческия завещания. 6.

3. Мир с балчужными. 7.

4. Собор Кавылина в Петербурге. 8.

5. Статьи кладбищенския. 9.

6. Грамота Федосеева. 10.

7. Сова Гнусина. 1117.

12. Лицо Гнусина сморщеное, зубы стиснуты и несколько в виду.

13. Обе руки Гнусина откинуты на(о)тмашь.

14. В правой руке его свиток отверстой с надписью: Брак упражнен есть. 12.

15. В левой руке свиток отверстой с надписью: За мерское дело пока­ешся и будеш девственник. 13.

16. От уст Гнусина слова: О, о, горе мне, погиб! 14.

17. Гнусина правое колено на стуле при // (л. 116) поднявшись.

18. Левая нога на земле, а корпус упадшии взад.

19. Гнусина голова лысая, борода посредственная, в кошчах, раздвоив­шаяся, волосы головы и бороды с проседью. 15.

20. На правой стороне из облаков руки со свитками в надписи:

1. Бог сочета, человек да не разлучает. 16.

2. От Господа сочетовается жена мужеви. 17.

3. Брак Бог сотворил есть. 18.

4. Не посла мене Христос жен от мужей разлучать. 19.

5. Бог и неверным дети раждает. 20.

6. К зачатию человека душа от Бога. 21.

7. Господь младенцов созидает и посещает. 22.

8. Бог раждает и восприемлет младенцов. 23.

9. Похоть и семя от Бога ради брака и // (л. 116 об.) детей, а не для блуда. 24.

10. Похоть в естестве. 25.

11. Закон не дается на убиение естественных. 26.

12. Преходит образ мира сего. 27.

21. На левой стороне из облаков руки со свитками в надписи:

1. От Бога два пути — девство и брак, а не един. 28.

2. Господь не заповеда девствовати. 29.

3. По нужде не добродетель. 30.

4. Брака действователь Господь Бог и брачующияся. 31.

5. Брак ради целомудрия и чадородия и исполнения церкви Бо­жия. 32.

6. Брак погибнет, когда уничтожится тление. 33.

7. Идеже смерть, тамо и супружество. 34.

8. Смерть браков ради, брак же смерти ради. 35.

9. Брак пребудет, дондеже все сие со тле//(л. 117)нием стоит. 36.

10. Брак и женитва в сыновех Божиих до всемирнаго воскресе­ния. 37.

11. Гнушаясь брака, девство блуда сквернейше. 38.

12. В надежде на покаяние согрешать, грехи на Дух Святый. 39.

22. Пред Гнусиным стол с бумагами в надписи:

1. Пришел есть образ мира сего. 40.

2. Апостола Павла во свидетельство не приводить. 41.

3. Брак отъяся и запретися. 42.

4. Староженов на целомудрие. 43.

5. Половинок разлучать. 44.

6. Христиан врачующихся исторгать из церкви. 45.

7. Без разводу на покаяние не допускать. 46.

8. Младенцов от них не крестить. 47.

9. К зачатию младенца душа от диавола. 48. // (л. 117 об.)

10. Христиане врачующиеся суть змеино гнездище, сатанино и бесов его прескверное дворище. 49.

11. В их браках родства телеснаго не признавать. 50.

12. Попечение о умножении рода человеческаго имеет сатана. 51.

23. Из облаков на стол в бумаги, и на Гнусина, и на его ручныя свитки громовыя стрелы. 52.

24. Противу головы Гнусиной свитки из рук с надписью:

1. В Гнусине учение бесовское. 53.

2. Гнусина догматы еретическия. 54.

3. Верует диавола равномощным Богу, как еретики Курбикул и Севир18. 55.

4. Пресекает чадородие, якоже дух сатанин. 56.

5. Умножает студодеяние, как еретики Николаиты19 и диавол. 57.

6. Отмещет брак, якоже Манихеи20. 58. // (л. 118)

7. Бога именует злу творцем, как еретик Маркион21. 59.

25. С левой стороны противу стола свитки из рук:

1. Учит о покаянии, как еретик Ориген22. 60.

2. Законом полагает девство, якоже еретики Ессеняне23. 61.

3. Развращает и отмещет Священное писание, как еретики Манес24 и Север25. 62.

4. Гнусин истребляется за зловерие и за нечестие. 63.

5. Гнусину и предки не помогают. 64.

6. Гнусина и Сова его не защищает. 65.

7. Равно постраждут и все, кто с ним согласен. 66.

26. Внизу на правой стороне доказательство с текстом писания.

27. Внизу на левой стороне свидетельство 15 следующее. 15. // (л. 118 об.) Гнусина имяна:

1. По цеху Петр Никифоров.

2. По мещанству Сергей Семенов Гнусин.

3. По письмам его Михайло Васильев.

4. В Пандекте по вере Иоанн.

5. В цеху вдовец.

6. В мещанстве по смерти жены свой Марьи холостой.

7. Преображенскаго кладбища настоятель.

28. Внизу на средине стихи следующия:

Седьмиимянный сей злословит Бога сам,

Безбрачно зло его коснулось небесам.

От Бога, что закон в натуре разрушает,

Отверг он брак, детей преемство истреблять,

Нечисту страсть любви, как дьявол, умножает,

От Бога данных чад крещения лишать.

Что адско зло сие за свято почитает,

За то сам Бог сего злодея поражает.

29. На полях в раме по сторонам до//(л. 119)казательства писания по литерам числительным в таком расположении(…)».

Далее, с 1 по 66 номер, приводятся ссылки на Ветхий и Новый завет, Потребник иноческий, Катехизис, Житие Иоанна Богослова, сочинения Иоанна Златоуста, Иоанна Дамаскина, Симеона Фессалоникийского, Ва­силия Великого, Игнатия Богоносца, Кормчую, Барония, Словарь исто­рический26, Грамоту федосеевскую 7202 (1694) г., постановления собора федосеевцев в Польше 1752 г., «мир Федосеевых с балчужными» 1804 г., Постановление санкт-петербургского собора 1809 года, «Статьи кладби­щенские» 7314 (1806) и 7328 (1820) гг.; книги и картины, собранные и со­чиненные Гнусиным, в том числе Возражение о браке; упоминаются «кар­тина Гнусина лицевая о зачатии младенца», «картина Гнусина на отвер­жение брака в лице совы»27, Вопросы аристовых в Петербурге, Ответ на вопрос, почему ныне время плачу достойное, Вопросы Ивана Ивановича Астраханца28.

Продолжим цитату:

(л. 121) 30. Но в книге сего листа означенные доказательства помеще­ны текстами, и на места нужнейшие положены примечания, с изъяснени­ями соответственными. А к бумагам столовым девственной веры причис­ляются и следующия правила:

1. Староженам епитимьи: за 1-е деторождение полгода поклон(ов) 183000. 67.

За второе дет(орождение) год пок(лонов) 365000. 68.

За третие деторож(дение) два года поклонов 730000. 69.

И шесть лет поклонов 2190000. 70.

2. За четвертое вовсе отлучить. 71.

3. За молитвы очиститель(ные) поклон(ов) 3000. 72. // (л. 121 об.)

4. Родителей врачующихся детей из церкви изгнать. 73.

5. Христиан врачующихся в дому их на покаяние не принимать. 74.

6. Над ними погребение в дому их не стоять. 75.

7. В их домах Христа не славить и не праздновать. 76.

8. С ними не жить, у них не обедать, для их не стряпать. 77.

9. На едином столе с ними не ясти. 78.

10. Детей их не пестовать. 78 (так!)

11. С ними в бане и из единых сосудов не мытися. 79.

12. Матерям сосцами своими младенцев крещенных не кормить. 80.

13. Детей их при смерти крестить со обещанием разойтись, а не разой­дутся. младенцев их не отпевать. 81.

14. В рождениях младенцев не способствовать. 82. // (л. 122)

15. Христиан брачующихся отлучать от Святыя Троицы.

16. И отдавать в жертву Диаволу. 83.

Далее приводятся «правилам сим доказательства» в виде ссылок на вы­шеперечисленные источники и с добавлением ссылки на указания «осо­бо добродетельных отцов кладбищенских в книге Завещания отеческие» и письмо настоятеля Василия Андреевича» (л. 122). Отмечается также, что «и сии доказательства в книге тоже текстами и с примечаниями». Следова­тельно, речь идет, очевидно, о составлении книги против Гнусина с при­ложением к ней описываемой картины. Очевидно, мы имеем дело с кон­спектом или планом полемического сочинения, в 31-м пункте которого сообщается:

(л. 122 об.) 31. В той же книге помещается история. О явлении бесов Гнусину в следующих событиях.

История О явлении бесов Гнусину

Сей Гнусин по собственным его сочинениям многоимянен и разных званий, он значится отпущенным на волю от разных помещиков, разных городов, под разными имянами. По Московскому иконному цеху 1796 года, Петр Никифоров с женою Марьей Ивановою, до записки в цех умершею. По мещанству 1813 года, Сергей Семенов Гнусин. По письмам его, Михайла Васильев. По вере своей Иоанн. Он по цеху вдовец, // (л. 123) по ме­щанству после смерти Марьи своей холостой. В согласии федосеевском в Москве на кладбище Преображенском настоятель. По жительству его в Оренбургской губернии, на заводе Осокинском писарь. А в бегах стран­ник и пустынный житель. И по способности сподобился видеть бесов, и от них дано ему вдохновение. И что к нему являлись демоны, о том, кро­ме прочих мест, в особенности с 1808 года на Преображенском кладби­ще, многим людям неоднократно удостоверял сам собою. И бесовския яв­ления происходили над ним в следующих действиях: 1. Гнусин, прожи­вая на заводе, будучи на молитве, а дух бесовский невидимо многократно как бы что мимо подле его волочил, или ногами потирал, и хождением ка­сался его одежды. 2. Когда же Гнусин начал говорить молитву: Да воскрес­нет Бог, тогда диявол чувствительным духом в лице Гнусина столь силь­но дунул, что от того Гнусин с великим // (л. 123 об.) криком упал на зем­лю, а демон, видя его лежащего, громогласно смеялся и хохотал над ним, и Гнусин был тем приведен вне себя. 3. Так же бывшу Гнусину на молит­ве и духу демонскому очевидно к нему представшу с левой стороны в окне, в чюдовищном образе, коего голова была большой величины круглая, как чанное дно, седоволосая, рожа сморщенная, шея тонкая, плеча широкия, с безчисленными руками; прочаго же тела в виду не было. Каковая бесов­ская харя, став спереди лицем напротив Гнусина, и по аллилуиах на по­клоны его земныя оная рожа восклицала: Раз! Раз! Раз! — троекратно. Гнусин же по окончании поклонов, схватя большой молоток, тут лежа­щий, и во всей крепости своей размашистым ударом раздробил не бесов­скую рожу, а раму в окне со стеклами, а хари демонской поразить не мог, ибо она от виду сокрылась. Народ же тут живущий, видя, что Гнусин имел удар о землю, был в безпамят//(л. 124)стве, и что разбил раму со стекла­ми, почли его сумасшедшим. 4. Когда же с того завода он бежал и укры­вался в лесу у отшельника на пчельнике, то в келье оной во время пре­кращения чтения Псалтыри за упокой, дух бесовский многажды по но­чам невидимо погласицею Гнусиной вместо его читал Псалтырь, слов же читанных Гнусин понимать не мог. 5. В той же келье в ночи Гнусину с то­варищем лежащим на жаркой печи на большом посланном лубе, вшедшия к ним тогда многия беси соглашались разговорами вслух, чтоб Гну­сина с товарищем или жизни лишить, или протащить сквозь потолок. На­конец только на том лубе многократно с напряжением и с великим кри­ком поднимали и покачивали и придавливали на потолку столь крепко, что были отчаянны в жизни. Однако ж после таковаго давления опуще­ны бесами на печь с тем же лубом безвредно. Таковыя бесовския явления были ему в заводе до веры, а в лесу по вступ//(л. 124 об.)лении в веру федосеевскую. И так Гнусин на себе носит седмь имян, якоже седьмиглавный апокалипсический зверь. А по фамилии его Гнусин есть и самое имя, яко гнусное, по вдохновению бесовскому имея уста хульная, в хуление к Богу, хулити имя его и селение его и живущия на небеси. Сие доказательно его сочинениями и картинами, им изображенными в растленном разуме, в превратности текстов писания и в значениях инознаменательных, где истинну покрывает лжею, а ложь одевает истиною, и является имеющим образ благочестия, силы же его отвергшимся. И свое учение богопротив­ное утверждая, с ним не согласующихся проклинает. И своя догматы скре­пляя, пишет: А иже тако не верует, проклинаем, да будут прокляти, да бу­дут прокляти, да будут прокляти. В конце о браке его сочинения.

Вот каков Гнусин имянем и словами гнусный, который за ужасное зловерие // (л. 125) свое мечем духовным, глаголом Божиим, словами Священнаго писания, во всей того безбрачной, богопротивной, еретической и са­танинской системе поражается смертельно. Почему ныне и того безумие всякому благомыслящему можно ясно видеть, колико оно зло и пагубно и словом Божиим истребляется. Он же Гнусин, что бродяга без надлежащаго пристанища, не имеющий добрых нравов, и живет, как объуморенный, о том сам собою прописывает в предисловии своея книги Пандекты словами таковыми:

Саморучно книгу сию содетель начертал,

Так в преднем стихе отечество, имя и веру сказуя, окончал.

Лето миробытныя семьдесят и три протекли сторицы.

А он не имел сыскать определенныя себе столицы.

Еще над тем протекли три третицы в // (л. 125 об.) десятице солнеч­ных бегов.

Но не попекся притяжать душевных нравов, яко белых снегов.

От Христова же воплощения осмьнадесять трегубицы три

В десятице числяя протекло лето,

Обаче не зрит и доселе как объуморенный, что не живет лепо.

Каковым стихотворством 1-е. Книге своей Пандекте означает быти сочиненной от создания мира 7310-го лета, от рождества же Христова 1810-го года. 2-е. Не учась правилам пиитики, хотел показать себя пра­вильным стихотворцем, но не успел. И к правильному сочинению стихов, яко объуморенному, и вдохновение бесовское не могло способствовать. Он зделал сии стихи, в которых по правилам пиитики нет порядка разбо­ра и соединения народа,

Ни видов, ни меры правильных стихов.

И тем явился сам здесь только рифмачем, // (л. 126)

Что в совести ум он страшно омрачен,

И нравы в нем, что злы, собой изображает,

Бродяга, вне ума, сам о себе являет.

Этот весьма экспрессивный и по-своему уникальный образец старооб­рядческой полемики первой трети XIX в., исполненный личной непри­язни к Гнусину и обвинениями во всех мыслимых грехах, приведен нами с незначительными сокращениями. Отдельные его фрагменты и общая тональность, безусловно, сказались на земной жизни настоятеля и оказа­ли влияние на его посмертную судьбу. Наиболее вероятным автором этого сатирического сочинения может быть известный старообрядческий писа­тель Андриан Сергеев Озерский29, как пишет о нем Любопытный, «гром­кий, трогательный и разительный возвещатель всей поморской церк­ви в Петрополе о поражении небом врагов и супостатов Богу, природе и Христовой церкви, Сергея, или Михаила, Гнусы и Ваньки Федотова, феодосианцев, развратников истины и бунтовщиков народов»30.

П. Любопытный в «Хронологическом ядре староверческой церк­ви» отмечает сочинение «Модный старообрядец» против взглядов Ни­кифора Петрова, в котором Г. И. Скачков и Андриан Сергеев, «не до­вольствуясь обличительными словами, поражали его и сатирою»31. По­лемическая и сатирическая заостренность характерна и для сочинения «Девственница-федосеевка, старообрядка на собственном своем лице», часть которого изложена в стихотворной форме и имеет предуведомле­ние с указанием автора: «Рукопись сея направленная против федосеев­цев, сочинена раскольником старопоморского согласия Андреяном Сер­геевым, московским мещанином, ведавшим при Монинской моленной выданными от Сената брачными книгами (отобранными в 1836 году тог­дашним генерал-губернатором по случаю обвенчания в оной раскольни­ков из Владимирской губернии, бракосочетания же в сей моленной до­пускались только для московских раскольников). Тот же Андриан вместе с тестем своим московским же мещанином Гаврилом Ларионовым Скач­ковым и зарайским купцом Заяцевским сочинил руководство к церков­ному миру и рассмотрение о браках. Вообще есть очень много сочине­ний Андреяна»32. Действительно, автора этого сочинения отличает обличительный и непримиримый пафос, направленный против федосеев­цев, «бракоборные заблуждения» которых он ставит в один ряд с древни­ми ересями (их он насчитывает 37: Маркион, Монтан, Татиан, Манихей и другие), тот же прием встречаем и в «Поражении Гнусину». Наименова­ние Гнусина «семиименный сей», а также сравнение с семиголовым апо­калипсическим зверем рядоположно «седмиглавому обществу», как име­нует федосеевцев А. С. Озерский.

Сторонники Гнусина, не настроенные на такую острую дискуссию, по­трясенные развернутым против Гнусина дознанием и суровостью его нака­зания, сразу не представили адекватного ответа. Только много лет спустя, как было показано в «Красном уставе», отклик на этот полемический вы­пад вошел в постановление московского собора 1883 г., где в статье 14 от­мечалось, что «распространенное в некоторых христианех мнение, буд­то бы прежде бывший христианский учитель и страдалец за веру Хри­стову Сергий Симеонович написал: «что в новоженских детей вкладыва­ет душу дьявол», почитать сие несправедливым, ибо такового содержания картина (подчеркнуто в рукописи. — Е. А.) составлена не Сергием Семено­вичем, а его соперниками новобрачниками и по злобе приписали таковое сочинение Сергию Семеновичу. Его же собственныя понятия может каж­дый узреть в толковании на 105 Ефремово слово в стихе 58-м, где сице речеся: «Не имеет (диавол) власти по Божественному творению истинного Бога нашего, что сотворити, не толико тела каковаго, но ниже насекомыя, какие мшицы, и ни самые скнипы33, и не толико сих, но ни малыя каковыя былинки». Если же таково было понятие Сергия Семеновича о вла­сти диавола, то всуе и туне безстудствующии распространяют лжу и отно­сительно вкладания души диаволом во младенцев. Приемлющии же та­ковую лжу за справедливость, яве повинни будут 63 правилу шестого Все­ленского собора»34.

По всей видимости, это постановление не имело широкого распростра­нения и не было учтено знатоком старообрядческой истории И. Н. Заволоко, изложившим историю Гнусина следующим образом:

Бывший работник железоплавильных заводов Осокиных, Сер­гей Семенович Гнусин считается одним из видных писателей старообрядцев-беспоповцев. Во время своей деятельности в качестве на­ставника старообрядцев Преображенского общества в Москве он приоб­рел большое уважение и авторитет за свои апологетические выступления. 3 июля 1820 г. был Указ о предании суду «распространителя вредных уче­ний». Гнусин учил не молиться за царей и нарисовал картину с изображе­нием царя Александра I в виде антихриста. Было решено его арестовать. Гнусина предупредили. В течение нескольких лет он скрывался в домике при моленной Н. А. Папулина в г. Судиславле Костромской обл. В 1823 г. он был арестован и сослан под строгий надзор в Соловецкий монастырь. При содействии старообрядца Дружинина (поставлявшего муку в мона­стырь) Гнусин поддерживал связь с московскими старообрядцами. Полу­чил свыше 300 нужных ему книг. Во время пребывания его в монасты­ре он написал «Пандекты», «Отеческие завещания», «Показания о едином тесном пути» и другие сочинения. Его толкование Ефрема Сирина свиде­тельствует о большой начитанности автора. 27 июня 1839 г. Сергей Семе­нович закончил свой жизненный путь изгнанником в Соловецком мона­стыре. Рига. И. Н. Заволоко35.

Подлинная история Сергея Семеновича была восстановлена нами на основе изучения следственных документов, отложившихся в канцеля­рии московского военного генерал-губернатора в результате бурных собы­тий на Преображенском кладбище 1820-х гг.36 Эти архивные разыскания37, как и поиски в собрании Государственного Исторического музея38 портре­та С. С. Гнусина39, оказались приуроченными к 250-летию со дня рождения писателя. На основе новонайденных материалов стала возможна и иная оценка его деятельности.

В 1816 г. в связи с выбором новых попечителей на Преображенском кладбище возник конфликт, проявившийся в отказе от общей молитвы и сопровождавшийся целым рядом прошений, причем со стороны про­тивников С. С. Гнусина последовали в прямом смысле доносы. Предста­вители власти, участвовавшие в урегулировании отношений сторон, со­ставляли собственные отчеты и предписания, сохранявшиеся и в чер­новых набросках. В деле «О разногласиях старообрядцев Преображен­ского богаделенного дома (далее ПБД. — Е. А.) при выборе попечителей. 1816-1817 гг.» информация по развитию событий периодически сопостав­лялась, и выводились предварительные итоги, один из которых под назва­нием «О несогласии старообрядцев в московском Преображенском бога­деленном доме, открывшемся изначально в мае месяце 1816 года при вы­боре попечителей по действиям местного начальства» наглядно и, на наш взгляд, беспристрастно передает этапы конфликта40.

В нем отмечается, что московские купцы Макар Андреев41 и Лаврен­тий Осипов42 «с товарищи» представили Московскому губернскому прав­лению «приговор, данный им от некоторых купцов, о избрании попечи­телей на место выбывших и просили утвердить оных». Но почти в то же время поверенный старообрядческого общества мещанин Федотов43 в по­данной в ту же инстанцию просьбе объяснил, что по делам богаделенно­го дома он один уполномочен законной доверенностью, о чем известно и всем судебным местам, что купцы Андреев и Осипов «с товарищи» при­говор составили неизвестно где, без согласия нынешних попечителей куп­цов Грачева44, Никифорова45 и Красикова46, а также настоятелей и самого общества, хотя по высочайшей конфирмации 15 мая 1809 г. для ПБД плану позволено в попечители избирать обществу из среды себя. И руковод­ствуясь этим, общество имело собрание, и по большинству голосов на по­печительские места утвердили купцов Стукачева и Тимофеева, мещан Ря­занова и Носкова. И как ни упрашивали Андреев и Осипов, представлен­ные ими попечители утверждены не были на том основании, что не все они принадлежат Преображенскому обществу.

Свидетельства «Красного устава» подтверждают полную легитим­ность выборов Стукачева, Тимофеева, Рязанова и Носкова: «В лето 7324 (1816) мая в 6 день определены были из знаменитых граждан и еще для обители усерднейшие христианские попечители к Ефиму Ивано­вичу Грачеву и к Алексею Никифоровичу Иван Михайлович Стукачев, Дмитрий Тимофеевич, Симеон Федоров Рязанов и Калина Нестеров, и они собственноручно подписались к сохранению во обители закон­ных и обычных христианских положений. Определение же их к попе­чительной должности было в моленной при собрании настоятелей и по­четных граждан, при пении храмовых стихер клали начал и благослов­лялись у главного настоятеля на управление дела, и посем вси вообще полагали начал ко благопослушному повиновению новоопределенным попечителям»47. Далее рассказывается, что восстали «противнице исти­не, самобрачные новожены, их же число тогда умножалося и оправда­ние несвященнословного брака утверждашеся не толико в мирских человецех, но паче и в духовных, их же именуют свет миру. Во главе же та­ковых от духовных правителей сии бяху: Василий Емельянов, Василий Монин, Гаврило Скачков и прочия. А от могущих мира: Лаврентий Ива­нов». По мнению позднейшего историографа, новожены стремились вве­сти попечителей в преображенское общество, чтобы утвердить «самобрачие и незаконное от внешних молитвословие», а когда им отказали, «тог­да оныя наветницы весьма злобными клеветами пред могущею властью нас облыгали»48.

Действительно, в Московское губернское правление было подано но­вое прошение, где отмечалось, что прежние попечители с 1810 г. не да­вали отчета о расходовании средств и не ведут метрические книги. Гу­бернское правление поручило губернскому уголовному стряпчему доста­вить все бумаги в старообрядческое общество ПБД, с тем чтобы оно в при­сутствии чиновника избрало попечителей по большинству голосов и за­вело приходо-расходные и метрические книги. По прибытии стряпчего Грачев вручил изготовленный уже обществом приговор, в котором, «опи­сав в духе христианской кротости и благочестия образ мыслей и правила, оными соблюдаемые, говорилось, что оно не может признать и утвердить Осипова и Андреева» и просило сохранить правила, утвержденные 15 мая 1809 г. Далее в отчете отмечается, что этот приговор подписали 143 чело­века и что при этом купцы Андреев и Осипов скрылись, а товарищи их числом до 30 человек никак это не опровергли, а признались, что подпи­сали прежний приговор, думая, что он согласован с действующими попе­чителями. И, наконец, были представлены и приходо-расходные и метри­ческие книги. Но появилась новая просьба Андреева и Осипова в то же губернское правление, в которой «они объявили на тот выбор несогла­сие, приобща ко оному извет о разных по богаделенному дому злоупо­треблениях и непотребствах, противных вере и благочестию». По поводу этой просьбы «обнаружилось, что вместо тишины и спокойствия возника­ет раздор и две партии, каждая из которых хочет иметь своих попечите­лей». Выбор, сделанный стряпчим, признали несоответствующим предпи­санию начальства49. Окончательные выборы были назначены на 28 авгу­ста и должны были пройти в присутствии полицейского чиновника и асес­сора губернского правления.

По распоряжению московского генерал-губернатора А. П. Тормасова50 и при участии губернского прокурора 28 августа собралось только 80 че­ловек, но «по делам из Москвы отлучился» Грачев, без которого, по увере­ниям старообрядцев, а также из-за присутствия людей посторонних выбор не мог быть сделан. Тем не менее, по настоянию Осипова, выборы состо­ялись, и губернским правлением в звании попечителей утверждены были он сам и его товарищи. Как объяснил губернский прокурор, это было сде­лано только ради тишины и спокойствия. Но из прошения единомышлен­ников Грачева выяснилось также то, что этот выбор «противоречит преж­ним выборам, а также не заключает большинства голосов и превосходства в значительности избирателей и не должен быть приведен в исполнение, так как и старообрядцев числится более 330 человек». Генерал-губернатор Тормасов 13 октября 1816 г. отложил срок новых выборов до 15 октября и установил присутствовать при них советнику губернского правления, губернскому прокурору, частному приставу и городскому голове, а старообрядцам внушить, «чтоб они оный в сие число кончили, не доводя пра­вительство до необходимости принимать крайние меры»51.

На этом собрании присутствовали 265 человек, заявивших, что «об­щество на две партии разделено не было, а Андреев и Осипов, как на­рушители рядов их, из оного исключены и составили партию из людей, как обществу не принадлежащих». Попечителями избраны были купцы 2-й гильдии Иван Стукачев, 3-й гильдии Дмитрий Тимофеев, мещане Се­мен Рязанов и Алексей Носков, казначеем Нестеров, поверенным Федо­тов. Городской голова доложил генерал-губернатору, что выбраны глав­ные в обществе старообрядцев лица, сделавшие значительные пожерт­вования, и что наиболее известен среди попечителей Грачев, пожертво­вавший до 500 тысяч руб. на благоустроение богадельни и содержащий на свой счет до 400 призреваемых. Осипов и другие никаких значитель­ных сумм не внесли. Макар Андреев, кроме того, был уличен в присвое­нии чужой собственности, о чем в то время производилось дело в маги­страте. Осипов и его партия, по словам чиновника, «ничто иное суть изверженцы общества, набравшие себе из других сект сообщников, которых числом не более 20»52.

Московский военный генерал-губернатор Тормасов решил устано­вить точное количество сторонников каждой партии, составить их имен­ной список и вышеуказанный акт, на основе которого исключили Осипо­ва, и все рассмотреть на основе прав, данных в 1809 г. Но выяснилось, что выбор 28 августа 1816 г. отменить уже невозможно, поскольку на осно­ве 130 статьи нового законодательства губернское правление предписало Управе благочиния немедленно привести его в исполнение53.

Военный генерал-губернатор об этом «прекословии Губернского прав­ления» в 1817 г. доложил в Сенат и «как член оного предложил правле­нию приостановить все распоряжения по этому делу», что и было разре­шено Сенатом.

В своем донесении в Сенат А. П. Тормасов писал, что «хотя извет от купца Андреева и товарищей, поданный в том, что старообрядцы не почитают высочайшей власти, хотят быть независимыми от законов и местного начальства, кончить брак, одобряют блуд и прочее, может ка­заться делом особенной важности, но, приняв в соображение, во-первых, что Высочайшей воле угодно, чтоб старообрядцы по их заблуждениям и невежеству, свойственным им, отнюдь не были преследуемы и чтобы за­блуждения их паче временем и просвещением, нежели силою истребля­лись, во-вторых, что донос мог быть делан по одной токмо злобе на на­стоящих попечителей от людей, желающих самим управлять богаделен­ным домом, потому уже достаточно сомнений наводящий, и, в-третьих, что принятие таких доносов, не подкрепленных ни свидетелями, ни креп­кими доводами, не соответствует Генерального Регламента 19 главе», он, генерал-губернатор, оставляет извет «без дальнейшего явного расследова­ния». Тормасов предложил меры для соблюдения «надлежащего поряд­ка» в богаделенном доме: ведение метрик, наблюдение за вновь прибыв­шими, невмешательство губернского правления и полиции в дела обще­ства, соблюдение правил, чтобы при выборе «большинство избираемых голосов было уважаемо беспрекословно», чтобы «в богаделенном доме со­хранены были тишина и благочестие, не было бы ничего вредного для об­щества».

Далее было отмечено: «что касается до помещенных в последней прось­бе, подписанной купцами партии Осипова, выражений о том, что попечи­телей Грачева и Никитина по указу Правительствующего Сената велено судить за хуление животворящего креста Господня, то по сему предмету жаловался Управе благочиния купец Милованов»; управа же представила об этом расследование, в ходе которого был «обнаружен лживый и ябед­нический характер Милованова, неоднократно доносами правительство обременявшего, (правительство) просило 1 Департамент магистрата, в ко­тором судится он в утруждение Государя Императора дерзостными и лож­ными прошениями и по другим делам, о скорейшем завершении его со­вокупного дела»54. Так завершился первый этап этой выборной эпопеи, который изложен нами столь подробно в связи с тем, что общеизвестна только одна версия, изложенная в «Истории Преображенского кладбища» В. Кельсиева55, достоверная лишь отчасти и отражающая события пред­взято и схематично.

Все указанные в служебном расследовании документы сохранились в деле № 3 по описи 31 фонда 16 — Канцелярия московского генерал- губернатора, в том числе оригинал известного доноса Лаврентия Осипо­ва, выдержки из которого вошли практически во все публикации по исто­рии Преображенского кладбища. В прошении от 17 мая 1816 г., подан­ном после выборов, неудачных для Осипова, его сторонники решились на самые опасные для всего старообрядческого общества с государствен­ной точки зрения жестокие и безосновательные обвинения. Наряду с за­мечаниями, что «нашу приверженную правительству сторону объявля­ют неправедно не принадлежащею якобы их обществу и не сохраняющею правил издревле», а также что «Ефим Грачев и Алексей Никифоров сами себя именуют исполненными христианского благочестия», они доноси­ли, что действующие попечители «отказываются от ведения метрических книг, якобы оных иметь попечителям невозможно, и что это относится до каких-то старейшин верховных, в дела которых вмешиваться невоз­можно», что о «Стукачеве, ведущем самую худую и в обществе нетерпимую жизнь, сообщают, что он поведения хорошего и имеет собственный дом», а на самом деле дом принадлежал И. А. Ковылину. Они, «как вернопод­данные, быв исполнены приверженности к правительству и патриотической любви к отечеству», не могли «не представить к сведению начальства скрывающихся в помянутом приговоре плевел», к которым они относят желание быть «вне зависимости от закона», «право по желанию принимать в общество всяких бродяг и также по прихотям исключать благомыслящих граждан», не молиться Богу за предержащую и прочую власть. «Да и ка­кие сих настоятелей подменные имена, нам неизвестно, ибо из них Сер­гей Гнусин прежде именовался Михайла Васильев». Более того, не мог­ли не повторить авторы послания, «почему они хотят быть независимыми от законов и местного начальства». Сообщалось также, что «развращают­ся» браки, «хотя браки есть корень благоденствия и народонаселения в от­ечестве». Не ограничившись однократным осуждением Стукачева, они об­виняли его также в присвоении «святых икон дорогой цены, которые при нашествии неприятелей он закрыл в ящики и отправил их тайно в Судиславль», хотя авторам доноса было известно, что иконы вернулись в Мо­скву. Федотова авторы заявления обвиняли в том, что он выкрал у каз­начея во время его тяжелой болезни бумаги о своих долгах и «изорвал», но по тону сообщения ясно, что это также давно «разрешенный» вымы­сел56. В завершении составители документа просили уволить Грачева, Ни­кифорова и Красикова, что и составляло главную цель доноса.

Упомянутое «последнее прошение» от сторонников Осипова с обвине­ниями в адрес Грачева также сохранилось и представляет собой письмо к генералу графу А. А. Аракчееву от общества Преображенского богаде­ленного дома от 1 декабря, видимо, 1816 г. (год не указан). Единомыш­ленники Осипова напоминали Аракчееву о том, что когда он осматривал перед праздником Введения квартиры, предназначенные для празднова­ния лейб-гвардии Семеновского полка в Покровской части в Семеновской слободе и в доме Преображенского богаделенного дома, «отданном вкла­ду в вечность» покойным И. А. Ковылиным, который ныне «неправиль­но называется» именем купца Стукачева, получил от Грачева и Стукаче­ва предложение в честь праздника угостить солдат более 300 человек, ко­торое воспринял как знак их усердия, поскольку угощение действитель­но состоялось. На самом же деле, по мнению авторов, у этого события есть подоплека, которую они и хотели раскрыть. Далее следуют уже тра­диционные разоблачения в том, что угощение производилось не на соб­ственные средства, а на деньги богаделенного дома, о которых с 1810 г. нет отчета; Иван Стукачев, Дмитрий Тимофеев и Калина Нестеров ни­когда попечителями утверждены не были, а несут это звание по фальши­вой выписке из 1 департамента Магистрата; цель угощения была «дабы на чужой счет получить почести и утвердиться в захваченном попечитель­ском звании», а также «чтобы затмить» производящееся в 7 департамен­те, а ныне уже «уповательно» поступившее в общее собрание Сената Мо­сковских департаментов дело по доносу почти 200 человек старообрядче­ского общества московских граждан в неповиновении начальству, в распространении нового неслыханного учения, в «беззаконной распродаже вкладного имения». Сообщалось также, что 28 августа выбраны настоя­щие попечители — московские 2-й гильдии купцы Тимофей Шевалдышев, Федор Владыченский и Лаврентий Осипов. Новым было сообщение о привлечении Грачева и Никифорова к судебному следствию, источник которого раскрыт выше — кляуза купца-сутяги Милованова57. Под пись­мом стояла 41 подпись, что соответствует наблюдениям присутствовав­ших на выборах чиновников. Указанные выше 200 человек, якобы подпи­савших жалобу, были явным преувеличением. Обращение к Аракчееву, возможно, было вызвано не только желанием «донести истину», но надеж­дой на вмешательство человека, известного своей строгостью.

В деле представлены и прошения, направленные в инстанции едино­мышленниками Е. И. Грачева. Два из трех сохранившихся отличаются спокойным тоном в изложении фактов и стремлением быть услышанны­ми, имеют более 200 подписей, в числе которых — собственноручная — «Сергiй Семенов».

В послании от 27 июня 1816 г., не имеющем конкретного адресата, подробно объясняется, что купцы Андреев и Осипов, подписавшие при­говор о выборе в попечители московских купцов Тимофея Шевалдышева, Федора Владыченского и Федора Афанасьева, а также мещанина Ни­колая Рожина «да какого-то мещанина Заикина в казначеи», «составили оное не в обществе», так как некоторые из них во время его учреждения 12 мая 1809 г. «невелице были, но на стороне где-либо и, по-видимому, по стачке между собою, дабы только усугубить число подписавших и тем заслужить у правительства веру, пригласили к нему и таких людей, как не принадлежащих нашему обществу. Ефим Иванович Грачев и Алексей Никифорович Никифоров, которые и при начальном основании обще­ства со всеми подписавшие сии благочестивые правила, признаны испол­ненными христианского благочестия, известными, в частности, и истин­ной справедливостью. И потому были избраны попечителями»58. Соотно­ся все устройство ПБД с правилами 1809 г., авторы заключают, что «тог­да только порядок, тишина, мир и благоденствие украшают богаделен­ный дом, когда несчастные дышут благодеяниями попечителей и усер­дием их, подъемлемым на пользу ближнего». Но иная цель у просителей «с товарищи» (т. е. у сторонников Осипова), которые, «не соблюдая об­рядов общества, силятся иметь только властных распорядителей оного в нарушение тех христианских добродетелей благотворения и благоче­стия, на коих основано общество, и вопреки Высочайшего конфирмован­ного положения 3 пункта, которым определено, что никаких других ви­дов, кроме единственно душевного и истинного желания, приняв с бла­гоговением всемилостивое дозволение, отправлять беспрепятственно богослужение по древним св. отец правилам и уставам, изображенным в старопечатных книгах, и дать неимущим из братии своей надежное пристанище». Удивило старообрядческое сообщество и пренебрежитель­ное отношение просителей к призреваемым и простым членам общины, которых они «не устыдились пред лицом правительства унизить и пре­небречь»59. В выборах «участвовали крестьяне, мещане и другого состоя­ния известные люди, но, конечно, содержанию общества не нужно какое-либо титло, не нужна знатность домов, приобретение гражданства сто­лицы, Попечителю необходима честь, сострадание к ближнему, ревность к вспоможению, вот что нужно для живущих в богадельне, а гордость и презрение, с каковою открываются просители, не получив еще началь­ства, есть одно нарушение общего спокойствия». В заключение послания указывалось, и это был, пожалуй, единственный упрек осиповской «ко­манде»: «купцы Шевалдышев и Афанасьев к числу общества не принадле­жат, потому что они не нашего согласия, и какого они образа жизни неиз­вестно, а Рожин не кто иной, как приказчик Лаврентия Осипова и тоже в поведении нам неизвестен»60.

В Объяснении от 10 октября 1816 г., обращенном к наблюдателям за выборами — губернскому прокурору Герасиму Кирилловичу Воскре­сенскому, Московской губернии правящему советнику, надворному со­ветнику и кавалеру Ивану Марковичу Сесаревскому и городскому голове коммерции советнику и кавалеру Михаилу Ивановичу Титову61, излага­ются причины, почему неприемлем предложенный графом Тормасовым порядок будущих выборов, когда из каждой партии выбирается но два кандидата, а потом жребием третий. По мнению общества, все это может совершенно расстроить уклад богаделенного дома, поскольку в этом слу­чае к выборам привлекаются старообрядцы из Покровской моленной62.

Противники Гнусина направляли жалобы не только на настоятеля, но и на ведение дел в Магистрате. Как указано в одном из документов, «в 1818, 1819 и 1820 годах старообрядческого общества купцы и меща­не, как-то Лаврентий Осипов и прочие, жаловались в губернское прав­ление на 1 департамент Магистрата» как на то, что он разрешил выда­чу паспортов настоятелю ПБД, записанному в мещане, Сергею Гнусину «по неоднократным переменам им своего звания, имени, отчества и фа­милии, человеку подозрительному», так и на сокрытие в своих донесе­ниях в правление данных о Гнусине63. И если генерал-губернатор Тормасов всячески старался отложить разбирательство подобных доносов, то противники настоятеля раздували настоящий пожар, который не мог остаться незамеченным.

Дальнейший ход событий и начало розысков по делу Гнусина восста­навливает В. Васильев на основании документов архива МВД64. Исследо­ватель отмечает, что, несмотря на нерасположенность графа Тормасова к расследованию изветов, он был обязан представить свое мнение о раз­ногласиях на кладбище на рассмотрение Синода. Сначала дело было пе­редано на заключение в недавно организованное Министерство духов­ных дел и просвещения65, а затем, в связи с отказом последнего его рас­сматривать, отправлено управляющему Министерством полиции графу С. К. Вязьмитинову66, который дал следующее заключение Сенату: новые выборы произвести одним учредителям ПБД, а также тем его членам, ко­торые сделали значительные вклады или пожертвования в пользу бога­деленного дома или способствовали его укреплению. Выборы должны проводиться на общем основании, то есть «посредством баллов» в присут­ствии обер-полицмейстера и «приличной команды». Возникающие спо­ры предоставлялось решать московскому военному генерал-губернатору. Требовалось обязательное ведение метрических книг с предъявлением их полиции, которая в то же время не должна была вмешиваться в обря­ды и внутренние вопросы. Во избежание беспорядков рекомендовалось раз и навсегда разработать правила для попечителей ПБД и утвердить их у высшего начальства. Решения о наказаниях, отстранении от должно­сти и предании суду оставались в ведении военного генерал-губернатора, ему же следовало докладывать об исключении из общества и лишении права участвовать в выборах; в свою очередь он должен был все эти изме­нения доводить до сведения МВД. Предписывалось расследовать также дело Гнусина. Это решение Вязьмитинова было утверждено Сенатом, ко­торым и было составлено окончательное постановление, препровожден­ное в марте 1820 г. на подпись к вступившему в должность управляющего МВД графу В. П. Кочубею67.

Возможно, следствие по доносу на Гнусина шло бы неторопливо, его искали, ничего опасного в его действиях не нашли, а со временем все бы и забылось. Но Осипов «с товарищи» забрасывали инстанции жалобами, и граф Кочубей проявил служебное рвение по случаю вступления в долж­ность, а возможно, и в силу своих воззрений на необходимость порядка в стране. Блестяще образованный ближайший друг императора Алексан­дра I в начале его правления, возможно, почувствовал смену настроения правителя, вскоре закрывшего Библейское общество, масонские ложи, проведшего суровое расследование и на федосеевском Волковом кладби­ще в Петербурге68. Это был трагический поворот в истории Сергея Семе­новича. Граф Кочубей не согласился с постановлением Сената и передал дело на высочайшее рассмотрение. 3 июля 1820 г. последовал рескрипт Александра I на имя нового московского военного генерал-губернатора князя Д. В. Голицына, в котором император проявил глубокие знания о разногласиях на Преображенском кладбище и еще большие — о глав­ном настоятеле С. С. Гнусине, в связи с чем постановил, «чтоб по слу­чаю доносов (на) скрывавшегося в богадельне и разглашавшего неле­пые толки учения употреблено было всевозможное старание к отыска­нию его, и чтобы дело его было самым строгим образом исследовано, и ви­новные как в изобретенном вредном учении, так и распространявшие оное преданы были суду и преследованы с соответственною преступле­ниям их строгостью»69. Разыскания, как было принято в императорской России, проводились очень тщательно, «секретно» и «без всякой огласки». Генерал-губернатор Д. В. Голицын70 стремился, как он писал управляю­щему МВД В. П. Кочубею, с помощью «совершенно известных по прави­лам и бескорыстию людей для секретных разысканий71 с большой верно­стью и точностью исполнить высочайшую волю и открыть в полной мере учение Гнусина»72.

За Преображенским богаделенным домом было установлено стро­гое наблюдение. Необходимо было разыскать Ивана Федотова и Гнуси­на, но внимание полиции в первую очередь было направлено на Cepгея Семеновича, в связи с чем московский обер-полицмейстер сообщал: «Московский мещанин Сергей Гнусин в прошлом 1818 году в августе про­живал в келье сего дома, называясь настоятелем, но куда выбыл неизвест­но. После сего Гнусин 1818 года августа с 19 числа проживал в том же доме и в означенный месяц уехал в Костромскую губернию, Судиславльский уезд. Приметами же он Гнусин: роста небольшого, голова лыса, борода черна, лицем немного красноват, ногами нездоров»73. Единомышленники тщательно укрывали Гнусина от властей, так что 31 мая 1821 г. костром­ской гражданский надзиратель вынужден был сообщить московскому во­енному генерал-губернатору: «насчет скрывающегося настоятеля москов­ского Преображенского богаделенного дома Сергея Гнусина исправник донес, что при всем старании его не мог он отыскать человека сего не толь­ко в посаде Судиславль, но и во всей Костромской округе»74. Но немало было и желающих угодить власти. Так, в следственном деле сохранился еще один донос — на этот раз анонимный — небольшая, в половину ли­ста записка: «Сергей Семенов Гнусин прежде проживал в Преображен­ском раскольничьем богаделенном доме и был наставником в их молель­не. Ныне имеет жительство в г. Судиславле Костромской губернии в доме купца Васильчикова под именем Сергея Васильева Гнусова»75. Вскоре мо­сковский генерал-губернатор князь Д. В. Голицын получил из Костром­ской губернии донесение о взятии на основании именного указа С. С. Гну­сина с плакатным паспортом от Московского градского общества76, свидетельством о записи в московское мещанство77 и пятью квитанциями об уплате подушных денег78.

23 декабря 1821 г. в присутствии советника губернского правления Палицына при заседателе дворянского земского суда Цветкове и бурго­мистре Судиславля Андрее Москвине Гнусин был допрошен. Он весьма подробно и чистосердечно изложил свой жизненный путь:

От роду себе имею 65 лет, федосеевского старообрядческого толку, напред сего был я дворовый человек помещика Осокина Оренбургской губ. Белебеевской округи79, от коего лет 16 тому назад бежал, скитался по лесам и разным селениям, есть ли где иногда и спрашивали, то назывался настоящим своим именем и помещика своего, притом уверял, что имею при сем письменный вид, хоть оного и не было. Через два же года пришел в столичный город Москву, где встретился у Юхотного ряда80 с вольноот­пущенником крестьянином помещика Шапошникова Петром Никифоро­вым, с коим разговором узнал, что он одного со мной согласу, и объявил ему о себе настоящим образом, что беглый и не имею на свободное про­живание письменного вида, которой (т. е. П. Никифоров. — Е. А.) по ста­рости лет из сожаления ко мне отдал свою отпускную, а сам уехал в дом свой в Саратов. С каковою отпускною называл я себя Петром Никифоро­вым. По знанию моему живописного мастерства записался в цех ремес­ленной управы и проживал в Москве до 1813 года, а потом через прияте­ля своего г. Казани сокольного пометчика81 Андрея Васильева Шароно­ва получил уже от помещика своего настоящую отпускную, совершенную в Казанской палате Гражданского суда, с которой и приписался 22 дека­бря 1815 г. к московскому мещанству по высочайшему манифесту о 7-ой ревизии. Назад же тому года с три или более по извету отпадших от на­шего согласия московского купца Лаврентия Иванова Осипова с прочи­ми в том, что я имел чужую отпускную, за что и был судим, но как пре­ступление сие сделано было до Всемилостивейшего манифеста прошло­го 1814 г. августа в 30 день82, то от суда и следствия освобожден без нака­зания, после чего проживал в городах Москве в Преображенском богаде­ленном доме, по временам ездил в Коломну в таковой же богаделенный дом83. А с год времени укрывался я по разным местам с получаемыми за­очно от Московского общества паспортами и проживал у старообрядцев одного со мною согласу в г. Коломне и с. Писцове84 от того, что отпадшие московский купец Осипов с прочими начали делать на меня ложные доносы. В Судиславльский богаделенный дом прибыл я два дни назад. Содержателю дома купцу Папулину показал паспорт, который и принял меня и отвел особый покой. Из живущих при богадельне едва ли кто и за­метил ли, приезд мой я не известил. Естее мне приносила с кухни старуш­ка, ее зовут — не знаю. Сам же никуда не выходил, кроме для телесной нужды, но и для сего есть место подле самой комнаты, а потому едва ли видеть кто мог меня. С ворами, беглыми знакомства не имею и о приста­нищах их не знаю. Показую сущую справедливость. К подлинному допро­су руку приложил московский мещанин Сергей Семенов Гнусин. С под­линным верно: секретарь (подпись)85.

В январе 1822 г. Гнусин был доставлен в Москву, где содержался во вну­тренней тюрьме одного из тюремных замков. Поиски Ивана Федотова про­должались. Тщательно была обследована моленная в Коломне. 1 октября 1822 г., незадолго до обнаружения Федотова, митрополит Московский Фи­ларет со слов коломенского благочинного Петра Софрониева сообщал мо­сковскому военному генерал-губернатору Д. В. Голицыну, что московский мещанин Иван Федотов купил в Коломне в Архангельском приходе дом и устроил для «секты перекрещиванцев» без всякого разрешения началь­ства часовню, при которой около 70 призреваемых и колокол 20 фунтов. Коломенский городничий отчасти опроверг эту информацию и сообщил, что дом куплен еще в 1813 г., не имеет никаких наружных знаков церкви, колокол снят, а все призреваемые находятся под строгим надзором поли­ции86. Видимо, дело Гнусина и Федотова велось очень скрытно, поскольку в переписке о коломенской богадельне ни разу не упоминается о проведе­нии розыска хозяина дома87. Только 13 октября 1822 г. московский обер-полицмейстер смог сообщить, что по повелению Д. В. Галицына он «отпра­вился88 в указанный в записке дом, но токмо там товарища известного Гну­сина — Федотова не оказалось, хотя и был он в том доме», но «нынешний день» он «сыскан и отправлен в губернский тюремный замок»89.

Гнусин и Федотов содержались под строжайшим надзором и считались секретными арестантами, не должны были иметь между собой и ни с кем бы то ни было никакого общения90. Следствие шло быстро. Еще до ареста Ива­на Федотова в июле 1822 г. генерал-губернатор князь Д. В. Голицын под­вел некоторые итоги разысканий и изложил их в записке на имя управляющего МВД графа В. П. Кочубея. В ней отмечалось, что «все учение ста­рообрядцев Преображенского богаделенного дома основывается на закоре­нелой мысли, что святы только те обряды, которые исполняют по древне­му обычаю, и подкрепляют учение свое на самых древних книгах св. отцов и на самом св. Писании, избирая только те места, которые подкрепляют их правила. Хотя по собранным сведениям относительно Гнусина ничего осо­бенного не открыто, кроме только того, что будто бы он позволял себе со­гласно со своим учением составление оскорбительных насчет религии кар­тин, которых, однако, при всех стараниях не отыскано, и в том удостоверя­ет только противная ему партия, почему и нет явного преступления, за ко­торое бы он при милосердном снисхождении Государя императора дол­жен быть осужден по законам, тем не менее нахожу необходимым удаление его из Москвы, потому более, что он по строгим правилам и скромной жиз­ни своей почитается от многих приверженцев к старой вере за святого»91. Причину конфликта Д. В. Голицын видел в том, что все противники Гнуси­на были сторонниками брака, в результате чего они отошли от ПБД и обра­зовали отдельное общество — поморское, в котором все женаты. Генерал-губернатор предлагал разные меры по восстановлению спокойствия. В том числе он считал необходимым отказать поморцам в открытии своей молен­ной на Преображенском кладбище, с одной стороны, из-за разности вероу­чений (одни поморцы, другие федосеевцы), а с другой — из-за опасения их возможного воссоединения в будущем, что приведет к «составлению силь­нейшего общества, в котором без противоположной партии нельзя будет знать их тайных злоупотреблений»92.

27 октября 1822 г. управляющий МВД граф В. П. Кочубей прислал мо­сковскому военному генерал-губернатору весьма детальную инструкцию «касательно Гнусина и Федотова», обсужденную «по возвращении госуда­ря императора»93, в которой отмечал следующее:

Дабы люди сии не могли как-нибудь снова скрыться, и тем Правитель­ство не было поставлено в новые затруднения, я нужным нахожу отне­стись к Вашему сиятельству о принятии строгих мер, дабы Гнусин и Федо­тов содержаны были под бдительным надзором в числе секретных арестан­тов, не имея ни между собою, ни с кем бы то ни было никакого сношения.

Но есть ли бы Ваше сиятельство не имели к тому нужных способностей, сколько впрочем, сие не было бы желательно, то в таком случае от Вас, ми­лостивый государь мой, зависеть будет отправить Гнусина в Шлиссельбургскую, а Федотова в Швартгольмскую крепости, на каковой конец письма к комендантам оных у сего препроводить честь имею. При исполнении сей последней меры, нужно соблюсти величайшую тайну, дабы никто из рас­кольников не мог узнать, куда именно сии люди отправляются94.

Таким образом, за московским генерал-губернатором оставался вы­бор окончательного места заключения арестантов.

Тем не менее, графом В. П. Кочубеем был разработан детальный план, по которому предполагалось объявить, что тайные арестанты вызывают­ся в Петербург «для личного объяснения их верозаблуждений», сопро­вождавшим их офицерам вручить две подорожные: одну до Петербурга, служившую документом «по всему пути до того места, где дорога долж­на получить другое направление, а другую — до крепостей, по которым и отправятся до места назначения». Но это была лишь одна из предосто­рожностей. Провожатому узника, направленного в Швартгольмскую кре­пость, граф предписывал не направляться в Петербург, но также поехать в Шлиссельбург, а оттуда на Выборгскую дорогу, на станцию Дранишниково и далее до крепости. Арестантов надо было отправить не одновре­менно, а с некоторым интервалом, одного после другого. Особо Кочубей отмечал, «чтобы в продолжение пути обращались с ними ласково и достав­ляли им нужное спокойствие и чтобы притом строгое имелось смотрение, дабы раскольники не могли сделать в пути какого покушения их освобо­дить и получить в свои руки». Заготовлены были направления в конвер­тах к комендантам крепостей95.

Очевидно, князь Голицын счел предложенные крепости недостаточно надежными или были иные причины, о которых в источниках не говорится, но 11 мая 1823 г. московскому обер-полицмейстеру генерал-майору Тульчину на основании высочайшего повеления было предписано «раскольников Гнусина и Федотова, содержащихся под стражей, отправить к господину ар­хангельскому гражданскому губернатору и приказать ему заключить Гну­сина и Федотова в Соловецкий монастырь, чтобы они содержались под са­мым строгим караулом и не могли принимать посещений»96. 12 мая 1823 г. согласно рапорту обер-полицмейстера Гнусин и Федотов были отправлены в Архангельск в распоряжение генерал-губернатора на двух парах ло­шадей, «чтобы было удобнее ехать и чтобы не случилось чего непредви­денного». На путевые издержки было выдано 500 руб. 22 мая гражданский губернатор г. Архангельска докладывал московскому военному генерал-губернатору: «Два раскольника Гнусин и Федотов для заключения в Соло­вецкий монастырь доставлены ко мне в исправности и на отправление их в оный монастырь под строгим караулом учинено мною надлежащее распо­ряжение»97. 7 июня 1823 года он сообщил высшему московскому руковод­ству, что «московские раскольнические наставники Гнусин и Федотов, со­гласно сделанному об них предназначению, в оном заключены. Граждан­ский губернатор Андрей Перфильев»98. Квартальный надзиратель, сопро­вождавший Гнусина и Федотова, возвратился в Москву и сообщил об ис­полнении задания и издержке 85 руб. сверх полученных99. Вновь выявлен­ное в РГАДА Е. М. Юхименко письмо-автограф Гнусина с собственноруч­ной припиской Федотова, публикуемое в этом сборнике, указывает на дату поселения отцов на Соловках ровно годом позже. Это расхождение можно объяснить, возможно, тем, что привезенным в монастырь секретным аре­стантам не подготовили крепкие казематы, они были возвращены в Архан­гельск, а год спустя их, наконец, разместили по месту ссылки100.

С. С. Гнусин провел на Соловках более 16 лет. Сообщение о его кончи­не 27 июня 1839 г. и смерти месяцем ранее Ивана Федотова доставил в Мо­скву от «топозерских посетителей» сборщик Петр Трофимов. Сергей Семе­нович «до самой кончины поучал ту сущих». Узники вызывали уважение даже тюремного начальства: «Поистине добродетель похваляема и от невер­ных: жалеют сих мужей. Тамошний первый начальник говорил нашим бла­годетелям, что не осталось у вас де более таковых стариков»101. О погребе­нии Гнусина сохранилось свидетельство известного этнографа С. В. Макси­мова, посещавшего Топозеро и записавшего следующий рассказ:

Прислан был на Соловки из Москвы на смирение и обращение неко­торый человек, по прозвищу Гнусин, за большое его озлобление и за пи­сания. Толковал он как-то неладно Апокалипсис и разные такие хульные тетрадки писал. Продолжал тот Гнусин делать то же самое и в Соловках. Мало того, что ругательно писал, а еще и картинки в насмешку хорошо мог рисовать. В Соловецком он и помер. В то время настоятелем был Томилин. Он съездил в монастырь, выпросил тело, перевез морем и похоро­нил у себя, в скиту. Болтают, что-де у архимандрита Досифея он и писания те купил. У него за великие деньги перекупил их какой-то московский ку­пец и свез в Москву. Там прознали и схапали, а на Топозеро грозу пусти­ли: на полное разрушение102.

Так завершилась земная жизнь духовного отца Сергея Семеновича, поминаемого в федосеевском Синодике как темничный страдалец103. Вы­павшие на его долю невероятные трудности, вызванные его крепостным состоянием и вместе с тем талантливостью его натуры (как истинный хри­стианин, он не мог хранить эти «дары» под спудом), его оппонентами были обращены против него и послужили основанием к созданию о нем жесто­кой и недостоверной легенды. Но даже власти поняли истинную суть это­го человека, а столь суровое ему наказание было связано с их опасениями за незыблемость государственных устоев и неспособностью иначе проти­востоять неиссякаемой твердости старообрядцев в следовании вере отцов и их деятельной энергии.

Оставшееся значительное литературное наследие знаменитого настоя­теля изучено недостаточно. Практически непревзойденным остается вы­шеупомянутое исследование архимандрита Никанора, предпринявше­го попытку определить автографы Гнусина, выявить сочинения, связан­ные с его именем или приписываемые ему. Именно Никанор отметил, что «только голый перечень сочинений Гнусина не может не обнаружить в нем плодовитейшего писателя»; по его мнению, «на протяжении XIX в., если не за всю историю Преображенского кладбища, трудно указать фигу­ру, равную в этом отношении Гнусину, а тем более превосходящую его»104.

Автор статьи относил начало литературной деятельности Гнусина к 1807 г., отождествлял его105 с «казанским стрельцом Михаилом», которому И. А. Ковылин доверил составить «экстракт» из главных положений брачников и подготовить на них опровержение106. Поручение не могло быть случайным. Известны списки сочинений Гнусина, относящиеся к 1805 г. Так, в сочинении «О браках новоженских» в двух книгах в списке второй полови­ны XIX в. указана дата его создания — 17 августа 7313 (1805) г., и в преди­словии к первому тому раскрыта история его создания с обращением к «вы­сокомилостивому отцу Илье Алексеевичу», благоразумию которого и пред­ставлены были на рассмотрение «собираемые мною на непотребных новоженов возразительные ко опровержению богомерзкого их самовымышленного брака от божественного писания резоны». Делалось это «не с каким-либо призорством, а единственно по собственному к соблюдению всеобщественной пользы усердию, а сверх того благословением Луки Терентьеви­ча»107. Автор просил Ковылина, «яко истинного пастыря и истинного попе­чителя, неленостно подвигнутся» и рассмотреть «аще что полезно, ясней­шими еще доводами украсив, а недостатки дополнив, нашему убожеству возвратив». Подпись гласила: «Высокомилостивого отца всеподданнейший слуга, убогий имя рек». Ниже комментарий переписчика: «В подлинной так написано, которая подана ему была на рассмотрение вышеозначенного чис­ла»108. В черновых материалах следствия были представлены точные выпи­ски, главным образом из первого тома109. П. Любопытный упоминал, что Осипову удалось с большим трудом, обманным путем раздобыть рукопись Гнусина и, видимо, предоставить ее следствию110.

Архимандрит Никанор указал на ранний список «Пандектов» Гнуси­на — «Часть 4. О седми тайнах церковных и о приятии еретик», недоступ­ный ему, как хранящийся в «опять-таки закрытой, для широкой публи­ки, библиотеке московского Рогожского кладбища»111. Рукопись эта в на­стоящее время известна112, она выполнена на бумаге 1805 г. и имеет запи­си: на л. 1. «Сборник (зачеркнуто.— Е. А.) беспоповское учение о тайнах и принятии от еретик поморского сочинения, руководство московских преображенцев, в лист письменная 273 л. с вырезанными по местам листа­ми»; л. 2 об.; «Сочинена сия книга на Преображенском кладбище Серге­ем Семеновым Гнусиным»; на обложке нижней крышки; «Сия книга дана Лукою Терентьевичем Семену Козмину (далее стерто.— Е. А.) сыну», ниже карандашом: «Сия подпись подлинная Семена Кузьмина, старшого отца Преображенского кладбища»113. Рукопись попала на Рогожское кладбище в составе библиотеки белокриницкого архиепископа Антония (Шутова)114, беспоповца по происхождению и бывшего казначея Преображенского бо­гаделенного дома115, о чем свидетельствует характерный, с черной рамкой, ярлык его собрания: «№ 342. По кат(алогу) Ар(хиепископа) Ан(тония) № 748». Глава 96 этой части Пандекты носит историографический харак­тер и содержит историю Курженского собора и «Сказание о страдании и о скончании священномученика Павла Коломенского», в данном кон­тексте предстающего духовным родоначальником Преображенского бо­гаделенного дома. Источниками главы выступают «История России, печ. 1795 лета, часть 1, стр. 71, часть 2, стр. 4», а также многочисленные выпи­ски из известного труда Андрея Иоаннова Журавлева. На полях этой гла­вы размещены подробные комментарии читателя-поповца, опровергаю­щего положения Гнусина116. Сокращенный вариант этой главы находится в сборнике «Статьи С. С. Гнусина»117, а более подробный и с теми же ссыл­ками, а также на «Виноград Российский» — в «Красном уставе»118. В дру­гих более поздних списках четвертой части «Пандекты» этот текст исклю­чен119. История и бытование Сказания о Павле Коломенском в круге ли­тературы федосеевского согласия, несомненно, должны стать предметом специального исследования120.

Напомним, что в полемическом сочинении против Гнусина со ссылкой на его собственную стихотворную загадку указывается год создания «Пан­декты» — 1810, вероятная дата завершения сочинения.

Старообрядцы так характеризовали фундаментальные труды Гнусина: «Единым от премудрейших духовным правителем Сергием Симеонови­чем собрана богодухновенная книга Новая Пандекта на нынешняя по­следняя самовластная лета от 256 книг священных книг (так!) и от внеш­них, от которых оная книга Пандекта, яко прекрасными и различными цветы лепотне уряженная, святей соборней и апостольстей церкви, яко венец, всеговейно поднесенная она имеется в 4-х книгах и разделяется на 9 частей. Во всех же 4-х книгах глав 655, листов 1579. Чтущие сию ду­шеполезную книгу Пандекту именуют составившаго оную вторым Злато­устом: якоже той изъясни сыновом господствующия тогда святыя церкви священныя словеса, тако и сей чадом гонимыя на последнее время путь спасения показа. Сим же премудростным и учительным отцем и иныя книги составлена быша как противу новолюбцев, такожде и во отраже­ние самобрачников и прочил»121. Действительно, «Новая Пандекта» неод­нократно переписывалась122, ее фрагменты включались в сочинения дру­гих авторов123, известный настоятель Преображенского кладбища XX в. М. И. Чуванов124 исследование о «Пандекте» избрал в качестве вступитель­ного доклада в Русское библиографическое общество125. В последнее вре­мя трудами Гнусина занимались современные деятели староверия из Лат­вии В. Э. и Ю. Э. Юнги.

В то же время, по состоянию на сегодняшний день, практически не со­хранилось оригиналов сочинения и настоятельно требуется их разыска­ние и изучение. В «Дневных дозорных записях» сохранилось свидетель­ство, что почерк Гнусина «довольно одинаков, почему скоро можно узнать» и «писанные им книги и тетради отличаются искуснейшим подражанием древнему печатному шрифту»126. Однако автографы писателя пытался вы­явить архимандрит Никанор, однако безуспешно («для нас же пока ав­тограф Гнусина неизвестен»)127. На сегодняшний день с известной долей уверенности мы можем говорить как об автографе Сергея Семеновича только в отношении Книги об антихристе128, оставшейся совсем вне поля зрения архимандрита Никанора, наряду с другими трудами Гнусина, по­священными толкованию Апокалипсиса и пониманию образа антихриста.

В начале XIX в. был создан и бытовал в среде старообрядчества круг эсхатологических сочинений, представляющих собой интеллектуальную реакцию на возвышение личности Наполеона и его нашествие на Россию.

Значительное влияние на полемику тех лет оказал Иоганн Генрих Юнг-Штиллинг (1740-1817)129, пришедший к выводу, что события во Франции сопоставимы с библейскими пророчествами о конце света и свидетель­ствуют об их исполнении. Эти наблюдения нашли отклик в высших кру­гах Германского союза, Юнг-Штиллинг был приглашен во дворец герцо­га Баденского, где произошло его знакомство с Александром I, увлекшим­ся новыми эсхатологическими идеями. Сочинения немецкого мыслителя «Победная повесть христианской религии»130 и «Угроз Световостоков»131 переводятся на русский язык и приобретают значительную популярность. Идеи Юнга-Штиллинга, и особенно заключение, что Наполеон — это по­следний антихрист, оказались очень близки староверам132.

Наиболее ревностным последователем немецкого мыслителя, как выясняется, был С. С. Гнусин, перу которого принадлежит написанный около 1820 г. вышеупомянутый объемистый труд «Книга об антихристе в 4-х частях, нарицаемая Глубина премудрости Божией или Откровение тайны Божией». Авторство Гнусина указано в описании Егоровского со­брания, но имеющаяся в рукописи запись: «Подобно же писанное в тол­ковании же многочисленных отцов. Собрание и труды многогрешного И. Е. (под титлами.— Е.А.) и в то ж лето 1820»133 не помогает в опреде­лении авторства. В то же время оформление рукописи с изображениями христиан, грешников, семиголового зверя, антихриста, сидящего на тро­не, а также характерный почерк, явно авторская правка в ряде мест — все это может свидетельствовать, что перед нами предполагаемый авто­граф Гнусина134.

Основные ее части — «Слово св. и прп. отца нашего Ефрема Сири­на о антихристе протолковано многими свв. отцы» и «Слово мч. Ипполи­та, папы Римского в толковании же многих свв. отцов». Для толкования положений этих известных в православии сочинений С. С. Гнусин при­влекает широкий круг источников (более трехсот) — сочинения Иоан­на Златоуста, Иоанна Дамаскина, Исаака Сирина, Дионисия Ареопагита, Василия Великого, Максима Пелопонесского, Климента Александрийско­го, Нила Сорского, Димитрия Ростовского, Стефана Рязанского, пустозерских узников и многих других.

Принципы построения своего труда Гнусин объясняет в предисловиях; в первом: «Во оном предшествии ничего не обретается своего писания, кроме св. отец учения. Сим подобием всю книгу писати неотменно надо». «Следовательно, что в пророчествах темно и непонятно, стараться надо прояснять и проразумевать чрез сличение с ясным и понятным по связи исполнившихся пророчеств с настоящими и будущими обстоятельствами»135.

И во втором: «Во оном предуведомлении много есть и своего сочинения согласующегося всему Священному Писанию на нынешнее время»136.

Авторские размышления наиболее последовательно проявляются в «Явлении, или Сказании, како опасно зело разумети подобает слове­са о антихристе духовно, а не чувственно», в котором Гнусин раскрыва­ет свой основополагающий принцип понимания антихриста: «мы духов­но понимаем прелесть»; «кто же без испытания послушает словес Писа­ния и приемлет все так как, напечатано, тот нелепые мнения возыме­ет»137. Достаточно отчетливо авторский подход звучит в 3-й части — «Ка­талоге избранным словам о Антихристе», символическом толковании от­дельных слов и понятий Апокалипсиса, и в 4-й «Против дерзающих креститеся третицею». В основных частях — Толкованиях на слова — автор солидаризируется с высказываниями «новых», или «внешних», авторов, прежде всего Юнга-Штиллинга: «а как явится такой монарх или завое­ватель, который стремиться будет ко всемирному обладанию и соединит в лице своем духовную власть со светскою, дабы иметь возможность ис­требить христианскую веру, и хитростию или силою достигать будет сей цели, то сей монарх будет зверь, владычествовати прежде всего в Риме, но уже не из моря, а из бездны, понеже одушевлен будет духом противничьим, духом отступничества, равным образом и вселенского блудничества»138. Слова св. Ефрема «Егда паки себя являет яко Бог в при­видениях страшных» и «Многи поклоняющиеся перед зверем и вопиющия и глаголющия, яко еси Спаситель наш» С. С. Гнусин комментиру­ет следующим образом: «Напоследок означается, кто именно поклонни­ки его, а именно те, кои в христианстве находятся, но не вписаны в кни­гу животную агнца заколенного, сиречь основывающие спасение свое не на законе и помощи сего агнца, но на собственных своих делах и до­бродетелях, поскольку и собственно зверь есть дух самовольства, само­управства и властолюбия. И паки зверь есть земная власть, стремящая­ся к господствованию над всем миром, над всем человечеством вместо Бога и творящая себе поклонников»139. И хотя очевидно, о каком прави­теле идет речь, но имя его упоминается только один раз — как маргина­лия и перевод комментария переводчика, что именно «в сем 1809 году ни позже, ни раньше Наполеон схватил новообращенного папу и при­соединил Рим к Французской империи»140. Совпадало мнение Гнусина и «нового учителя» и о путях познания конечных судеб мира: «Когда же будущее закрыто иносказаниями и образными выражениями, то, конечно, воля вышнего есть, чтобы оно до времени не было известно, а как сие разуметь, то будущее откроет»141.

С. С. Гнусин был автором и другого труда — «Толкования на Слово 105 о антихристе при. отца Ефрема Сирина»142. В данном сочинении ис­пользован выше приведенный прием: в качестве толкования мыслей прп. Ефрема приводятся мнения разных авторов. Как пишет в письме, обра­щенном к составителю труда, Иван Михайлович143, «с сердечным удоволь­ствием видел все места того слова, доселе мне непонятными и темными бывшия, мне открытыми и чрез посредство доводов из прочих мест Свя­щенного Писания изъясненными. Сия книга здравыми и зрелыми рас­суждениями, яко сладчайшими плодами обогащается преизобильно ис­тинными, от божественного Писания доказательствам и украшается пре­изрядно»144. В толковании на Слово прп. Ефрема также, хотя и в меньшей степени, цитируются труды Юнга-Штиллинга, в частности «Угроз Световостоков»: «Змий низверженный с небеси употребляет людей к своему на­мерению и побуждает их учредить монархию, сообразно его духу, и соб­ственное его царство составляющую: дух змея есть своевольство, незави­симость от Бога, совершенное самолюбие — господство над всем миром. Одним словом самость». Далее толкователь без раздумий присоединяется к мнению, что новое лжепросвещение, основателями которого были Воль­тер и Руссо, «есть точно дух змия и зверя из бездны»145.

Видимо, увлечение «внешним» учителем не всеми старообрядцами приветствовалось и разделялось. Один из читателей этого труда, уже упо­мянутый Иван Михайлович вместе с сыном, задает вопрос о возможности разрешения следующего парадокса: «Во многих местах вами приводятся свидетельства от внешних авторов, за что по правилам свв. отец многия и потязуют, а паки напротив сего удивительно, что вси церковные учите­ли сами пренаполнили в священных книгах от внешних учителей и самых еллинских мудрецов свидетельствами». И получает ответ, что под «пра­вильное запрещение» могут попасть те, кто «пренебрегая древних новы­ми паче услаждаются» и «приемлют в себе великое подтверждение мыс­лям и нравам», тогда как «надо опираться и на древние и на эллинские свидетельства, и на все разумное»146. Объединяет толкования и духовное понимание: «убо из всей пустыни явление антихристово по всему не дает разума поставити крепко, что чувственное быти по плоти ему рождение по возводному духовному разуму. Потому и действа его вси остаются в та­ком же иносказательном разуме»147. Сочинения «духовномудрствующих», как прошлого, так и нынешнего времени, как правило, не имеют строгой схемы интерпретации событий священной истории. Их авторы стремят­ся к постоянному, все более утонченному толкованию трудов древних ав­торов сочинениями более современных писателей, менее понятных — бо­лее ясными, в чем они усматривали возможность прозревать сокровенный смысл Писания.

«Толкование на Слово 105-е Ефрема Сирина» — самостоятельное сочи­нение в отличие от «Книги об антихристе», круг источников его менее об­ширен, главным образом это Евангелие, Апокалипсис, Соборник, Четьи Минеи, Псалтырь, Книга о вере, Кириллова книга, слова Максима Гре­ка и сщмч. Киприана. В старообрядческой традиции считалось, что имен­но в этом сочинении Гнусин расшифровывает имя Наполеона. На самом деле такой расшифровки в данном произведении выявить не удается, что свидетельствует о предвзятости и необоснованности бытовавших мнений о Гнусине и его трудах.

В этой связи интересно рассмотреть и предположение о Гнусине как ав­торе сочинения «Апокалипсис седмитолковый печатной глава 91 (в неко­торых списках указывается глава 401.— Е. А.) повелением государя царя Иоанна Васильевича о рождении Антихриста и о царствии его. Толкова­ние Иоанна Богослова». Об этом говорится в написанной неизвестным ав­тором и напечатанной Кельсиевым истории Преображенского кладбища со ссылкой на донос Осипова148, однако в настоящее время, когда мы рас­полагаем не только текстом этого доноса, но и комплексом документов, можно с уверенностью сказать, что такого свидетельства в них нет. Воз­можно, оно прозвучало в устных беседах с авторами доносов, содержание которых полностью не вошло в письменные документы расследования. Так, по мнению упомянутого автора истории Преображенской обители, ряд сведений, в том числе о картинах Гнусина, скрываемых за иконоста­сом, впоследствии ненайденных, стал известен из беседы Лаврентия Оси­пова с чиновником Тургеневым, подчиненным князя Голицына149.

Это краткое сочинение, напоминающее выписку и начинающееся сло­вами: «Глаголет Иоанн Богослов: будет вождь лукавый, человек греха, сын погибельный антихрист …», имело широкое хождение во множестве списков конца XVIII — XIX в. В сочинении отмечалось, что антихриста, родившегося от «жены скверной», воспримут «с честию великой церкви земстие, и патриархи и епископы, и иноки и диаконы и весь чин святи­тельский» (мысль о священниках — слугах антихриста неуклонно прово­дится в сочинении автора-беспоповца. — Е. А.) и «богатый чин» (иногда «богатых чин». — Е. А.). Все это указывает на то, что «Апокалипсис седмитолковый» был составлен в беспоповской среде противниками священной иерархии, возможно, обладателями критического взгляда на социальные реалии своего времени. В цитируемом списке сочинения последнее указа­ние о чине богатых сторонников антихриста подчеркнуто и на полях ука­зано: «А бедняки?»150. Объясняются здесь и «три тайны антихристовы»: «это троеперстное знамение, в которое во времена антихриста скроется сам сатана и прельстит весь мир»; священная иерархия «восприимет» его «мерзкий образ и сотворит ему всенощное пение» и «принесет ему дары яко Богу» — фимиам и ладан, свещи, «пение со слезами зело, яко крас­но, сиречь зело пестрое». «Пестрое» в сочинении понимается как «ерети­ческие разногласия». Антихрист же, оказавшись на престоле, установит там свой кумир — «крыж латинский, а по-словенски — крест». Сочинение претендует на «словенское» толкование Апокалипсиса. Истинные христи­ане побегут в горы и вертепы. Рассматривается и участь тех, которые за­няли, с точки зрения автора, двойственную позицию: «каково во антихри­стовой купели крестившемся и возможно ли тако веровати в Бога наше­го Исуса Христа». Возможно, речь идет о спасовцах, которые в то время принимали крещение в синодальной церкви, там же венчались, но покой­ников отпевали сами, тем самым пытаясь скрыть свое старообрядческое вероисповедание151.

Списки названного сочинения отличаются незначительными разноч­тениями: перестановкой или пропуском отдельных частей. Наивную исто­рическую нелепость в названии сочинения было указано в 60-х гг. XIX в. в комментариях к Окружному посланию152, вызвавшему полемику в сре­де последователей белокриницкой старообрядческой иерархии: «Никогда такого сочинения не было напечатано в XVI веке». Там же отмечалось, что в Апокалипсисе не может быть 401-й главы, эта священная книга не могла толковаться «словенской речью», а потому «Семитолковый апокалипсис» составлен не Иоанном Богословом, «а от некоего вседерзостного баснослова». В одном из списков сочинения имеется ремарка: «Сей апокалипсис не седми толковой, а седми плутовой»153. Текст Апокалипсиса был пред­ставлен в качестве одного из наиболее «опасных», ведущих к заблуждени­ям, сочинений в «Прошении черниговских слобожан старообрядцев в Мо­сковский Духовный совет с приложением 10 тетрадей беспоповцев 7 ян­варя 1862 г.»154. Таким образом, старообрядцы-поповцы, последователи белокриницкой иерархии, решительно отделились от полемики об анти­христе, а текст «Седмитолкового апокалипсиса» был фактически запрещен Окружным посланием.

Самое предварительное сопоставление сочинений, с достоверно­стью связанных с именем С. С. Гнусина, с «Седмитолковым апокалипси­сом», несомненно, показывает, что последнее не может быть его произве­дением, прежде всего с точки зрения его историко-богословского содер­жания. Приписать же ему такое «опасное» для того времени сочинение с выраженной социальной окраской и противоиерархической направлен­ностью означало подвергнуть его серьезной угрозе. На основании имею­щихся в нашем распоряжении источников можно выдвинуть предполо­жение, что противники Сергея Семеновича вообще не были знакомы с его сочинениями об антихристе.

Подводя итоги, можно сказать, что этот конфликт не только выявил характер отношений внутри согласия в связи с попыткой части прежних единомышленников изменить церковно-бытовые традиции, но и окон­чательно определил дальнейшую судьбу взаимоотношений федосеевцев и поморцев, позволивших себе в спорах резко полемические выпады. Ста­ла очевидна и действительная позиция государства по отношению к ста­рообрядцам в последние годы царствования императора Александра I, которая в целом считалась относительно либеральной и уравновешенной для последователей старой веры.

Настоящая статья представляет лишь первоначальный этап исследо­вания жизненного пути и деятельности Гнусина. Его творческое наследие нуждается в дальнейшем глубоком изучении. Значение и роль настоятеля Сергея Семеновича столь велики, что могут стать ключом к воссозданию истории и духовного наследия всего старопоморского согласия.

Примечания

  1. 1Красный устав. Б. м., б. г. Л. 324 (второго счета). «Красный устав» — ста­рообрядческое название; архимандрит Никанор называет его «Литографирован­ным старообрядческим уставом». Это уникальное церковно-бытовое руководство составлено было, судя по всему, вскоре после 1883 г. по соборным постановлени­ям, в том числе и собора 1883 г., посланиям и установлениям знаменитых «перво­бытных московских отец». Источниками «Красного устава» явились: «Отеческие завещания в 60 главах», «Отеческие письма», или послания, в двух частях, «име­ющие в себе более 300 глав о различных духовных делах в разныя страны», пре­жде всего его первая часть; «Книга о христианском житии, приличном настояще­му лютому времени и бедствующему в духовных делах человечеству, в коей имеет­ся 75 глав о различных потребах христианских, како их за неимением священного лица простолюдину исправлять и сие все подтверждено доводами от Священно­го писания» (Красный устав. Л. 284-284 об.), а также фрагменты сочинения Сер­гея Семеновича «Новая Пандекта». Сочинение «О христианском житии» состави­тели «Красного устава» связывают с именем Трофима Ивановича, «настоятеля кинешемских стран, списателя книжицы христианского жития, в нетлении обрета­ющегося» (Там же. Л. 350). Все эти сочинения, как и сам «Красный устав», пред­ставляются ценнейшими источниками по истории и вероучению «сообщественников» московского Преображенского богаделенного дома, требующими всесторон­него изучения и научной публикации.
  2. 2Любопытный П. Словарь и Каталог или библиотека. М., 1997. С. 106-107 (ре­принтное издание). Павел Онуфриев Любопытный, он же Платон Львович Светозаров (1772 — 17 июня 1848) — старообрядец поморского согласия, историограф, составивший Словарь, ставший на долгие годы основным источником биографи­ческих данных о многих деятелях беспоповских согласий староверия.
  3. 3Вот лишь некоторые примеры: Андреев В. В. Раскол и его значение в народ­ной русской жизни. СПб., 1870. С. 157, 254, 351; Ивановский Н. И. Критический разбор учения беспоповцев о церкви и таинствах. Казань, 1892. С. 329, 330; Лива­нов Ф. В. Раскольники и острожники. Т. 4. СПб., 1873. С. 49, 50, 106, 107; История Преображенского кладбища // Сборник правительственный сведений о расколе / Сост. В. Кельсиевым. Вып. 1. Лондон, 1860. С. 42-43, 48-55; Яхонтов Николай. Бе­седа православных со старообрядцами, бывшая 2 февраля 1889 г. в селе Бори­совском // Владимирские епархиальные ведомости. 1889. № 10. С. 284-285; Ниль­ский И. Ф. Семейная жизнь в русском расколе: Исторический очерк раскольниче­ского учения о браке. СПб., 1869. С. 357-366, 375-390.
  4. 4О жизни и деятельности самого архимандрита Никанора (в миру Николай Павлович Кудрявцев) известно немного. Согласно сведениям благотворительно­го фонда «Русское православие», он «родился в 1883 году, единоверец, постри­жен в монашество и рукоположен во иеромонаха, много лет был настоятелем Ни­кольского единоверческого монастыря, хиротонисан в Москве в 1921 г. во епи­скопа Богородицкого (единоверческого), викария Московской епархии. Скончал­ся 30 октября 1923 г. от чахотки. Похоронен в Москве на Семеновском кладби­ще, могила почитается многими верующими, постоянно заказываются панихи­ды и литии» (http://www.ortho-rus.ru [эти сведения могут быть недостоверными]). В 1935 г. Моссовет постановил ликвидировать кладбище, но еще более 30 лет оно разграблялось. Окончательно закрыто в 1966 г. См.: Рябинин Юрий. Последние камни Семеновского кладбища (http://www.moskvam.ru/2003/07ryabinin.htm). Из­вестно также, что Николай Павлович Кудрявцев был сыном священника церк­ви св. Николы Большой Крест на Ильинке, разрушенной в начале 30-х гг. Учил­ся с 1895 г. в Заиконоспасском духовном училище на Никольской улице, был дружен с одноклассником Николаем Звездинским, будущим священномучеником, епископом Дмитровским Серафимом (1883-1937), происходившим из семьи старообрядцев-беспоповцев. Его отец, Иоанн Гаврилович Бонефатьев, пришел из Солигалича в Петербург, где присоединился к синодальной церкви с наимено­ванием Звездинский, был определен на должность чтеца при храме на Волко­вом кладбище в Петербурге, женился на дочери единоверческого священника, принял духовный сан и получил назначение во Ржев. С начала 1880-х гг. служил в Москве, вскоре был назначен благочинным всех единоверческих храмов (см.: Московские епархиальные ведомости. 2000. № 12. С. 28-38). Очевидно, будущий епископ Богородский с детства был хорошо знаком с единоверческой средой. В дальнейшем, по завершении курса LXIV Московской духовной академии (1905-1908), Кудрявцев был оставлен при ней профессорским стипендиатом. На пред­ыдущем курсе LXIII (1904-1908) был выпущен магистрантом Павел Александро­вич Флоренский (1882-1937), по поводу одного из трудов которого Н. П. Кудряв­цев написал резкую рецензию (см.: Никанор, архим. Рец. на кн.: Столп и утвержде­ние Истины: (Опыт православной теодицеи в двенадцати письмах), свящ. Павла Флоренского. М.: Путь, 1914. 812 с. // П. А. Флоренский: Pro et contra. СПб., 2001. С. 314-352). В примечаниях к данной публикации указано: «Архимандрит Ни­канор (в миру — Н. П. Кудрявцев) — о его жизни не осталось сведений». Приво­дится краткий список его трудов, в том числе: Разбор учения беспоповцев о ду­ховном священстве. М., 1913; Суждения о расколе. М., 1914 (Там же. С. 780). Также сокурсником о. Павла Флоренского был оставленный при МДА для полу­чения профессорского звания Сергей Иванович Голощапов (1882-1937) — друг Н. П. Кудрявцева, будущий священномученик, одно время по приглашению ар­химандрита Никанора служивший без зачисления в штат в Никольском едино­верческом монастыре. См.: Игумен Дамаскин (Орловский). Мученики, исповедники и подвижники благочестия РПЦ XX столетия. Тверь, 2002. Кн. 7. С. 250. Списки выпускников Московской духовной академии см.: сайт Александра Бовкало http:/ www.petergen.com.
  5. 5Никанор, архим. Гнусин // Русский биографический словарь. Т. 5. М., 1916. С. 398-408. Репринт: М., 1995.
  6. 6Там же. С. 398.
  7. 7ГИМ. Собр. Хлудова, № 346. Первая половина XIX в. 4°. 163 л.
  8. 8В этом смысле не представляет исключения биографическая статья о на­стоятеле в старообрядческом календаре: [без автора] Наставник Сергий Симео­нович Гнусин // Церковный календарь на 2001 г. христиан древлеправославно-кафолического исповедания и благочестия старопоморского согласия. [М., 2000]. С. 88-89. Также вызывает недоумение недавнее издание Рижской Гребенщиковской старообрядческой общины: Преподобного Отца нашего Ефрема Сирина Слово 105-е О антихристе (Толкование). Рига, 2006. По словам издателей, оно представляет собой «сокращенный смысловой перевод славянской рукописи и не претендует на научную точность», является «продолжением и дополнением к вышедшей в старообрядческом издательстве «Третий Рим» (М., 2004) книги «Зер­цало таинств и конца всемирного», составленной тем же автором» (имеется в виду С. С. Гнусин, в справке о котором приводится весь набор сведений, исходящих от его противников). Вольное обращение как с сочинением Ефрема Сирина, так и с толкованиями С. С. Гнусина, а также немотивированное включение в творчество последнего неисследованного «Зерцала таинств» свидетельствуют, к сожалению, о недостаточно внимательном отношении современных издателей к святоотеческо­му и историческому наследию.
  9. 9Описание сборника см.: Попов А. Описание рукописей и каталог книг цер­ковной печати библиотеки А. И. Хлудова. М., 1872. С. 628-629.
  10. 10В указатель В. Г. Дружинина включено дважды: Дружинин В. Г. Писания русских старообрядцев. СПб., 1912. С. 351, № 317; С. 300, № 82 (приведены дру­гие списки). В создании сочинения принимал участие В. Ф. Монин, см.: Юхименко Е. М. Поморское староверие в Москве и храм в Токмаковом переулке. М., 2008. С. 42-45.
  11. 11Дружинин В. Г. Писания русских старообрядцев. СПб., 1912. № 396. С. 365.
  12. 12Там же. С. 251, № 1 (других списков нет).
  13. 13Там же. С. 251. № 2 (других списков нет).
  14. 14Там же. С. 250 (других списков нет).
  15. 15Об этих сочинениях и их создателях подробнее см.: Юхименко Е. М. Помор­ское староверие в Москве… С. 31-32, 42-44, 47.
  16. 16Содержание «Картины» подразделяется на 31 раздел, часть из которых описывают ее изображения, а другие излагают «истории» из жизни Сергея Семе­новича с внутренним подразделением на параграфы в виде ссылок и надписей, имеющих собственную сквозную нумерацию. Указания на листы рукописи ГИМ, Собр. Хлудова, № 346 приводятся внутри текста.
  17. 17Все перечисленные сочинения хорошо известны исследователям старооб­рядчества. Речь идет об основополагающих вероучительных документах федосеевского согласия, в составлении которых, судя по всему, принимал участие и С. С. Гнусин, за исключением загадочного, приписываемого ему сочинения, неиз­вестного и архимандриту Никанору, под названием «Сова» с аналогичной, как бу­дет показано в тексте далее, картиной. Просматривая сочинения Сергея Семено­вича, мы не нашли какой бы то ни было аналогии. Возможно, это риторический прием его противников, которые использовали любые средства для дезавуирова­ния настоятеля, привлекая для этого даже символы мистического арсенала, с яв­ным намеком на связь настоятеля с потусторонними силами. Известно, что симво­лика совы амбивалентна: она символ не только мудрости, но и сил мрака и смер­ти. Сову не раз изображал Иероним Босх (1450-1516). На полотне «Корабль ду­раков» корабль символизирует церковь, но на нем пируют вместе с мирянами мо­нахи и монахини, аллегорически представляющие целый букет пороков: чревоу­годие, распущенность и вожделение. Его мачта пустила побеги, и в их гуще сидит сова — символ зла. См.: http://art.gothic.ru. На рисунке Босха с условным названи­ем «У леса уши, у поля глаза …» (нидерландская пословица с моралью — «… поэто­му я молчу») сова олицетворяет силу нового знания. В центре композиции — пор­трет или даже автопортрет (если вспомнить, что bosch по-голландски «лес») в виде высохшего древа, в дупле которого угнездилась сова. Латинская надпись вверху рисунка гласит: «Несчастны те, кто занимает творческую мысль (ingenium) лишь тем, что изобретено, не изобретая ничего нового». См.: Соколов М. Н. Время и место. Искусство Возрождения как перворубеж виртуального пространства. М., 2002. С. 98. Известно также, что «в Средние века сову, которая, тайно гнездясь в храмах, не только пачкала их своим пометом, но, как полагали, еще и пила мас­ло из лампад, связывали с целым рядом смертных грехов (в том числе Ленью, Обжорством и «сугубо птичьим» грехом Похоти), считая ее к тому же вестником смерти. Уже в христианском искусстве периода поздней античности сова служи­ла аллегорическим изображением земного сумасбродства» (http://deja-vu4.narod.ru). У славян сова наделялась демоническими свойствами, а в брачной символи­ке выступала как символ вдовы или старой девы (http://newacropolis.org). В народ­ной традиции сова иногда называлась «Божа мать»; более распространены злове­щие коннотации этого символа, в частности, в Западной Галиции бытовало пове­рье, что сова не может видеть света, поскольку происходит от дьявола («Народная библия»: Восточнославянские этиологические легенды / Сост. и комм. О. В. Бело­вой. М., 2004. С. 191-192. № 410). Крик совы в одних случаях мог предвещать не­счастье, в других — исход родов и рождение ребенка. По другим поверьям кости совы могли предохранять дом от черта, а совиное сердце, положенное на сукон­ный плат слева от спящей женщины, могло ее заставить признаться в неверности мужу. — Райан В. Ф. Баня в полночь. Исторический обзор магии и гаданий в Рос­сии. М., 2006. С. 191-192, 408. Но в то же время от античности до Гегеля «сова Ми­нервы», безусловно, обозначала верховную мудрость. Таким образом, оппоненты Гнусина выдвигали аллегорическую трактовку его личности, что не было харак­терно для старообрядческой традиции.
  18. 18Речь идет об основоположнике раннехристианской гностической ереси Се­вере, последователи которого отрицали Ветхий Завет и воскресение плоти, отка­зывались от любого общения с женщинами, считал, что женщина — это тоже дело рук Сатаны, поэтому все те, кто вступает в брак, тем самым сотрудничает с Сата­ной. Признавали Евангелие, но толковали его по-своему. Критиковали апостола Павла, отвергая его Послания и не принимая Деяний. См.: Афонасин Е. В. Гносис. Фрагменты и свидетельства. СПб., 2008. С. 54-55.
  19. 19В Апокалипсисе, в посланиях к малоазийским церквам, обличаются ере­тики, которые именуются николаитами. Свое название они получили от одно­го из семи диаконов, упоминаемых в книге Деяний Святых Апостолов (Деян. 6: 5), — Николая Антиохийца; рассматривали материю как зло, поэтому развивали практическое учение об умерщвлении плоти и возвышении свободы духа. Сви­детельства о николаитах можно найти у св. Иринея Лионского, Тертуллиана, Климента Александрийского. Николаиты — предшественники гностиков, пред­принявших попытку «дополнить» христианство восточными религиозными ве­рованиями и греческой философией. (Откр. 2: 24). См.: Словарь. Ереси. Никола­иты — http://www.pravoslavie.by.
  20. 20Речь идет о последователях дуалистического религиозно-философского учения восточного происхождения (Месопотамия), получившего свое наимено­вание от основателя мистика и проповедника Мани (в греческой форме Манес, 216 — между 274-279), что значит «дух» или «ум». В основе манихейства лежит дуалистическое вероучение о борьбе добра и зла, духа и материи. Спасутся души светлого происхождения, погибнут — темного, а все тела упразднятся. Все это вело к обязательной аскезе: воздержанию от мяса, вина и брака. Манихеи высту­пали сторонниками докетизма — учения о призрачности тела Христа. Все апо­столы и посланники Христа, а также иудеи и язычники являлись проводниками злого, материального мира, а потому извращали христианское учение. См.: Таевский Д. А. Христианские ереси и секты I-XXI вв.: Словарь. М., 2003. С. 112-113; Афонасин Е. В. Гносис. Фрагменты и свидетельства. С. 255-259.
  21. 21Маркион Синопский (80-155) в 144 г. основал свою общину; основатель маркионизма, первый из великих ересиархов-гностиков; считал, что Бог Ветхого Завета не может быть тождественен Богу Нового Завета. Первый — суровый, же­стокий, второй — благой. В связи с этим допускал существование двух Христов. В отношении Христа придерживался докетических взглядов о его призрачной сущ­ности. Образовал из книг Священного писания свое Евангелие, в основе которо­го было Евангелие от Луки, и свой апостольский кодекс из 10 посланий ап. Пав­ла. В общине проповедовался крайний аскетизм вплоть до отрицания брака. См.: Болотов В. В. Лекции по истории древней церкви. М., 1994. Т. 2. С. 226-230. По мнению Е. В. Афонасина, Маркион не был настоящим гностиком, поскольку в его учении не просматривается «следов гностической мифологии», а также «учения о спасении избранных по природе», в то же время «многие особенности его системы находят место в истории гностицизма». Этика последователей Маркиона — маркионитов была подробно исследована Климентом Александрийским в «Строматах». Маркион считал человеческую природу неисправимо испорченной, «поэто­му полный аскетизм необходим для спасения души». См.: Афонасин Е. В. Антич­ный гностицизм. Фрагменты и свидетельства. СПб., 2002. С. 260-270.
  22. 22Ориген (около 185-253 или 254), христианский теолог, философ и ученый представитель ранней патристики. Перечень его сочинений включает около 2000 названий. Разрабатывал доктрину о трех смыслах Библии — «телесном» (букваль­ном), «душевном» (моральном) и «духовном» (философско-мистическом), которо­му отдавалось предпочтение. Доктрина Оригена об аскетическом самопознании и борьбе со страстями оказала сильное влияние на становление монашеской ми­стики, а его система понятий использовалась при построении церковной догмати­ки. У Оригена впервые встречается термин «богочеловек». Его осуждали за «ере­тические» мнения, объединявшие христианское вероучение с тезисами античной философии. В 543 г. Ориген был объявлен еретиком в эдикте императора Юсти­ниана I. Он оказал влияние на многих средневековых мыслителей. Интерес к его учению значительно возрос в XX в. См.: Аверинцев С. С. Ориген // БСЭ. Т. 18. М., 1974. С. 508.
  23. 23Ессеняне — очевидно, речь идет о ессеях (также эсены, есены), которые на­званы по аналогии с «феодосиянами» — как иудейская секта появляются в 152 г. до н. э.; одна из крупных общин, насчитывавшая в 1 в. по Р. Х. свыше 4000 чело­век, находилась в Кумране; во главе общин стояли священники, поддерживалась строгая дисциплина, в отличие от ортодоксального иудаизма они уважали безбра­чие, что связано с верой в близость последней схватки «сынов света» с «сынами тьмы», ожиданием скорого Суда и кончины мира. Ессеняне вели замкнутый образ жизни. Их воззрения оказали влияние на раннее христианство и проповедь Ио­анна Крестителя. Гностические учения, привлеченные в обличение С. С. Гнусина, объединяют идеи крайнего аскетизма, отрицания брака, свободного толкования вероучения, в чем, прежде всего, обвинялся и Гнусин. Полемисты обнаруживают весьма основательное знание гностической традиции.
  24. 24См. сноску 20.
  25. 25Север или Севир — см. сноску 18.
  26. 26Приведены следующие ссылки: «страница 468. В слове Манесе, начертание церковной истории века 2, страница 61».
  27. 27В следственных документах и в литературе не раз упоминается о картине, описанной с большей или меньшей подробностью, на которой дьявол вкладывает души в только что родившихся младенцев. Возможно, в данном случае дьявол за­менен совой как один из его возможных символов? Хотя в других случаях не раз упоминается бес.
  28. 28Речь идет об Иване Иванове из Астрахани (1694-1784), создателе «значи­тельных, благочестия исполненных 14 вопросов тоже ко всей астраханской церк­ви староверов о разных церковных предметах, назидающих оную и доставляю­щих ей образование и красоту» (Любопытный П. Словарь и Каталог или библио­тека … С. 52-53). Об Иване Ивановиче Астраханце и его 12, а не 14 вопросах гово­рится и у Н. И. Костомарова (Костомаров Н. И. История раскола у раскольников // Вестник Европы. 1871. Т. 2. Кн. 4. С. 508). Часть вопросов касалась брака, в част­ности, что необходимо брать основанием для заключения брака: согласие родите­лей или новобрачных, или как поступать в случае браков, возникших между по­морцами и последователями других согласий. Костомаров приводит слова Любопытного о том, что эти «вопросы произвели немалый соблазн, потому что решить их никак не сумели»
  29. 29Хвальковский А. В., Юхименко Е. М. Поморское староверие в Москве // Старо­обрядчество в России (XVII-XX вв.). Вып. 2. М., 1999. С. 318-319.
  30. 30Любопытный П. Словарь и Каталог или библиотека … С. 23.
  31. 31Мнения Никифора Петрова отличались известной широтой: не следует пи­тать вражды к иноверным, с ними можно иметь сообщение, крестить их детей, до­пускать в моленную, кадить их ладаном, давать свечи для погребения. Он также допускал ношение любого платья, за что и был назван «модным старообрядцем» (см.: Костомаров И. И. История раскола у раскольников … С. 531).
  32. 32Надеждин К. Споры безпоповцев Преображенского кладбища и Покров­ской часовни о браке. СПб., 1865. С. 60-61. Автор анализирует это сочинение по рукописи Публичной библиотеки по отделению бракоборных сочинений № 30. В Сборнике РНБ Q. I. № 274, состоящем из тетрадей, часть из которых имеют вну­тренние номера: 34, 42 и др., с сочинениями против брака, с л. 57 начинается со­чинение под названием «Федосеевка девственница старообрядка в собственном своем лице. 1837 г.». Состав сочинения следующий: (Выписка) Из Златоуста; К познанию. Любопытный читателю! От собственного твоего обозрения или от каго-либо наслышан, что вера девственная федосеевых; Гл. 1. О еретиках бракоборцах прежде бывших и о их учении; Гл. 2. Сходство учения; Гл. 4. (так!) Пло­ды седмиглавого общества; Гл. 5. Собственное изображение девственницы федосеевки в стихах; Гл. 6. Важности злодеяний уставов бракоборных (в стихах); Гл. 7. Воззвание св. отец; Стихера глас 7 самогласен (л. 78 об.). На обороте пустого ли­ста надпись: «Сия книга глаголемая Девственница принадлежит Григорию Лари­онову Гранцову. 1838 г. Майя 15 дня». Данная тетрадь в настоящее время не име­ет внутреннего номера, но, возможно, могла его иметь.
  33. 33Т. е. вошь.
  34. 34Деяния московского федосеевского собора, бывшего в августе 1883 г. // Братское слово. 1884. Т. 2. С. 96-97.
  35. 35Лист с машинописным текстом, завершающийся характерной подписью Заволоко, был вложен в список главы Пандекты «О тайне покаяния. О еже что есть покаяние» (список XIX в.) — ИРЛИ. Колл. Заволоко, № 57. В этой биогра­фии достоверные сведения переплетаются с ложными, но глубоко укорененными мнениями, сформированными доносами «новоженов».
  36. 36См.: ЦИАМ. Ф. 16 (Канцелярия московского военного генерал-губернатора). Оп. 2. Д. 109. «О перемене мещанином Гнусиным имени и отчества»; Оп. 31. Д. 3. «О разногласиях старообрядцев Преображенского богаделенного дома при вы­боре попечителей. 1816-1817 гг.»; Д. 5. «О злоупотреблениях раскольников федосеевской секты. 1820 г.»; Д. 9. «О произведенном расследовании по случаю воз­никших в 1816 г. споров при выборе попечителей в Преображенском богаделен­ном доме. 1820-1823 гг.»; Д. 45. «Об отправлении в Соловецкий монастырь мо­сковских раскольничьих наставников Гнусина и Федотова и об установлении пра­вил для Преображенского богаделенного дома. 1822-1829 гг.». Хочу выразить ис­креннюю признательность В. Н. Анисимовой, обратившей мое внимание на по­следнее дело.
  37. 37См.: Агеева Е. А. 1) Библейские источники сочинений старообрядческого пи­сателя первой трети XIX в. С. С. Гнусина // Библия и европейская литературная традиция: Мат-лы XXXIV междунар. филол. конф. СПГУ. (14-18 марта 2005 г.). СПб., 2006. С. 67-74; 2) Гнусин Сергей Семенович // Православная энциклопе­дия. Т. 11. М., 2006. С. 638-639; 3) «Знаменитыя обители единый от премудрейших духовный правитель» — к 250-летию со дня рождения отца Сергея Семеновича Гнусина (1756-27.06. 1839, Соловки) // Старообрядец. 2006. № 36. С. 17. № 37. С. 19.
  38. 38Хочу выразить глубокую благодарность Е. М. Юхименко за разыскания в фондах ГИМ.
  39. 39В ИЗО ГИМ благодаря любезности Н. А. Перевезенцевой был выявлен портрет, скорее всего, наставника Преображенского кладбища Сергея Яковлеви­ча (ГИМ 66983 И I 788). На лицевой стороне по обе стороны от головы персона­жа крупными буквами черной краской на темном фоне написано: «Сергий Яков­левич». На обороте надпись чернилами полууставом: «Сергий Яковлевич Гнусин». Как ни заманчиво счесть изображенного старообрядца С. С. Гнусиным, ви­димо, следует отдать предпочтение надписи на лицевой стороне полотна. Перво­начально портрет был большего размера, затем холст по краям был обрезан. По­этому расположенные слева свиток и перо с чернильницей оказались слишком близко к краю портрета. На этом свитке читается надпись: «Братия моя, имей­те смирение, любовь и долготерпение, и Бог мира …». На втором свитке (справа) написаны цитаты из Посланий апостолов Иакова (Иак 5: 9) и Петра (2 Петр 3: 10). — Прим. ред.
  40. 40ЦИАМ. Ф. 16. Oп. 31. Д. 3. Л. 140-147 об.
  41. 41Макар Андреевич Андреев — московский купец, от имени и за подписью которого подавались многие прошения. Биографическими сведениями о нем мы не располагаем. Не упоминается он и у Павла Любопытного. Возможно, Андре­ев был своего рода «ширмой», за которой скрывался Осипов, инициатор событий, наоборот практически никогда не подписывавший петиций.
  42. 42Лаврентий Иванович Осипов (1762-1825), согласно небеспристрастному «Словарю» Павла Любопытного, называется «славным членом феодосианской церкви, ревнителем благочестия и законной правды, громко поправшим студное бракоборство и галилейскую ересь, и боровшимся долговременно за право исти­ны посредством высшего начальства в Москве и Петрополе с буйством и суеве­рием феодосиан» (Любопытный П. Словарь и Каталог или библиотека … С. 106). На его могиле на Преображенском кладбище была следующая эпитафия: «По­хвального ума, спокойствием советник, /Все в мудрости любил, почтенный патриот./ Был страждущим покров, невинности защитник./ Святыню чтил. Натуру славил. Друг сирот./ Заслуга в нем. Медали, ленты отличали — Владимир,/ Анна, Александр их украшали» (Сморгунова Е. М. Два века московского Преображен­ского некрополя: материалы из архива М. И. Чуванова // Мир старообрядчества. Вып. 2. Москва старообрядческая. М., 1995. С. 208. № 649).
  43. 43О нем см.: Любопытный П. Словарь и Каталог или библиотека … С. 104. Иногда Ивану Федотову (1771-21.VI. 1839) приписывалось, очевидно, прозви­ще Таровитый или Тароватый, но в документах оно не встречается. О его жизни и деятельности сохранилось очень мало свидетельств. Любопытный его называ­ет, конечно, «редким изувером», «ужасным бракоборцем», а также «феодосианской церкви в Москве нарочитым членом» и указывает только дату рождения.
  44. 44О Ефиме Ивановиче Грачеве (ум. 22.10.1818) сохранилось крайне мало све­дений. Его портрет с подписью «Ефим Грачев — один из основателей Преобра­женского кладбища» см.: Церковный календарь христиан древлеправославно- кафолического исповедания и благочестия старопоморского согласия на 2001 г. [М., 2000]. С. 92. Вклад Е. И. Грачева и его роль в жизни кладбища от­части раскрыта в данной статье.
  45. 45Алексей [Никифорович] Никифоров — попечитель ПБД, умер в 1820 г. Портрет см.: Там же. С. 90.
  46. 46Красиков Алексей Терентьевич (1759-13.08.1819), московский купец 2-й гильдии (у Чуванова: московский мещанин), родной брат настоятеля Преображенского кладбища Луки Терентьевича Красикова (1735-24.09.1818), автора по­сланий, вошедших в сборник «Отеческие письма»).
  47. 47Красный устав. Л. 327-327 об. (второго счета).
  48. 48Там же. Л. 328-329 (второго счета).
  49. 49За принятие приговора от одной стороны «стряпчему было учинено заме­чание» (ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 31. Д. 3. Л. 1 об.).
  50. 50Граф Тормасов Александр Петрович (1752-1819), московский военный гу­бернатор (30-31 августа 1814), московский главнокомандующий (31 августа 1814 — 30 октября 1816), московский военный генерал-губернатор (30 октября 1816 — 13 ноября 1819). При нем после пожара 1812 г. быстро отстроилась Москва, как благодетель он упоминается в «Красном уставе» (Л. 330). О нем см.: Москва сто лет назад. М., 1997. С. 41-43.
  51. 51ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 31. Д. 3. Л. 143.
  52. 52Там же. Л. 143. В подлинном рапорте городского головы коммерции со­ветника и кавалера М. И. Титова генерал-губернатору А. П. Тормасову называет­ся число 40, что, наверно, больше соответствует действительности. Также отме­чается, «что часть из них из других вер», но Грачев «по значительности своих по­жертвований в пользу общества, а также по большому превосходству голосов дей­ствительно заслуживает внимания» (Там же. Л. 56-56 об.).
  53. 53Там же. Л. 144 об.
  54. 54Там же. Л. 146 об.
  55. 55Сборник правительственных сведений о раскольниках … С. 42-43.
  56. 56ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 31. Д. 3.Л. 1 об.-12 об.
  57. 57Там же. Л. 134-136.
  58. 58Там же. Л. 95 об.
  59. 59В доносе Осипова отмечалось, что призреваемые запуганы и слепо выпол­няют волю попечителей.
  60. 60Там же. Л. 95-97. Подписи членов старообрядческого общества на л. 97-103 об.
  61. 61Титов Михаил Иванович, коммерции советник, купец 1-й гильдии, город­ской голова в 1814-1819 гг., 15 декабря 1815 г. был переизбран на второй срок. См.: Москва сто лет назад … С. 78.
  62. 62ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 31. Д. 3. Л. 59-66.
  63. 63ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 31. Д. 9. Л. 19.
  64. 64Васильев В. Организация и самоуправление федосеевского общества на Пре­ображенском кладбище в Москве // Христианское чтение. 1887, Ч. 2. С. 588-615.
  65. 65Министерство было образовано 24 октября 1817 г. О его организации см.: Кондаков Ю. Е. Государство и православная церковь России: эволюция отношений в первой половине XIX в. СПб., 2003. С. 191-215.
  66. 66Структура МВД оставалась без изменения до 1810 г., до того времени, ког­да после учреждения Госсовета был издан манифест «О разделении дел по ми­нистерствам», который предусматривал создание специального Министерства полиции; его фактическим управляющим был С. К. Вязьмитинов (1749-1819), в 1802-1808 гг. первый военный министр России.
  67. 67Кочубей Виктор Павлович (1768-1834) — известный государственный дея­тель, единомышленник императора Александра I, при учреждении министерств ему было поручено Министерство внутренних дел, которым он управлял до 1812 г., а затем с 1819 по 1825 г. После смерти С. К. Вязьмитинова граф Кочубей пред­ложил упразднить непопулярное Министерство полиции и вернуть полицию в подчинение МВД.
  68. 68Агеева Е. А. Волково кладбище // Православная энциклопедия. Т. 9. М., 2005. Л. 233-235.
  69. 69ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 31. Д. 9. Л. 1-1 об. Опубликовано: Собрание постановле­ний по части раскола. СПб., 1875. С. 63-65; Васильев В. Организация и самоуправ­ление … С. 591-592.
  70. 70Голицын Дмитрий Владимирович (1771-1844) — московский военный генерал-губернатор (6.01.1820-27.03.1844), герой войны 1812-1814 гг.
  71. 71В. Васильев называл их «особыми сыщиками» (Васильев В. Организация и самоуправление … С. 593).
  72. 72ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 31. Д. 45. Л. 1 об.
  73. 73Там же. Ф. 16. Оп. 31. Д. 9. Л. 7 об.
  74. 74Там же. Л. 16.
  75. 75Там же. Л. 23. Возможно, Гнусин действительно первоначально скрывался в разных домах, поскольку при дознании оказалось, что он пришел в моленную Папулина только за два дня до своего ареста. Некоторые новые подробности о купце Н. А. Папулине, содержателе моленной и богаделенного дома, содержатся в статье молодого костромского исследователя Ильи Наградова (см.: Наградов И. Вся власть у Папулина // Родина. 2006. № 6. С. 60-65). Автор упоминает вскользь о Гнусине и, используя малодостоверное, требующее проверки, сообщение местной прессы кон­ца XIX в., считает, что Папулин якобы получил за сокрытие Гнусина огромную сум­му 100 тыс. руб. На самом деле это не соответствует ни принципам старообрядче­ской благотворительности, ни взаимоотношениям между общинами, что явствует, например, из посланий Преображенских настоятелей Папулину: «Милостивый го­сударь наш и благоприятель, Николай Андреевич» (ГИМ. Собр. Хлудова. № 167. Л. 108-109 об.). Данная сумма возникла, а затем и возросла, видимо, от многократ­ного пересказывания слов попечителей ПБД, якобы упрекавших чиновника Тур­генева в поимке Гнусина: «Если бы сказали, что Вам нужны деньги, то мы дали бы 50000 руб.» (История Преображенского кладбища. С. 51). Как увидим ниже, Турге­нев участия в аресте Гнусина не принимал.
  76. 76Плакатным назывался паспорт, выдававшийся людям податных сословий для отлучек с постоянного места жительства. Паспорт, вид на жительство или пла­кат, как иногда говорили, С. С. Гнусина представлял собой лист сероватой вержированной бумаги размером в 4°, на котором была напечатана и отчасти вписана следующая информация: «По указа его Величества Государя Императора Алексан­дра Павловича Самодержца Всероссийского и проч. и по опубликованному в на­род плакату объявитель сего отпущен в разные российские города для собствен­ных своих нужд и промысла от нижеписанного числа впредь на три года, то есть 1824 г. августа по 24 число, по прошествии которого нигде ему не жить, а явить­ся в сей город и сей пашпорт представить в городское общество, и для того на за­ставах господам, кои команду имеющих, как до тех городов пропускать и обратно пропускать его без задержания. Дан Московского градского общества за подписа­нием присутствующего (с) приложением онаго гражданского общества печати ав­густа 24 дня 1821 г. Московский мещанин Панкратьевской слободы. Сергей Семе­нов Гнусин приметами он: росту среднего, лицем бел, глаза серые, волосы на го­лове и бороде темно-русые с проседью и плешив, году ему 65 лет, холост. Заочно во второй раз пошлину 30 руб. взято. [Подписи помощника и письмоводителя ти­тулярного советника неразборчивы.] (ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 31. Д. 9. Л. 49).
  77. 77На вержированном листе с филигранью «Pro Patria», размером в 4°, свиде­тельство следующего содержания: «Дано сие из дома Московского градского об­щества московскому мещанину Панкратьевской слободы Сергею Семенову Гнусину в том, что он по силе Высочайшего Манифеста о 7 ревизии, в 20-й день июня 1815 года состоявшегося, о семействе своем, состоящем в 1 душе мужского пола и — (прочерк. — Е. А.) женского пола, в Доме Градского общества сказку подал де­кабря 22 дня 1815 г. Выборной Козма Баклышов». Заверено печатью с гербом Мо­сквы (Там же. Л. 44).
  78. 78На серой вержированной бумаге в 4°, квитанция № 2467: «1816 года июня 20 дня по указу его Императорского Величества в Доме Московского Градско­го общества принято с московского мещанина № 230 Панкратьевской слободы Сергея Семенова Гнусина на платеж подушных денег и со складочными по при­говорам на 1816 — 15 и 1817 — 15 и 1818 — 15, а всего 45 руб.». Подписи (Там же. Л. 45); квитанция № 1048 на 1819, 1820, 1821 гг. — 39 руб. (Там же. Л. 46); квитанция № 1974 на 1822-1824 гг. — 27 руб. 60 коп. (Там же. Л. 47); № 2996 на 1814-1815 гг. — 24 руб. (Там же. Л. 48); квитанция б/н на 1813 г. — 12 руб. (Там же. Л. 50).
  79. 79Можно выделить три версии происхождения Гнусина: по его рассказу он был «дворовым человеком помещика Осокина Оренбургской губ., Белебеевской округи» (ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 31. Д. 9. Л. 41.), по сведениям МВД — принадлежал отставному гвардии прапорщику Гавриле Осокину (Там же. Д. 45. Л. 9). Про­тивники считали, что Гнусин «по жительству его в Оренбургской Губ., на заводе Осокинском — писарь» (ГИМ. Собр. Хлудова, № 346. Л. 122 об.), т. е. на Нижне-Троицком железоплавильном заводе той же губ. помещика И. П. Осокина.
  80. 80Ряд, где торговали кожами. Известны были казанские юхотники, или ко­жевенники.
  81. 81Помытчик — охотник, натравливающий ловчую птицу на жертву.
  82. 82Высочайший Манифест был выпущен в честь мира с Францией.
  83. 83Богаделенный дом в Коломне был устроен на средства Ивана Федотова по образцу московского на Преображенском кладбище. Это было известно след­ствию, разыскивающему И. Федотова как сподвижника С. С. Гнусина, а также в связи с тем что петербургская комиссия по Волкову кладбищу установила, что «книги с картинками о браках и о царях, помазанниках Божьих, изданные Гнусиным, доставлял в Петербург Иван Федотов, скрывавшийся в разных местах, про­живая в Коломне, где он в тамошней моленной был хозяин, но большей частью находился в Москве и ныне (середина 1822 г. — Е. А.) проживает в доме Стукачева» в Преображенском (ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 31. Д. 45. Л. 6 об.).
  84. 84Село Писцово Нерехтского у. Костромской губ. (ныне Комсомольского р-на Ивановской обл.) — родина И. А. Ковылина. Рядом в селах Киселеве и Сере­де (ныне г. Фурманов Ивановской обл.) находились фабрики первого почетного члена общины московского Преображенского кладбища Г. К. Горбунова.
  85. 85ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 31. Д. 9. Л. 41-42 об.
  86. 86ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 31. Д. 47. Л. 1-4 об. «О раскольниках в г. Коломне».
  87. 87Там же. Л. 17-18. 2 января 1823 г. управляющий МВД В. П. Кочубей реко­мендовал следить за коломенскими старообрядцами, колокол отобрать, но не счи­тал нужным уничтожить обитель и моленную. Они существовали и в 1832 г., строе­ния умножились и украшались, призреваемых женщин было до 150 и 15 мужчин, «из коих начальниками почитаются Иван и Симеон Савины» (Там же. Л. 27-29).
  88. 88Следовательно, обер-полицмейстер лично выполнял это поручение.
  89. 89ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 31. Д. 45. Л. 40.
  90. 90Там же. Л. 12.
  91. 91Там же. Л. 2-3. Отмечалось также, что трое настоятелей, последующих Гнусину, умерли, остался один Федотов (Там же. Л. 9 об.).
  92. 92Там же. Л. 6 об.
  93. 93Там же. Л. 12.
  94. 94Там же. Л. 12 об.-13 об.
  95. 95Там же. Л. 13 об.-14 об. В деле сохранились и сопроводительные докумен­ты — конверт надписанием: «Господину Коменданту Швартгольмской крепости № 837 с препровождаемым арестантом Федотовым» (Там же. Л. 32) и письмо: «Поместить в один из номеров вверенной Вам крепости, производя ему по усмо­трению Вашему безнуждную пищу. О принятии сего человека и о том, сколь­ко потребуется денег, уведомите. Граф В. Кочубей» (Там же. Л. 32а-32а об.). Аналогично был подписан конверт на имя коменданта Шлиссельбургской крепо­сти с препровождаемым арестантом № 836 Гнусиным. Вложенное в него письмо не имело приписки о пище и количестве необходимых денег (Там же. Л. 33-33а). Разрабатывались для Гнусина особые условия или же все было указано в письме, касающемся Федотова, неизвестно.
  96. 96ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 31. Д. 45. Л. 43-43 об.
  97. 97Там же. Л. 29.
  98. 98Там же. Л. 30.
  99. 99Там же. Л. 64.
  100. 100Известно, например, о таком более чем годовом устройстве в 1780-1781 гг. «покоя» для «одного секретного колодника», т. н. «бывшего Пушкина» — капита­на Сергея Пушкина, определенного в отдаленную крепость за изготовление ин­струментов для делания фальшивых ассигнаций. См.: Фруменков Г. Г. Узники Со­ловецкого монастыря. Архангельск. 1970. С. 81-83.
  101. 101Дневные дозорные записки о московских раскольниках / Сообщ. А. А. Ти­товым // ЧОИДР. 1892. Кн. 1. Отд. 1. С. 16.
  102. 102Близкие версии о картинах Гнусина, перевезенных в Москву, см. в публи­кации Е. М. Юхименко. В этом рассказе важным представляется свидетельство о погребении Гнусина в знаменитом Топозерском скиту (Максимов С. В. Год на се­вере // Куль хлеба: Рассказы и очерки. Л., 1987. С. 408). Федотов, согласно М. И. Чуванову, был погребен на Преображенском кладбище: «Иоанн Федотов (страда­лец) 21.VI.7347-1839. Соловки» (Сморгунова Е. М. Два века московского Преобра­женского некрополя … С. 197. № 79).
  103. 103ИРЛИ, Причудское собр. № 65. Л. 43.
  104. 104Никанор, архим. Гнусин … С. 407.
  105. 105Нильский И. Ф. Семейная жизнь в русском расколе. С. 277, 282-283.
  106. 106Упоминание об этом находится в Сборнике PHБ.Q. I. 274. Л. 254. На л. 243-263, согласно внутренней нумерации, под № 28 содержится «История о об­новлении молитвенного храма, что в Москве в Покровской улице в доме общеси­ротского поморского согласия и о попечительности строителей и о подвизех их против феодосиано-кавылинской скопы». В этом сочинении речь идет, главным образом, о возобновлении храма после 1812 г., в одном из полемических отсту­плений говорится о поручении, данном Ковылиным казанскому стрельцу Миха­илу, «написать из дошедших к ним о браке и молении царского величества книг екстрат, который противу писания лжесловесием натянули было лук, но немощнии, кроме помощи сильных, препоясашася силою писания, сотроша казанскую главу, и лук сильных феодосиян изнеможе». И. Ф. Нильский, разбирая «экстракт», не связывает его с именем Гнусина (см.: Нильский И. Ф. Семейная жизнь в русском расколе … С. 277, 282-283).
  107. 107РГБ. Ф. 98. № 898. Л. 1-1 об. Лука Терентьевич, знаменитый наставник Преображенского кладбища, родом из села Спасского Малоярославского уезда Калужской губернии, автор многочисленных посланий в Мологу, Углич, Сара­тов, Тамбов, Пронск, Малоярославец, Коломну, Сибирь, участвовал в подготов­ке прошения 1808 г. После смерти Ковылина при старшем отце Сергее Яков­левиче имел право определять наставников в иногородние общины. Большин­ство московских федосеевцев ходило к нему на исповедь. Его брат Алексей Те­рентьевич также автор посланий в Малоярославец, обративший многих в федосеевство, скончался в 1819 г. (см.: Красный устав. Л. 323; История Преображен­ского кладбища // Сборник правительственных сведений о расколе, составленный В. Кельсиевым. Лондон, 1860. Вып. 1. С. 34-35; Сборник из истории старообряд­чества / Изд. Н. И. Поповым. Т. 1. М., 1864. С. 156, 161).
  108. 108РГБ. Ф. 98. № 898. Л. 1 об. Ч. 1. «О браках новоженских». Ч. 2. «Возраже­ния» (Там же. № 899). Обе рукописи в описи собрания Е. Е. Егорова датирова­ны «около 1805 г.»; на самом деле это список конца XIX в.
  109. 109ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 31. Л. 58. Выписки из книги Гнусина о браке и «о хри­стианах брачующихся» входят в документ под названием «В деле Преображенско­го богаделенного дома уважены резоны», где перечисляются положения доносов брачников, а также собраны выписки из законодательства разных лет о браке (Там же. Л. 54-57).
  110. 110Костомаров Н. И. История раскола у раскольников … С. 534-535.
  111. 111Никанор, архим. Гнусин … С. 404.
  112. 112В настоящее время хранится: РГБ. Ф. 247. № 385. Полуустав, 2°, 215 л. Зна­чительная часть листов вырезана (см. Дружинин В. Г. Писания … С. 468).
  113. 113Семен Козьмич — настоятель Преображенского богаделенного дома. О нем см.: Красный устав. Л. 334; Деяние московского федосеевского собора в 1883 г. // Братское слово. М., 1884. Т. 2. С. 149; Феодосий, еп. Раскольничий «па­триарх» в Полтаве // Тр. Полтавской ученой архивной комиссии. Вып. 3. Полта­ва, 1907. С. 3-16.
  114. 114Езеров А. В., Канаев Д. Н. Антоний Шутов // Православная энциклопедия. Т. 2. М., 2001. С. 653-654.
  115. 115В связи с чем необходимо привести рассказ известного деятеля Павла Прусского о том, что «на Преображенском кладбище хранились как величайшая драгоценность рукописные книги под названием «Новые Пандекты» в 10 частях, собранные знаменитым наставником Сергеем Семеновым Гнусиным, собственной его руки. Один из кладбищенских отцов по имени Зиновий, живший на родине во Владимирской губернии, взял Пандекты с собой на прочтение. Об этом как-то забыли, и так как книг на кладбище не было, то и пошла молва, что Андрей Лари­онов Шутов увез их с собой за границу. Похищение такой драгоценности смути­ло преображенцев. Один из них прибегал к (Семену) Кузьмичу и требовал, чтобы вернули казначея, иначе он донесет генерал-губернатору». Срочно послали пись­мо в Киев, где еще находился Шутов, а вскоре книги обнаружились (см.: Павел, архим. Воспоминания об Антонии Шутове // Братское слово. 1883. Т. 1. С. 29-30). В Рогожском собрании РГБ представлена еще одна рукопись несомненно федосе­евского происхождения; РГБ, Ф. 247. № 388 «О шестой тайне, законном браце», XIX в. [сочинение бракоборца], также из собрания архиепископа Антония, но ка­талогу его собрания № 751 (см.: Дружинин В. Г. Писания … С. 477).
  116. 116Пример комментария последователя белокриницкой иерархии: «Феодосияне и протчие им подобные имуть у себя чин мужицкий, а составили чин креще­ния наподобие иерейского, такожде чин исповеди мужицкой, наподобие иерей­ского. Такожде и браку чин, обручению и венчанию мужицкому и действуют по­добно иереям сим ложным чином, кто как выдумал. Однако мнятся тоже их па­стыри вязать и разрешать» (РГБ. Ф. 247. № 385. Л. 184).
  117. 117РГБ. Ф. 98. № 1354. Л. 1-11 об. (второго счета). Первая половина XIX в.
  118. 118Красный устав. Л. 295-303 (второго счета).
  119. 119БАН. Собр. Чуванова. № 8, последняя четверть XIX в.; № 9, последняя четверть XIX в.; ИРЛИ. Собр. Заволоко. № 57, третья четверть XIX в.; РГБ. Собр. Егорова. № 1382, середина XIX в.; № 1387, конец XIX в.; № 1914, вторая полови­на XIX в.
  120. 120Сборник (ИРЛИ. Причудское собр. № 151. «Цветник» Спиридона Потемки­на), написанный в 1897 г. искусной мастерицей Настасьей Семеновной Тихониной, также содержит «Сказание о страдании и скончании святаго священномученика Павла епископа Коломенскаго и укреплении древлеотеческой православной хри­стианской веры». Нач.: «Грядем умно жалости и слез достойно к сказанию осмыя тысящи 162 года, с Никонова патриаршества». Материалами о Курженском соборе, речь о котором идет в Сказании о Павле Коломенском, занимался известный зна­ток старины причудец А. Л. Мурников. Распространение этого сочинения в Причудье — одном из важнейших центров старопоморства — также свидетельствует об особой значимости деяний легендарного собора и личности епископа Павла Ко­ломенского для формирования исторической памяти федосеевского согласия.
  121. 121Красный устав. Л. 284 об.-285 (второго счета).
  122. 122Выявление и атрибуция списков продолжается. Тома Пандекты, наряду с Толкованием на Слово 105 Ефрема Сирина и Отеческими завещаниями, в XIX в. переписывались неоднократно. РГБ. Собр. Егорова. № 1914 содержит в одном томе все 9 частей Пандекты, БАН. Собр. Чуванова. № 8 — богато орнаментиро­ван. Фрагменты Пандекты входят в сборники, напр.: БАН. Собр. Чуванова. № 6.
  123. 123См., например, ГИМ. Собр. Хлудова. № 343, 346.
  124. 124Г. П[оташенко]. Михаил Иванович Чуванов // Барановский В., Поташенко Г. Староверие Балтии и Польши: Краткий истор. и биогр. словарь. [Вильнюс], 2005. С. 450-451.
  125. 125См.: Иващенко Н., Коршунова Н. Собиратель // Альманах библиофила. 1985. № 18-19. С. 128, 142. Хочу выразить признательность Н. Г. Денисову за указание на эту работу.
  126. 126Дневные дозорные записки о московских раскольниках // ЧОИДР. 1885. Кн. 2. Отд. V. С. 11.
  127. 127Никанор, архим. Гнусин … С. 403.
  128. 128РГБ. Ф. 98. № 906. 4°, 588 л.
  129. 129В молодости Юнг-Штиллинг был портным, углекопом, разнорабочим. Увлекшись чтением философских трудов, он сблизился с Гете, закончил медицин­ский факультет, стал преподавать в нескольких немецких университетах. О нем см.: Пыпин А. Н. Религиозные движения при Александре I. СПб., 2000 (по указа­телю имен).
  130. 130Немецкое издание 1799 г., русский перевод: СПб., 1815.
  131. 131Немецкое издание 1806 г., русский перевод: СПб., 1815.
  132. 132Наполеон и старообрядцы // Церковь. 1912. № 34. С. 810.
  133. 133РГБ. Ф. 98. № 906. Рукопись 1818-1820 гг. Л. 247 об.
  134. 134Другой автограф эпистолярного характера опубликован в данном издании Е. М. Юхименко.
  135. 135РГБ. Ф. 98. № 906. Л. 12-12 об.
  136. 136Там же. Л. 13.
  137. 137Там же. Л. 27.
  138. 138Там же. Л. 62 об.
  139. 139Там же. Л. 74.
  140. 140Там же. Л. 92.
  141. 141Там же. Л. 32.
  142. 142РГБ. Ф. 17. № 7, рукописный сборник 1906 г., 2°, 288 л. В копиях писем отца и сына Стукачевых, переписанных в этом же сборнике, имеется дата — 30 апреля 1821 г. Предположительно сочинение можно отнести к 1818-1820 гг.
  143. 143Иван Михайлович Стукачев — известный и авторитетный федосеевский деятель, вместе с сыном Макаром Ивановичем занимался сохранением и отчасти распространением наследия С. С. Гнусина. Об этом свидетельствует значительное число списков гнусинского Толкования на слово 105 Ефрема Сирина с добавлени­ем писем Стукачевых, что привело к появлению во второй половине XIX в, свое­го рода сборника устойчивого состава.
  144. 144РГБ. Ф. 17. № 7. Л. 265-265 об.
  145. 145Там же. Л. 58.
  146. 146Там же. Л. 283 об.-284 об.
  147. 147Там же. Л. 57 об.
  148. 148Гнусин «написал богопротивный и богоотступный пандект, Седмитолковый апокалипсис, распространил его в народе, многократным переписыванием». См.: Сборник правительственных сведений о расколе … С. 42.
  149. 149Там же. С. 50-51. На полях многих документов помещены многочислен­ные мало разборчивые пометы: «от Макарова постараться узнать …» или: «Долж­но узнать непременно причины перемены имени, почему ушел от Шапошнико­ва, под каким теперь именем» (ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 31. Д. 9. Л. 35, 36 об.), многие из которых практически не читаются, но могут содержать версии и факты собы­тий, выявленные в ходе опросов.
  150. 150РГБ.Ф.212 (Собр.Олонецкой духовной семинарии). № 62. Л. 151 об.-162 об.
  151. 151См.: Ageeva Е. A., Robson R. R., Smiljanskaja Е. В. Старообрядцы спасовцы: пути народного богословия и формы самосохранения традиционных обществ в России XXстолетия // Revue des Etudes slaves. 1997. T. LXIX. Fasc. 1-2. P. 101-117.
  152. 152Окружное послание. Устав и Омышление / [Изд. Н. И. Субботина]. Б. м., б. г. С. 19-20.
  153. 153РГБ. Ф. 344 (Собр. П. П. Шибанова). № 96. Л. 14.
  154. 154РГБ. Ф. 594 (Собр. Г. Г. Юдина). № 28. Л. 110-113.
Серпуховская купчиха А.В. Мараева
17 Авг
Люди

Серпуховская купчиха А.В. Мараева как хозяйка и благотворительница(по документам и устным воспоминаниям)

Данное сообщение не ставит собой глобальной задачи – дать полный очерк жизни и деятельности серпуховской почетной гражданки Анны Васильевны Мараевой (1845–1928). Наша цель гораздо скромней – зафиксировать некоторые черты ее деловой и благотворительной деятельности. Изучая древнерусскую часть знаменитой коллекции, некогда принадлежавшей Мараевой нам приходилось знакомиться с некоторыми документами, связанными с бывшей владелицей, довелось общаться с прямыми потомками Анны Мараевой, а так же с потомками лиц, знавших ее. Естественно, в документальных и нарративных источниках нас интересовала информация о деле, эстетических пристрастиях и религиозности, свойственных А.В. Мараевой. Время неумолимо движется вперед, хранителей исторической и семейной памяти становится все меньше, поэтому фиксация устных воспоминаний становится более чем актуальной и в отсутствие документальных источников в некоторой степени заменяет последние.

Напомним, что серпуховская 1-й гильдии купчиха Анна Мараева являлась заметной деятельницей российского староверия конца XIX – начала XX вв. Она была хозяйкой текстильных предприятий в Серпухове и уезде, ей принадлежала недвижимость в Москве, Серпуховском и Тарусском уездах, она входила в число благотворителей Преображенского старообрядческого монастыря в Москве. Научному сообществу ее имя известно благодаря уникальной коллекции западноевропейской и древнерусского искусства, именно она была владелицей знаменитого Пустозерского сборника с автографами протопопа Аввакума и инока Епифания.

Документальных источников, касающихся деятельности А.В. Маревой и ее предприятий в научном архиве Серпуховского историко-художественного музея сохранилось немного. По всей видимости, многое из документации погибло при пожаре на бумаготкацкой фабрике в 1919 г., который произошел после национализации имущества Мараевых. Утрате документов и личных бумаг бывших хозяев способствовали и идеологические установки, существовавшие в деятельности музея в советский период его истории.

Сохранившиеся «мараевские» документы из научного архива музея состоят из отдельных бумаг разного характера: это расчетные книжки, переписка владельцев мануфактуры с управляющими, доверенности, квитанции, расходные ведомости, страховые описи имущества.

Ценным источником сведений о деле А.В. Мараевой, в определенной мере восполняющим недостаток интересующей нас информации является составленное врачом Евстафием Михайловичем Дементьевым «Санитарное исследование фабрик и заводов Серпуховского уезда». Оно было опубликовано в 1888 г. В свое время этот труд Дементьева вызвал общественный резонанс, так как в нем были обнародованы многочисленные нарушения в соблюдении условий труда фабричных рабочих. Выход данной работы сигнализировал о грядущих социально-политические катаклизмах.

Данная работа отличается большой информативностью: в ней указывается промышленный профиль учреждений, их месторасположение, перечисляются все фабричные постройки, условия и время найма, количество рабочих, их половозрастное положение, уровень грамотности, происхождение, размер оплаты труда, распорядок рабочего дня, нерабочие дни, наличие жилых помещений, больниц или приемных покоев, бань, ретирад и т.д. Много места в « Санитарном исследовании…» уделено и деятельности мараевской мануфактуры.

Бумаготкацкая фабрика в предместье Серпухова – деревне Заборье и ситценабивная фабрика в пустоши Данки описываются в труде Дементьева каждая по отдельности. Отдельные извлечения из «Санитарного исследования…» приводились и ранее в литературе популярного и краеведческого характера, но без указания источника и преподносились с определенной долей тенденциозности.

Информация о деятельности мараевских фабриках была собрана в марте и сентябре 1884 г. Указаны время основания предприятий: бумаготкацкая фабрика была основана в 1827 г., ситценабивная, красильная и отбельная в 1858г. На фабрике в Заборье трудилось 440 человек, в Данках – 120 человек.

Фабричные помещения в Серпухове занимали около четырех десятин земли, практически все строения были из кирпича, производственный комплекс состоял из двухэтажного ткацкого корпуса, паровой, конторы и магазина, котельной, шлихтовальни, слесарной и столярная мастерских, кузницы, газового завода, спальных помещений для рабочих, приемного покоя для больных, бани для рабочих, пожарное депо, молодцовской, кладовых, амбаров, колодцев и пруда, тут же находился особняк владелицы фабрики.

В Данках производственные здания были частично каменные, частично деревянные, бревенчатые. Они по свидетельству составителя, имели довольно непривлекательный вид. На территории предприятия находились главный корпус, набивная, красильная, сушильня, граверная мастерская, лаборатория, спальни для рабочих, кухня, приемный покой для больных, контора, склад, харчевой амбар. Все здания были расположены в живописной местности, у пруда, питаемого подземными ключами. Неподалеку от фабрики стоял деревянный двухэтажный загородный дом Мараевых, окруженный садом.

Е.М. Дементьев отмечал неудовлетворительное состояние вентиляции в производственных и жилых помещениях на всех производствах, малое число или отсутствие форточек, тесноту, высокую температуру в ряде рабочих помещений. Отмечается, что полы и стены в цехах и спальнях были загрязнены. Как врач, составитель «Исследования» был недоволен состоянием приемных покоев для больных в виду отсутствия необходимых медикаментов и небрежного их хранения, отсутствие постельного белья, на ситценабивной фабрике — самом грязном и нездоровом производстве не было бани, и работникам приходилось мыться в красильных кубах.

Из положительных сторон фабричного быта автор исследования отмечает самый высокий процент грамотности среди рабочих мараевской мануфактуры сравнительно с работниками фабрик и заводов иных владельцев в городе и уезде. Причинами ее автор считает наличие среди рабочих представителей мещанского сословия и ,конечно, значительного числа старообрядцев. Количество нерабочих дней на мараевской мануфактуре было несколько больше чем на соседних предприятиях. Хотя составитель «Исследования…» крайне негативно оценил состояние приемных покоев для больных, он все же отметил, что больные на бумаготкацкой фабрике получали питание с хозяйской кухни. Взыскание штрафов и наказания для провинившихся были нестрогими по сравнению с другими фабриками.

Напомним, что информация, представленная в труде Дементьева относится к 1884 г. Начало 1880-х гг. лично для Анны Мараевой было очень тяжелым временем: в 1881 г. умирает ее свекор Василий Афанасьевич – хозяин предприятия, затем после тяжелой болезни – супруг Нефед Васильевич, на попечении Анны Мараевой остается восемь детей. Кроме того, родственник покойного мужа – московский купец Ф.Ф.Мараев претендует на имущество умершего, начинается многолетний судебный процесс. Естественно, что человеку пережившему горе, имеющему на своем попечении детей не до форточек и чистых полов на фабрике. Тем более что документы более позднего периода свидетельствуют о исправлении которых недостатков в деятельности предприятий. Дело не развалилось, в дальнейшем даже процветало вплоть до нач. 1910-х гг. Происходит увеличение количества работающих на двух фабриках от приблизительно 560-х человек в 1884 г. до 1500 в 1913 г., появилась больничная касса. Средства кассы предназначались для беременных работниц и получивших увечье на производстве работников. Но участники кассы, «болезнь коих вызвана или умышленна», замеченные в драках или уголовных преступлениях не имели права на получение денежного пособия. Касса содержалась на взносы участников и приплат владелицы.

Позднее стараниями владелицы были сооружены спальни для рабочих. Это крупный трехэтажный корпус, стоящий неподалеку от здания Серпуховского музея(бывшего особняка А.В.Мараевой) до сих пор зовут «мараевскими спальнями» или «мараихой». Рядом с ними появились постройки нового приемного покоя и жилья для медицинского персонала. Одновременно со строительством Покровского старопоморского храма возводится здание богадельни (1908-1912 гг., архитектор М.Г. Пиотрович). В отдельно выстроенном корпусе проживали женщины и девицы, не имевшие семьи и знавшие только две дороги – на работу и в моленную, т.н. «векши» или «монашки». Только им поручалось следить за чистотой и порядком в Покровской церкви.

О характере производства, видах продукции можно узнать и благодаря « Прейскуранту на мануфактурный товар мануфактуры А.В. Мараевой в 1887 г». На мануфактуре изготовляли не только ситцы, но и бриллиантин, канифас, бязь, коленкор, зон, ланкорд, миткаль, нанбук, туальденор, критон, армовир разных видов, цветов и оттенков. В 1886 г. были изданы «Правила внутреннего распорядка…» состоящие из 21 пункта. Хотя документ этот является типовым, он в определенной мере отражает и этические установки, отношение к труду владелицы фабрик и за неимением иных документальных источников обладает большой исторической ценностью.

Из «Правил…» мы узнаем, что работы на бумаготкацкой фабрике начинались в 4.30 утра и продолжались до 8 вечера. В течении были перерыв на завтрак(полчаса) и на обед (полтора часа). Накануне Рождества Христова работы кончались в полдень дня, накануне иных двунадесятых праздников и памяти святителя Николы в 4 часа, под воскресенье и иные праздничные дни работы кончались в 6 часов дня, перед Пасхой рабочие распускались на Страстной неделе, но не позднее Великого четверга. Практически такой же распорядок работ существовал и на фабрике в Данках.

Нерабочими днями были все воскресные дни, двунадесятые праздники, Рождество Христово, Пасха и Светлая седмица, Обрезание Господне, два дня масленицы, дни памяти апостола Иоанна Богослова и святителя Николы, апостолов Петра и Павла, Рождество Иоанна Предотечи, праздник Казанской иконы Богородицы (летом и поздней осенью), Ильин день, Происхождение Креста Господня, праздник перенесения Нерукотворного Образа Спасителя, Усекновение главы Иоанна Предотечи, Покров Пресвятой Богородицы, Собор архангел Михаила. Кроме того, на мараевских фабриках не работали и в некоторые дни Великого поста (в частности, понедельник шестой недели).

Правила внутреннего распорядка и поведения были строгими, но необходимыми для правильной и успешной работы предприятий. Запрещалось отлучаться с фабрики без разрешения конторщика или владелицы, возбранялось «приносить вино» во все помещения или являться на работу в нетрезвом виде. Каждый рабочий должен был обращаться с оборудованием аккуратно, содержать станы и машины в постоянной чистоте и опрятности. Естественно, что не дозволялось курить во всех помещениях фабрики и во дворе, кроме установленных мест у печей.

Запрещались буйство, кулачные бои, площадная брань, игры в карты, орлянку или на деньги и вещи. Строго воспрещалось хранить при себе огнестрельное или холодное оружие, «удобовоспламеняющиеся» вещества. Живущие при фабрике рабочие должны возвращаться на ночлег не позднее 10 часов вечера. Предписывалось поддерживать в помещениях чистоту и опрятность, соблюдать тишину, не шуметь, не браниться, не драться и не кричать. За нарушение правил виновные штрафовались «по табели». Жившие на фабрике рабочие снабжались бесплатным жильем, а квалифицированным работникам хозяйка предоставляла ссуду для приобретения собственного жилья рядом с местом работы.

Заработанная плата никогда не задерживалось. Показателен случай, произошедший зимой 1916 г. По дороге на данковскую фабрику грабителями был убит кучер А.В.Мараевой, везший 6000 рублей жалованья для рабочих. Убитый был доверенным лицом хозяйки, и как не тяжело было ей узнать о гибели близкого человека, она тут же связалась с банком, что бы вновь получить необходимую сумму, т.к. работники ждали выплаты жалования. В дальнейшем деньги в Данки присылались в сопровождении вооруженных казаков.

На фабриках Мараевой трудились не только серпуховичи, но жители Тульской и Калужской губернии, в том числе и односельчане владелицы из сельца Топорина Калужской губернии.

Анна Васильевна кроме мануфактурных предприятий фабричного хозяйства держала и свой обиход – огороды, мебельный цех, сапожную мастерскую. С огородов, в частности, в харчевые артели фабричных рабочих поставлялась капуста.

Анна Мараева была истинно верующим человеком и естественно что ее благочестие сказывалось и на всем внутреннем распорядке не только фабрик, но и ее дома-были исключены ругань и сквернословие, хозяйка и домашние соблюдали молитвенное правило- обязательные молитвы утром, перед обедом и перед сном. К подчиненными она относилась ровно и с уважением, «была не строгая, но правильная», помнила свое крестьянское происхождение.

Никогда не забывались и благотворительность – приходящих странников привечали, предоставляя кров и пищу. Милостыня была обязательной частью жизни А.В. Мараевой. В городской фольклор вошли предания о деньгах, которые она разбрасывала с балкона своего особняка на праздники, народ оделялся милостыней и по пути шествия Анны Васильевны в Покровский храм. По воспоминаниям старожилов на Пасху и Рождество работникам фабрик всегда дарился отрез ткани: мужчинам- «на брюки», женщинам – «на сарафан». На Рождество в мараевском доме устраивалась елка для детей рабочих, никто из них, конечно, не оставался без сладкого подарка, сама же хозяйка водила хороводы с детьми.

А.В. Мараева благотворила не только людям лично от нее материально зависимым, она принимала участие и в делах городских благотворительных учреждений. Она состояла членом Серпуховского Общества призрения неимущих, которое открыло в 1884 г. в Серпухове Ночлежный дом, вносила на его деятельность денежные средства и жертвовала продукты питания (солонину и пшено).

Естественно, что Анна Мараева приучала к делам добра своих детей и внуков. Последние участвовали в деятельности Серпуховского Комитета Российского Общества Красного Креста, оказывая этой организации материальную помощь. В годы Первой мировой войны помещения мараевских спален были предоставлены владелицей для 2-ого городского госпиталя Всероссийского союза городов на 100 раненных солдат и нижних чинов. Сохранившиеся документы о работе данного учреждения за апрель и июнь 1915 г. отмечают, что смертей среди пациентов не было. Медсестрами в этом госпитале служили две внучки А.В. Мараевой – В. и Е. Уфимцевы. Среди семейных преданий потомков А.В. Мараевой сохранились сведения о том, что для раненных, которым предстояла ампутация конечностей, на средства мараевского семейства заказывались качественные протезы иностранного производства, для снятия мерок приглашался из Москвы специалист по протезированию.

Напомним, что 1910-е гг. для Мараевых и их дела были одними из самых тяжелых, но это не мешало им заниматься делами добра.

Благотворительностью занимались не только по естественному зову души и требованиям религиозной этики, но и по соображениям престижа.

В архиве музея хранятся и документы – просьбы о вспомоществовании. Первый документ — письмо-факсимиле с вписанным в него именем Нефеда Васильевича Мараева. Оно было прислано с Афона настоятелем « пустынной обители Казанской иконы Божией Матери» иеросхимонахом Герасимом, и в почтительных и лестных выражениях для потенциального жертвователя выражениях испрашивалась о милостыня на устроение иконостаса и росписи, на ремонт протекающей храмовой кровли, на приобретении церковной утвари. В конце послания деловито приложен прейскурант пожертвований за поминовение. Письмо было отправлено в марте 1897 г. на имя купца Н.Ф. Мараева, скончавшегося в 1882 г. Вероятно, отправители письма воспользовались старым адресным справочником, не зная, что адресат давно умер и принадлежал к иной конфессии.

Второе письмо, отправленное в Серпухов к А.В. Мараевой в декабре того же 1897 г., более искренно по содержанию и интонации. Это просьба о помощи в ремонте и украшении Покровской церкви с. Нагавицыно Нижегородской губернии от священника Михаила Васильевича Кроткова и старосты Антипа Кувашева. Авторы письма указывали на крайнюю бедность и аварийное состояние деревянного храма, окруженного «раскольническим населением». Естественно, что просители знали о Мараевой как хозяйке фирмы, производившей известные своей доступностью ситцы, но не подозревали о том, что просят о помощи «раскольницу» – старообрядку старопоморского согласия. Мы никогда не узнаем, была ли послана милостыня на Афон или в Нагавицыно, но письма эти были сохранены А.В. Мараевой, по всей вероятности намеренно, для поддержания престижа ее дела.

С просьбой о материальном вспомоществовании обращались к Анне Мараевой и известные, вполне солидные благотворительные организации, такие как «Санкт-Петербургский попечительный комитет о сестрах Красного Креста, состоящего под покровительством е.и. в. принцессы Евгении Максимилиановны Ольденбургской» более известной как община Св. Евгении. Сохранилось письмо с официальным предложением благотворительного взноса и краткий очерк о деятельности комитета.

Как человек начитанный в Священном Писании и святоотеческой литературе Анна Мараева помнила о пользе милостыни для спасения души, чувствовала себя ответственной за судьбы людей от нее зависящих. Думается, что она хорошо осознавала, что ее богатство не принадлежит ей лично, но как бы вручено Богом как некий талант, который она обязана преумножить не только в материальном, но и духовном плане. Многие из связанных с А.В.Мараевой общим делом и верой были благодарны и признательны ей за работу, за возможность молиться в Покровской церкви, которая была сооружена в 1908–1912 гг. на ее средства и на ее земле.

И выражением этой признательности было то, в августовские дни 1928 года проститься с А.В. Мараевой в Покровский старообрядческий храм пришли в большом количестве ее бывшие рабочие и служащие, по словам очевидцев «провожало ее все Заборье», гроб несли до Серпуховского вокзала, откуда он был отправлен в Москву, на Преображенское кладбище. Тело Анны Васильевны упокоилось рядом с могилами супруга – Нефеда Васильевича и младшей дочери Анфисы. Во многих помяниках серпуховских старообрядцев появилось ее имя.

М.Б. Пашинин
16 Авг
Люди

М.Б. Пашинин. Проекты духовно-просветительской деятельности на территории Московского Преображенского монастыря

В последние годы стал развиваться процесс диалога между Староверием, государством и обществом. Так в 2014 г.при поддержке Историко-Архивного института, Московского краеведческого общества в лице известного историка-москвоведа В.Ф.Козлова «Культурно-Паломническим центром им. прот. Аввакума» были организованы «Первые Ковылинские чтения». Позже в 2016 г в Московском доме национальностей прошла «Международная старообрядческая конференция», где для диалога с властью и обществом собрались представители разных староверских согласий со многих регионов России и Зарубежья. По итогам можно было сделать вывод, что старообрядчество основательно готовится к грядущему юбилею 400-летия прот. Аввакума.

Следующим шагом стал «Всемирный старообрядческий форум», проведенный «КПЦ им. прот. Аввакума» в Доме Русского Зарубежья 1-2 октября 2018 г., который объединил более 200 представителей Староверия всего мира и стал площадкой для обмена информацией о жизни староверов России и Зарубежья, о тех проблемах которые стоят перед Древлеправославием в современном обществе.

Нынешние «II-е Ковылинские чтения» 3 мая 2019 года — продолжение темы сохранения духовного наследия Староверия, в данном случае — традиций беспоповцев России и Зарубежья. Ныне мы живем в период благоприятный для церковного строительства, законы защищают права верующих, произошел определенный положительный поворот со стороны государства в отношении старообрядчества. Положительные изменения происходят и в Московском Преображенском монастыре, где действуют ныне Старопоморская и Поморская общины. Так в этом году произошло воссоединение Поморской общины, которая была искусственно разделена более пятнадцати лет назад. Это событие положительно повлияло на духовный и материальный статус поморского общества. Обе староверские общины восстанавливают те помещения, в которых находился монастырь до революции, а теперь действуют обычные приходы.

С возвратом помещений появились возможности для возрождения духовно-просветительской деятельности общин, что необходимо для проповеди идеалов Староверия. Просветительские проекты можно разделить условно на два направления (хотя они дополняют друг друга).

Первый («внутренний) – это духовное образование причетников и прихожан. Необходимо преподавать «азы», т.е занятия в воскресной школе, а также совершенствовать уровень причетников в изучении церковного устава и пения, наиболее сложных богослужебных дисциплин. Эти предметы требуют системного подхода и регулярных занятий. В настоящее время есть Духовные курсы в Невской общине Санкт-Петербурга, отчасти это решает проблему, но они длятся всего 2 недели в году и не все могут посещать их из-за житейских проблем. Как это было и до революции Преображенское должно быть духовным центром староверов России в дополнение к тем духовным центрам, которые уже существуют в Поморской Церкви (Санкт-Петербург, Рига, Вильнюс и др.) В настоящее время требуется комплексная разработка церковных образовательных проектов в интересах всей Поморской Церкви.

Кроме «внутренней» просветительской деятельности староверы должны вести и «внешнюю», это — следование евангельским словам «Идите и проповедуйте». В течение прошедших столетий общество было лишено объективной информации о Староверии. До революции это было давление господствующей Церкви, после 1917 г. политика государства. Историческая наука давно доказала правоту последователей Старой веры, но эти знания удел относительного небольшого количества историков, деятелей культуры, отдельных исследователей. Пришло время староверам самим донести правду Старой веры до общества. Для этого существуют разные культурно-просветительские проекты, которые могут привлечь как староверов, так и тех кому интересны духовные традиции Древлеправославия.

Культурно-Паломнический центр предлагает несколько проектов для восстановления духовных и культурных традиций Московского Преображенского монастыря. ( В качестве исторического примера хочу напомнить, что в 1920-30-е гг. в Латвии духовным лидером просветительского движения староверов был историк, издатель и общественный деятель федосеевец И.Н.Заволоко)

Используя опыт известной крупнейшей поморской общины в Риге – Гребенщиковской, можно говорить о комплексе культурных проектов, которые дополняют друг друга. Во- первых, это формирование музея Преображенского и в целом беспоповцев России и Зарубежья, во-вторых, создание библиотеки, архива, как бумажного, так и электронного. В -третьих, необходим конференц-зал для проведения просветительских мероприятий: как- то фотовыставки о прошлом и настоящем староверия, конференции по разным аспектам жизни староверия, круглые столы, семинары с привлечением специалистов по истории и культуре старообрядчества. Подобные мероприятия устанавливают системный и регулярный контакт с обществом и с представителями государственной власти.

В-четвертых, нужно организовывать циклы лекций о истории и духовных традициях Староверия. Такой опыт у «КПЦ» уже имеется. Уже 6-й год, проводится в течение двух месяцев для экскурсоводов Москвы курс лекций «Москва старообрядческая», где подобрался замечательный состав преподавателей, многие из них староверы, это К.Я.Кожурин, Д.Е.Мальцева, М.О.Шахов, А.В.Подстригич и др., а также знатоки староверской культуры и истории В.Ф.Козлов, Е.Я.Зотова, Н.В.Литвина и др. Это пример того, что и малыми силами можно добиться неплохих результатов.

Для освоения этих проектов нужно объединения сил всей Поморской Церкви, необходимо содействие и соучастие представителей не только России, но и Латвии, Литвы, Белоруссии и других стран, где проживают поморцы. Необходимо сотрудничать с представителями академической науки, деятелями культуры, музеями, Минкультом, другими представителями государства и общественных организаций. Это должна быть спланированная, системная работа под руководством церковных централизованных организаций. Первым шагом в этом направлении видится создание Попечительского научного совета при Преображенском монастыре для выявления первоочередных задач и составления конкретных планов по духовно-просветительской деятельности и что немаловажно – решения о ее финансировании. Сейчас в предверии 400-летия юбилея прот. Аввакума есть большие возможности получить для этих проектов помощь от государства, но нужно их грамотно сформулировать и вовремя подавать заявки в соответствующие инстанции.

К.Я. Кожурин
16 Авг
География

К.Я. Кожурин. Себежские федосеевцы в борьбе за веру

На территории Себежского уезда, входившего до конца XVIII в. в состав Великого княжества Литовского (сейчас – Псковская область), первые старообрядцы появились еще в конце XVII столетия [1]. Это были переселенцы из Тверской, Псковской и Новгородской земель, не принявшие никоновскую церковную реформу и бежавшие от правительственных гонений за «литовский рубеж». Благодаря близости границы и той легкости, с какой ее можно тогда было преодолеть, в конце XVII–XVIII вв. на территории русско-польского пограничья (конкретнее – Себежский и соседний с ним Невельский уезды) складывается семь локальных групп старообрядцев со своими духовными центрами (две группы в Себежском и пять в Невельском уездах).

Одним из таких центров в Себежском уезде становится федосеевская обитель близ деревни Давыдово (впоследствии – д. Обитель), основанная в 1720-е гг. (после разгрома Ряпинской обители в Дерптском уезде) сыном Феодосия Васильева Евстратом. Старообрядческая община просуществовала здесь до 30-х годов XX века. Другой старообрядческий центр, которому будет посвящена данная статья, находился в деревне Яковлево.

Деревня Яковлево известна как один из центров старообрядчества ещё с конца XVIII века. 2 октября 1826 г. себежский земский исправник доносил витебскому губернатору: «Исполняя предложение Вашего Превосходительства последовавшее ко мне от 26-го минувшего сентября за № 321 имею честь Вашему Превосходительству донести, что в Себежском повете состоят две старообрядческия моленныя в коих оне совершают Богослужение. 1-е. Князя Константина Огинскаго в деревне Яковлеве; 2-е. помещика Ивана Потриковскаго в деревне Обителях и 3-я часовня на кладбище близ деревни Жалобна помещика Александр(а) Молля» [2]. Что касается самого Себежа, то, по донесению себежского городничего, в городе нет старообрядческих моленных, «потому что в обществе города Себежа ни одного старообрятца не состоит» [3].

Во времена николаевских гонений на старообрядцев относительно времени постройки Яковлевской моленной 25 марта 1836 г. было начато особое дело. Строение моленной было осмотрено, о чем сохранился подробный отчет. «1837-го года марта 25-го дня себежский земский исправник и духовный депутат священник Семион Чеботарев, прибыв в деревню Яковлево, помещика Августа Огинского, осматривали состоящею в оной раскольническую моленную, которая по наружному виду оказалась более похожею на какой-либо небольшой дом, ибо оная моленная деревянная рубленная в круглыя углы, вышиною поперечная стена на пятнадцать кроме рассадника, а боковыя стены на шестнадцать венцов, мерою поперечная самой моленной стена десять аршин одна четверть, а длинныя с приделанными к ней сеньми вообще одиннадцать аршин одна четверть, сеней поперечная стена восемь с половиною аршин, при которой стене на двух столбах примостка с небольшими в рассаднике дверьми, в боковой надворной стене в конце сеней крилец простой, входныя двери в моленную равно и ушаки крашенныя, в боковых стенах моленной с одной и другой сторон по одному окну с крашенными наличнами и ставнями, которыя заперты, и в сенях два окна одно посредственное с наличнами и ставнею, а другое небольшое. Моленная и крилец соломою, на каменном фундаменте, выстроена в конце деревни на восток, близ оной наставничьи дом с принадлежащими пристройками, при моленной обнайден деревянный дстный восьми конечный Крест, выкрашенный белою краскою, обитый досками тоже выкрашенными наподобие главы, снятый с моленной; внутреннее ея положение не осмотрено, по случаю тому, что двери оной запечатаны по распоряжению начальства чином земскаго суда с духовным депутатом» [4].

«1837-го года марта 25-го дня в присутствии себежскаго земскаго исправника при духовном депутате ниже поименованныя крестьяна помещика раскольнической секты спрашиваны и показали: родители и родственники наши как мы помним принадлежали к моленной существовавшей помещика Моля в деревне Жолобне, но когда оная неизвестно нам по ветхости или по неудобству, так как от некоторых деревень наших состояла в немалом разстоянии или же по какому-либо другому случаю, уничтожилась; то вместо оной по дозволению земской полиции выстроили таковую 1808-го года в деревни Яковлеве, строителями которой были покойный одновотчинныя деревни крестьяне Герасим Дмитриев и Ермолай Андреев, наставником при ней прежде был Рижский мещанин Иван Архипов, по удалении же его назад тому десять лет, заступил место его прежде бывший крестьянином, а ныне опочецким мещанином Гаврыла Антропов. Колокола ж прежде точно были в упомянутой моленной, но когда таковыя быв забраны бывшим себежским земским исправником Мевесом, то после того более уже оных не было; как только находился один в средине моленной, но без употребления по случаю тому что был разбит, но и сей взят при запечатании моленной…» [5].

По показаниям панцирных бояр Непоротовского войтовства (из новообрядцев), когда построена Яковлевская моленная – они не помнят, но «после бывшего ополчения и прежде нашествия неприятеля в пределы России, то есть 1812 года, на оной моленной был устроен крест деревянный с обивкою досками в виде главы и при оной моленной прежде были колокола…» [6]

К делу приложена также копия удостоверения: «1827 года марта 15 дня мы нижеподписавшиеся Себежскаго уезда разных деревень владельцов Старообрядскаго общества Яковлевской Моленной прихожан по добровольному согласию Опоческаго мещенина Гаврилы Антропьева Могилянцова зная одобрительное в нем поведения Могилянцов и смиренный его нрав прилежность к молитве Божей избрали в духовнаго наставника за благословением при жизни ныне покойнаго Ивана Архипова при Яковлевской Моленной котораго обязанность возлагаем на него Могилянцова. А мы должны с своей стороны приносить ему почтение как духовному но и печись о его благосостоянии по возможности в том и подписуемся» [7].

В 1830 г. Яковлевская моленная была опечатана, однако спустя семь лет, 17 ноября 1837 г., она была распечатана, поскольку ее закрытие было признано незаконным:

«Указ Его Императорскаго Величества Самодержца Всероссийскаго из Себежскаго Уезднаго Суда, Себежскому Земскому Суду, в сем Суде докладовано: Витебское Губернское Правление от 22-го сего мая за № 11447-м, между прочим предписало сему суду, сообразив обстоятельство жалобы прихожан Яковлевской раскольнической моленной касательно устроения оной, приняв во всяком случае, по предмету существования той моленной 48 ст. 4 тома свода законов и о последующем рапортовать. Из находящагося в сем суде дела, о нанесенной священнику Трубковскому обиде явствует, что Яковлевская моленная, по донесению Греко-российскаго духовенства, якобы устроена в недавном времяни, в огромном размере по образу Греко-российских церквей с главами и колоколами, опечатана вследствие требования Полоцкой Духовной Консистории, по Указу Губернскаго Правления и все находящиеся в ней иконы и вещи взяты. На таковое распоряжение прихожана Яковлевской моленной приносили жалобу Губернскому Начальству и Себежскому Земскому Исправнику, поставляя на вид, что моленная устроена назад тому около 30 лет и что бывшия в оной иконы и деньги жертвуемыя. Из произведеннаго дела по сему предмету Земским Исправником обще с духовным депутатом Чеботаревым розысканию открылось, что моленная таковая похожа более на небольшой дом вышиною 15, а шириною на 16-ть венцов, но чтобы были на ней главы и кресты, того не оказалось, а двадцать человек Непоротовских бояр и крестьян помещицы Бековой под присягою показали, что Яковлевская моленная выстроена прежде 1812 года, на коей хотя был устроен крест и находились колокола, но оныя отобраны и моленная после постройки починяема не была, разстоянием же она от благочестивых церквей: Кицковской 10 и Езерицкой в 15 верстах, да от Уницкой Могилянской в 10 верстах, более же церквей в близи не имеется… Определено: как из вышеписаннаго открылось, что Яковлевский раскольнический молитвенный дом действительно устроен до 1812 года, не имеет никакого подобия с православными церквями и починки в нем со времени постройки производимо не было, следовательно донесения Греко-российскаго духовенства оказываются неосновательными и по 48 ст. 14-го тома Свода Законов невозможно подвергнуть оной уничтожению. Затем Уездный Суд положил допустить существование Яковлевской моленной в том виде, в каком ныне находится, распечатать и возвратить забранныя иконы, деньги и вещи…» [8].

Себежские староверы поддерживали достаточно активные связи со своими единоверцами из Прибалтики и Петербурга. Известны имена участников Варковского собора 1832 г. – первого в Прибалтике собора брачных поморцев, проходившего в Динабургском уезде. Из 35 наставников и начетчиков, участвовавших в Варковском соборе, трое были из Себежского и Невельского уезда. Это наставники Гавриил Антропьевич Могилянцов из деревни Яковлево (Себежский уезд), Захарий Леонович Смарыгин «Заполоцкой Обители» (д. Обитель Себежского уезда) и Самуил Васильевич Карпелев из деревни Репище (Невельский уезд). Присутствовали также еще двое представителей псковских староверов – Тит Никитич из Новоржевского и Никифор Егорьев из Опочецкого уездов [9].

О себежских наставниках сохранились достаточно интересные сведения в Национальном историческом архиве Республики Беларусь. 4 марта 1810 г. себежский благочинный иерей Александр Лихина в рапорте в Могилевскую духовную консисторию сообщает о наставниках Режицкого, Люцинского, Динабургского и Себежского поветов: «Случалось мне быть неприметным образом в их моленных раскольнических домах, и слышать, что в оных на молитвах воспоминают Высочайшее Его Величества имя именуя Царем, а не Императором, что и показаниями… в допросах раскольнических наставников крестьян признательно значится, Полуекта Леонова, и сходно с ним Ивана Иларионова, Григория Наумова и сотоварища Иларионова и писца Ивана Евросимова» [10].

Остановимся на личностях наставников, участвовавших в Варковском соборе. 7 июля 1843 года было открыто дело о наставниках Гаврииле Антропове и Захарии Леонове Смаригине (настоятелях соответственно Яковлевской и Обительской моленных Себежского уезда). Наставники Гавриил Антропов (полоцкий мещанин) и Захарий Смаригин (витебский мещанин) были привлечены к суду за «совращение разных крестьян в раскольническую ересь». 29 сентября 1844 г. Витебской палатой уголовного суда дело было решено. Обвиняемые «не повинились в совращении» и были от суда и взыскания оставлены свободными. По решению Комитета министров (на котором об этом деле министр внутренних дел докладывал лично) от 29 мая 1845 г. было решено: наставников «подчинить в отношении веры и образа жизни надлежащему надзору местного полицейского начальства, которому поставить в обязанность не дозволять сказанным Антропову и Смаригину отлучаться куда либо иначе, как по письменным видам и для законных только надобностей» [11]. Яковлевского и обительского наставников пытались «увещевать», склоняя к принятию новообрядчества или единоверия – 8 и 23 сентября 1845 г. священник Киселевской церкви Феодор Русаков и 3 и 27 сентября того же года – священник Езерищенской церкви Алексей Трубковский. Однако старообрядческие духовные отцы увещеваний не послушали. Дело затянулось до 1850 г.

В 1851 г. было открыто новое дело по поводу наставника Захара Смаригина о новом «совращении в раскол». Как выяснилось по ходу следствия, влияние местных духовных наставников распространялось не только на Себежский уезд, но и на соседние с ним Невельский уезд Витебской губернии (наставники известных в округе Пружинской и Репищанской моленных исповедовались у обительского наставника), Опочецкий и Великолуцкий уезды Псковской губернии. 20 мая 1852 г. витебский генерал-губернатор, основываясь на доносе новообрядческого попа из деревни Заволочье Опочецкого уезда Михаила Красноумова, сообщал, что в приход Заволочья «выезжают раскольнические наставники: Невельского уезда, деревни Пружинца, крестьяне Спиридон Макарьев и Федор Федоров и Себежского уезда из какой то их обители или могильщины, которые исправляют у раскольников все требы и этим самым явный подают повод к усилению ереси…» [12]. Выяснилось, что в Опочецкий уезд для исправления там треб регулярно выезжали наставники Гавриил Антропьев Могилянцев и Захар Смаригин, при этом они останавливались в деревне Туришине у купцов-староверов Поярковых.

Связаны были себежские староверы и со своими столичными единоверцами. Так, в 1847 г. при Волковской богадельне в Петербурге проживали 19-летний Агафон Андреев, крестьянин кн. Огинского из д. Больших Гвоздей (недалеко от Яковлево) и 62-летняя Хавронья Сафронова, крестьянка графа Молля из д. Хищневой. Оба были высланы из столицы по распоряжению петербургского обер-полицеймейстера [13].

27 июня 1852 г. с наставника Гавриила Могилянцева себежским исправником была взята подписка о невыезде и о непринятии на моление «ни каких людей в особенности других уездов, кроме издавна сей моленной принадлежащих». В дальнейшем также открылось, что Гавриил Антропов обучал грамоте «не только детей раскольников, но и детей православных», что также могло быть интерпретировано как «совращение в раскол». В «Алфавите духовном» Василия Золотова (автора знаменитого «Дегуцкого летописца») указана дата смерти «пастыря древлеправославных христиан» Гавриила Антропова – 7 января 1857 года, хотя по ошибке деревня Яковлево, где он был наставником, отнесена к Динабургскому уезду [14]. О смерти обительского настоятеля Захария Смарыгина известно из особого донесения от 14 ноября 1858 г., которое написал витебскому гражданскому губернатору архиепископ Полоцкий и Витебский Василий: «Бывший коновод раскольников в Колпинском приходе живущих Захарий Смарыга умер 9 августа и до 17 августа неизвестно почему не был зарыт; 17 же августа Смарыга погребен, погребение совершал могильнянский яковлевский коновод Иван Герасимов Романовский с каким то другим из Невельского уезда…» [15]

Любопытно, что, как следует из документов, многие местные наставники были благословлены на отечество неким Иваном Архиповым – яковлевский Гавриил Антропов, репищский Самуил Карпелев, пружинецкий Спиридон Макаров. В ряде документов середины XIX в. этот Иван Архипов фигурирует как «полоцкий мещанин», но в более ранних документах он именуется «ригским (или рижским) мещанином», а в некоторых – «рижским наставником». Известно также, что этот Иван Архипов был какое-то время наставником в Полоцке и в моленной деревни Яковлево Себежского уезда до самой своей смерти в 1827 г.

Хотя Яковлевская община изначально была строго федосеевской, однако уже в начале XIX в. были сделаны некоторые послабления, а участие яковлевского наставника в Варковском соборе, фактически узаконившем бессвященнословный брак, говорит само за себя. Так, в 1849 г. крестьяне помещика Огинского Сергий Романов и Анна Данилова показали в Полоцкой духовной консистории, что «они венчаны в Яковлевской моленной с благословения родителей тем только, что по прибытии в моленную и положении земных поклонов поцеловали тамошний крест, что ежегодно они отбывают исповедь в той же Яковлевской моленной у наставника Полоцкаго мещанина Гавриила Антропьева, который исполнение этого отмечает по своим записям, метрики и другия записи ведет дьяк той моленной крестьянин помещика Огинскаго Иван Герасимов Романовский, который с наставником Антропьевым сдает эти метрики и записи ежегодно местному Становому Приставу во 2-ой стан а прежде сдавали эти отчасти Себежскому Земскому Суду; Наставник Антропьев имеет пропитание от возмездий за требоисправление от раскольников именно за крещение, браковенчание и погребение; когда состоится между раскольниками договор и согласие на свадьбу в то время родители жениха или невесты или сваты или иногда жених являются в Себежский Земский Суд, который по забрании справок дает выдает им письменное дозволение на повенчание по их обряду, с которыми они и отправляются к Наставнику и в моленную для венчания по обряду» [16].

В 1865 г. яковлевские староверы стали добиваться разрешения на починку своей моленной, что и было им дозволено по представлению Витебского губернатора, генерал-майора Веревкина, с Высочайшего соизволения. Затем, около 1885 г. Яковлевская моленная была вновь отремонтирована, но на этот раз на ремонт староверами не было испрошено надлежащего разрешения, что им впоследствии вменялось в вину при очередном закрытии моленной.

В конце 1890-х гг. в Себежском уезде епархиальный миссионер священник Игнатий Сченснович проводил «публичные собеседования с раскольниками». Так, в первой половине 1897 г. он провел 20 таких бесед, в том числе в Себежском уезде в селе Сутоках – одну, в деревне Гребле – одну, в Обители – одну. В отчете о миссионерской деятельности Свято-Владимирского братства за 1897 г. говорится: «Окружной миссионер по 2-му округу Себежского уезда священник Старокозловичской церкви Иоанн Габович за отчетное время публичных бесед со старообрядцами, по причине безграмотности и невежества последних, не вел, а ограничивался только частными беседами. На тринадцати беседах о. миссионер объяснял символ веры, особенно подробно 9-й и 10-й члены его, десять заповедей и нагорную проповедь Исуса Христа. Такой характер бесед помог ему приобрести некоторое доверие раскольников и уважение их к православной церкви, чистоте и святости ея учения. В Старокозловичской церковно-приходской школе обучаются в настоящее время четыре мальчика из раскольников, ожидается поступление таковых в будущем» [17].

Однако гораздо чаще представители новообрядческого духовенства прибегали не к увещеваниям и собеседованиям, а к доносам и натравливанию гражданских властей на последователей старой веры. Так, епископ Полоцкий и Витебский Антонин 11 октября 1889 г. обратился к витебскому губернатору со следующим письмом:

«Священник Зародищенской, Себежскаго уезда, церкви, представляя в Консисторию список совратившихся в крестьян из православия в раскол, донес, что причиною всех совращений служит находящаяся в деревне Яковлеве, Могильнянской волости, раскольническая моленная. По получении надлежащих сведений чрез местнаго благочиннаго оказалось, что в одном Зародищенском приходе числится совратившихся из православия в раскол 33 человека, которые отпавши от церкви, посещают раскольническую моленную в деревне Яковлеве, которая расположена на границе трех приходов: Зародищенскаго, Могильнянскаго и Езерищенскаго, выстроена, как видно из надписи на оной, в 1810 году, переделана в 1848 году и ремонтирована лет пять тому назад без разрешения гражданской и духовной власти; означенная моленная служит центром распространения ложнаго учения раскольников феодосиевцев среди православнаго населения, раскольнические наставники которой соблазняют и совращают православных жителей окрестных деревень, почему является весьма вредною для православия.

В виду вышеизложенных, согласно заключению Консистории, имею честь покорнейше просить Ваше Сиятельство, не признаете ли возможным сделать распоряжение о закрытии в деревне Яковлеве раскольнической моленной и о последующем почтить меня уведомлением» [18].

5 декабря 1889 г. себежский уездный исправник доносил губернатору: «Имею честь донести Вашему Сиятельству, что в деревне Яковлево Могилянской волости существует раскольничья моленная федосеевскаго толка, построенная в 1810 году. В 1835 году моленная эта была опечатана, а чрез год вновь открыта. По предписанию бывшаго Витебскаго Губернатора от 24 сентября 1865 г. за № 10747 была разрешена починка этой моленной. В Могилянской волости население раскольников состоит до 148 душ, и по характеру раскольничьих начетчиков не остается без влияния на окружающих крестьян православнаго исповедания, как по большой развитости первых и материальнаго положения, вследствие чего имеют место случаи обращения православных в раскол. Так крестьянин деревни Яковцово, Езерийской волости, Павел Богданов находившийся в услужении у крестьянина деревни Яковлево Федора Мелихова, раскольничьяго наставника, совратился в раскол. Дознание по сему передано Себежскому Судебному Следователю 30 ноября 1888 года за № 2081. Также совратилась в раскол крестьянка деревни Гаврильцово Христинья Павлова и фольварка Замольцы мещанка Анна Сустова, чрез связь с раскольником. Дознания о них сообщены в Полоцкую Духовную Консисторию 11 и 29 февраля сего года за № 221 и 257. По данному священником Зародищенской Церкви сведению из этого прихода уклоняется от Православия до 34 человек, но действительно ли эти лица совратились в раскол и были ль со стороны духовнаго ведомства путем убеждения уличены в их заблуждении, дел по этому поводу возбуждено не было» [19].

Себежскому исправнику 21 февраля 1890 г. было послано предписание губернатора о закрытии Яковлевской моленной. Вместе с тем в письме, по-видимому помощника губернатора, сопровождавшем предписание, передавалось пожелание губернатора, чтобы «Вы приняли все меры к устранению всякаго рода осложнений и треволнений со стороны раскольников и, в случае если предусмотрите какие-либо безпорядки, могущие произойти по поводу запечатания моленной, немедленно донести о том князю, которому очень желательно, чтобы закрытие моленной не имело по себе дурных последствий» [20].

5 марта 1890 г. себежский исправник доносил губернатору, что Яковлевская моленная им закрыта и опечатана [21]. Это произошло 3 марта 1890 г. [22]

Однако яковлевские староверы не сдавались. 14 марта 1890 г. на имя витебского губернатора поступило прошение на четырех страницах от уполномоченных Яковлевского молитвенного дома крестьян Могилянской волости деревни Яковлева Пимона Иванова Мелихова и деревни Верхнего Воза Ивана Романова Ныркова с просьбой о распечатании храма. Основная мысль: если виноват наставник, то причем здесь храм, и почему прихожан лишили храма и выгнали на улицу? «В деревне Яковлеве Могилянской волости, Себежскаго уезда, находится наш старообрядческий молитвенный дом, построенный задавно до 12 года, где настоящее время духовниками нашими или наставником безпрепятственно совершались все необходимыя по уставу нашего учения, для нас требы, а равно и Богослужения, но вот приезжает административная власть, в лице Себежскаго Уезднаго Исправника, совместно с депутатом со стороны духовенства, опечатывают наш храм и тем прекращают всякое наше к нему отношение. При подобной катастрофе не было принято названною властью в расчет ни время, ни то, что мы остаемся без места, где бы, на досуге и в воскресные дни, могли бы с своими нуждами и благодарениями обратиться к Богу. Что за причина, побудившая Правительство, так поступить с нами? Ваш наставник отвечают нам. Он выходит за пределы власти, предоставленной ему законом обращая неопытных крестьян Православнаго исповедания в свою секту. Но чем же спрашиваем виноват наш храм, виноваты мы его прихожане в составе 2000 душ. Об этом не наше дело разсуждать говорят в ответ, – мы исполняем приказания Губернскаго Начальства» [23].

В рапорте себежского уездного исправника от 2 мая 1890 г. говорится:

«1) раскольничья моленная в деревне Яковлево закрыта и опечатана мною по предписанию Вашего Сиятельства от 21 февраля сего года за № 1015. 2) В делах Себежскаго Полицейскаго Управления, оставшихся от бывшаго пожара в 1880 году, имеется копия указа бывшаго Себежскаго Уезднаго Суда от 17 ноября 1837 года, из котораго видно, что раскольничья моленная в деревне Яковлево существует ранее 1812 года; что в 1830 годах (!) моленная эта была закрыта, а затем по определению того Суда, утвержденному Губернским Правлением указом от 11 ноября 1837 года за № 24496 вновь открыта. 3) О разрешении починки этой моленной было предписание Себежскому Уездному Полицейскому Управлению от Господина бывшаго Витебскаго Губернатора от 24 сентября 1865 года за № 10747, но в делах Управления подлинных как этого предписания, так и вышеозначеннаго указа Уезднаго Суда не имеется…» [24].

3 мая 1890 г. себежский исправник доносил губернатору: «мною закрыта и опечатана раскольничья моленная в деревне Яковлево. Между тем крестьяне Мелихов (наставник) и Зуев открыли моленную для раскольников в той же деревне, в общественном доме, находящемся при закрытой моленной, где живет Мелихов, а для собрания на молитву в известное время бьют в доску» [25].

Епископ Антонин 5 июля 1890 г. снова доносил губернатору: «…несмотря на опечатание Яковлевской моленной, раскольники продолжают собираться в дер. Яковлево для богослужения по их обряду, причем народ оповещается ударами в чугунную доску, звуки коей разносятся более чем на трехверстное разстояние» [26].

Моленная была «временно опечатана», «но несмотря на это, они (раскольники), будучи руководимы своим наставником Мелиховым, настолько оказались упорными и смелыми, что, вскоре, по запечатании Яковлевскаго молитвеннаго дома, открыли без всякаго разрешения в той же деревне Яковлево, в общественном доме, новую моленную, созывая в нее народ для богомоления ударами в чугунную доску, звуки которой разносились по окрестностям. Вследствие чего и вторичной просьбы Владыки, эта вновь самовольно открытая моленная, была немедленно закрыта, по моему предписанию, местною полициею.

По сказанному же выше дознанию выяснилось, что наставники и начетчики Яковлевской моленной, при своей развитости, фанатизме и хороших материальных средствах имеют сильное влияние на православных окрестных жителей, из коих многие, не только женщины, но и мущины, легко подчиняются убеждениям помянутых расколоучителей и совращаются в раскол» [27].

И.о. судебного следователя по Себежскому уезду сообщал витебскому губернатору в июне 1890 г.: «6 сего июня в деревне Яковлево Могилянской волости Себежскаго уезда мною отобраны в раскольнической молельне, устроенной без надлежащаго разрешения в общественном доме раскольников означенной деревни, 26 икон, 5 крестов, складень, два кадила, два светильника для чтения, богослужебная книга, 12 подручников, свечной ящик со свечами в нем, 7 лампадок и церковное покрывало и что все эти вещи мною сданы на хранение Приставу 2 ст. Себежскаго уезда впредь до разрешения дела об устройстве означенной молельни без дозволения Правительства Витебским Окружным Судом» [28].

Наставник Федор Михайлов Мелихов вместе с крестьянином Игнатием Николаевым и Анастасией Павловой были привлечены к суду, но за отсутствием состава преступления освобождены 13 июля 1890 г. В связи с этим прихожане Яковлевской моленной вновь обратились к губернатору с просьбой распечатать моленную.

Староверы ходатайствовали после запечатания Яковлевской моленной перед Министерством внутренних дел о распечатании оной, но разрешения на это не получили, о чем им было объявлено 14 января 1891 г. на основании отношения Департамента Общих Дел (4 янв. 1891 г. за № 19). В мае того же года староверы через уполномоченного Писева обжаловали это распоряжение в Правительствующем Сенате.

14 мая 1891 г. уполномоченный от общества крестьян-старообрядцев крестьянин деревни Исакова Григорий Козьмич Писев обратился с жалобой в правительствующий Сенат. Здесь, между прочим, говорится, что «дознание и самое предварительное следствие началось по доносу дьяка местной православной церкви Короткевича» [29]. Излагается история запечатания моленной и отсутствие законного основания на то. К жалобе прилагалось ходатайство о снятии с моленной печатей.

В связи с предполагавшимся слушанием дела о Яковлевской моленной в Сенате, МВД отправило запрос к витебскому губернатору о более подробных сведениях (7 февраля 1894) [30]. В свою очередь, губернатор послал запрос местному архиерею и исправнику. Во исполнение распоряжения себежский исправник доносил 11 марта 1894 г.:

«1) в деревне Яковлево Могилянской волости православных нет, раскольников же 73 души, в окружающих же ея с одной стороны на протяжении 10 верст деревнях Непоротовской волости жители исключительно одни православные около 1800 душ, с другой же стороны, в деревнях Могилянской волости на протяжении 13 верст православных 4200 душ, раскольников 1021, – совратившихся в раскол 63 – и родившихся от последних 64 души. Совращение в раскол последовало в 1864 и 1865 годах, но в 1889 году случаев совращения из православия в раскол не было. 2) епархиальному Начальству о совращении в раскол было донесено бывшим священником Зародищенской церкви Николаем Синкевичем в июле или августе месяце 1888 года, было ли же произведено по сему предмету дознание полициею сведений не имеется. 3) Закрытие Яковлевской моленной на уменьшение раскола в этой местности не имеет никакого влияния, за исключением однаго случая: крестьянка деревни Лужков Федосья Иванова, желая вступить в супружество с православным перешла из раскола в православие, но в 1892 году опять перешла в раскол, за что была судима Витебским Окружным Судом и только вследствие этого возвратилась к православию и в настоящее время исповедует православную религию; был также случай совращения из православия в раскол, а именно: крестьяне Могилянской волости дер. Исаково Матвей и Егор Григорьевы в начале 1892 года совратились в раскол, но 25 марта того же года возвращены к православию мерами Полиции. 4) Ближайшие православные храмы находятся от деревни Яковлево на разстоянии: Могилевский – 10 верстах, Зародищский – 9, Старокозловский – 10, Езерищенский – 11, Кицковский – 12 верстах и 5) Крестьяне деревни Яковлево после закрытия моленной православных храмов не посещают» [31].

Донесение на запрос, сделанный витебским губернатором, епископа Полоцкого и Витебского Александра от 18 марта 1894 г. (данные расходятся с данными исправника) гласило:

«1) В деревне Яковлеве – месте нахождения запечатанной моленной – православных жителей не имеется, раскольников же числится 48 душ мужскаго пола и 42 души женскаго; все они рождены в расколе и совратившихся из православия в среде их не имеется. В окружающих же деревню Яковлево селениях: Рубешках, Кошелеве, Трубине, Пристане, Глухареве, Ходыках, Савкине, Больших и Малых Гвоздах и других ближайших деревнях проживает православных 420 душ обоего пола, раскольников около 350 душ, родившихся в расколе и совратившихся, с давняго времени, 29 душ обоего пола… В общем же пропаганда раскола прекратилась и со стороны раскольников незаметно проявления прежняго фанатизма» [32].

Витебский губернатор писал 29 октября 1894 г. Н.П. Долгово-Сабурову, директору Департамента общих дел МВД: «Деревня Яковлево расположена на границах трех православных приходов: Могилянскаго, Зародищенскаго и Езерийскаго и служит центром раскола в этой местности. В указанной деревне проживает исключительно коренное раскольническое население и здесь же живет раскольнический наставник. Укрепившись в этой деревне, как в своем центре, раскол распространился и среди православнаго населения окрестных деревень… Будучи “речистыми от писания и от разума”, раскольники до закрытия Яковлевской моленной смело пропагандировали свое учение. Несколько подготовленные этим путем к совращению в раскол православные крестьяне посещали раскольническую моленную в деревне Яковлеве, где видели иконы, книги и совершавшиеся обряды. Эта моленная затем имела решающее значение в их религиозном перевороте: переходя в раскол, они находили успокоение для своей совести в том, что могли молиться о прощении грехов в моленной, разрешенной самим Правительством… Эти данныя, установленныя дознанием, ясно говорят о том вредном влиянии, какое Яковлевская раскольническая моленная оказывала на окрестное православное население. Очевидно, что с возстановлением указанной моленной возродились бы и прежния вредныя для православнаго населения последствия, которыя связаны с этой моленной. Кроме того, раскольники получили бы возможность еще убедительнее доказывать справедливость своего учения, так как возстановление моленной дало бы им повод утверждать, что высшее Правительство признает их веру правильною и потому отменило меры, принятыя против Яковлевских раскольников местною духовною и гражданскою властью. Это доставило бы полное торжество расколу, достигшему своей религиозной цели, вопреки стремлению местной власти, убежденной во вредном влиянии моленной на православное население и вызвало бы среди населения разныя предположения, по поводу сделаннаго раскольниками сбора денег на ведение дела, и заранее с уверенностью распространяемых раскольниками слухов, что их моленная непременно будет открыта» [33].

В рапорте младшего чиновника особых поручений Гнедовского на имя витебского губернатора от 11 ноября 1894 г. говорится: «Отличаясь особенным фанатизмом, Яковлевские раскольники всевозможными средствами старались совратить в раскол окрестное православное население, в чем они и имели успех, до закрытия указанной моленной. Тамошние раскольники особенно красноречивы в спорах о вере. По заявлению крестьян: против раскольника, говорящаго о вере, не могут сговориться двое православных. Отсюда, естественно, вытекает необходимость, чтобы православный пастырь Зародищенской церкви своей энергией и неусыпной деятельностью мог противостать раскольнической пропаганде, ибо, в противном случае, принимаемыя гражданскими властями меры могут оказаться не вполне успешными.

Между тем, Зародищенский священник о. Борис Лавровский, не получивший богословскаго образования, по своему преклонному возрасту едва ли может проявить такую энергию и деятельность, которыя необходимы для успешной борьбы с раскольниками» [34]. Кроме того, пересказываются еще два случая, связанные с оным священником: о том, как он требовал холст от девушки-восприемницы ребенка, крещенного им по настоянию начальства (ребенка староверки, «совратившейся в раскол»), а также о том, что яковлевский наставник дал ему меду в ответ на обещание похлопотать в Витебске об открытии моленной у местного архиерея. Уряднику он сказал, что не был городе, поскольку не мог отлучиться без ведома начальства, а наставнику тут же сообщил, что похлопотал и что владыка обещал помочь. Также говорится о том, что «священник Лавровский с давняго времени живет с наложницей, что особенно вредно может влиять в виду отрицания Яковлевскими раскольниками таинства брака» [35]. В результате было устроено секретное негласное дознание о самом священнике Лавровском [36].

В связи с тем, что староверы в лице своего уполномоченного Григория Писева вновь обратились с жалобой в МВД, 8 ноября 1897 г. министр внутренних дел отправил новый запрос исправляющему должность витебского губернатора:

«По делу об Яковлевской моленной Могильнянской волости, Себежскаго уезда, Ваше Превосходительство в письме от 4-го ноября 1894 г. за № 2337, сообщили, что закрытие означенной моленной имело благотворное влияние на местных раскольников, так как последние приутихли и с того времени не было случаев совращения в раскол православных.

Вследствие сего имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство уведомить в дополнение к упомянутому письму, в каком положении находится этот вопрос в настоящее время, а равно имеются ли основания оставлять и в дальнейшем Яковлевскую моленную закрытою, так как принятыя меры имели характер временный, а с тех пор прошло уже 7 лет» [37].

Губернатор отправил запрос себежскому исправнику, который ответил 4 декабря 1897 г.: «Хотя со стороны раскольников Яковлевской моленной в течении 10 лет приблизительно никаких нарушений не было и в продолжении означеннаго времени не было и совращения в раскол, я полагал бы оставить в дальнейшем Яковлевскую моленную запечатанною» [38].

Губернатор 20 декабря 1897 г. передал в МВД свое мнение: «Признавая желательным поддержать и на будущее время благотворное влияние, вызванное закрытием вышеуказанной моленной, я полагал бы ходатайство раскольников об открытии таковой отклонить» [39].

Окружной миссионер, священник Киселевской церкви Митрофан Блажевич доносил 10 марта 1898 г. приставу 2-го стана Себежского уезда: «Священник Зародищенской церкви, отношением от 12 февраля настоящаго года за № 12, извещает меня, что, по заявлению, крестьян дер. Гребля Якова Григорьева и дер. Черемашинцы – Ивана Григорьева Каверзнева, раскольники, проживающие в пределах Зародищенскаго прихода, самовольно открыли в дер. Яковлеве Могильнянской волости новую моленную, тайно вынесли в нее из прежней – запечатанной иконы и другую утварь и, несмотря на запрещение каких бы то ни было “публичных оказательств”, позволяют себе пред богослужением бить в железную дску, звук которой разносится далеко по окрестностям; всеми такими противозаконными действиями они, по словам заявивших, производят смущение среди чад православной церкви. А посему считаю долгом своим вышеизложенное сообщить Вашему Высокоблагородию» [40].

«1898 года апреля 13 дня полицейский урядник 4 участка 2 стана Себеж. уезда Шершнев, вследствие личнаго поручения г. пристава 2 стана Себеж. уезда производил дознание о вновь открытой моленной в деревне Яковлеве Могилян. волости вместо запечатанной чрез спрос окольных жителей и оказалось: крестьянин дер. Осиповки Непоротовской волости Иван Герасимов Дроздецкий показал, что он православный живет в одной версте от селения Яковлево, знает, что моленная в дер. Яковлеве около 8-9 лет закрыта, при этой моленной есть дом служащий квартирой раскольническаго наставника, в одной комнате этого дома есть несколько икон небольших не больше 8-ми и небольшой столик который стоял и до закрытия моленной, тех же налоев и другой утвари которая находилась в моленной в этом доме нет, в доме этом помещается наставник и молится Богу по своему обряду. Порядок их служения не знает, в праздничные дни начинают молится до разсвета и продолжают 3 или 4 часа, в доску чугунную молотом бьют не всегда, в более торжественные праздники. Комната где молятся небольшая и богомольцев собирается очень мало. По дням наставник Мелихов в прописанной комнате служит панихиды по умершим, и погребение, крестит младенцев и служит молебин, относительно выноса с запечатанной моленной икон и другой церковной утвари не видал… и не слыхал» [41].

Были опрошены и другие свидетели, в том числе и наставник Яковлевской моленной Федор Михайлович Мелихов. Он показал, что служит наставником 10 лет. Моленная в Яковлеве закрыта уже 8 лет. Дом, в котором он живет, построен около 50 лет назад и не перестраивался. Одна комната длиной и шириной 3 ½ сажени. Перебрана тесовой заборкой. В одной половине спальня, в другой – столовая, здесь же и большая русская печь. По словам Мелихова, «в этой комнате и творится с давних времен Богослужение по раскольническому обряду, так же творилось в зимнее время и до закрытия моленной» [42]. Служились вечерня, утреня и часы, а также панихиды, молебен и совершались крещения детей.

С яковлевского наставника полицейским урядником была взята подписка следующего содержания: «1898 года апреля 16 дня я нижеподписавшийся наставник Яковлевской моленной Федор Михайлов Мелихов даю сию подписку г. приставу 2 стана Себежского уезда, в том, что в чугунную доску находящию при Яковлевской запечатанной моленной которая служила призванием молящих, ударять в таковую как для этой надобности, так и другой вовсе не буду. В том и подписуюсь. Федор Мелихов» [43].

В том же году часть прихожан, как говорится в общественном приговоре, составленном старообрядцами Яковлевской моленной 15 сентября 1898 г., «из гордыни» отделились от Федора Мелихова и выбрали себе другого «в попы». Новым наставником стал Корнилий Карпович Бурый из деревни Савкино, где он и производил богослужение.

Дело о Яковлевской моленной в связи с жалобой Григорий Писева на витебского губернатора обсуждалось на общем собрании Государственного Совета 23 июня 1898 г. и было оставлено на усмотрение министра внутренних дел. «Если им и ныне не признано будет возможным разрешить открытие означеннаго молитвеннаго дома, внести представление о закрытии онаго на разсмотрение Комитета Министров» [44].

Старообрядцы Могилянской волости обратились с просьбой к Григорию Кузьмичу Писеву 16 сентября 1898 г.:

«Любезный благодетель Григорий Кузьмич! Домашния наши обстоятельства не дозволяют ходатайствовать о распечатывании нашего общественнаго молитвеннаго храма Яковлевской Старообрядческой моленной, запечатанной административной властью по предписанию Г-на Витебскаго Губернатора чрез что мы лишены творить свою общественную молитву христианскаго обряда в числе 1600 душ обоего пола, а для того уполномочиваем и просим Вас Григорий Кузьмич, принять на себя труд, о снятии печати ходатайствовать, подавать от имени нашего жалобу и прошение Его Высокопревосходительству Г-ну Министру Внутренних дел и куда окажется необходимо, во все Присутственныя места особых уделов, управителем и уполномочиваем ходатайствовать удалить от наставнической должности прежде бывшаго наставника Федора Мелихова, за нарушение нашей общественной тишины и за прекосновенный вред Православной Церкви, обжаловать неправильное действие, административных властей, Правительствующему Сенату и принести на Высочайшее Имя всеподданнейшее прошение и просить о распечатовании Царской Милости, получать нужные по ходу дела копии и справки и давать словесныя объяснения и заявлять неудовольствие и просить об отмене решений Административных властей и все, что Вы согласно этой доверенности учините спорить и прекословить не будем; Доверенность эта принадлежит крестьянину Витебской губернии Себежскаго Уезда Могилянской волости деревни Исаково Григорию Кузьмичу Писеву. В чем и подписуемся крестьяне Витебской губернии Себежскаго Уезда Могилянской волости Яковлевское старообрядческое общество, селение Яковлево (имена)» [45].

Сохранилось прошение крестьянина деревни Исаково Григория Кузьмина Писева витебскому губернатору от 2 октября 1898 г.: «Уполномоченный Яковлевским обществом старообрядцев Могилянской волости ходатайствовать о снятии печатей с общественной молельни нашей, запечатанной 1 марта 1890 года по распоряжению администрации, дерзаю обратиться к Вашему Превосходительству с нижеследующею всепокорнейшею просьбою.

Общественная молельня наша существует в селе Яковлеве означенной волости с 1810 года, т.е. около девяносто лет; заботы о храме сем были нам завещаны еще родителями и дедами нашими.

Продолжительное, почти вековое существование общественной молельни среди нас никому не приносило ни малейшаго вреда, не вызвало безпорядков, ни соблазна, не причиняло ущерба ни власти и начальству, ниже господствующей Православной Церкви, противу коней никаких враждебных замыслов мы никогда не считали и об отторжении верующих из недр ея никогда не помышляли. Только в 1890 году молельня была закрыта отчасти вследствие некоторых уклонений от строгаго пути подчинения закону и вменением Правительства уклонений, допущенных единственно по вине бывшаго наставника нашего, заведывавшаго молельной, а главным образом по недоразумению. Ибо произведенным полицейским дознанием мы были отнесены к толку Федосеевцев, к которому вовсе не принадлежим. Мы – не Федосеевцы, а старообрядцы поморскаго согласия, приемлющие Св. Крещение и покаяние по христианскому обряду; браки в нашей среде освящаются духовным благословением; за Всемилостивейшаго и Державнейшаго Государя молимся и повинуемся всем законам и уставам, от Его воли исходящим, и чтим в Нем власть, поставленную от Бога. При таких условиях не усматривается ни повода, ни основания лишить нас благ терпимости, дарованной нам Царским милосердием. Во избежание же всяких нареканий, могущих пасть на нас на будущее время, мы прежняго своего наставника крестьянина Федора Мелихова от духовной его должности отрешили, а избрали себе на его места (!) другаго наставника, крестьянина Карнилия Карповича Бурова, за котораго ручаемся всем обществом в том, что он будет неуклонно блюсти порядок, установленный законом.

В виду изложеннаго, осмеливаемся повергнуть пред Вашим Превосходительством слезное моление наше – снизойти к духовным нуждам свыше 1600 душ обоего пола, составляющих наше старообрядческое общество, и раскрыть нам запечатанную молельню для отправления общественной молитвы. Вот уже более семи лет, как мы лишены драгоценнаго для каждаго хрисианина духовнаго утешения – возсылать молитвы свои к Престолу Всевышняго всем обществом верующих и по установленному церковному чину. Вместе с сим, упорство, обнаруживаемое прежним наставником нашим, крестьянином Мелиховым не желающим подчиниться отрешению от наставничества, которому он подвергся за неправильныя действия свои, навлекания на нас и на храм наш неудовольствие власти, побуждает нас обратиться к Вашему Превосходительству еще с ходатайством, дабы, в устранения раздора и смуты и во избежание всяких нарушений порядка и мира, распоряжением Вашего Превосходительства было от означеннаго Мелихова отобрана подписка в том, что он впредь духовных треб отправлять не будет, а равно обязать его возвратить святые образа, богослужебныя книги и другие общественныя, относящиеся к молельне вещи, переданныя ему на хранение, и очистить занимаемое им помещение, принадлежащее старообрядческому обществу» [46].

27 октября 1898 г. витебский губернатор обратился к себежскому уездному исправнику:

«Уполномоченный от раскольников Яковлевскаго Общества Григорий Кузьмин Писев обратился ко мне с ходатайством о распечатании моленной в дер. Яковлево, причем ходатайство это основывал как на значительном числе принадлежащих к обществу раскольников, так и на изменившихся со времени запечатания условиях, повлекших в свое время закрытие моленной: замене наставника Мелихова наставником Буровым и возвращении к чистому толку поморской секты признающей браки и молитву за Царя.

Кроме того означенный раскольник просил оказать содействие к отобранию икон и др. церковных предметов у бывшаго наставника Мелихова.

Вследствие этого прошу Ваше Высокоблагородие лично удостовериться 1. в количестве раскольников, проживающих в указанной местности и нуждающихся в молитвенном доме. 2. Вместе с местным священником обсудить, действительно ли раскольники дер. Яковлево и прилегающих местностей принадлежат к поморскому, а не федосеевскому толку. 3. Разследовать личныя качества новаго наставника и отношение к нему прихожан, а также убедиться действительно ли последние вполне отказались от прежняго наставника Мелихова. 4. Предложить от себя означенным раскольникам в виду безнадежности их ходатайства о распечатании моленной в Яковлеве войти с ходатайством о разрешении устроить моленную в одной из близ лежащих деревень, которую Вы признали бы для этого наиболее пригоднйо, при чем о соображениях Ваших по сему поводу меня уведомить. 5. Оказать возможное содействие раскольникам в получении обратно всего неправильно захваченнаго у них Мелиховым» [47].

Себежский исправник отвечал 18 января 1899 г.: к яковлевскому приходу принадлежат 1587 душ обоего пола раскольников, проживающих в разных волостях в 10 – 40 верстах от Яковлевской моленной. В самом Яковлеве до 90 душ обоего пола и в близ лежащих деревнях (в 3-20 верстах) до 500 душ обоего пола. «Местный священник дал отзыв, что при строгом наблюдении за раскольниками Яковлевскаго общества, на основании религиозных верований и обрядов, существующих среди раскольников, проживающих в Могилянской волости, должно признать, что означенные раскольники пока ничем не обнаружили принадлежности своей к поморскому толку, а вернее принадлежат к безпоповцам федосеевскаго толка» [48]. Новый наставник Корнилий Карпов Буров происходит из крестьян Себежского уезда, Могилянской волости, деревни Савкино – «поведения хорошаго, ни в чем предосудительном не замечался и к числу фанатиков не принадлежит» [49].

В своем письме управляющему делами Комитета министров А.Н. Куломзину (от 5 декабря 1899 г. за № 740) управляющий Министерством внутренних дел Д.С. Сипягин не только достаточно подробно излагает историю Яковлевской моленной, но и сообщает любопытные подробности из жизни и вероучения местных староверов: «…По собранным на месте сведениям, Яковлевские раскольники несомненно принадлежат к Федосеевской секте и только в последние годы они, усиленно домогаясь открытия своей запечатанной моленной, стали настойчиво отказываться от принадлежности к Федосеевскому толку и причислять себя к разным другим сектам. Так приблизительно с 1897 г. Яковлевские раскольники выдавали себя за поморцев, ныне же уполномоченный их крестьянин Писев заявляет в поданном в Комитет Министров прошении, что доверители его принадлежат к Спасову согласию. Это заявление Писева есть явная ложь, наивно разсчитанная на то, что высшее начальство поверить ей без всяких доказательств. Наблюдением над верованиями и над всем складом жизни Яковлевских раскольников дает полное основание заключить, что они принадлежат не к Спасову согласию, а к Федосеевскому толку. Последователи Спасова согласия желающих вступить в брак посылают для венчания в православную церковь, а не венчавшись жить не двозволяют, также и младенцев для крещения носят к православному священнику. Яковлевские же раскольники решительно никогда ни того, ни другого не делают. Вступая в брак, они нигде не венчаются, детей же крестят у них наставники и некоторые старики, избираемые ими для этого, а иногда и самовольно совершающие это таинство. Спасовцы никогда не совершают исповеди перед своими стариками. Яковлевцы же исповедаются перед своими наставниками. Спасовцы не отправляют по уставу вечерни, утрени и часов, говоря, что это принадлежит священнику, а Яковлевцы совершают означенныя службы и не молятся за Царя, что можно вывести из следующаго случая: православная девочка, 12 лет, Анастасия Наумова, жившая в близком соседстве с раскольниками, однажды вне дома пропела молитву “Спаси Господи люди Твоя”. Старик раскольник Тимофей Лащенок, услышавший пение этой молитвы, приступил к девочке и с насмешкою начал допрашивать ее и передразнивать: скажи к чему это у вас и почему: “Благоверному Государю на сопротивныя даруя”. Девочка, по незнанию, ничего не ответила, но раскольник и после нередко приставал к ней и глумился над молитвою, так она несообразна с его верованиями. На брак Яковлевские раскольники смотрят как на скверну, венчания у них никакого не бывает, родители не благословляют детей на вступление в брак и пира брачнаго у них не устраивают, иначе наставник наказывает их тяжелою эпитимиею. По степени чистоты, Яковлевские раскольники разделяют себя на три разряда: на “рабов”, “новоженов” и “мирских”. К “рабам” относятся: неженатые, вдовцы, вдовы и старики, “попрощавшиеся” с женами, к “новоженам” – женатые, а к “мирским” – опоганившиеся совместным с еретиками молением, ядением и питием. Чистыми считаются только рабы, новожены же и мирские признаются нечистыми. Все три разряда, боясь осквернившихся и осквернить друг друга, наблюдают строгое разделение в молитве, в пище и в питье. На пиру, если он устраивается, родители новобрачных и старики “попрощавшиеся с женами” не присутствуют. Боясь греховнаго осквернения, “попрощавшиеся” старики не живут в той комнате, где находится родильница. Унаследовав от предков неповиновение святой церкви и пребывая вне спасительнаго ея руководства, во тьме невежества и суеверия, никогда не слыша живого и назидательнаго слова, Яковлевские раскольники отличаются гордостью, своеволием, грубостью, буйством и фанатизмом, каковыя качества дают им перевес над православными на волостных сходах и других собраниях. К православной вере и к православным они относятся с презрением и враждебно. Православную веру называют поганою, проклятою, даже чертовою, из-за чего в недавнее время было возбуждено, по заявлениям православных, два дела о похулении православной веры. Одно из них уже разсмотрено в окружном суде и хулитель крестьянин Зиновий Акулин присужден к тюремному заключению на один месяц, а другое дело такого же рода еще находится в производстве у судебнаго следователя. Православных раскольники называют еретиками, никонианами, поляками, табашниками, мирскими и погаными и считают их крайне нечистыми в нравственном отношении, так что некоторые, заметив приближение православных к своим домам, закрывают свои божницы, а по уходе их, обмывают ручки дверей и лавки, к которым они прикасались. До чего иногда доходит у этих раскольников озлобление против православных и православной веры, можно видеть из следующаго случая. 10 Апреля сего года был присоединен к православию один из местных раскольников, крестьянин Георгий Савуренок, а 21 Апреля он был убит вместе со своим поручителем, который не мало способствовал присоединению его. Слух об убийстве привлек к месту происшествия все окрестное население, явился и отец убитаго и соседи его раскольники. При виде бездыханнаго тела Савуренока, раскольники соседи и отец убитаго не могли примириться с мыслью, что он присоединился к православию и при этом говорили такия жестокия слова: “собаке собачья и смерть”. Относясь с такою враждою и презрением к православным теперь, Яковлевские раскольники показывали к ним еще более презрения и дерзости в то время, когда моленная их не была запечатана. Тогда они и слова не давали сказать православным в опровержение своих заблуждений, называя их погибшими, а о себе уверенно говоря, что за них Сам Царь, что веру их начальство признает истинною, что церкви их дозволено строить в самом Петербурге. Моленная их была центром, где наставники и ревнители раскола соединяли, наставляли и укрепляли раскольников в ненависти ко всему православному и в приверженности к расколу. Православные завлекались в моленную послушать богомоление, поучались касательно мнимых преимуществ “старой веры” и незаметно для самих себя совращались в раскол. Таким образом, за время существования моленной, из окрестнаго православнаго населения совратилось в раскол по двум приходам – Зародищенскому и Могильнянскому – 68 чел. Не то стало после запечатания моленной: в общем раскольники много присмирели, православные же стали увереннее в себе и смелее. Теперь во время сопоров о вере одно указание православных на запечатание моленной часто делает невежественных раскольников безответными, и они совсем перестали совращать в раскол православных. Со времени запечатания моленной до настоящаго времени, за 10 лет, был только один случай совращения в раскол православной женщины Евфимии Спиридоновой. Но она была не природная православная, а обратившаяся из раскола и при том не по убеждению, а для вступления в брак с православным, как сама она объявила увещавшему ее священнику Зародищенской церкви. Равно побуждением к совращению ея послужило особое обстоятельство: муж ея скоро после брака умер и она блудно прижила ребенка; тогда свекор выгнал ее из своего дома, и она, не будучи в состоянии пропитать себя с ребенком, возвратилась к своим братьям раскольникам, которые согласились кормить ее только под условием отречения от православия. Таким образом, этот случай совращения исключительный и благодетельныя последствия для православия запечатания моленной очевидны и несомненны, так как Яковлевские раскольники начали даже проявлять признаки сближения с православною церковью, которых раньше совсем не было заметно. Некоторые из них стали присутствовать при погребении своих православных соседей, бывать в церкви на литургии, хвалить православное богослужение, брать от священника для чтения книги, брошюры и троицкие листки, которые производят на них такое впечатление, что они плачут от умиления и говорят, что если бы хорошо узнать, на чьей стороне правда, то ни на кого и ни на что не посмотрели бы и обратились в православие.

При таком состоянии раскола в дер. Яковлево, открытие Яковлевской моленной будет, по отзыву Статс-Секретаря Победоносцева, весьма вредно для православия, гораздо более вредно, чем если бы она совсем не запечатывалась. Распечатание этой моленной поднимет дух раскольников, из гордое мнение о своей вере и презрение и нетерпимость к православию, уверенность в покровительстве высшаго начальства и стремление к распространению своего лжеучения, а вместе с тем повлияет удручающим образом на православных, поколеблет в некоторых уверенность в истинности православия, колеблющихся оттолкнет от церкви и приблизит к расколу, а также отдалит от православия и тех раскольников, которые начали приближаться к нему» [50].

10 января 1900 г. управляющий Министерством внутренних дел извещал витебского губернатора о решении Комитета министров: «По соглашению с Обер-Прокурором Святейшаго Синода, предместником моим было внесено в Комитет Министров представление об окончательном закрытии временно запечатанной по распоряжению Витебскаго Губернскаго Начальства общественной раскольнической моленной существующей в дер. Яковлево, Могильнянской волости, Себежскаго уезда, в виду вреднаго влияния на местное православное население.

Выслушав настоящее дело, Комитет Министров полагал означенную раскольническую моленную оставить закрытою.

Государь Император, в 31 день декабря 1899 года, положение Комитета Высочайше соизволил утвердить.

О таковом Высочайшем повелении, сообщенном мне к исполнению, Управляющим делами Комитета Министров, выпискою из журналов онаго от 21 декабря 1899 г. и 4 января сего года, имею честь уведомить Ваше Превосходительство, для зависящих распоряжений, вследствие представлений от 20 декабря 1897 г. за № 7701 и 9 февраля 1899 г. за № 818» [51].

Однако яковлевские староверы продолжали настойчиво добиваться открытия запечатанной моленной. 21 декабря 1901 г. из МВД на имя витебского губернатора вновь пришла бумага: «Департамент Общих Дел имеет честь уведомить Ваше Превосходительство, для сведения, что раскольниками дер. Яковлево, Могильнянской волости, Себежскаго уезда, чрез уполномоченнаго Евфима Пешкина [52], было подано всеподданнейшее прошение об открытии запечатанной их моленной, и что ходатайство это по ВЫСОЧАЙШЕМУ ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА повелению, последовавшему в 20-й день сего декабря, по всеподданнейшему докладу Министра Внутренних Дел, отклонено, о чем и сообщено С-Петербургскому Градоначальнику, для объявления названному уполномоченному, по месту жительства его в С-Петербурге» [53].

15 апреля 1904 г. министр внутренних дел пишет витебскому губернатору (под грифом «секретно»): «Главноуправляющий Канцеляриею ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА по принятию прошений препроводил ко мне для дальнейшаго направления по Министерству Внутренних Дел всеподданнейшее прошение именующих себя уполномоченными от крестьян деревни Яковлева, Себежскаго уезда (раскольников безпоповщинской секты) крестьян (раскольников той же секты) Нестора Семенова и Ефима Пешкина о разрешении доверителям вновь совершать общественныя богомоления в закрытой в 1891 г., по распоряжению административной власти, моленной в названном селе.

Вследствие сего и принимая во внимание, что означенная моленная по ВЫСОЧАЙШЕ утвержденному в 31 день декабря 1899 года положению Комитета Министров оставлена закрытою, имею честь уведомить Ваше Превосходительство для зависящих распоряжений к объявлению просителям, что настоящее их ходатайство признано мною неподлежащим удовлетворению» [54].

9 августа 1904 г. уполномоченный деревни Яковлева Нестер Титов Семенов по случаю рождения наследника цесаревича Алексея Николаевича отправил из Себежа в Петергоф следующую телеграмму:

«ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ
ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ
НИКОЛАЮ АЛЕКСАНДРОВИЧУ

ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО ВИТЕБСКОЙ ГУБЕРНИИ СЕБЕЖСКАГО УЕЗДА ВТОРАГО СТАНА СУЩЕСТВОВАЛА В ДЕРЕВНЕ ЯКОВЛЕВЕ СТАРО ОБРЯДСКАЯ МОЛЕННАЯ КОТОРАЯ В 1891 ГОДУ ПО РАСПОРЯЖЕНИЮ НАЧАЛЬСТВА ЗАКРЫТА ТАК ЧТО МЫ В ЧИСЛЕ БОЛЕЕ 2000 ДУШ ДОЛЖНЫ МОЛИТЬСЯ ПОД ОТКРЫТЫМ НЕБОМ ЗИМОЮ И ЛЕТОМ В РАЗНЫЯ НЕНАСТНЫЯ ПОГОДЫ. ПРИБЕГАЕМ К СТОПАМ ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА И ВСЕПОДДАННЕЙШЕ ПРОСИМ ЯВИТЬ ЦАРСКУЮ МИЛОСТЬ ВО ИМЯ РАДОСТНАГО ДЛЯ ВСЕЙ РОССИИ РОЖДЕНИЯ ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЫСОЧЕСТВА НАСЛЕДНИКА ЦЕСАРЕВИЧА ВЕЛИКАГО КНЯЗЯ АЛЕКСЕЯ НИКОЛАЕВИЧА РАЗРЕШИТЬ НАМ МОЛИТЬСЯ В ЯКОВЛЕВСКОЙ МОЛЕННОЙ И ПРИНОСИТЬ ГОРЯЧИЯ МОЛИТВЫ ЗА ЗДРАВИЕ ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА И АВГУСТЕЙШЕЙ СЕМЬИ

УПОЛНОМОЧЕННЫЙ ПРИХОЖАН ЯКОВЛЕВСКОЙ МОЛЕННОЙ НЕСТЕР ТИТОВ СЕМЕНОВ» [55].

29 октября 1904 г. директор Департамента общих дел МВД пишет витебскому губернатору:

«Главноуправляющий Канцеляриею ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА по принятию прошений передал в Министерство Внутренних Дел, для дальнейшаго направления, всеподданнейшую телеграмму именующаго себя уполномоченным от крестьян деревни Яковлево, Себежскаго уезда (раскольников безпоповщинской секты), крестьянина Нестора Семенова о разрешении его доверителям вновь совершать общественныя богомоления в закрытой в 1891 г., по распоряжению административной власти моленной в названном селе.

Вследствие сего Департамент Общих Дел, по приказанию Господина Министра, просит Ваше Превосходительство сообщить сведения, каким образом, со времени закрытия моленной, удовлетворяются религиозныя потребности просителей, и заключение о том насколько правильное удовлетворение этих нужд представляется сериозным и важным для поддержания нравственных устоев в среде раскольников. Независимо сего Его Сиятельство признал необходимым выяснить вопрос о том, какия меры укрепления и распространения православия в названной местности были приняты, со времени закрытия моленной, местным православным духовенством и вообще духовным ведомством и к каким результатам эти меры привели. Разследование это надлежит поручить вполне доверенному лицу, от коего можно было бы ожидать как тщательнаго и всесторонняго ознакомления с вопросом, так равно и безпристрастно-высказаннаго по нему суждения. В случае, если-бы Ваше Превосходительство затруднились дать подобное поручение кому либо из подведомственных Вам должностных лиц, то о сем Департамент просит его уведомить, для командирования одного из чинов Министерства» [56].

Губернатор отвечал, что затрудняется поручить кому-либо из подведомственных ему должностных лиц выяснение требуемых сведений.

В марте 1905 г. Нестер Титов Семенов подал прошение на имя министра внутренних дел: «На имя Его Императорскаго Величества Государя Императора было подано мною телеграмма 9 августа 1904 года о том, что в деревне Яковлеве 2-го стана Себежскаго уезда Витебской губернии существовала Старообрядческая общественная моленная, которая в 1891 году по распоряжению Начальства закрыта и просил изъявить Царскую милость, и во имя радостнаго для всей России рождения Его Императорскаго Высочества наследника Цесаревича Великаго Князя Алексея Николаевича разрешить нам молиться в сказанной молельни и приносить горячия молитвы за здравие Его Императорскаго Величества и Августейшей Его семьи, на что получили ответ из канцелярии Его Императорскаго Величества по принятию прошений 2 отделения 1 ст. от 23 сентября 1904 года за № 49862, что таковая препровождена за № 43319 к Вашему Высокопревосходительству.

Число нас прихожан Яковлевской молельни более 2000 душ и нет нам место для отправления службы и принесения горячей молитвы Все Вышнему Творцу как за здравия Нашего Государя Императора и Августейшей Его семьи, так равно за здравие наших воинов, которые ныне находятся на поле сражения, что каждому человеку необходимо ежедневно помолиться Все Вышнему Творцу и в особенности в трудную минуту, когда на поле сражения убиты наши воины и не можем более за них помолиться, разве только под открытым небом, что крайне трудно невыносимо и тягостно в особенности в ненастной погоды.

Почему я, как уполномоченный сказанных прихожан, прибегаю к Вашему Высокопревосходительству с покорнейшей просьбою честь имею покорнейше просить Ваше Превосходительство избавить нас от такого невыносимаго мучительнаго положения, что мучение это незабываемое ибо каждому человеку ежедневно необходимо помолиться и в особенности в праздничные и Воскресные дни чего мы лишены. Разрешите нам молиться в Яковлевской молельни, которая в настоящее время запечатана по распоряжению Начальства и в сию приносить горячия молитвы Все Вышнему Творцу за здравие нашего Государя императора и Августейшей его семьи, а также за здравие наших воинов, которые в трудное время находятся на поле сражения» [57].

24 апреля 1905 г., уже после выхода Манифеста 17 апреля об укреплении начал веротерпимости это прошение вместе с телеграммой было направлено из МВД витебскому губернатору «для зависящих распоряжений по сему предмету» [58].

После издания манифеста 1905 г. об укреплении начал веротерпимости власти начали собирать сведения о запечатанных старообрядческих церквях и моленных. Себежский уездный исправник Ар. Соколовский доносил витебскому губернатору 30 мая 1905 г.: «24 апреля старообрядцы Яковлевской моленной, собравшись всем обществом в дер. Яковлево Могилянской волости во главе со своим наставником Карнеем Бурым, открыли запечатанную моленную в силу Высочайшего указа, воспоследовавшего 17 апреля сего года (т.е. всего через неделю! – К.К.) и затем, отслужив благодарственный молебен за дарованныя им милости Его Императорским Величеством, произвели между собою добровольный сбор на нужды войны в сумме 60 рублей, который отправили в г. Себеж на имя Министра Внутренних Дел при телеграмме следующего содержания: “Его Высокопревосходительству г. Министру Внутренних [Дел] старообрядцы Яковлевского общества Могилянской волости Себежского уезда Витебской губернии преисполнены чувством глубокой благодарности за великия милости свободы вероисповедания Высочайше дарованного в незабвенный день 17 апреля. Отслужив при открытии нашей молельни в селе Яковлеве 24 сего апреля о здравии и долгоденствии Всемилостивейшаго Отца нашего Государя Императора почтительно просим повергнуть к стопам обожаемого Монарха верноподданнические чувства нашей любви и преданности с готовностию пожертвовать жизнию и имуществом на благо Царя и родине и представить на его благовозрение нашу скромную лепту 60 рублей, отправленные нами сего числа телеграммою на нужды войны. Наставник Яковлевского общества старообрядцев Карнилий Буров”. О чем доношу Вашему Превосходительству» [59]. На рапорте себежского уездного исправника в верхнем левом углу рукою губернатора написано: «Не рано ли они распечатали?» Действительно, наученные многовековым горьким опытом, староверы не стали дожидаться, пока раскрутится бюрократический механизм, и очередь, наконец-то, дойдет и до них, но поторопились воспользоваться высочайше дарованной им свободой вероисповедания.

Всего в Себежском уезде на 28 февраля 1906 г. значилось два наставника: Корней Карпов Бурый (род. 1853) – избран наставником Яковлевского общества при Яковлевской моленной старообрядцев, крестьянин Могилянской волости Могилянского общества, на военной службе не был, 53 лет отроду, избран 18 лет назад (т.е. в 1888 г.); и Григорий Ефимов Тикунов (род. 1836) – избран наставником при обществе Обительской моленной старообрядцев 15 лет назад (т.е. в 1891 г.), невельский мещанин, 70 лет отроду.

29 декабря 1907 г. Яковлевская старообрядческая община феодосиевского согласия была зарегистрирована Витебским губернским правлением. В 1909 г. в Яковлево, в 15 метрах от крутого берега реки Великой, была построена новая моленная, а рядом с ней в 1910 г. – дом наставника.

С революцией 1917 г. закончился недолгий «Золотой век» старообрядчества, а вскоре последовали и новые гонения на сторонников старой веры. Любопытные документы о послереволюционном периоде истории местного старообрядчества удалось найти в Государственном архиве Великих Лук.

В 1923 г. в «Списке религиозных общин по Себежскому уезду» значатся две общины: в Луначарской волости «Обительская старообрядческая община» (количество зарегистрированных членов – 194) и в Володарской волости «Яковлевская старообрядческая община» (наставник Мелихов, количество зарегистрированных членов – 289). Также в Пустошинской волости значится «древне-христианская община» с 61 зарегистрированным членом. В Освее, входившей тогда в Себежский уезд (сейчас на территории Беларуси), было старообрядческое кладбище [60].

12 августа 1937 г. был арестован яковлевский наставник (в деле он назван «священником»), внук Федора Михайловича Мелихова Павел Пиманович Мелихов (1862 г. р.). Он был осужден «тройкой» УНКВД Калининской области 20 сентября 1937 г. по ст. 58-10 ч. 1 УК РСФСР к расстрелу. Реабилитирован 22 сентября 1989 г.

В послевоенные годы власти закрыли и саму Яковлевскую моленную, разрешив прихожанам забрать иконы. Однако духовная жизнь в этих местах продолжалась. Местные духовные наставники продолжали крестить, исповедовать, служить погребения и панихиды. Старожилы вспоминают яковлевских духовных отцов Артемия, Антония, Савелия, Тимофея [61].

Здание Яковлевской моленной и дом наставника сохранились до наших дней. До недавнего времени в моленной, лишившейся купола, находился магазин, а староверы молились по домам. Местных староверов принимал на покаяние старец Василий Никитич Поташенко (1928–2010) – многолетний прихожанин Невской старообрядческой поморской общины, летом проживавший в соседнем с Яковлево п. Рубежник. Однако с его

  1. Историко-этнографические очерки Псковского края. – Псков, 1999. – С. 29.
  2. Национальный исторический архив Республики Беларусь (далее – НИАБ). Ф. 1430. – Оп. 1. – Д. 478. – Л. 14 – 14 об. Здесь и далее орфография оригинала.
  3. Там же. Л. 13.
  4. НИАБ. Ф. 1416. – Оп. 3. – Д. 7638. – Л. 689 – 689 об.
  5. Там же. Л. 690 – 690 об.
  6. Там же. Л. 694 об.
  7. Там же. Л. 703 – 704.
  8. Там же. Л. 28 об. – 29.
  9. БАН. Двинское собр. № 34. – Л. 32 – 32 об.
  10. НИАБ. Ф. 1416. – Оп. 2. – Д. 3495. – Л. 10 – 10 об.
  11. НИАБ. Ф. 1416. – Оп. 1. – Д. 1334. – Л. 10 об.
  12. НИАБ. Ф. 1416. – Оп. 1. – Д. 1334. – Л.76 об.
  13. НИАБ. Ф. 1430. – Оп. 1. – Д. 13160. – Л. 1–2.
  14. БАН. Собр. Дружинина. № 189. – Л. 30.
  15. НИАБ. Ф. 1416. – Оп. 1. – Д. 1291. – Л. 1.
  16. НИАБ. Ф. 1416. – Оп. 3. – Д. 8694. – Л. 2 – 2 об.
  17. НИАБ. Ф. 2556. – Оп. 1. – Д. 1. – Л. 11 об. – 12.
  18. НИАБ. Ф. 1430. – Оп. 1. – Д. 40063. – Л. 1 – 1 об.
  19. Там же. Л. 3 – 3 об.
  20. Там же. Л. 4.
  21. Там же. Л. 7.
  22. Там же. Л. 39.
  23. Там же. Л. 8 – 8 об.
  24. Там же. Л. 16 – 16 об.
  25. Там же. Л. 24.
  26. Там же. Л. 32 об.
  27. Там же. Л. 18 – 18 об.
  28. Там же. Л. 25.
  29. Там же. Л. 46 об.
  30. Там же. Л. 51 – 51 об.
  31. Там же. Л. 53 – 53 об.
  32. Там же. Л. 54 – 55.
  33. Там же. Л. 76 об. – 79.
  34. Там же. Л. 80 об.
  35. Там же. Л. 81 об.
  36. Там же. Л. 82 – 87 об.
  37. Там же. Л. 95.
  38. Там же. Л. 97 – 97 об.
  39. Там же. Л. 99.
  40. НИАБ. Ф. 1430. – Оп. 1. – Д. 46988. – Л. 15.
  41. Там же. Л. 16 – 16 об.
  42. Там же. Л. 17.
  43. Там же. Л. 18.
  44. НИАБ. Ф. 1430. – Оп. 1. – Д. 40063. – Л. 105 об.
  45. Там же. Л. 114 – 115; нотариально заверенная копия доверенности.
  46. Там же. Л. 112 – 113.
  47. Там же. Л. 109 – 109 об.
  48. Там же. Л. 110 об.
  49. Там же. Л. 111.
  50. Российский государственный исторический архив. Ф. 1405. – Оп. 542. – Д. 1285. – Л. 52 – 54 об.
  51. НИАБ. Ф. 1430. – Оп. 1. – Д. 40063. – Л. 139 – 139 об.
  52. Евфим Пешкин проживал в Петербурге на улице Глазовой в доме № 25, кв. 28.
  53. НИАБ. Ф. 1430. – Оп. 1. – Д. 40063. – Л. 141.
  54. Там же. Л. 147.
  55. Там же. Л. 155 – 156.
  56. Там же. Л. 151 – 151 об.
  57. Там же. Л. 154 – 157.
  58. Там же. Л. 153.
  59. НИАБ. Ф. 1430. Оп. 1. Д. 46983. Л. 19 – 19 об.
  60. Государственный архив Великих Лук. Ф. Р–111. – Оп. 1. – Д. 55.
  61. Письмо В.Н. Поташенко в Российский Совет Древлеправославной Поморской Церкви от 28.04.2007 г. (из личного архива автора).
15 Авг
Пение

Всеношное бдение в РГСО на 1000-летие Крещения Руси

Всеношное бдение в РГСО на 1000-летие Крещения Руси , июль 1988 г., гл. 5-й (часть 1)

Всеношное бдение в РГСО на 1000-летие Крещения Руси , июль 1988 г., гл. 5-й (часть 2)

Показать ещё статьи
Loading...