Уже не одно десятилетие в латвийском обществе усиливается интерес не только к своим национальным корням, но и культуре других религиозных конфессий. В частности, большой интерес вызывает жизнь старообрядцев, их богатый опыт сохранения духовных и культурных ценностей, христианского образования и воспитания в инонациональной среде.

Национальное управление культурного наследия Латвии, реализуя программу по популяризации памятников культуры, наметило каждую неделю, в рамках просветительских мероприятий, уделять внимание ценностям различных христианских конфессий Латвии.

Такое мероприятие состоялось в Музее истории старообрядчества РГСО, которое прошло при поддержке Министерства юстиции ЛР и Фонда культурного капитала.

Автором проекта проводимого в общине мероприятия стала специалист по художественному и религиозному наследию Министерства культуры Латвии, магистр АРТ Элвита Рука.

Цель этого проекта состоит в том, чтобы обратить внимание на разнообразие духовного и культурного наследия христианства, подчеркнуть важность исследований в вопросе сохранения и налаживания связей с латвийским обществом.

Темой обсуждения стал Музей истории старообрядчества в Рижской Гребенщиковской общине – как свидетельство духовного и культурного наследия христианства.

Началось мероприятие с осмотра храмового и молитвенного зала общины, который провели Азий Исаевич Иванов и Людмила Вениаминовна Клешнина. Затем беседа продолжилась уже в Музее истории старообрядчества РГСО.

Открыл мероприятие наставник общины Никола Логинович Васильев. В своем выступлении он отметил, что история староверия на латвийской земле имеет многовековые корни. В стенах этого музея, в экспозициях можно проследить не только историю древлеправославия, но и бережно сохраненную историю Рижской Гребенщиковской общины. История рижских староверов — это данность, которая необходима не только для нас, но и для нашего будущего.

«Несколько веков староверы по воле Господа живут с другими конфессиями на латвийской земле «бок о бок» в мире и, надеемся, так будет и впредь. Все, что вы увидели, посещая храм, создавало не одно поколение староверов».

Никола Логинович пожелал собравшимся приумножить знания о староверах, об их истории и культуре, о сохранении духовности.

Далее слово взяла автор проекта Элвита Рука, которая ознакомила участников конференции с концепцией данного мероприятия, а также представила подготовленный буклет. Он знакомит с молитвенным домом Рижской Гребенщиковской старообрядческой общины, который является крупнейшим в мире храмом старообрядцев поморского согласия, и художественным наследием сакрального искусства. Комплекс является шедевром архитекторов Яниса Фридриха Бауманса и Райнхольда Шмелингса. Архитектурное и художественное наследие старообрядцев включено в список охраняемых памятников Латвийского государства.

В подготовленном буклете представлены разделы, посвященные истории древлеправославия в Латвии. Буклет знакомит с ценностями архитектуры и искусства.

Доктор исторических наук Иванов Азий Исаевич выступил по теме «Гребенщиковский Музей истории староверия – вестник духовности». Он отметил, что материалы Музея истории старообрядчества искореняют религиозную безграмотность, распространяют христианскую мудрость и сохраняют традиционные ценности.

Музей рассказывает о староверах как христианах, которые защищены молитвой и постом. Они стараются идти путем спасения, оставаясь верными учению Исуса Христа. С Божией помощью и была создана такая концепция музея. Она имеет духовную направленность и подтверждает, что старообрядцы никогда не изменяли христианской вере.

Архитектор, исследователь сакрального наследия, лектор Людмила Вениаминовна Клешнина выступила по теме «Архитектурное совершенство Гребенщиковского храмового комплекса». Как объект культурного наследия, весь храмовый комплекс вместе с застройкой его 100-метровой охранной зоны представляется не только духовным центром, но и культурным памятником благотворительности, сострадания и попечительства о стариках и детях. Людмила Вениаминовна поведала слушателям о интересных подробностях строительства храмового комплекса в различные исторические периоды. В результате труда нескольких поколений рижских зодчих и неустанных забот попечителей и прихожан сложился уникальный культурный комплекс, в котором «неслиянно и нераздельно» переплелись постройки разных времен и стилей.

Преподаватель Латвийской академии художеств, реставратор Дмитрий Георгиевич Лащетко выступил с докладом «Иконостас Успенского храма — уникальная сакральная и художественная ценность». В его выступлении было отмечено, что храмовый комплекс РГСО является памятником архитектуры государственного значения. Большой молитвенный зал украшает высокий шестиярусный иконостас с древними иконами канонического письма. Немало икон в иконостасе Успенского храма Гребенщиковской общины — это иконы с Выга. Неизгладимое впечатление у участников конференции оставил иконостас. Его длина — около 35 метров, а высота — около 15. Все иконы покрыты позолоченными или серебряными окладами. В помещениях Гребенщиковской общины насчитывается около полутора тысяч икон, среди которых немало поистине уникальных.

Доктор философских и социальных наук Надежда Валерьевна Пазухина выступила с докладом «Роль личности в сохранении наследия – вклад Ивана Заволоко в создание музея». Участники конференции ознакомились с выдающимся старообрядческим деятелем Иваном Никифоровичем Заволоко. Среди латвийских и прибалтийских старообрядцев Иван Заволоко известен как автор учебников по учению веры, истории старообрядчества, собиратель и издатель традиционной духовной поэзии старообрядцев, редактор и автор журнала «Родная Старина», автор многих статей в Старообрядческом церковном календаре, педагог. В академической среде имя И. Заволоко известно в связи с научными публикациями о рукописной традиции старообрядчества, а также с обнаружением автографов жизнеописаний протопопа Аввакума (Аввакум Петров) и монаха Епифания (Епифаний Соловецкий). И. Заволоко консультировал латвийских и зарубежных исследователей по вопросам истории, он был знатоком старообрядческих книг и религиозных традиций, археографии и палеографии дореформенного русского православия.

В Рижской Гребенщиковской старообрядческой общине находится личный архив и музей имени И. Н. Заволоко. В 1980-2020-х годах община переиздала несколько произведений И. Заволоко. 100-летие Ивана Никифоровича Заволоко было отмечено в общине конференцией и изданием сборника статей.

Далее участники конференции небольшими группами продолжили дискуссии и беседы, а также индивидуально ознакомились с экспонатами Музея истории и имели возможность приобрести церковную и просветительскую литературу.

К юбилейной дате РГСО, которая из-за ковидных ограничений затянулась на несколько лет, в жизни Рижской Гребенщиковской общины состоялось еще одно значимое событие. Оно было таким же долгожданным, как и сама книга — «Сказание о Гребенщиковской старообрядческой общине».

Издание – это многолетний труд Азия Исаевича Иванова. С Божьей помощью написана книга доктором исторических наук, исследователем староверия и человеком, который о себе говорит так: «все титулы и звания, полученные мною в мирской жизни, оставил за воротами храма, а здесь я старовер, прихожанин общины». По решению Совета общины и самого автора книга издана в авторской редакции по задумке и видению Азия Исаевича.

В книге в форме сказания повествуется о том, что ведомые Божьим Промыслом староверы начали заселять восточную окраину города-крепости Риги в конце XVII и в начале XVIII столетия. Они пришли на эту территорию с целью сохранить веру Христову. В начале XVIII века, образовали Рижское старообрядческое общество, а позже, во второй половине XVIII века рижские староверы освятили общественный молитвенный дом. Преодолевая духовные стеснения и гонения, рижские староверы постом и молитвой, своими трудами стремились к единению с Господом Богом.

В начале 20 века в Риге насчитывалось около 15 тысяч староверов, которые заботились о живущих в Гребенщиковской богадельне, имели свое училище и детский приют, а также великолепный храм с величественным иконостасом.

Несомненно, что представление Сказаний и встреча с автором в Музее истории староверия общины вызвали неподдельный интерес со стороны прихожан общины, историков, общественных деятелей и гостей.

О нашей Гребенщиковской старообрядческой общине было немало написано статей, исследований, воспоминаний, было много снято любительских фильмов и профессиональных сюжетов, сделано публикаций в различных изданиях, но такого фундаментального труда об истоках, истории создания и становления общины не было.

Азий Исаевич всегда напоминал, что «с Божией помощью, был приступ к написанию «Сказания о Рижской Гребенщиковской старообрядческой общине», и это поистине так. Все, кто успел ознакомиться и приобрести книгу, отмечают, что читается она интересно, познавательно и легко, в ней нет строгого литературного жанра, это история рижских староверов в Сказании. Автор сочетает и излагает материал в повествовательно-житейском жанре, широко использует исторические события прошлого, предания. В книге в хронологическом порядке даны основные события описанного периода, а также помещены исторические фотографии и рисунки, наглядно отображающие описанные события того времени.

Семь лет назад был открыт Музей истории староверия в РГСО – это тоже задумка Азия Исаевича, которая воплотилась в жизнь и стала достоянием общины. Духовный Музей, представление книги, и встреча в Музее с автором символична.
Много рассказывал Азий Исаевич о Сказаниях, о научных и архивных источниках, которые использовал в написании, вспоминал о тех людях, чьи труды помогли ему отобразить исторические периоды повествования.

Преподаватель Гребенщиковского духовного училища, участник многих международных конференций по старообрядчеству, он всегда умел привлечь внимание слушателей к своему выступлению. Его слушали внимательно, с интересом. Доходчиво Азий Исаевич отвечал на вопросы, поставленные им же самим в Сказаниях. «Рижское Старообрядческое общество – Гребенщиковская богадельня – Рижская Гребенщиковская старообрядческая община – три имени сообщества рижских староверов на долгом многовековом пути… Кто они? Что они делали? Как жили: между собой… с другими – не староверами…». В книге показана судьба рижских староверов, которые оказывались в различных условиях, какими были их отношения к властным структурам и синодальной Церкви, что определяло и каким образом рижские староверы участвовали в жизни государства с начала создания богадельни, общества, общины до 1904 года.

Много теплых слов и самое главное надежд было выражено в выступлении участников встречи и представления книги. Неподдельные искренние слова звучали от выступавших на мероприятии: руководителя издательско-просветительного отдела общины, ректора ГДУ Иллариона Ивановича Иванова, сотрудника Издательского отдела РГСО Ирины Лукьяновны Шурмель, историка и исследователя староверия Инны Сергеевны Кирничанской, земляка и причетника храма Успения Пресвятой Богородицы Фёдора Акимовича Платкова, сотрудника РГСО Елены Валентиновны Пахоленко, педагога и председателя Латвийского общества русской культуры Елены Васильевны Матьякубовой, латвийского архитектора Людмилы Вениаминовны Клешниной, художника- оформителя музея истории староверия общины Агрипины Брониславовны Солейчук, старообрядческого поэта, члена Союза писателей России и Международной ассоциации писателей Петра Ивановича Антропова.

Кроме слов благодарности, буквально во всех выступлениях были пожелания крепкого здравия автору и надежда на продолжение этого труда – второй книги. С Божьей помощью автор над ней работает.

Выступающие справедливо отмечали, что Сказание открыло для них много нового из жизни Рижской Гребенщиковской старообрядческой общины, да и о судьбе староверов и староверия. Собравшиеся высоко оценили труд Азия Исаевича Иванова, искренне благодарили его за большое богоугодное дело.

По окончанию официального представления книги участники продолжили дружеское общение в беседке на территории общины, где их ждал большой русский самовар — символ гостеприимства, русского духа и традиционного чаепития, и угощения для чая — пироги.

Надо отметить, что каждый, кто приобрел книгу на презентации, получил еще и в подарок автограф автора.

Книга рассчитана на староверов для сохранения исторической памяти.

В Сказаниях опубликована вступительная статья автора, переведенная на латышский язык. Она может быть полезной для всех, кого интересует староверие и его история.

Александр Александрович Губарев (1862 — после 1937 года) в течение девятнадцати лет, с 1912 по 1931 годы, создавал фотолетопись Москвы.

А.А. Губарев родился в купеческой семье, окончил коммерческое училище, вскоре после этого устроился на работу в банк на должность банковского служащего и конторщика. После выхода в отставку полностью посвятил себя москвоведению. Создал более пяти тысяч негативов и позитивов, участвовал в конкурсе Русского фотографического общества 1914 года «Ушедшая и уходящая Москва», а позднее экспонировал свои работы на выставках этого общества. В 1937 году все свои фотографии А.А. Губарев передал Государственному историческому музею.

Наследие А.А. Губарева до сих пор не известно широкому кругу пользователей.

Лишь в конце 2017 года Музей Москвы провел первую выставку его работ под названием «Москва в фотографиях А.А. Губарева. 1912–1914», где были представлены 130 фотографий дореволюционной столицы.

Часть коллекции Губарева (на сегодняшний день чуть более 2000 экспонатов) из фондов Государственного исторического музея представлена на сайте Госкаталога.

В нескольких публикациях попробую представить уважаемым подписчикам и гостям канала уже выложенные фотографии на Госкаталоге, отобранные мной по территориальному принципу. Первая публикация была посвящена Сокольникам, во второй публикации собраны фото Преображенского, Черкизова, Богородского и Семеновского.

Сегодня познакомимся с фотографиями Губарева 1920-х годов, запечатлевшими постройки Преображенского старообрядческого кладбища (Преображенского богаделенного дома, Преображенского старообрядческого монастыря). Губарев четырежды делал снимки построек Преображенского старообрядческого кладбища — в 1923, 1926 и дважды в 1929 годах.

1. 1923 год, 17 мая. Преображенский Камер-Коллежский вал. Мужской двор. Надвратная церковь и колокольня с оградой
   

   Материал, техника: бумага желтая, желатино-серебряный отпечаток Размер:8,5х10,7 см; 18х20,5 см Номер в Госкаталоге: 43355114 Номер по КП (ГИК): ГИМ 79541/6017 Инвентарный номер: ИА 1010/99

2. 1923 год, 17 мая. Часовня Креста Господня
   

   Материал, техника: бумага желтая, желатино-серебряный отпечаток Размер:8,6х13 см; 18х20,5 см Номер в Госкаталоге: 43355042 Номер по КП (ГИК): ГИМ 79541/6012 Инвентарный номер: ИА 1010/94

3. 1926 год, 12 марта. Общий вид Мужского двора с юго-западной стороны
   

   Материал, техника: бумага желтая, желатино-серебряный отпечаток Размер:12,2х14,4 см; 18х20,5 см Номер в Госкаталоге: 43355032 Номер по КП (ГИК): ГИМ 79541/6016 Инвентарный номер: ИА 1010/98

4. 1926 год, 12 марта. Общий вид Женского двора с юго-западной стороны
   

   1926 год, 12 марта. Общий вид Женского двора с юго-западной стороны

5. 1926 год, 12 марта. Южные ворота Преображенского старообрядческого кладбища
   

   Материал, техника: бумага желтая, желатино-серебряный отпечаток Размер:9,4х14,3 см; 18х20,5 см Номер в Госкаталоге: 43355049 Номер по КП (ГИК): ГИМ 79541/5998 Инвентарный номер: ИА 1010/80

6. Материал, техника: бумага желтая, желатино-серебряный отпечаток Размер:9,4х14,3 см; 18х20,5 см Номер в Госкаталоге: 43355049 Номер по КП (ГИК): ГИМ 79541/5998 Инвентарный номер: ИА 1010/80
   
   

   Материал, техника: бумага желтая, желатино-серебряный отпечаток Размер:9,4х14,3 см; 18х20,5 см Номер в Госкаталоге: 43355049 Номер по КП (ГИК): ГИМ 79541/5998 Инвентарный номер: ИА 1010/80

   Обратите внимание, что на снимке № 1 1923 года главки надвратной церкви еще целы.

7. 1926 год, 12 марта. Женский двор. Въездные ворота
   

   Материал, техника: бумага желтая, желатино-серебряный отпечаток Размер:11,5х14 см; 18х20,5 см Номер в Госкаталоге: 43355025 Номер по КП (ГИК): ГИМ 79541/5996 Инвентарный номер: ИА 1010/78

8. 1926 год, 12 марта. Открытая часовня над надгробиями
   

   Материал, техника: бумага желтая, желатино-серебряный отпечаток Размер:8,6х10,8 см; 18х20,5 см Номер в Госкаталоге: 43355090 Номер по КП (ГИК):ГИМ 79541/6015 Инвентарный номер: ИА 1010/97

9. 1929 год, 21 апреля. Женский двор. Въездные ворота. Верхний орнамент
   

   1929 год, 21 апреля. Женский двор. Въездные ворота. Верхний орнамент

10. 1929 год, 21 апреля. Женский двор. Крестовоздвиженская часовня (летний собор). Вид с южной стороны
    

    Материал, техника: бумага — ватман, желатино-серебряный отпечаток Размер:12х17 см; 18х20,5 см Номер в Госкаталоге: 43355069 Номер по КП (ГИК): ГИМ 79541/6000 Инвентарный номер: ИА 1010/82

11. 1929 год, 21 апреля. Женский двор. Крестовоздвиженская часовня (летний собор). Вид с западной стороны, со стороны въезда
    

    Материал, техника: бумага — ватман, желатино-серебряный отпечаток Размер:11,5х17,2 см; 18х20,5 см Номер в Госкаталоге: 43355200 Номер по КП (ГИК): ГИМ 79541/5999 Инвентарный номер: ИА 1010/81

12. Материал, техника: бумага — ватман, желатино-серебряный отпечаток Размер:11,5х17,2 см; 18х20,5 см Номер в Госкаталоге: 43355200 Номер по КП (ГИК): ГИМ 79541/5999 Инвентарный номер: ИА 1010/81
    

    Материал, техника: бумага — ватман, желатино-серебряный отпечаток Размер:11,5х17,2 см; 18х20,5 см Номер в Госкаталоге: 43355200 Номер по КП (ГИК): ГИМ 79541/5999 Инвентарный номер: ИА 1010/81

13. 1929 год, 17 мая. Часовня Креста Господня. Могила основателя кладбища И.А. Ковылина (каменная гробница)
    

    1929 год, 17 мая. Часовня Креста Господня. Могила основателя кладбища И.А. Ковылина (каменная гробница)

14. 1929 год, 17 мая. Женский двор. Вид с юго-западной стороны
    

    1929 год, 17 мая. Женский двор. Вид с юго-западной стороны

15. 1929 год, 17 мая. Женский двор. Въездные ворота
    

    Материал, техника: бумага — ватман, желатино-серебряный отпечаток Размер:11,9х17 см; 18х20,5 см Номер в Госкаталоге: 43355202 Номер по КП (ГИК): ГИМ 79541/5995 Инвентарный номер: ИА 1010/77

16. 1929 год, 17 мая. Женский двор. Западная стена в южном направлении в сторону Мужского двора
    

    Материал, техника: бумага — ватман, желатино-серебряный отпечаток Размер:8х13,2 см; 18х20,5 см Номер в Госкаталоге: 43355211 Номер по КП (ГИК): ГИМ 79541/5994 Инвентарный номер: ИА 1010/76

На этом подборка снимков Преображенского старообрядческого кладбища, выполненных Губаревым в 1920-х годах заканчивается.

В следующей и последней подборке этой серии покажу снимки интерьеров в постройках Преображенского старообрядческого кладбища, их Губарев также сделал довольно много.

Благодарю за внимание!

— 1666 г. — Собор правящих верхов русской церкви (никониан) выдал санкцию на гонения и мучения православных христиан, державшихся старых обрядов, постановив наказывать их не только церковным наказанием, но и царским, сиречь градским законом и казнениям. Масса людей начала спасаться и уходить на Урал, Дон, в Поморье, в Сибирь, за границу (в Польшу, в Австрию).

— 1682 г. — На острове Ветка, близ реки Сожь, на территории Речи Посполитой (Польши) на землях пана Халецкого основывается старообрядческое поселение с часовней, а позже – монастырь, ставший крупным духовным центром Староверия.

— 1737 г. — основано село Лосиха (ныне Верх-Убинское), в последующем ставшее центральным населённым пунктом убинского старообрядчества, там проживало около 5000 жителей, действовали три церкви: официального православия, и старообрядческие – поморского согласия и поповцы.

— 1763 г. — Правительственный Сенат издаёт Указ о свободном возвращении беглецов-староверов («русских поляков»), на родину, в котором объявлялась «амнистия» по всем прежним делам.

— 1765 г. — Сенат издаёт второй Указ, с тем же приглашением. Добровольно вернувшихся «поляков» на шесть лет освобождали от пошлины, им разрешено было селиться и на Алтайских горах, на реках Ульбе, Убе, Березовке, Глубокой и их притоках.

— 1780 г. — Происходит добровольное и частично насильственное переселение староверов в назначенные правительственным Сенатом места.

— 1788 г. — Поселок Риддерский находился на территории, исторически сложившейся от первоначального поселения секисовских «поляков» Владимирской волости (1747), переселившихся из Польши в долину реки Убы, в большинстве своем относящихся к поморскому законобрачному согласию.

— 1799–1867 гг. — Вокруг Риддера, в Риддерской волости Змеиногорского округа, сформировалось шесть поселений: Поперечная – 1825 г., Стрежная – 1850 г., Ермолаевка – 1895 г., Бутаково – 1764 г., Черемшанка – 1779 г., Орловка – 1867 г. Там жили крестьяне-староверы, почти все потомки «поляков»; они и включились в новый этап освоения более труднодоступных мест среднего течения реки Убы из-за безземелья и периодических гонений на старообрядцев.

— 1880 г. — Благодаря трудам и настойчивости Ивана Федотовича Егорова состоялся первый старообрядческий духовный Собор в селе Бобровка, затем второй духовный Собор в селе Лосиха и третий Собор в деревне Гилевой, где и было принято исповедование Поморского законобрачного согласия, ставшее преобладающим во всех верховьях Убы, первым его принял И.Ф. Егоров.

— 1880 г. — Иван Федотович Егоров и его сыновья Нифантий и Василий на деньги, которые дал барнаульский купец-мануфактурщик Семён Селиверстович Морозов (10000 рублей золотом) начали строить старообрядческий скит в тайге – большую избу для инокинь и игуменьи; начинают возводить женский Покровский монастырь между горами Большим и Малым Теремком.

• лето 1899 г. — В женский Покровский монастырь на реке Банной (притоке Убы) приглашаются семь девушек-инокинь из поморцев Уфимской губернии для обслуживания, содержания и дальнейшей жизни в обители. Остановились девушки в избе Уваровых – будущие инокини Ираида, Ирина, Аполинария, Мастридия, Афанасия, Серафима и Елена.

Большую помощь в возведении монастыря оказывал барнаульский купец С. С. Морозов (который впоследствии был похоронен в этом монастыре), а также знаменитые московские купцы Рябушинский, Рахманов, Солдатенков, владелец волжского пароходства Бугров, несмотря на то, что они не были поморцами.

• 1908 г. — Окончание строительства Покровского женского монастыря. Над двухэтажной церковью поставили голубой купол, на колокольне шесть колоколов, две избы с дворами, сараями, амбарами. Имелась трапезная, больница, гостиная изба, пасека и конный двор. Монастырь на Убе стал оплотом староверческой духовной культуры края.
• май 1909 г. — Первый Всероссийский Собор христиан старообрядцев-поморцев в Москве. Среди участников главный начетчик Бийско-Барнаульского края Василий Иванович Егоров.
• сентябрь 1912 г. — Второй Всероссийский Собор христиан старообрядцев-поморцев в Москве, также среди участников В. И. Егоров. В Покровской старообрядческой женской обители в это время проживало 40 инокинь (из Лосихи, Бутаково, Быструхи, Малоубинки и др.). Среди них 24 – накрытых мантией, 16 – не накрытых. Из них были давшие обет всю жизнь «поработать на Христа», часть послушниц (белицы) и часть «гостей», не определивших своего положения и могущих оставить монастырь или выйти замуж.
• 1915 г. — При монастыре было открыто духовное училище по подготовке уставщиков и духовных отцов поморского согласия для жителей Бийско-Барнаульского уезда.
• 1918 г. — Выход декрета Совнаркома «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», лишавшего религиозные организации прав собственности и юридического лица.
• начало 20-х годов. — Поморское и Белокриницкое (поповское) согласия на Убе являлись главенствующими по социальному и экономическому значению. В неустанных трудах и молитвах проводили жизнь в Покровском поморском монастыре 60 инокинь.
• 1928 г. — С началом коллективизации в риддерском крае происходит закрытие сельских церквей. Этот период стал переломным для жизни монастыря, да и всего старообрядчества на Убе. В связи с гонениями часть инокинь покинула монастырь.
• К 1930 году – в 160-260 километрах от устья Убы имелось более пятидесяти заимок (хозяйственных комплексов из одной или двух родственных семей).

— 1931 г. — Закрытие и разорение Покровского монастыря. Двадцать матушек сосланы в Сибирь, получив от 2 до 7 лет отсидки; старообрядческая поморская община риддерского края распалась.

• В конце 30-х – 40-е гг. — Инокини, сосланные за веру в Сибирь, стали возвращаться в родные места и селиться в окрестностях бывшего монастыря, на Мальцевом ключе, на заимках Васенево и Ермолаевка, входивших в состав Лениногорского горисполкома.
• В 1940-е гг. — Духовными наставниками на Убе были: Виналий Илларионович Гусляков (1898 г.р., Гуслякова заимка), Илларион Кузьмич Немцев (Немцева заимка), Федот Зиновьев (село Чесноковка), Карп Кузьмич Немцев (село Вдовинское), Иван Кузьмич Полторанин (село Ермолаевка), Иван Федорович Шкодин (село Вдовинское). Благословлял Никифор Назарович Полторанин и В. И. Гусляков.
• 28 ноября 1943 г. — Выход постановления Совета народных Комиссаров СССР №1325 «О порядке открытия церквей», касавшееся только церквей официального православия.
• В середине 40-х гг. — В Лениногорске (Риддере) и окрестностях официально действующих старообрядческих моленных домов не имелось, поморская община не имела юридических прав, и все её действия пресекались распоряжениями облисполкома – организация и регистрация старообрядческих общин не допускалась.
• 4 октября 1947 г. — Выход указания Совета Министров Казахской ССР о строгом запрете приобретения (купли) зданий для открытия моленных домов церковными общинами.

— 1 декабря 1947 г. — Заключение договора между Екатериной Антоновной Санаровой (ул. Промышленная д. № 9) и Лениногорской старообрядческой общиной в количестве 22 человек в лице попечителя Якова Артемьевича Каверзина, о сдаче в аренду её дома под моленную сроком на 1 год, до 1 декабря 1948 года.

• Апрель 1948 г. — Составление прошения от 50 верующих старообрядцев и духовного наставника Иосифа Ферапонтовича Слюсарева в исполком ВКО Совета депутатов трудящихся с просьбой разрешить совершение религиозных обрядов (исповеди, крестины, похороны и т.д.)
• 1950-е гг. — «Хрущевское время», ужесточение государственного надзора за религиозными общинами. Сбор старообрядцев на моления осуществлялся только по большим праздникам в разных концах города (группами по пять-шесть человек); духовными наставниками были: Акиндин Афанасьевич Руковичников, Дмитрий Кондратьевич Васильев, Давыд Васильевич, Федот Никифорович Зиновьев, Поликарп Антонович Худяков, Лукиян Никифорович Шишков, Фотий Иванович Васильев, Сисой Карпович Фёдоров, Дорофей Карпович Фёдоров, Антон Карпович Фёдоров.

— 1958 г. — Одна из групп старообрядцев-поморцев купила дом в районе Таловки, где устроили моленную, однако вскоре её деятельность была прекращена.

— 1961 г. — Духовная жизнь на заимках шла своим чередом, в Покровской обители Гуслякова ключа проживали бывшие монастырские насельницы: игуменья Мастридия и матушка Надежда; на Казанцевой заимке – инокини Акилина, Елена, Афанасия Ступина и Мелания; на Ермолаевской заимке – инокини Клавдия, Елена и матушка Зинаида.

• В конце 1970 г. — Приехавшая с Украины и принявшая постриг инокиня Мелания купила дом на 6-м домоуправлении Лениногорска (Риддера), где организовала обитель, ставшую преемницей разрушенного Покровского монастыря; со временем туда переехали другие матушки, жившие на заимках у родственников, и жили до конца своих дней – игумения Афанасия и Павла.
• Начало 1980 гг. — Многие деревни и заимки перестали существовать, состояние старообрядчества пришло в упадок, в приходах насчитывалось по нескольку престарелых убинских жителей, в селе Ермолаевке наставником у четырех старушек был Пимен Евсеевич Гилёв.
• 1980-е гг. — В городе Лениногорске (Риддере) по Филипповскому переулку проживали 2 инокини: Анфиса Григорьевна Полякова (82 года) и Ксения Тимофеевна (84 года), которые пригласили к себе для проживания потомственную поморку Евдокию Евсеевну Егорову. В 1988 г. они купили вскладчину под моленную большой дом.
• 1986 г. — По решению облисполкома отдел по работе с религиозными учреждениями привлек сотрудников музея для инвентаризации икон, книг, лампад, находившихся в собственности двух старообрядческих домов города Лениногорска (Риддера): обители бывших монастырских инокинь и городской общины Александры Ильиничны Гусляковой.
• 1986 г. — Духовными наставниками Лениногорской (Риддерской) поморской старообрядческой общины были избраны Борис Петрович Колесников, затем Иван Карпович Грузинов и Яков Григорьевич Немцев (после ухода на пенсию), который с малолетства проживал на Гусляковой заимке, а духовные знания Убинского староверия получил от деда, наставника В. И. Гуслякова.
• 1985 г. — В Лениногорскую обитель к матушкам приехала из Ульяновска Мария Егорьевна Пчёлкина, после смерти в 1995 г. инокини Павлы вокруг неё сгруппировались черноризица Агафия (из г. Зыряновск) и черноризец Александр (из г. Рига), которые стали вести затворнический образ жизни. В 1996 г. к ним присоединилась Ксения Васильевна Антипова, которую также благословили на чернечество.

— 15 января 1992 г. — В Республике Казахстан был принят «Закон о свободе вероисповедания и религиозных объединений». В разных частях города Лениногорска (Риддер) существуют две общины поморцев: городская община с наставником Яковом Григорьевичем Немцевым и иноческая община черноризицы Марии.

• В 2000-е гг. — В Риддере существует один из самых многочисленных в округе приход старообрядцев- поморцев, в списках внесённых денег на моленный дом значится 113 человек. На молитву стали собираться в доме Виктора Сергеевича Попова.
• 2004 г. — Старообрядцы-поморцы купили общиной дом по ул. Садовая, обустроили его для моления, иконостас оформили из родительских икон. Необходимые принадлежности: подручники, лестовки, свещи и другое изготавливаются силами общины.
• 2006 г. — В Санкт-Петербурге состоялся Собор Древлеправославной Поморской Церкви, по районной глубинке почтой стали рассылаться календари-издания Единого Совета Древлеправославной Поморской Церкви, книги, иконы, нательные кресты. Стали восстанавливать общины в регионах, помогать в строительстве храмов, проводить освящение приходов, благословение наставников, обучение служителей.
• 2011 г. — Так как моленный дом на Садовой пришел в негодность после случившегося пожара, благодаря спонсорской помощи прихожан Ефима Назаровича Гуслякова и Василия Кирилловича Немцева купили новый дом для моленной, на ул. Шишкина, д. 11.
• 2012 г. — После проведения капитального ремонта, благоустройства дома внутри и снаружи, установки иконостаса, который перенесен из моленной по Садовой № 11, а также иконы, богослужебные книги переданы из прежней моленной Александры Ильиничны Гусляковой – основательницы Лениногорской общины в 1989 году в честь Покрова Пресвятыя Богородицы. В великий праздник Богоявления прошло освящение Храма. Настоятель Храма Яков Григорьевич Немцев, старшая служительница Зинаида Перфильевна Козицына. Община прошла государственную регистрацию.
• 2014 г. — После смерти черноризицы Марии черноризица Ксения покидает г. Риддер.
• 2016 г. — Настоятель общины Я. Г. Немцев и по согласию общего собрания, в присутствии отцов духовных Савелия Петровича Саблина (Кемеровская обл.) и Василия Петровича Нестеренко (Усть-Каменогорск) благословил исполнять обязанности отца духовного Артёма Назаровича Гуслякова. Сам Я. Г. Немцев по состоянию здоровья не всегда мог быть на службах.
• 2017 г. — Умер чернец Александр. Иноческая община в Риддере прекратила своё существование.
• 2020 г. — По инициативе попечителя В. К. Немцева и его помощи был приобретен и установлен купол на крыше моленной. Ранее с его же помощью был установлен малый купол над её входом. В день святых верховных апостол Петра и Павла, после окончания праздничного богослужения и освящения купола на земле, под пение «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко» и стихер Животворящему Кресту началась установка и водружение Креста на крыше моленной.

Чтя и помня родительские заветы и наказы, порядок ведения церковных служб в общине идёт по полному кругу с 6 вечера и до 6 утра, не меняя установленных монастырских правил.

В храме проводятся не только соборные службы, но и таинства, требы (крещение, исповедь, молебны, чин панихиды, погребения). Духовным отцом А. Н. Гусляковым проводятся учебные занятия по подготовке и учёбе чтению, пению, церковному уставу. Службы посещают прихожане не только старшего поколения (их остаётся всё меньше), но и более молодого возраста. Уставщица прихода (исполняющая обязанности духовной матери) Зинаида Перфильевна Козицына на протяжении многих лет не только вела службы, но и заботилась о потребностях и нуждах общины. Сейчас она болеет. Спаси её Господи за многолетний труды в Церкви Христовой!

Мы искренне благодарны нашим неустанным молитвенницам-труженицам: Александре Ивановне Соколовой, Любови Александровне Коростиной, Надежде Перфильевне Смирнягиной, Варваре Агаповне Полянской, Марии Афанасьевне Говоровой, Евдокии Зиновьевне Лаптевой за передаваемый опыт и знания более молодому поколению. Ухудшается их состояние здоровья по возрасту лет. Пожелаем же им душевного спасения, телесного здравия на долгие лета!

Покинули земной мир: настоятель общины Я. Г. Немцев (2016 г.), А. И. Гуслякова (2018 г.). В сентябре 2021 г. умерла пономарь Екатерина Николаевна Попова. Да воздаст им Господь за труды, упокоит их души в небесных селениях! Вечная память рабам Божиим!

В настоящее время на праздничных, поминальных службах собирается до 50 человек. На воскресные службы до 20 человек. Это устойчивые прихожане, выходцы из глубоко верующих семей, в основном с убинских заимок. Устав ведет молодая уставщица Надежда Емельяновна Денисенко.

Состав совета общины, под председательством Евфимия Назаровича Гуслякова, и желающие оказать помощь прихожане участвуют во всех хозяйственных мероприятиях по благоустройству усадьбы общины. В 2022 г. запланировано поставить поклонный Крест на месте, где стоял Покровский монастырь на реке Банной, в дань памяти духовных отцов и матушек женского монастыря. Пожелаем инициаторам-прихожанам сил и здоровья выполнить благое дело.

Прихожане Поморской общины г. Риддер

В Пскове и Псковском уезде в XVIII в. проживало немало староверов из числа купцов, посадских людей, мещан, крестьян и ямщиков. Поэтому естественно, что для погребения умерших старообрядцы имели свои отдельные кладбища. В Государственном архиве Псковской области сохранилось дело Псковской духовной консистории за 1804 г. «о запрещении священникам псковоградских церквей Алексеевской и Богоявленской препятствовать раскольникам погребать своих родственников на отведенных им кладбищах»^[i]. Из него следует, что в Полицкой волости Псковского уезда с давних времен существовало поселение крестьян экономического ведомства и ямщиков, исповедовавших старую веру. Своих умерших родственников они хоронили на кладбище у деревни Бердово.

Когда место стало тесным и потребовалось расширение кладбища, крестьяне из окрестных деревень Ложнева, Бердова, Весёлкова, Клишова, Яблонец, Пожнищи, Подберезья, а также ямщики из деревни Портянниковой, через крестьянина Андрея Анкудинова 18 января 1804 г. обратились с просьбой в Нижний земский суд о разрешении им предоставить новый участок земли для совершения погребений своих родственников. «По свидетельству селскаго заседателя Пракофiя Иванова» просимое под кладбище место «оказалось положенiе свое имѣетъ отъ деревни Бердовой во 150-ти саженяхъ на которомъ издревле происходитъ погребенiе старообрядческихъ мертвыхъ телъ и оное лежитъ в праздности къ хлебопашеству по пещанному грунту неспособное и оное имеетъ обширности в длину 30, а поперегъ 24 сажени. На спросъ же ево прикосновенныхъ селенiй отъ обитателей словесно ему объявлено, что помянутое прежнее кладбище и впредь занимаемо быть погребенiемъ мертвыхъ телъ родственниковъ означенных просителей можетъ без всякаго прекословiя и со стороны ихъ неудовольствiя»^[ii].

Тем не менее, священники псковоградских церквей Алексеевской и Богоявленской препятствовали староверам погребать своих родственников на отведенных им кладбищах. Поэтому рассмотрев дело, Псковское губернское правление сообщило Псковской духовной консистории, чтобы она распорядилась уведомить священников о том, «дабы они означеннымъ въ дѣлѣ семъ раскольникамъ на отведенныхъ имъ кладбищахъ погребать тѣла родственниковъ ихъ не препятствовали». Таким образом, одно из старейших древлеправославных кладбищ в окрестностях Пскова действовало еще с XVIII в. при деревне Бердово. Ныне деревня Бердово административно присоединена к деревне Горнево. В XX в. кладбище увеличилось и стало общим, без различия вероисповедания, но там и до сих пор совершаются погребения псковских староверов.

В провинциальных городах из-за малоземелья с XIX в. допускалось создавать на одном кладбище отдельные участки для лиц различного вероисповедания.

В Пскове XIX века в центре древнего Мироносицкого кладбища, расположенного на Завеличье, сложился крупный участок, на котором погребали псковичей, исповедующих старую веру. В ГАПО в фонде Канцелярии Псковского Губернатора хранится «Дѣло о публичномъ погребенiи тѣла умершаго раскольника Яхнова». Оно было начато 5 ноября 1835 г. и окончено 8 октября 1838 г. Из него известно о погребениях псковских купцов-староверов на Мироносицком кладбище уже в 30-х гг. XIX в. Поводом для заведения дела стала жалоба на имя губернатора от псковского архиепископа Нафанаила «съ покорнѣйшею просьбою: употребить Начальственныя мѣры къ обузданiю своевольства Псковскихъ раскольниковъ, обнаруженнаго Октября 24-го числа 1835-го года публичнымъ погребенiемъ умершаго купца Яхнова»^[iii].

Согласно рапорту псковского полицмейстера майора Пылаева, выясняются обстоятельства похоронных проводов старообрядцев до Мироносицкого кладбища: «Раскольникъ Яхновъ умеръ въ 1835 году, въ собственномъ домѣ состоящемъ на Запсковье, а кладбище раскольничье состоитъ на Завеличьи; – слѣдственно проводамъ Яхнова ни какъ невозможно было миновать торговой площади, гдѣ на рынкѣ съ самаго разсвѣта дня, находится большее стеченiе простаго народа, при проводахъ же за гробомъ слѣдовали по обыкновенiю для отданiя послѣдняго долга родные и знакомые умершаго Яхнова, съзади коихъ ѣхало нѣсколько экипажей, но какъ пѣнiя во время сихъ проводъ, такъ и шедшихъ при гробѣ съ факелами не было, – а равно и ничего другаго, могущаго быть какимъ либо соблазномъ для народа»^[4].

К середине XIX в. староверческий участок Мироносицкого кладбища уже обрел свою территориально зримую границу, запечатленную на плане Пскова 1856–1857 гг., исполненном инженер-полковником И. Ф. Годовиковым. В его знаменитом «Альбоме рисунков древностей Пскова» на листе V представлен «план губернскаго города Пскова в существующем виде» с описанием на странице 476^[v]. Там можно видеть, что Мироносицкое кладбище обнесено вокруг оградой. Храм Святых Жен Мироносиц обозначен № 209. К западу от храма показаны три жилых двора для причта и богадельни. Вход на кладбище располагался с южной стороны, как и теперь. Общая территория кладбища разделена на два неравных участка. При этом один больший прямоугольник – это православное кладбище вокруг церкви, а другой участок за разграничительной линией примыкает к нему с северной стороны. Он имеет форму четырехугольника, сужающегося к западу. Это и есть старообрядческий участок кладбища, добавленный с XIX в. Таким образом, к 1856/57 г. старообрядческое городское кладбище было официально зарегистрировано властями, территориально оформлено и существовало в определенных границах, имея достаточно просторную площадь. Следует полагать, что разделительная линия, показанная на плане И. Ф. Годовиковым, обозначала ограду, поскольку таким же красным цветом изображены и внешние границы кладбища.

Сохранилось свидетельство псковского археографа и краеведа К. Г. Евлентьева от 1873 г., в котором он сообщает, что Мироносицкое кладбище являлось местом захоронения псковских староверов. В «Указателе вещественным памятникам древности и старины, церковным и гражданским в губернском городе Пскове и окрестностях его» К. Г. Евлентьев пишет о церквях в предместьях города, где, в частности, отмечено: «Мироносицкая (Св. Жен Мироносиц), построена в 1546 году. С 1786 года кладбищенская, приписана к собору. Место погребения старообрядцев: Хмелинских, Балагиных и других»^[vi].

В 1878 г. на староверческом участке Мироносицкого кладбища на средства псковского купца-старообрядца Ивана Егоровича Дервина была возведена каменная часовня, от которой теперь остались одни развалины^[vii].

В начале XX в. старообрядческий участок Мироносицкого кладбища упоминается в рапорте епархиального миссионера священника Николая Боголюбова в Псковскую духовную консисторию от 10 ноября 1903 г. В нем сообщается: «Особаго кладбища раскольники гор. Пскова не имѣютъ, а умершихъ хоронятъ на Мироносицкомъ кладбищѣ; богатые имѣютъ фамильные склепы, а для бѣдныхъ отведено особое мѣсто»^[viii].

Особенно трагичным для судьбы старых кладбищ было советское время. В стремлении «разрушить старый мир до основанья» уже 12 апреля 1918 г. Совет народных комиссаров принял декрет «О снятии памятников, воздвигнутых в честь царей и их слуг…»^[ix]. Этим актом открывалась кампания по уничтожению и сносу старых монументов и мемориалов, в том числе и на кладбищах. В ходе массового закрытия и упразднения действовавших приходов и обителей их кладбища оказались под угрозой уничтожения.

Первая пятилетка 1928/1929 – 1932/1933 гг., объявленная «пятилеткой безбожия», нанесла непоправимый урон русской духовной культуре. По плану руководителей страны в это время ставилась задача покончить с существованием церкви и религии. Одновременно провозглашалась цель догнать и перегнать капиталистические страны по всем направлениям развития народного хозяйства и промышленного производства. В ходе индустриализации объявлена гонка по выплавке чугуна, стали и прочих металлов. Тогда по всей стране в металлолом были сданы старинные колокола, чугунные намогильные кресты и ограды с кладбищ.

Большие беды и разорение принесла Великая Отечественная война. Псков лежал в руинах. В 1950-е гг. для укладки бортовых камней, разграничивающих мостовые и тротуары на центральных улицах города, были выломаны и изъяты гранитные поребрики со всех старых кладбищ, где они служили основанием для оградок. Даже некоторые небольшие плоские памятники были использованы в этих целях. В результате послереволюционного вандализма, агрессивного атеизма, разрушения традиций были безвозвратно утрачены тысячи псковских памятников.

Те же, что остались, были сильно повреждены, перемещены или повержены, использованы вторично другими владельцами. Старые могилы были заняты для новых захоронений, а их ограды утрачены. Таким образом, исторические границы родовых и семейных участков зачастую были нарушены и заново перекроены оградами новейшего времени. Поэтому восстанавливать исторические границы старых участков на кладбище весьма проблематично. Для сохранения старинных памятников следует исходить из сложившихся к настоящему времени условий их расположения в окружении позднейших захоронений.

Благодаря усилиям реставраторов и псковского отделения ВООПИК, по постановлению Совета Министров РСФСР № 1327 от 30. 08. 1960 г. были взяты на охрану архитектурные памятники республиканского значения «Церковь Жен Мироносиц со Скудельниц. 1546 г. – XIX в.» (Псков, улица Коммунальная, д. 13) и «Часовня-усыпальница XVII в. у церкви Жен Мироносиц со Скудельниц». «Решениями Псковского горисполкома от 11 марта 1970 года и 14 января 1976 года» Мироносицкое кладбище было «закрыто для массовых захоронений вокруг церкви»^[x].

Старинный мемориальный некрополь купцов Хмелинских оказался потеснен и окружен позднейшими захоронениями, производившимися в советское время православными, либо религиозно равнодушными людьми, которые уже не соблюдали требований о раздельном погребении представителей разных вер. Уже с 30-х гг. XX в. появилась порочная практика захвата чужих могил и вторичного использования надгробных памятников. Особенно часто стали совершаться похороны иноверцев на старообрядческом участке Мироносицкого кладбища после Великой Отечественной войны. Дореволюционные участки кладбища, сформированные по плану, имели ровные прямоугольные границы, разделенные дорожками и аллеями определенной ширины. В советское время сложившиеся прежде участки стали заниматься новыми погребениями, а их границы размывались хаотично образующимися новыми захоронениями, заполнявшими все свободные места, в том числе и дорожки. При этом границы старых могил искажались разрушениями ограждений. Внешний вид некрополя безвозвратно пострадал из-за уничтожения, перемещения и самовольного захвата чужих памятников. Таким образом, прилегающие с четырех сторон к некрополю Хмелинских и Батова погребения сложились, судя по эпитафиям, в период с 1927 г. по 2002 г.

В период лихолетья старинные каменные памятники рода Хмелинских были перевернуты святотатцами, похитившими из-под них мраморные плиты-основания для вторичного использования. При этом оказались разбиты на составные части вертикальные надгробия, а мраморные надгробники перевернуты и смещены в беспорядке, как большие льдины, выброшенные на берег в ледоход. Все металлические кресты, а также кованая ограда этого участка оказались утрачены.

Движимые велением сердца, прихожане Псковской старообрядческой общины на общем собрании 17 ноября 2013 г. приняли решение о проведении ремонтно-реставрационных работ на родовом некрополе именитых псковских купцов-староверов Хмелинских и Батова, разоренном в советское время на Мироносицком кладбище города.

Этот родовой участок находится в центральной части кладбища, на возвышенности, к северу от церкви Святых Жен Мироносиц, в 13 метрах от юго-западного угла разрушенной староверческой часовни 1878 г., являющейся объектом культурного наследия.

Примечательно, что большинство надгробий рода Хмелинских выполнены в едином стиле. Шесть памятников имеют вид каменных гробов, высеченных из цельных кусков мрамора, гранита и ракушечника. Для Пскова это редкий тип надгробий. Аналоги их есть на кладбищах Санкт-Петербурга. Но в Пскове на других исторических кладбищах они больше не встречаются.

В ходе восстановительных работ при планировке территории и удалении корней дерева для выравнивания плит-оснований на прежних местах были обнаружены верхние части склепов. По-видимому, они представляли собой четырехстенные прямоугольные каменные сооружения, сложенные из известняковых плит с добавлением красного кирпича. Их внутренние размеры соответствовали помещенному в них гробу. Сверху склепы перекрывались толстой известняковой плитой, на которую, в свою очередь ложилось гранитное или мраморное основание памятника.

Только один памятник Семену Николаевичу Хмелинскому имеет вид вертикальной столпообразной каменной часовенки, сложенной из трех частей. Подобные надгробия конца XIX в. можно считать типовыми. Они различаются декоративными деталями, общими габаритными размерами, надписями и материалом. Несколько экземпляров их можно увидеть как на Мироносицком, так и на Дмитриевском кладбищах, однако все они, как правило, имеют утраты, вторично использованы, перелицованы или разбиты на части. Таким образом, поврежденному памятнику был возвращен первоначальный облик.

В восстановительных работах принимали участие руководители общины М. В. Радионов и А. Б. Постников, члены общины и прихожане С. В. Котов, П. И. Дроздов, А. П. Федоров, а также сочувствующий доброму делу пскович М. В. Лебедев. Освящение установленного креста П. Д. Батову и обновленных памятников Хмелинским совершил духовный наставник А. Г. Косолапов при участии клира храма Святителя Николы от Каменной ограды. 7 октября 2015 г. в поминовение погребенных здесь псковских купцов была отслужена заупокойная лития.

В июле 2016 г. для определения границ участка были привлечены инженеры-геодезисты из ООО «ПсковГеоКадастр» А. И. Егоров и О. В. Данилова. С помощью инструментального геодезического обследования на местности были нанесены точки координат на топографической подоснове масштаба 1: 500.

В настоящее время общая площадь восстановленного участка рода Хмелинских на Мироносицком кладбище составляет 20,2 м². Следует заметить, что первоначально семейный участок Хмелинских был почти в два раза больше по площади. Но в советское время после разорения восточная часть родового некрополя была занята другими людьми, которые захоронили здесь своих покойников. Поэтому некоторые намогильные памятники Хмелинских были утрачены, а прах их потревожен. Это касается и захоронения П. Д. Батова, погребенного здесь же вместе со свойственниками по линии жены. К сожалению, его памятника не сохранилось. Чтобы восстановить историческую и молитвенную память об этом замечательном земляке, Псковская старообрядческая община воздвигла ему намогильный поклонный крест.

В соответствии с Федеральным законом от 25 июня 2002 г. N 73-ФЗ «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации», в целях сбережения восстановленных надгробных памятников, ввиду их историко-культурной значимости, Псковская старообрядческая община обратилась в Комитет по охране памятников истории и культуры Псковской области с предложением зарегистрировать «Мемориальное родовое захоронение псковских купцов-староверов Хмелинских и Батовых, 1863–1918 гг.» как вновь выявленный объект культурного наследия местного значения, для чего автором этих строк была составлена историческая справка и проект границ территории памятника. В результате, после проведения экспертизы, состоялось признание этого мемориала как обладающего признаками объекта культурного наследия, что явилось основанием для принятия решения о его включении в единый государственный реестр объектов культурного наследия народов Российской Федерации со статусом памятника истории и культуры местного значения.

Впоследствии, по доброй воле М. В. Радионова, произошла замена памятного креста П. Д. Батову на новый, более качественный и красивый, с широким профилем и правильных пропорций. 5 сентября 2021 г. состоялось его освящение. Таким образом, старообрядческий мемориальный участок на кладбище ныне приобрел ухоженный и благопристойный вид, что позволит сохранить его существование на будущие времена.

В ходе восстановительных работ возникла необходимость выяснить судьбы и биографии псковских купцов-староверов Хмелинских и Батова, похороненных на Мироносицком кладбище. Так как история этих знаменитых во Пскове купеческих родов весьма богата и обширна, ниже в хронологической последовательности приводятся лишь некоторые далеко не полные справочные сведения к жизнеописанию отдельных представителей их рода, чьи восемь памятников были восстановлены на кладбище.

Хмелинский Николай Иванович (1794–1863). Его памятник в виде шестигранного гроба из черно-серого мрамора. Верхняя «крышка» покатой формы. На верхней плоскости надгробия закреплен кованый осьмиконечный крест. На западной стороне выемчатая эпитафия: «На семъ мѣстѣ погребено тѣло раба Божiя Николая Ивановича Хмѣлинскаго. Скончался 1863 года октября 5 дня». Основание – известняковая и бетонная плита. Размеры: 146 х 67 х 65 см. Основание: 143 х 63 см.

Для характеристики этого человека приведем отзыв о нем псковского единоверческого «миссионера-священника» Константина Голубова, издателя журнала «Истина» антистароверческой направленности, выходившего в Пскове в 1868–1886 гг. Поскольку в задачу К. Е. Голубова входило «обличать раскол», его трудно заподозрить в расположении к старообрядцам. Вот что он пишет в своей статье «Безпоповцы в Пскове» (1879 г.): «Главным руководителем почти всех псковских безпоповцев был во время оно псковский купец Николай Иванович Хмелинский, человек весьма благоразумный, и по наружности своей весьма благообразный, об нем говорил Гавриил Назарьевич Хмелинский: что он был некогда крепостным человеком деревни Хмелева, или Хмелищи, лежащей между Островским и Новоржевским уездами, но по каким-то обстоятельствам, освободился от крепостной зависимости и сделался прежде псковским мещанином, а потом и купцом сначала второй а наконец и первой гильдии, и коммерческими оборотами составил себе значительный капитал, приобрел несколько домов в Пскове. Имел он трех сыновей: Василия, Симиона и Ивана, которых при жизни своей оженил и разделил им в наследство имение свое. Николай Иванович Хмелинский пользовался громадным уважением, не только от псковских безпоповцев, но и от столичных петербургских. <…> Благодаря покровительству могущественного Николая Ивановича Хмелинского, псковская молельная, в самые трудные стеснительные времена пользовалась совершенною свободою. <…> После того, как [в 1860 г. – А. П.] сгорела общественная молельня, псковские безпоповцы начали собираться для Богомоления на Запсковьи в доме своего покровителя Николая Ивановича Хмелинского, который, не смотря на все свое могущественное влияние, не мог исходатайствовать дозволения для построения новой молельни»^[xi].

Священник К. Е. Голубов оставил свои воспоминания и о погребении Н. И. Хмелинского на Мироносицком кладбище. «Наконец, через 3 года после сгорения общественной молельни, умер 1863 году защитник и представитель псковских безпоповцев Николай Иванович Хмелинский; это была вторая более чувствительная потеря в религиозном отношении для всех псковских безпоповцев. “Кто теперь нас защитит? Кто теперь нас сохранит?” – говорили с плачем безпоповцы. Действительно – все жители города Пскова с уважением проводили в могилу бренные останки достоуважаемого Николая Ивановича, который во всю свою жизнь не сделал никому никакой неприятности»^[xii].

Хмелинская Александра Федоровна (ум. 1869 г.). Горизонтально вытянутый надгробник из черного мрамора с фигурно изогнутыми стенками. На верхней плоскости памятника в возглавии изображение восьмиконечного креста, выполненное обронной резьбой. Ниже эпитафия: «На семъмѣстѣ погребено тѣло рабы Божiей Александры Федоровны Хмѣлинской. Сконч. 12 марта 1869 г.». Размеры: 125 х 61 х 65 см.

Хмелинский Василий Васильевич (1847 г. р. – ум. 4 декабря 1877 г.). Горизонтально вытянутый памятник в виде пятигранного гроба из серого мрамора с прожилинами. Верхняя треугольная «крышка» четырехскатной формы с тремя ступенчатыми уступами. На западной стороне укреплен осьмиконечный кованый крест, по сторонам которого эпитафия, выполненная выемчатой резьбой: «На семъ мѣстѣ погребено тѣло раба Божiя Василья Васильевича Хмѣлинскаго. Скончался 1877 года декабря 4 дня». Основание – бетонная плита. Размеры: 126 х 60 х 64 см.

Василий Васильевич Хмелинский – псковский купеческий сын Василия Николаевича Хмелинского (1823 – 1899) и Марии Петровны 1-й (в девичестве Яковлевой) (1825 – 1866 г.).

Когда умерла мать Василия Васильевича, ему было 19 лет. Отец женился второй раз на Евфалии Петровне, которую прозывали по старому обыкновению Марьей Петровной Второй в память о первой супруге Василия Николаевича. Мачеха не могла влиять на воспитание повзрослевшего пасынка.

Согласно «Списку раскольников, проживающих в 3-й части города Пскова», составленному 31 марта 1872 г. под № 79-86 показаны: «Василий Николаев Хмелинский, псковский 1 гильдии купец, 49 лет. Его жена Эфалия 31 года. Его дети: Василий 25 лет, Елизавета 15 лет. Его прислуга: Степанида 28, Агафья 14, Федор 14 лет. Его брат Иван Хмелинский 40 лет»^[xiii].

Василий Васильевич умер в возрасте 30 лет от роду. После его смерти спустя годы за ним продолжал числиться дом на Сергиевской улице в Пскове. Согласно «Раскладочной ведомости оценки недвижимых имуществ домовладельцев г. Пскова, с показанием падающих на них с суммы оценки государственнаго налога в пользу казны на 1885 год», «в части 2-й г. Пскова по Сергиевской улице состоит каменный 2-х-этажный дом, два деревянных флигеля и надворная постройки наследственнаго купеческаго сына Василия Васильевича Хмелинскаго. Сумма оценки – 7350 рублей. Государственнаго налога по 1% – 73 р. 50 к. Земскаго налога по 6/7% – 63 р. Городскаго сбора по 1/3% – 24 р. 50 к.»^[xiv]. Тот же каменный двухэтажный дом показан в «Раскладочной ведомости» 1887 г., но уже с мезонином, тремя деревянными флигелями и надворными службами, «перешедшими к нему по наследству»^[xv].

Хмелинская Анна Антоновна (ок. 1820-х гг. – скончалась 17 апреля 1883 г.). Горизонтально вытянутый памятник в виде надгробия из серого ракушечника. На верхней плоскости памятника закреплен кованый осьмиконечный крест. На западной стороне эпитафия выемчатой резьбой: «На семъ мѣстѣ покоится тѣло рабы Божiей Анны Антоновны Хмѣлинской. Скончалась 1883 года апрѣля 17 дня». Размеры: 124 х 60 х 55 см.

А.А. Хмелинская – жена псковского купца 2-й гильдии Николая Ивановича Хмелинского. В газете «Псковские губернские ведомости» от 3 апреля 1857 г. сообщается: «Александровская Ратуша вызывает псковскую 2-й гильдии купеческую жену Анну Антонову Хмелинскую к выслушанию решения, по делу о взыскании ею с александровской мещанской жены Анны Прокофьевой Зеленовой, за забранную из лавки ея пшеничную муку 89 руб. 24 ¾ коп серебром»^[xvi]. Из этого объявления видно, что Анна Антоновна владела своей бакалейной лавкой, занимаясь продажей муки.

В конце декабря 1860 г. в Псковских губернских ведомостях был опубликован «Список лицам, принявшим участие в пожертвовании в пользу Псковскаго детскаго приюта Св. Ольги, взамен визитов в праздники Рожества Христова наступающаго Новаго 1861 года». В нем указаны Н. И. Хмелинский и его жена А. А. Хмелинская как податели 10 рублей милостыни на подарки детям-сиротам^[xvii].

Газета «Псковские губернские ведомости» от 2 июля 1883 г. извещала о том, что «псковский мировой судья 2 участка вызывает наследников к движимому имуществу, оставшемуся после смерти псковской купчихи Анны Антоновны Хмелинской, в срок, установленный 1241 статьей X т. I ч. Свода законов гражданских»^[xviii].

Хмелинский Семен Николаевич (1835 г. р. – скончался 17 марта 1899 г.). Памятник вертикальный из трех частей. Верхняя часть из серого мрамора в виде столпообразной часовенки, увенчана главкой с осьмиконечным кованым крестом. Углы оформлены округлыми пилястрами, «поддерживающими» двускатное покрытие. С западной стороны – арочная иконная ниша с литым образом «Не рыдай Мене Мати». Над нею по окружности надпись: «Помяни мя Господи, егда прiидеши во Царствiи своемъ». Под нишей надпись: «Покой Господи душу усопшаго раба Твоего Симеона». Средняя часть из серого мрамора кубической формы с резной выемчатой эпитафией на западной стороне: «На семъ мѣстѣ погребенъ Псковскiй купецъ Семенъ Николаевичъ Хмѣлинскiй. Сконч. 17 марта 1899 г. въ 1 часу дня». Нижняя часть – фундамент из красного гранита прямоугольной формы. Общие размеры: 280 х 83 х 65 см.

Согласно «Списку раскольников, проживающих в 3-й части города Пскова», составленному 31 марта 1872 г. под № 72-74 показаны: «Семен Николаев Хмелинский, псковский 2 гильдии купец, 37 лет. Его дети: Елизавета 12 лет и Михаил 9 лет»^[xix]. По данным исторической справки на памятник архитектуры – жилой дом Хмелинских на Запсковье (ул. Герцена, д. 6), «в декабре 1870 г. купеческого брата Семена Николаевича выбрали на первое четырехлетие в состав гласных Псковской городской Думы, сформированной по новому городовому положению Императора Александра II (одновременно были избраны в Думу и оба его брата).

На второе четырехлетие они не баллотировались, а с 1879 г. Василий и Семен 20 лет непрерывно были гласными Думы. В дальнейшем С. Н. Хмелинский самостоятельно вел торговлю льном, мукой, овощными и колониальными товарами, а также держал склад лесных материалов и дров, выбирая свидетельство купца 2-й гильдии»^[xx].

Хмелинский Василий Николаевич (1823–1899). Горизонтально вытянутый памятник в виде шестигранного гроба из черного мрамора с барельефным осьмиконечным крестом на верхней плоскости. Основание из прямоугольной плиты красного мрамора. Выемчатая эпитафия на западной стороне: «На семъ мѣстѣ погребено тѣло раба Божiя Василiя Николаевича Хмѣлинскаго, скончавшагося 5 iюня 1899 года въ 3 часа по полудни». На северной стороне надпись: «Ч(е)л(о)в(ѣ)цы что всуе мятемся, путь кратокъ есть имже течемъ, дымъ есть. Житiе се, пара и персть и пепелъ в малѣ является и вкорѣ погибнетъ». На южной стороне надпись: «Прiиде см(е)рть яко хищникъ, приступи тлитель, и разруши я, прiиде же и не суща мя яви, и быхъ яко не бывъ лежу н(ы)нѣ». Размеры: 151 х 80 х 65 см. Основание: 171 х 95 см.

В своих сочинениях с симпатией упоминает о псковских купцах Хмелинских классик русской литературы Николай Семенович Лесков, который лично был знаком с Василием Николаевичем Хмелинским и общался с ним во время приезда во Псков 12 июля 1863 г. Писатель отмечал, что «здесь, благодаря содействию одного моего товарища, я сошелся с купцом Васильем Николаевичем Хмелинским, человеком весьма здравомыслящим, очень богатым, большим ревнителем раскола и, кажется, несомненным другом властей а la Ковылин. Этот Меттерних “древнего благочестия” ни о ком не говорит худо: ни о православном архиерее, ни о властях, ни о “Колоколе” и его редакторе. У него все хорошие люди <…>. За то г. Хмелинский у всех и в чести, и в милости, и в силе, и даже в славе. У раскольников он столп, за который все стараются держаться и который сами все подпирают. Отец его (Николай Иванович. – А. П.) много пострадал за веру и, спокойно вынося все гонения, удержал своим примером других, изнемогавших под тягостью правительственного преследования. Сын идет дорогою своего отца»^[xxi]. По свидетельству Н. С. Лескова, «В. Н. Хмелинский также оказался жарким поборником школ» для старообрядцев, которые во время прежних гонений 1840-х гг. были в Пскове уничтожены^[xxii].

Первой женой В. Н. Хмелинского была Мария Петровна (в девичестве Яковлева) 1-я (1825–1866 г.). Ей «от отца достался каменный дом с пристройками на углу Рижской и Конной улиц на Завеличье. В конце 1850-х – начале 60-х гг. В. Н. Хмелинский перестроил весь этот комплекс зданий, со стороны Конной улицы он устроил старообрядческую моленную»^[xxiii]. После смерти Марии Петровны Хмелинскому перешел по наследству двор на Завеличье, который теперь называется двором П. Д. Батова.

Хмелинская Мария Петровна (1841 г. р. – скончалась 27 апреля 1884 г.). Вторая жена В. Н. Хмелинского – Мария (Евфалия) Петровна 2-я Хмелинская, урожденная Кокорева.

Памятник в виде шестигранного гроба из серого мрамора с прожилинами. На верхней плоскости надгробия закреплен кованый осьмиконечный крест. Основание – бетонная плита. На западной стороне выемчатая эпитафия: «На семъ мѣстѣ погребено тѣло рабы Божiей Марiи Петровны Хмѣлинской 2-й. Скончалась 1884 апрѣля 27». Размеры: 124 х 57 х 52 см.

По свидетельству священника К. Е. Голубова, в 1866 г. «постигла скорбь семейство Василья Николаевича: любимейшая и достойнейшая любви, благоразумная советница и жена его Марья Петровна совершенно неожиданно, после кратковременной болезни – умерла, оставив хотя и взрослых уже – сына и дочь, но все-таки нуждающихся в хорошем нравственном направлении, которое только и могла внушить им почтеннейшая Марья Петровна. Впоследствии, недостаток благонравственнаго направления весьма вредно повлиял на сына единороднаго Василью Николаевичу – Василья Васильевича. Делать нечего, нужно покориться Божией воле»^[xxiv]. Духовный наставник псковских староверов Семен Афанасьевич Ефишов убедил вдового Василия Николаевича вступить во второй брак. «Известный в Москве купец старообрядец безпоповщинскаго согласия Василий Александрович Кокорев, имел при себе какую-то дальнюю родственницу, по имени Евфалию Петровну, бездетную вдову, которую и взял за себя замуж почетный Василий Николаевич, и сроднился с знаменитым Кокоревым. Замечательно – добавляет К. Е. Голубов – что Евфалия Петровна во Пскове имеет еще одно наименование, именно: Марья Петровна. После ли перекрещивания в безпоповство она так названа, или по привычке к наименованию первой жены (ибо покойницу называли Марья Петровна) так называется – об этом положительно не известно»^[xxv]. Отсюда и происходит это указание в надгробной эпитафии, что здесь погребена Мария Петровна 2-я.

Батов Петр Денисович (родился в 1850-х гг. – убит к 6 декабря 1918 г.).

Памятник вертикальный. Высокий железный осьмиконечный сварной крест, окрашенный коричневой краской. Основание из булыжных камней на цементном растворе, сложенных пирамидально в виде «Голгофы». С лицевой западной стороны в основание вмурована прямоугольная плита из черного мрамора с гравированной надписью-эпитафией: «На семъ мѣстѣ погребено тѣло раба Божiя Петра Дiонисовича Батова – псковскаго купца-старовѣра, коммерцiи совѣтника, потомственнаго почетнаго гражданина, разстрѣляннаго большевиками къ 6 декабря 1918 г.». Общие размеры: высота – 265 см, ширина каменного основания – 75 х 70 см. Крест. Высота – 175, ширина – 76 см.

П. Д. Батов родом из Тулы. Его отец – Дионисий Васильевич Батов (1823–1910) – знаменитый в России староверческий духовный наставник и писатель^[xxvi]. Дионисий Васильевич был лично знаком с Василием Николаевичем Хмелинским и состоял с ним в переписке. По рекомендации своего отца Петр устроился работать приказчиком к В. Н. Хмелинскому. Женившись на его дочери Елизавете Васильевне, он унаследовал после смерти своего тестя его состояние, которое значительно приумножил благодаря своим деловым качествам.

Для характеристики этого богатейшего псковского купца используем «Дело о представлении должностных лиц Псковской губернии к Высочайшим наградам в 1910 г.». Псковский губернатор граф Александр Васильевич Адлерберг 4 декабря 1910 г. обратился с представлением к господину министру торговли и промышленности Сергею Ивановичу Тимашеву «об исходатайствовании потомственному почетному гражданину Батову звания Коммерции Советника». Ввиду важности этого документа приведем его полностью. «Потомственный Почетный Гражданин Петр Дионисьевич Батов уже более 22 лет (с 1888 г.) лично ведет оптовую торговлю в весьма крупных для города Пскова размерах, перешедшую к нему по наследству после смерти тестя его Коммерции Советника Василия Николаевича Хмелинскаго, которую он с каждым годом все более и более расширяет; все торговое дело ведется им не только для личной выгоды, но и для оказания помощи и кредита мелким торговцам г. Пскова.

Независимо [от] торговли П. Д. Батов ведет еще правильно поставленное сельское хозяйство в своем крупном имении Харижи Порховскаго уезда. Являясь одним из самых щедрых жертвователей П. Д. Батов состоит членом во всех существующих в городе Пскове Благотворительных учреждениях и Обществах, содействуя как личным трудом, так равно и весьма крупными денежными пожертвованиями к более успешному развитию деятельности этих учреждений. Так, между прочим, им на личныя средства перестроена городская богадельня, на каковой предмет им затрачено из личных средств 11000 рублей. Кроме того, Потом. Почет. Гражд. Батов обладая очень большим капиталом весьма часто ссужает в необходимых случаях крупными суммами Псковское Городское Общественное Управление, причем неоднократно им были даны деньги без всяких процентов. Так, между прочим, в виду предстоящаго перехода в ближайшем будущем существующей в гор. Пскове телефонной сети в ведение города, на что потребуются со стороны города весьма значительныя затраты, П. Д. Батовым предложено на сей предмет одолжить Городскому Управлению сумму 40000 рублей на весьма выгодных для города условиях.

Представляя об изложенном на благоусмотрение Вашего Высокопревосходительства, и принимая во внимание весьма полезную торговую деятельность Потом. Почет. Гражд. П. Д. Батова не только для местнаго населения, но и далеко за пределы губернии, а равно в виду его выдающейся благотворительной деятельности, ходатайствую, не признано ли будет возможным испросить награждения П. Д. Батова званием Коммерции Советника, что, несомненно, еще более поощрило бы и воодушевило его полезную деятельность.

Посему считаю долгом присовокупить, что званием Потом. Почет. Гражданина П[етр] Д[ионисьевич] Всемилостивейше награжден 22 апреля 1907 г.»^[xxvii]. Это награждение было пожаловано П. Д. Батову «за его благотворительную деятельность, а равно и за его долголетнюю и весьма полезную службу в качестве Гласнаго Псковской Городской Думы»^[xxviii].

Кроме перечисленных выше общественных должностей Петр Дионисиевич с 1903 г. был «почетным членом псковскаго Губернскаго Попечительства Детских Приютов Ведомства учреждений Императрицы Марии»^[xxix]. В 1907 г. он упоминается как «член совета Общества взаимнаго кредита Псковскаго Уезднаго Земства»^[xxx], а также как «необязательный директор комитета попечения о тюрьмах»^[xxxi] и «попечитель над Псковским исправительным арестантским отделением»^[xxxii]. В то же время Батов состоял «членом совета Псковскаго Вольнаго Пожарнаго Общества»^[xxxiii], «членом Отдела Императорскаго Российскаго Общества Садоводства»^[xxxiv], «членом правления Императорскаго Российскаго общества спасения на водах»^[xxxv] и так далее.

В 1906 г. при своей городской усадьбе на Завеличье П. Д. Батов построил общественную старообрядческую моленную – златоглавый храм Покрова Богородицы, украшенный замечательными древними иконами^[xxxvi]. Позднее в 1909 г., когда по всем приходам города Пскова производился «кружечный сбор на нужды Псковскаго Отделения Попечительства Императрицы Марии Александровны о слепых», в старообрядческой молельне П. Д. Батова была собрана третья по размерам сумма после Троицкого собора и Покровской церкви от Торга^[xxxvii].

В 1912 г. П. Д. Батов был одним из инициаторов создания в Пскове «кассы взаимной помощи служащих, мастеровых и рабочих электротехнического отдела Псковского городского общественного управления»^[xxxviii].

В годы Первой мировой войны П. Д. Батов активно участвовал во всех земских городских делах, служа гласным Псковской городской Думы и Губернского земского собрания, председателем продовольственного комитета, членом правления кассы городского и земского кредита и председателем Губернского по налогу с недвижимых имуществ присутствия.

Как следует из отчета о деятельности Псковского местного управления Российского общества Красного Креста за 1914 г., «на сооружение санитарного вагона для перевозки по трмвайному пути раненых со станции Псков в местные эвакуационные лазареты, на оборудование и содержание собственного санитарного поезда», «наиболее крупные пожертвования <…> поступили: от коммерции советника П. Д. Батова и от Псковского губернского земства по 1000 рублей <…>»^[xxxix].

После революции произошел развал фронта и захват немцами Пскова в 1918 г. В таких суровых условиях гражданской войны и оккупации наиболее деятельные и ответственные псковичи из числа местного дворянства и купечества, желая предотвратить хаос и разруху всего городского хозяйства, «10 апреля 1918 г. сформировали административный совет – совещательный орган при немецком командовании в Пскове. В его состав входили помещик Назимов, купец Батов» и другие. «Были восстановлены губернские и уездные земства, городская Дума и городская управа, полиция»^[xl]. С сентября 1918 г. шло формирование Особого Псковского добровольческого корпуса, как части белогвардейской Северной армии^[xli]. П. Д. Батов как начальник хозяйственного отдела Административного Совета Пскова оказывал поддержку этому корпусу денежным довольствием и провиантом.

Вот как отзывался о деятельности П. Д. Батова в своих мемуарах левый кадет В. Л. Горн: «Гораздо интереснее оказался самый факт открытия Псковской городской Думы. Состав этой Думы выгодно отличался уже тем, что в нем имелось все разнообразие местного обывательского контингента, начиная от чиновничества, местной разночинной интеллигенции и до торговцев и священников включительно. Для характеристики настроения нашей Думы достаточно сказать, что в конце концов, при единодушной поддержке всего левого крыла, в конце немецкой оккупации обязанности головы исполнял самый богатый человек в городе П. Д. Батов, – местный купец старовер, сумевший прекрасно наладить отношения со всем составом Думы, проявивший незаурядное общественное чутье, “большую работоспособность”»^[xlii].

Когда в ноябре 1918 г. в Германии вспыхнула революция, немецкие войска покинули Псков. Этим воспользовалось советское правительство для наступления. 25 ноября 1918 г. войска Красной Армии под командованием Яна Фабрициуса заняли Псков, вытеснив с боями малочисленные белогвардейские отряды^[xliii]. «В занятом Пскове большевики развернули свирепый террор. ВРК принял решение об аресте 600 заложников, около 100 из которых были почти сразу расстреляны. Были казнены псковский купец П. Д. Батов, известный в городе общественный деятель, отставной генерал Тюнегов, В. В. Голынский и др.»^[xliv].

В газете «Псковский набат» (органе Псковского комитета Партии коммунистов (большевиков) и Губисполкома) от 6 декабря 1918 г. в № 5 на с. 2. Опубликован расстрельный «Список № 2», «разстрелянных контр-революционеров» в котором перечислены 21 человек. Первым из них назван «Батов Петр Денисович – за снабжение деньгами и довольствием Северной армии». Так без суда и следствия на Сенной площади (ныне площадь Жертв революции) был невинно убит один из выдающихся общественных деятелей Пскова начала XX в.

После того как 25 мая 1919 г. в Псков вступили эстонские войска и белогвардейские отряды атамана С. Н. Булак-Балаховича, вдова П. Д. Батова Елизавета Васильевна добилась разрешения перезахоронить своего мужа по-христиански на Мироносицком кладбище на родовом участке.

Старинные надгробные памятники являются ценными историческими объектами, свидетельствующими о своей эпохе. Они содержат уникальную генеалогическую информацию, и часто относятся к художественным произведениям мемориального искусства. Сбережение псковских исторических кладбищ в целостности имеет непреходящее духовно-нравственное значение для связи поколений и культурной преемственности. Для староверов это еще и священная память о предках, трудами и деяниями которых крепла и развивалась духовная жизнь Древлеправославной Поморской Церкви в Пскове.

А.Б. Постников

[i] Государственный архив Псковской области. (Далее:ГАПО). Ф. 39. ПДК. Оп. 1. № 8183. Л. 1–11.

[ii] ГАПО. Ф. 39. ПДК. Оп. 1. № 8183. Л. 1.

[iii] ГАПО. Ф. 20. Канцелярия Псковского Губернатора. Оп. 1. № 1160. Л. 1–11.

[iv] ГАПО. Ф. 20. Канцелярия Псковского Губернатора. Оп. 1. № 1160. Л. 8.

[v] Годовиков И. Ф. Атлас рисунков древностей Пскова 1856–1866 гг. // ПИХМЗ. Древлехранилище. Ф. 174. (Годовиков И. Ф.) О. Ф. 28006(5). РУК–31. Лист V.

[vi] Евлентьев К. Г. Указатель вещественным памятникам древности и старины, церковным и гражданским, в губернском городе Пскове и окрестностях его // Псковские губернские ведомости. – 1873 г. декабря 15. № 49. Часть неофициальная. – С. 421.

[vii] Ефимов А. Н. Единоверческая часовня. Уничтоженные святыни. // Новости Пскова. – 1999 г. июля 9. – С. 23.

[viii] ГАПО. Ф. 39. ПДК. Оп. 1. № 7762. Л 11–11 об.

[ix] Филимонов А. В. Псков в 1920-1930-е годы. Очерки социально-культурной жизни. – Псков: Псковская областная типография, 2005. – С. 115.

[x] Псковский паломник. Выпуск 1. Храмы и монастыри города Пскова. / Составители: Н. В. Коломыцева (ГАПО), инокиня Фотиния (Парфенова). Под ред. архимандрита Ермогена (Муртазова). – Псков: Рождества Богородицы Снетогорский женский монастырь, 2009. – С. 85.

[xi] Голубов К. Е., священник. Безпоповцы в Пскове // Истина. Книжка 61. Январь и февраль 1879 г. – Псков: Славянская типография, 1879. – С. – 31–32, 34.

[xii] Там же. – С. 35.

[xiii] ГАПО. Ф. 39. ПДК. Оп. 1. № 7727. Л. 7.

[xiv] Псковские губернские ведомости. (Далее:ПГВ) – 1885 г. мая 11. № 18. Часть официальная. – С. 118.

[xv] ПГВ. – 1887 г. апреля 18. № 15. Часть официальная. – С. 107.

[xvi] ПГВ. – 1857 г. апреля 3 дня. № 14. Часть официальная. Отдел местный. С. 74.

[xvii] ПГВ. – 1860 г. декабря 28. № 51. Часть неофициальная. – С. 1133.

[xviii] ПГВ. – 1883 г. июля 2. № 26. Часть официальная. – С. 246.

[xix] ГАПО. Ф. 39. ПДК. Оп. 1. № 7727. Л. 7.

[xx] Дом жилой Хмелинских. Город Псков, ул. Герцена, д. 6. Историческая справка. Электронный ресурс: http://pleskov60.ru/gertsena-6.html Сайт «Псков: история и архитектура». (Последнее обращение 01. 10. 2015 г.).

[xxi] Лесков Н. С. О раскольниках г. Риги, преимущественно в отношении к школам. 1863 // Лесков Н. С. Полное собрание сочинений в тридцати томах. Т. 3. Сочинения 1862-1864. – М.: Терра, 1996. — С. 389.

[xxii] Лесков Н. С. Искание школ старообрядцами. Статья третья // Лесков Н. С. Полное собрание сочинений в тридцати томах. Т. 6. Сочинения 1866-1869. – М.: Терра, 1999. – С. 389.

[xxiii] Ефимов А. Н. Псковские старообрядцы // Псков. Научно-практический, историко-краеведческий журнал ПГПИ. № 15. – Псков, 2001. – С. 140.

[xxiv] Голубов К. Е., священник. Указ.соч. – С. 39.

[xxv] Там же. – С. 40.

[xxvi] Хвальковский В. Н. Дионисий Васильевич Батов. Биографический очерк. // Деяния Второго Всероссийского Собора христианского Поморского церковного общества. – М., 1913. – С. 166-189.

[xxvii] ГАПО. Ф. 20. Оп. 4. № 202. Л. 241–241 об.

[xxviii] ГАПО. Ф. 20. Оп. 4. № 202. Л. 244.

[xxix] Адрес-календарь служащих в правительственных, общественных и благотворительных учреждениях Псковской губернии // Памятная книжка Псковской губернии на 1903 г. – Псков: Тип. Губ. Правл., 1903. – Отдел I. – С. 51.

[xxx] Памятная книжка Псковской губернии на 1907 г. – Псков: Тип. Губ. Правления, 1907. – С. 48.

[xxxi] Там же. – С. 56.

[xxxii] Там же. – С. 57.

[xxxiii] Там же. – С. 117.

[xxxiv] Там же. – С. 119.

[xxxv] Там же. – С. 122.

[xxxvi] Окулич-Казарин Н. Ф. Спутник по древнему Пскову. – Псков, 1913. – С. 257–258.

[xxxvii] Псковские епархиальные ведомости. 1909 г. 1-15 августа. № 15. Часть официальная. – С. 253.

[xxxviii] ГАПО. Ф. 20. Оп. 1. № 2957. 32 л.

[xxxix] Псковская губерния в период Первой мировой войны по архивным документам. Сборник документов. – Псков: ГАУПО, ГАПО, 2014. – С. 617–620.

[xl] Иванов С. А. Красный Октябрь на Псковщине. – Л., 1967. – С. 210.

[xli] Белая борьба на Северо-Западе России / Составление, научная редакция, предисловие и комментарии доктора исторических наук С. В. Волкова. – М: ЗАО Центрполиграф, 2003. – С. 3.

[xlii] Юденич под Петроградом. Из белых мемуаров. – Л., 1927. – С. 28.

[xliii] Вершинин Л. А., Иванов С. А. В годы гражданской войны // Псковский край в истории СССР. – Лениздат, 1970. – С. 228.

[xliv] Михайлов А. А. Псков в годы Первой мировой войны. 1916-1917 гг. – Псков, 2014. – С. 262.

Березовая Лука – Куйбышев (Самара) – Екатериновка

Династия потомственных староверов-поморцев и служителей Древлеправославной Поморской Церкви Болтаевых связана с разными местами Самаро-Саратовского Поволжья. В 2022 году исполнилось 90 лет со дня кончины Григория Яковлевича – наставника Березово-Лукской общины и 15 лет со дня кончины его внука Антония Васильевича – наставника Самарской (Куйбышевской) общины. К этим датам по многочисленным пожеланиям родственников подготовлен этот материал по истории рода.

Во второй половине XIX века Болтаевы известны как жители с. Березовая Лука, расположенного на левобережье Волги при реке Чагре Николаевского уезда Самарской Губернии (позже Саратовской губернии).

Откуда они сюда пришли? Или были коренными жителями? – не известно. Можно сделать несколько предположений…

После Высочайшего Манифеста Екатерины II 1762 года эти земли активно заселялись староверами, переселившимися из Польши, Ветки и Стародубья.

Однако эти места известны тем, что еще в середине XVII века, во времена раскола Русской Православной Церкви и гонений на последователей истинной Веры Христовой здесь, на левобережье Волги, укрывались староверы от преследований.

Согласно словарю русских фамилий – фамилия Болтаев образована от мужского тюркского имени Болта (Балта) – «топор». Такое же значение имеет село Балтай (Вольского уезда) на правобережье Волги, Саратовской губернии, известное еще с XII–XIII веков. Возможно, на период присвоения крестьянам фамилий родоначальники семьи проживали в этом селе.

И вот семья Болтаевых в с. Березовая Лука…

Березовая Лука – в XIX веке это волостное село Николаевского уезда Самарской губернии, сегодня Духовницкого района Саратовской области.

По данным на 1851 год, из старообрядцев в селе проживали только беглопоповцы.

В 60-х годах XIX столетия число старообрядцев в селе исчислялось в 700 душ обоего пола.

В материалах ЦГАСО за 1890 г. имеются сведения о существовавшем без разрешения начальства, на тот период около 30 лет (примерно с 1860 г.), молитвенном доме неизвестно какого согласия.

По данным Первой всеобщей переписи населения Российской Империи 1897 г., в данном населенном пункте проживало 1449 жителей обоего пола, из которых поморцев и иных безпоповцев было 390 человек.

На середину XIX века семья была бедной, возможно, из-за переселений. Но все представители этой семьи отличались тонким умом и наблюдательностью, стремлением к личным достижениям и стараниям во всем соблюдать принципиальность и порядок, а главное – стойкостью в вере отцов.

Из поминальных книжек и записей известны имена ранних представителей этого рода. Придерживаясь общепринятых правил, проставим примерные годы их рождения (число и месяц известны из семейного поминания): Димитрий (около 30-х годов ХIX века), его сын Ияков Димитриевич (около 50-х годов) с супругой Евдокией Ивановной.

Сын последних – Григорий Яковлевич Болтаев (23.01.1875 – 27.06.1932), из бедной семьи, в ранней юности (примерно в 16 лет) «отдан в зятья». Родители жены держали небольшую бакалейную торговлю. Вплоть до кончины последних все жили под одной крышей. С супругой Матроной Кузьминичной у них народилось 14 детей, в живых остались только 10 (1 сын и 9 дочерей). И опять все дети, а также впоследствии семья сына Василия жили одной большой семьей и неустанно трудились на земле.

Молитва и труд всегда были присущи этой семье, что и вывело ее из бедности. От рассвета до заката всей семьей работали в поле, а во время посевной или уборочной строили шалаши и там же ночевали и отдыхали днем в солнцепек.

В праздники до обеда молились, а потом выходили на поля. Даже на Пасху молились до среды, а потом старики молились, а молодежь выходила в поле, ведь «день год кормит». Сеяли злаковые: пшеницу, ячмень, овес, просо, подсолнух и сажали бахчу на 30-ти гектарах. В помощь к собственным силам были 3-4 лошади. Еще в хозяйстве были несколько коров и до 30 овец. С малинника собирали ягоду и сушили на зиму.

Когда урожай был убран, снаряжали обоз и ехали в Хвалынск на ярмарку. Везли все, что можно было продать или обменять. На ярмарке закупали все необходимое: мануфактуру, упряжь для лошадей, соль и сахар головками, чтобы хватило до следующего года.

Многочисленным девкам готовили приданое. Все самое лучшее и красивое одевали на праздники и в воскресные дни и всей семьей шли в моленную. На розговены готовили угощения и приглашали к себе в дом одноверцев. А также съезжались в родительский дом дети со своими семьями. Сам Григорий Яковлевич пек кренделя, у него они выходили самые вкусные, по особому рецепту.

Когда в начале ХХ века в селе Березовая Лука христиане задумались о строительстве молитвенного дома, Григорий Яковлевич Болтаев обратился к верующим – поморцам с предложением собрать средства и построить моленную. Деньги собирали всем миром. Когда же встал вопрос о выделении места под строительство, все отстранились. Никто не выделял участок земли под строительство – ни сельское общество, ни сами христиане. Когда Григорий Яковлевич предложил своим непосредственным соседям пополам поучаствовать в этом богоугодном деле и понимания также не нашел, он решил поставить Храм на задах своей усадьбы.

Новый молитвенный дом представлял большое деревянное (бревенчатое) строение с коньковой крышей. У входа был образ Креста Господня. Говорят, что были даже колокола. Престольный праздник был выбран Святителю Николе.

Внутри Храм был обустроен по всем правилам. Полный, в несколько ярусов, иконостас был специально заказан ко времени окончания строительства в Саратове. Перед иконостасом находился престол с распятием и Евангелием, у него, как правило, стоял наставник, а за ним по центру – певчие.

Продолжительное время наставником в общине был некий старец Лаврентий, в конце 20-х годов, переходя реку из соседней Екатериновки в Березовую Луку, он попал в полынью. Еще при нем и некоторое время после обязанности наставника исполнял Г. Я. Болтаев. А среди певчих был сын Григория Яковлевича – Василий Григорьевич (20.03.1893 – 18.12.1984) – в будущем духовный наставник Куйбышевской общины. По окончании с отличием 4-х классов сельской школы, несмотря на то, что он единственный мальчик в семье и некому было помогать родителям в поле, вместе со своими сверстниками односельчанами несколько лет обучался Священному Писанию и правилам Церкви Христовой, уставу службы и знаменному пению в с. Теликовка, что в 17 км от Березовой Луки, где на рубеже XIX – XX веков действовала, как именуют Самарские епархиальные ведомости, «раскольническая школа у крестьянина Тарасова и обучалось до 40 человек».

Во все времена христиане старались отдавать детей в брак «по вере». Парамон Егорович Капицын – служитель беглопоповской церкви с. Дураковки, восхищенный пением Василия Григорьевича, отдал свою дочь Евдокию в поморское согласие, где она приняла святое крещение, разделила с супругом все тяготы и лишения и до глубокой старости была верной помощницей по дому и воспитанию в вере пятерых детей.

В Русско-германскую войну 1914 года Василий Григорьевич был призван на воинскую службу и четыре года провел в плену на казенных работах, полуголодный, терпя побои и лишения. Бежав из плена, был призван в РККА делопроизводителем.

Григорий Яковлевич также был призван на фронт, и за это время хозяйство значительно пришло в упадок.

В то смутное время в области «гуляли» банды Плюсункова и Попова. Многих работавших на советскую власть расстреливали. Василий Григорьевич по Божию промыслу оставался невредим, хотя не однажды, как говорится, стоял под стволом. Работал счетоводом в казначействе и заведующим Ревкомиссией в сельсовете и на других важных должностях. По клевете своих односельчан был обвинен в поджоге стога сена и осужден на два года ссылки в п. Чусовой. По возвращении работал конюхом, а через некоторое время вновь переведен в контору.

В 1930 году семья Болтаевых была раскулачена, были отобраны земля, дом и скот. Григорий Яковлевич был осужден к 2 годам лишения свободы и 5 годам высылки за пределы Нижне-Волжского края. Вместе с сыном Василием он был выслан в Казахстан, остальным же членам семьи чудом удалось укрыться.

Моленную в с. Березовая Лука закрыли и растащили по бревнам, а дом Болтаевых перевезли в Духовницк, где располагалась начальная школа.

В ссылке Григорий Яковлевич и обрел свою кончину 27 июня 1932 г. Накануне он очень сильно просил сына отправить его домой. Василий Григорьевич, несмотря ни на какую опасность, по-христиански провожает отца в последний путь, изыскивает возможность и собственноручно делает ему гроб, не имея никаких богослужебных книг, по памяти отпевает погребение. Григорий Яковлевич Болтаев был посмертно реабилитирован только 16 января 1995 г.

Супруга Григория Яковлевича бежала в соседнее село Екатериновку, где проживали вышедшие туда замуж  дочери Феодосия и Анастасия, долго пряталась по чуланам. А позднее стала духовной руководительницей местных поморцев. Ее дело на духовном поприще позже приняли и дочери Землянухина Феодосья Григорьевна и Макарова Анастасия Григорьевна.

Екатериновка – село в Николаевском уезде Самарской губернии, а в настоящее время в Приволжском районе Самарской области. По местному преданию здешние староверы были из Донских казаков. По данным Первой всеобщей переписи населения Российской Империи 1897 г., в данном населенном пункте  проживало 976 жителей обоего пола, из которых было 222 старообрядца безпоповского согласия.

В 1908 году в местном никонианском храме проходили собеседования самарского епархиального миссионера священника о. Димитрия Александрова со старообрядцами, для чего местными поморцами был вызван защитник староверия Л. Ф. Пичугин (с. Поим, Пензенской губернии). На собеседованиях также присутствовали старообрядцы разных согласий из сел Березовая Лука и Теликовка того же уезда. На этих собеседованиях присутствовали Григорий Яковлевич и Василий Григорьевич Болтаевы.

Семья Василия Григорьевича укрывалась сначала у родственников в г. Иващенков (ныне Чапаевск, Самарской области), а затем обосновалась в Куйбышеве.

В 1933 году Василий Григорьевич по амнистии возвращается к семье, которая к тому времени обосновалась в Куйбышеве. Здесь он поступает на работу на карбюраторный завод сначала грузчиком, а затем агентом отдела снабжения.

С первых дней своего пребывания в Куйбышеве Василий Григорьевич посещает все соборные службы в поморской общине брачного согласия и активно включается в жизнь общины.

Куйбышевские староверы-поморцы в то время не имели своего помещения и на соборные службы собирались по разным домам верующих, и найти их приезжим было практически невозможно. Предстоял праздник Рожества Христова. «Не может такого быть, чтобы староверы не собирались на молитву!» – сказал Василий Григорьевич и пошел бродить по городу в поисках одноверцев, не боясь очередных преследований. Вскоре он повстречал старичка с окладистой бородой, явно идущего в позднее время по важным делам. Подошел и поприветствовал его по-христиански. Оказался тот старичок одним из начетчиков поморской общины.

Часто бывая по работе в разных городах, он искал общения с местными христианами-поморцами, с которыми впоследствии поддерживал тесную связь.

По смерти о. Симеона Яковлевича Московского в 1957 г. Василий Григорьевич благословляется в духовные наставники. Его духовные чада вспоминают его как глубоко верующего и духовного человека, сочетавшего в себе одновременно такие черты характера, как строгость и доброта. Несмотря на длительную болезнь (в течение 16 лет), он до конца дней своих исполнял возложенные на него духовные обязанности, с любовью и пониманием относился к каждому приходящему в его дом христианину, исполняя крещение и принимая на исповедь, разделяя с ними все радости и беды.

Василий Григорьевич обладал прекрасным почерком, как гражданским, так и славянским шрифтом. До наших дней дошли его многочисленные тетради с канонами и знаменными песнопениями, которые ему приходилось переписывать из-за нехватки книг в то время.

18 декабря 1984 г. о. Василий тихо почил о Бозе. Его погребение было отслужено на дому тремя наставниками при большом стечении верующих г. Куйбышева и области.

Сын Василия Григорьевича – Антоний Васильевич (30.01.1913 – 29.03.2007) – настоятель Храма Самарской Старообрядческой общины Древлеправославной Поморской Церкви.

С семилетнего возраста он уже читал на соборных службах в Храме, построенном его дедом, бывшим для него всю жизнь непререкаемым авторитетом и примером для подражания (тогда это был псалом 33 «Благословлю Господа на всяко время».)

После побега от ареста и обосновавшись в г. Куйбышеве, начиная со строительства карбюраторного завода, он проработал на нем более сорока лет до выхода на заслуженный отдых: шлифовщиком, мастером и начальником цеха.

Антоний Васильевич был участником Финской войны 1939 г. и Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Служил в конном полку. Награжден орденами и медалями.

В 1946 г. Антоний Васильевич вступил в христианский брак с уроженкой  с. Тюхменево, Кузнецкого района, Пензенской области Евдокией Николаевной Жуковой, своими руками построил дом, в котором воспитал троих детей.

Одновременно с работой на производстве Антоний Васильевич посещал все соборные службы, участвовал в строительстве и обустройстве молитвенных домов.

По болезни о. Василия Григорьевича, оставившего служение  в 1980 г., Антоний Васильевич был благословлен третьим наставником Самарской общины, хотя и выполнял многие духовные обязанности уже с 1978 г.

В 1989–1990 гг. Антоний Васильевич одновременно с наставничеством был председателем общины. Будучи по жизни хорошим хозяином, он и позже уделял много времени и сил хозяйственным вопросам в Храме, многое делал своими руками, практически до самой болезни заготавливал уголь для кадила.

В 1990 г. скончался о. Киприан Николаевич  Кукушкин, вскоре отошел от духовных дел о. Василий Васильевич Хохлов. С этого времени о. Антоний принял все служения в крупнейшей общине Поволжья. 17. 07.1990 г. в Совете по делам религий Куйбышевской области А. В. Болтаев официально зарегистрирован наставником общины.

Трогательно было видеть, как, несмотря на плохие погодные условия и состояние здоровья, девяностолетний старец подходил к Храму, с усердием и безупречно выполнял все потребы и службы. Лишь последние годы жизни из-за старческой немощи о. Антоний стал посещать только праздничные соборные службы. Прихожане до сих пор отмечают и ценят своего духовного пастыря за его добродушие, скромность и бескорыстие.

Продолжительное время местных староверов опекали наставники Самарской общины Болтаевы Василий Григорьевич и Антоний Васильевич, находящиеся со многими из них в родстве.

Династия Болтаевых продолжается и сегодня. В Самаре – председатель поморской общины Павел Владимирович Половинкин (внук А. В. Болтаева), в Екатериновке одной из руководительниц местных староверов является Нина Ивановна Алексева (племянница В. Г. Болтаева и двоюродная сестра А. В. Болтаева).

«Пройдет время, – пишет в своих воспоминаниях Н. И. Алексеева, – и может кто-то из наших детей и внуков продолжит историю нашего рода, чтобы и другое поколение знало, кто и откуда их корни, кто их предки!»

П.В. Половинкин

Источники:

1. ЦГАСО. Ф. 32. Оп. 1. Д. 58.
2. Гребнев М. Стремление неотписных раскольников Самарской епархии отделиться от союза с православною церковию и по церковным записям. Из истории раскола Самарской епархии в шестидесятых годах настоящего столетия (Продолжение) // Самарские епархиальные ведомости, № 7 от 1 апреля 1887 г.
3. ЦГАСО. Ф. 356. Оп. 1. Д. 263.
4. Населенные места Российской Империи в 500 и более жителей с указанием всего наличнаго в них населения и числа жителей преобладающих вероисповеданий по данным Первой Всеобщей Переписи населения 1897 г. Под ред. Н. А. Троицкаго. СПб., 1905.
5. Воспоминания А. В. Болтаева (1913-2007), записанные автором.
6. Решение Духовницкого районного суда Саратовской области от 26 апреля 1999 г. по делу № 2 – 88.
7. Справка Совета по делам религий по Куйбышевской области, выданная наставнику А. В. Болтаеву.
8. Столп истины. Газета. Самара, март 1998.
9. Архангельский В. Очерк раскола в с. Новых Костычах, Самарского уезда // СЕВ, № 3, 1870, н/ч, с. 49-59.
10. Алексеева Н. И. Богу верую! // Альманах краеведения села Екатериновка «Предки и потомки. Социальная память». 2015 г.
11. Дело гр. Болтаева Василия Григорьевича. 1927 – 1936 гг. ЦГАСО Ф. 2188, оп. 2, д. 53.

Рижский купец, староверческий общественный деятель, щедрый благотворитель, радетель школьного образования детей староверов, руководитель Виленской (Вильнюской) староверческой общины^*.

Григорий Семёнович Ломоносов родился в Вилькомире (ныне Укмерге, Литва) в 1853 году, в семье староверов. Освоив торговое и строительное ремесло, он занимался строительным делом в качестве подрядчика. Ряд лет Г. С. Ломоносов жил и вёл своё дело в Митаве (Елгава, Латвия). Как митавский 2-й гильдии купец он упомянут у писателя и публициста Н. С. Лескова в начале 1860-х годов. Женившись на рижской староверке, Григорий Семёнович перебрался в Ригу. Он владел недвижимостью, которую сдавал в наём как под жильё, так и для ведения предпринимательской деятельности.

Интересовался Григорий Ломоносов и строительством мостов. На страницах «Рижского вестника» (№ 192, 28.08.1871 г.) можно найти его статью «Заметка о постройке постоянного моста через Двину», где он сравнивает методы строительства мостов в России и в Риге (читай — на западе) и высказывает своё мнение.

Своё общественное служение Г. С. Ломоносов начал, принося щедрые пожертвования, прежде всего, в пользу местного староверческого населения, например, для Гребенщиковской больницы, богадельни и моленной. Больше всего Григорий Семёнович ратовал за открытие в Риге училища для детей староверов.

Ранее в Риге существовала школа при Старообрядческом обществе. Для этой школы в 1827 году тогдашним генерал-губернатором маркизом Ф. О. Паулуччи были изданы особые правила — «Правила для управления Богадельни, Сиротского отделения и школы Рижского старообрядческого общества». Однако в начале 1830-х годов при правлении Николая I ситуация в государстве изменилась, пришло распоряжение преобразовать все училища по образцу уездных училищ ведомства Народного Просвещения. Рижские староверы не могли согласиться с этим условием, и школа при Старообрядческом обществе в 1832 году закрылась.

Однако многие из староверов не оставляли ни своей веры, ни идеи открыть свою школу и искали возможности, достучаться до властей. В 50-х годах XIX века в высших кругах российского общества начинаются разговоры о необходимости открытия отдельных школ для староверов. Так, например, чиновники генерал-губернаторы граф Соллогуб и Шмидт вернулись к этому вопросу и активно продвигали его решение. Министру народного просвещения писал и генерал-губернатор барон Ливен, объясняя, что нужны школы, в которых дети старообрядцев могли бы учиться «не смешиваясь» с православными. Среди местных властей тоже было много тех, кто выражали желание помочь старообрядческому юношеству повысить уровень образования, однако эти попытки в то время встречали много препятствий.

Познакомившись в Риге с Захаром Лазаревичем Беляевым, также ратовавшим за школы для старообрядцев, Г. С. Ломоносов совместно с ним создал секретную школу для детей местных староверов, большую часть расходов взяв на себя. В секретной школе в большей мере обучались дети, которые не могли получить домашнего образования. Среди них были дети-сироты или дети из неполных семей, которых воспитывали матери-вдовы. В этой секретной школе детей учили чтению, письму, счёту. Нередко Г. С. Ломоносов помогал воспитанникам школы, пристраивая их учениками к местным купцам и ремесленникам.

В 1860-е годы, в связи с началом масштабных реформ в России в лучшую сторону изменилось и отношение к старообрядцам, вопрос о старообрядческих школах тоже стал продвигаться с большей силой.

Представители от староверов принимали участие во «всесословной беседе» в Риге, состоявшейся в 1862 году и определившей дальнейший путь развития русской общины и русского образования в Прибалтийском крае. Одним из участников этих событий был и Григорий Семёнович. Интересно, что торжественный обед этого собрания был дан в только что отстроенном доме Г. С. Ломоносова по ул. Зиндерской / Грешников. Позднее (как следует из публикаций Рижского вестника (№219, 11.10.1905) в этом доме размещалась гостиница «Варшава».

Г. С. Ломоносов состоял членом многих русских обществ в Прибалтийском крае. Так он был членом следующих обществ: общества «Улей» (входил в состав правления), Рижского Русского благотворительного общества (входил в состав комитета этого общества), Благотворительного общества для призрения русских бедных (входил в состав комитета этого общества) и др.

Именно Григорий Семёнович в 1863 году первым из староверов встретил Николая Семёновича Лескова, когда тот по заданию Министерства внутренних дел приезжал в командировку в Ригу, чтобы разобраться со школьными делами рижских староверов. После выяснения обстоятельств Н. С. Лесков поддержал идею открытия отдельных школ для староверов, объяснив это в своих докладах к властям. Среди прочего Н. С. Лесков подчеркнул, что неудачи с открытием официальных школ не поколебали местных старообрядческих деятелей, наоборот, учредители школ «стали настойчивее и опытнее».

В том же 1863 году Григорий Семёнович Ломоносов стал одним из учредителей староверческого училища, заявив о готовности пожертвовать для него 5000 рублей. В 1864 году учредителями училища был избран специальный комитет по устройству этого училища. Председателем этого комитета стал Г. С. Ломоносов.

Когда жандармский полковник Андреянов учредил рижским старообрядцам книгу для записи пожертвований в пользу ожидаемой школы, подписка шла успешно. Г. С. Ломоносов пожертвовал 5000 рублей, З. Л. Беляев — 1000 рублей, И. Ф. Тузов — 1000 рублей и др., но несмотря на это, инициатива встретила ряд препятствий.

Борьба за новую школу для староверческой молодёжи шла не только между староверами и правительством, но и внутри самой общины. Природа внутренних препятствий была связана в том числе с предубеждениями и недоверием многих староверов к ситуации и, в том числе, к некоторым активистам, включая и Г. С. Ломоносова. Ему ставили в претензию то, что он «водит знакомство и делит хлеб-соль с нововерами», а также, что «учит своего сына в пансионе еретика немца Бухгольца». Наученные горьким опытом, староверы не торопились доверять новым влияниям и новым лидерам даже из своей среды. Уже бывало, что школы или храмы, открытые ими для своих нужд, закрывались или по требованию властей вводились новые «нововерческие» правила, что для приверженцев старой веры было неприемлемо. В этот раз их тревожили те же мысли. Твёрдо стоявшие на основах своей веры и убеждений, старообрядцы желали, чтобы их детей учили в духе веры их отцов, а собранные ими средства служили на благо своей общины.

Правительство, в свою очередь, давало повод для подобных сомнений. Так, например, название школы в указанном виде не было принято органами власти из-за наличия слов «старообрядческий», «старообрядцы», что, как утверждалось, не было разрешено по закону. По этой причине название заменили на «Гребенщиковское училище». Новый устав был утверждён правительством в феврале 1866 года. Однако жертвователи, включая главного из них — Ломоносова, выразили протест, ибо считали, что это другое название и другая школа, а не та, для которой они собирали пожертвования. Они указывали, что без уточняющего слова «старообрядческое» существуют риски утраты школы в пользу, например, православных и т. п., ибо если школа для всех, то туда может захотеть поступить любой без соблюдения основ старой веры. По указанному ряду причин ещё несколько лет училище не было открыто, и дискуссии продолжались. Однако, несмотря на неудачи, попытки ревнителей просвещения среди старообрядцев открыть свою школу с сохранением важных основ и необходимых атрибутов продолжились.

Н. С. Лесков характеризовал Григория Ломоносова как человека прямого, резкого, тершегося по делам с разными властями и имеющего большое состояние. Эти качества позволили ему много добиться в своей жизни.

Как предприниматель Григорий Ломоносов принимал участие в строительстве не только жилых домов, в качестве подрядчика он строил и другие здания. В 1863 году он сделал пристройку к старообрядческой церкви Гребенщиковской общины. А в 1866 году он вёл работы по строительству Дуббельнской (Дубулстской) церкви. Эта церковь была заложена архиепископом Платоном (Городецким) в конце августа 1866 года во имя равноапостольного князя Владимира. В 1871 году Г. С. Ломоносов был избран в комитет по постройке здания Русского театра в Риге, и комитетом были предприняты шаги для реализации этого проекта. В строительный комитет по постройке здания Русского театра на тот момент входили: М. К. Мухин, Н. В. Маковский, Г. С. Ломоносов, М. С. Семёнов, а также архитекторы: Пфлуг и Бауман. Хотя на тот период идея со строительством отдельного здания (вначале планировалось стоить деревянное, позже планы менялись) для Русского театра по ряду причин не была реализована, тем не менее, это никак не меняет факта активного участия Г. С. Ломоносова и в этом проекте. После многолетнего пути преодоления различных препятствий отдельное здание для Русского театра было построено лишь в 1900-1902 гг.

Только в 1873 году сложились условия для открытия староверческого училища. Название, однако, пришлось принять то, что утвердили власти в 1866 году. Григорий Семёнович Ломоносов входил в комитет по устройству Гребенщикового училища в Риге и был почётным попечителем этого училища. Рижское Гребенщиковское училище было открыто в сентябре 1873 года. Первое помещение школы находилось на ул. Большая Московская в Доме Папа-Римского.

В начале 80-х годов XIX века Г. С. Ломоносов уехал из Риги в Вильно (ныне — Вильнюс, Литва). К 1882 году возникшая в 1830 году Виленская старообрядческая община численно возросла и окрепла, в том числе благодаря поступавшим пожертвованиям. Первым крупным жертвователем стал Г. С. Ломоносов, который многим был известен своей благотворительностью. Будучи руководителем Виленской общины, он добился от местных властей разрешения на постройку каменного здания (богадельни) для общины, впоследствии — Вильнюсский Свято-Покровский храм (возведён в 1882-1886 гг.).

Григорий Семёнович Ломоносов скончался в Вильно в 1885 году. Похоронен на кладбище у Виленского/Вильнюсского Свято-Покровского храма.

Материал подготовила
Александра Яковлева

^* Статья публикуется в сокращении, впервые опубликована на сайте: www.ruskie.lv

Источники:

1. Inland. Riga // Rigasche Zeitung № 215, 16.09.1863.
2. Высочайше-утверждённое положение комитета министров об уставе Гребенщиковского старообрядческого училища // Rigasche Zeitung № 61, 16.03.1866.
3. Рига, 18-го июня // Рижский вестник № 49, 18.06.1869.
4. Рига, 2-го ноября. О русском театре // Рижский вестник № 247, 02.11.1871.
5. Объявление комитета по устройству Гребенщиковского училища в Риге // Рижский вестник № 143, 30.06.1873.
6. Объявление о начале работы Гребенщиковского училища // Рижский вестник № 197, 07.09.1873.
7. Объявление о строительстве гостиницы // Рижский вестник №262, 30.11.1874.
8. Объявление о построенной гостинице «Коммерческая» // Рижский вестник № 23, 29.01.1877.
9. Заметки. По вопросу о Дуббельнской церкви // Рижский вестник № 26, 31.01.1880.
10. Столетие Виленской старообрядческой общины // Сегодня № 260, 20.09.1930.
11. Журавлёв Сергей. Как в Риге принимали Лескова, или в гостях у рижского купца И. Ф. Тузова // Меч Духовный № 10, 2003.
12. Трофимов И. В., И. С. Лесков и староверческая школа Рижской Гребенщиковской общины // Меч Духовный № 17, 2005.

УЧРЕЖДЕНИЕ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
ГРЕБЕНЩИКОВСКОГО УЧИЛИЩА В РИГЕ^*

Учреждение Гребенщиковского училища в Риге прошло по времени путь более десяти лет, и начало этого пути можно отнести к 23 ноябрю 1862 года, когда рижские купцы-староверы направили прошение гражданскому губернатору А. А. фон Эттингену.

Мотивация прошения основывалась на следующих суждениях: «вследствие закрытия существовавшей прежде при Гребенщиковском заведении школы в г. Риге, положение детей бедных раскольников и круглых сирот, на увеличивающуюся ежегодно между ними безнравственность и, присовокупив, что все принятые разными благонамеренными людьми против этой безнравственности меры остались без успеха по неимению училища, иже приюта для сирот». Авторы прошения подготовили и проект правил сиротского дома cв. Григория Богослова, который просили утвердить.

Гражданский губернатор А. А. фон Эттинген 27 ноября 1862 года это прошение с проектом правил направляет генерал-губернатору В. К. Ливену, сопровождая своим положительным мнением, «что учреждение в г. Риге сиротского дома для бедных детей раскольников, конечно желательно и необходимо, так как дети эти в настоящее время действительно погибают в нравственном отношении». Генерал-губернатор В. К. Ливен 2 декабря 1862 года сообщает Министерству внутренних дел «ходатайство рижских раскольников о разрешении им учредить при Гребенщиковском заведении Сиротский дом для обучения в нём до 50 детей обоего пола, на изложенных в приложенном проекте устава основаниях».

Положительное отношение городских и губернских властей к прошению рижских староверов, которое получило выражение в динамизме его прохождения во властных инстанциях, обнадёживало просителей в благоприятных результатах. Однако этого не произошло. Министерство внутренних дел стояло на запретительных позициях: 13 декабря 1862 года оно направило генерал-губернатору В. К. Ливену отрицательный ответ. «Имея в виду, что по Высочайшему повелению 14 мая 1832 г., в Риге может быть открыта школа не иначе, как по Высочайше утверждённому 18 декабря 1828 г. Уставу уездных и приходских училищ, Министерство внутренних дел находит, что изъяснённое выше ходатайство рижских раскольников удовлетворено быть не может, так как предоставленный ими проект устава не согласен с Высочайше утверждённым Уставом уездных и приходских училищ».

Очевидно, что на такое отношение к просьбе рижских староверов на учреждение училища для староверческих детей имело влияние мнение синодальной Церкви. Поэтому следовало учитывать то, что масштабы, формат, содержание и направленность обсуждения вопроса о разрешении староверам открывать школы не могло не обеспокоить синодальную Церковь. Её позиция была чётко выражена в конце весны 1861 года, когда архиепископ Рижский и Митавский Платон отвечал на запрос князя А. А. Суворова о школах для староверов: «Сообразив вышеизложенные обстоятельства и постановления, я полагаю, что нельзя допустить, чтобы в предполагаемые школы для обучения раскольнических детей определялись учителями раскольники по выбору их единомышленников». Как видно, в отношении к школам староверов позиция синодального духовенства оставалась традиционной: школы для староверческих детей, но без учителей-староверов.

Несомненно, что этот отказ сильно подействовал на рижских староверов. Их эмоциональное состояние хорошо описал Н. С. Лесков, который в середине лета 1863 года находился в Риге, выполняя поручение Министерства народного просвещения. Министр 10 июля 1863 года обратился к генерал-губернатору барону В. К. Ливену с просьбой о содействии Н. С. Лескову: «По поручению моему, один из наших талантливых литераторов Николай Семёнович Лесков отправляется в Ригу для возможного изучения раскольничьих школ, к чему может весьма много способствовать знание им раскола вообще…».

«Я приехал в Ригу, – писал Н. С. Лесков, – в дни самого высшего сетования на этот отказ. Раскольники были не только огорчены, но и рассержены. В это время они не хотели ни о чём рассуждать и вообще были очень далеки от способности верить во всякую возможность чего-нибудь вымолить у правительства. “Всё надо бросить, нечего воду толочь, да злить своё сердце”, – говорили они отчаянно». Особенно были огорчены ревностные инициаторы учреждения сиротского отделения и школы, 2-й гильдии купец Ломоносов Григорий Семёнович, жертвовавший для этого пять тысяч рублей, и купец Беляев Захар Лазаревич, который из своих средств назначил на школу тысячу рублей.

В это горькое для рижских староверов время Н. С. Лескову удалось войти к ним в доверие и оказывать поддержку, призывая их не отказываться, не останавливаться на пути к учреждению училища.

Вернувшись в Санкт-Петербург, Н. С. Лесков продолжал поддерживать рижских староверов в их стремлении учредить училище. Будучи членом Комитета грамотности при Императорском Вольно-экономическом обществе в Санкт-Петербурге, очевидно, он предложил рассмотрение вопроса о действиях староверов Риги с целью открытия училища. На заседании Комитета грамотности 10 сентября 1863 года после обсуждения было принято журнальное постановление. В нём содержалось сообщение председателя Комитета грамотности о том, что «рижские купцы Г. С. Ломоносов и З. Л. Беляев на учреждение в г. Риге для своих единоверцев школы жертвуют, первый пять тысяч рублей, а последний одну тысячу рублей, всего шесть тысяч рублей серебром, и что сверх сего купец З. Беляев вызвался безвозмездно содержать склад учебников, издаваемых Комитетом грамотности, распространять их и отчитываться». Это сообщение было выслушано, и Комитет грамотности «с горячим сочувствием единогласно положил: «Благодарить г. Г. Ломоносова и Беляева в настоятельнейшей нужде народа, предложить им вступать в члены Комитета и содействовать ему, по мере сил в своём кругу, а г. Беляеву выслать каталог и несколько изданий Комитета, на первый раз по выбору члена Комитета грамотности г. Лескова, знакомого с современными потребностями рижского бедного класса».

Стараниями лукавого у рижских староверов не наблюдалось единства на пути учреждения училища. Ещё Н. С. Лесков это заметил и писал: «А особенно в Риге, где кипит непримиримая злоба двух раскольничьих партий: демократической, эксплуатируемой Пименовым как бы в назидание людям, почитающим поголовную подачу голосов за последнюю форму европейской цивилизации, и аристократической, во главе которой стоят Ломоносов, Беляев, Тузов, Волков, Великанов и ещё человек двадцать, способных понимать, чем отличаются снетки от простой маленькой рыбки». И хотя в данном описании присутствовал момент ироничности, но суть противостояния уловлена. В его основе лежит гордыня и зависть. Ведь ни одна из этих сторон не была против учреждения школы, однако их не устраивали принципы создаваемой школы и роль в этих действиях конкретных личностей.

Для сбора пожертвований на учреждение училища главным попечителем Гребенщиковского богоугодного заведения полковником Андрияновым была заведена книга. В начале сентября 1863 года «на первой же странице этой книги Г. Ломоносов записал словесно обещанные им пять тысяч рублей, Г. Беляев тысячу рублей, а вслед за ними тысячу же рублей записал рижский купец Иона Федотов Тузов». В эту же книгу записывали свои пожертвования и другие староверы. Так реально эти рижские купцы двигались по пути учреждения училища, что вызвало неадекватную реакцию у другой части рижских староверов, объединяющихся при руководстве Гребенщиковской богадельни. В середине апреля 1865 года генерал-губернатору графу П. А. Шувалову за пятью подписями была отправлена «Записка по возникшему вопросу об учреждении в г. Риге на Московском предместии Старообрядческого училища для народного образования». Этот документ содержал отношение руководства Гребенщиковского богоугодного заведения к вопросу об учреждении училища. Прежде всего, наблюдалось стремление исключить из числа учредителей всех тех, кто уже реально сделал пожертвования. Их называли «мнимыми жертвователями», а также теми, кто противодействует «всем благим начинаниям». В то же время высказывалось мнение об исключительном праве только Общества решать вопрос создания училища. Для этого правление Гребенщиковского благотворительного заведения имеет «возможность отделить от капиталов заведения пять тысяч рублей серебром для предполагаемого училища». Однако для этого выдвигалось условие «чтобы прежде всего отобран был по сему предмету надлежащий отзыв от г. купцов Г. Ломоносова, Н. Волкова, Д. Великанова, Беляева, Побегалова, Кузнецова и других, противодействующих всем благим начинаниям».

Документ заканчивался такими словами: «Вот начала, на которых правление Гребенщиковского благотворительного заведения желало бы основать предполагаемое училище для народного образования детей русского простого народа и мещан, принадлежащих Рижскому обществу Гребенщиковского благотворительного заведения». Очевидно, что позиция руководства Гребенщиковского благотворительного заведения была не продуктивной, ибо она ориентировалась на разделении усилий, в то же время как их необходимо было объединять.

В то же время процесс обсуждения вопроса об учреждении училища продолжался на высоком государственном уровне. Он характеризовался динамизмом и торможением, поддержкой и тайным, скрытым противостоянием, что хорошо наблюдалось в середине лета 1865 года в переписке генерал-губернатора графа П. А. Шувалова с министром внутренних дел П. А. Валуевым относительно проекта устава. Генерал-губернатор 10 июня 1865 года просил «содействия… касательно учреждения в Риге для детей местных раскольников-беспоповцев, на собственный их счёт, элементарного училища…». Ответ министра был скорым по времени, уже 19 июня 1865 года в письме было написано: «Не встречая к сему, в общих чертах, с моей стороны препятствия, я, тем не менее, нахожу нужным предварительно дальнейшего соглашения по этому вопросу с надлежащим правительственным ведомством». Здесь наблюдается, что на словах высказывается положительное отношение, а в действительности включается бюрократический механизм, коего предназначение тормозить решение вопроса об учреждении училища.

Пока происходила переписка между учреждениями властных структур территориального и государственного уровня относительно вопроса учреждения староверческого училища в Риге, купец Г. С. Ломоносов со товарищи не пребывали в бездеятельном ожидании и создали Комитет по учреждению старообрядческой школы. На заседании данного Комитета 19 июля 1865 года в протоколе было записано: «Присутствовали попечители г. Г. Ломоносов, Лашков, Гаврилов и Карпов. Комитетом решили нанять квартиру для помещения школы вблизи Гребенщиковского заведения, по этому делу было поручено г. Г. Карпову и Гаврилову, а Г. Лашкову поручено озаботиться выписать из Москвы учебных книг, а именно: азбучек 100, часословов 30 и псалтырей 15 штук».

Оказывался долгим путь прохождения прошения в Санкт-Петербурге об учреждении училища в Риге для детей староверов: 9 сентября 1865 года министр внутренних дел представил предложения в Комитет министров; 28 сентября 1865 года Комитет министров передаёт их на предварительное заключение главноуправляющего II отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии, где это предложение «задерживается» до конца декабря 1865 года; 21 декабря 1865 года состоялось заседание Комитета министров, который «по рассмотрении проекта устава означенного училища и заключения по сему предмету Главноуправляющего II-м отделением Собственной Его Императорского Величества Канцелярии… положил: настоящее дело возвратить… для надлежащего соображения с высочайшим повелением, последовавшим по предложениям Особого комитета по делам о раскольниках, и для изменения устава, учреждаемого в г. Риге училища…».

Несомненно, такой результат не являлся отказом, ибо это отражало движение к цели: согласие с учреждением училища и необходимость изменений в уставе. В первую очередь требовалось изменение названия училища. Очевидно, властные структуры продолжали сохранять традиции начала 30-х годов XIX века, чтобы в названии ничего не было свидетельствовавшего о староверии. Этим и руководствовался генерал-губернатор граф П. А. Шувалов: «после возвращения мне… из Комитета Министров проекта устава, учреждающего в г. Риге элементарного училища для детей старообрядцев, с тем, чтоб было изменено название этого училища, я предложил назвать его Гребенщиковским и объявил своё предложение собранным мною для этого учредителям сказанной школы, получил полное их согласие на таковое название». Думается, что это согласие Комитета учредителей основывалось на учёте исторически изменившихся условий отношения к староверию до определённых пределов, а не полного его принятия. Ведь главная цель была достигнута – в Риге будет учреждено учебное заведение для детей староверов на принципах, что соответствуют древлеправославному благочестию. Поэтому иная позиция, которая была обозначена руководителями Гребенщиковского заведения, настаивавшая на том, чтобы именовать «Рижское Николаевское старообрядческое училище», исторически несостоятельна.

Начало 1866 года для рижских староверов стало благоприятным. В течение января в Комитете министров протекала процедура обсуждения и утверждения проекта устава Гребенщиковского училища в г. Риге с последующим поднесением его императору Александру II. «Государь Император на положение Комитета Высочайше соизволил, а проект устава удостоен рассмотрения и утверждения Его Величества в 4 день февраля 1866 года». Итак, 4 февраля 1866 года императором Александром II был утверждён устав искомого рижскими староверами учебного заведения для своих детей под названием Гребенщиковское училище в Риге.

Однако между утверждением устава Гребенщиковского училища в Риге и началом его деятельности пройдёт почти восемь лет. Это стало отражением того, что рижские староверы были не согласны с изменениями, которые оказались в утверждённом уставе по сравнению с его проектом. Их настораживало и беспокоило то, что слова «староверы», «староверческие», «старообрядческие» заменены на «лица русского происхождения», «жертвователи» и т. п., в результате чего создавалась возможность проникновения в обучение синодального духовенства. Они не хотели принимать замену двухклассного училища на одноклассное. В §13 устава говорилось: «До тех пор, пока Министерство внутренних дел найдёт возможным допустить образование второго класса, Гребенщиковское училище должно состоять из одного класса, в котором обучают 1) чтению книг церковной и гражданской печати, 2) четырём правилам арифметики».

Сложилась парадоксальная ситуация, когда российское правительство и император дали разрешение на учреждение училища в Риге, а староверы отказываются его открывать. Это вызывало недоумение и непонимание не только в Риге, но и в Санкт-Петербурге, Москве и в других городах, что получило отражение в газетах «Московские ведомости» и «Рижский вестник». В этих газетах делалась попытка выяснить причины сложившегося положения и определить возможности выхода из него.

Среди самих рижских староверов наблюдалось неоднозначное отношение к данному вопросу. Руководство Гребенщиковского богоугодного заведения в лице попечителя последовательно стояло на позиции, отрицающей открытие училища в том формате, который был определён утверждённым уставом. Здесь необходимо было учитывать, что это заведение являлось самым внушительным жертвователем на учреждение училища. От него реально зависело – состоится или не состоится Гребенщиковское училище в Риге.

Однако в среде рижских староверов были такие, кто был настроен на целесообразность и возможность открытия училища. Преимущественно ими были купцы и их семьи, кто хотел и мог делать пожертвования, а также проводить организационные действия. Они группировались вокруг Г. С. Ломоносова, И. Ф. Тузова, З. Л. Беляева.

К сожалению, между этими двумя частями рижских староверов в вопросе учреждения училища для детей староверов не было единения. Более того, между ними наблюдалось противостояние, неприязнь, что открыто проявлялось в высказываниях оскорбительного характера, порой даже в угрозах.

После двухлетних постоянных усилий главный попечитель Гребенщиковской богадельни Н. Д. Мажневский сумел убедить жертвователей на принятие утверждённого устава и избрание Комитета училища. 4 августа 1872 года состоялось общее собрание жертвователей, которыми считались лица, вносящие не менее 5 рублей серебром в год, или же пожертвовавшие единовременно капитал, приносящий процента не менее 5 рублей. На собрании присутствовали более 50 жертвователей. На этом собрании был создан Комитет училища, в который были избраны от купечества: Г. С. Ломоносов, З. Л. Беляев, И. Ф. Тузов и из мещан: М. Е. Соколов и Е. В. Богданов, а также покровительница над женским отделением А. Попова – из купечества.

Избранный Комитет училища начал свою деятельность с решения двух задач. Первая из них – это отыскание необходимых средств путём сборов единовременных и ежегодных пожертвований, где расчёт строился на благотворительности рижских староверов. Вторая задача определялась поиском среди староверов человека, который был способен и желал занять должность учителя. Им оказался уроженец Риги Антоний Герасимович Корнилов, который выдержал при губернской гимназии экзамен на звание учителя городских начальных училищ. Он был знающим и опытным педагогом, среди староверов Риги он пользовался большим авторитетом. Решение этой задачи позволило Комитету училища 5 июля 1873 года поместить в газете «Рижский Вестник» объявление:

«Комитет по устройству Гребенщиковского училища в Риге честь имеет довести до сведения господ жертвователей и жертвовательниц, что Комитет получил за № 331 от Рижского губернского директора училищ уведомление об утверждении избранного Комитетом учителя и что в скором времени приступлено будет к открытию училища, о чём публиковано будет особо.

Вместе с тем Комитет просит родителей и таких лиц, которые желают отдать детей своих и родственников в упомянутое училище, чтобы они заявили о том заблаговременно одному из нижеперечисленных членов Комитета.

Григорий Семёнович Ломоносов, Захар Лазаревич Беляев, Иона Федотович Тузов, Евтихий Васильевич Богданов, Михаил Ефимович Соколов».

Одновременно Комитет проводил поиск помещения для училища, которое было найдено на Большой Московской улице № 73. Это был деревянный двухэтажный дом, на втором этаже которого для училища выделили три небольшие комнаты. Эти комнаты не предназначались для учебных целей, поэтому потребовалось время, средства и усилия, чтобы приспособить их для нужд учебного заведения, что и было осуществлено к началу сентября 1873 года. После этого Комитет поместил в газете «Рижский Вестник» 6 сентября 1873 года объявление: «Комитет по устройству Гребенщиковского училища покорнейше просит лиц, изъявивших желание отдать детей или родственников своих для обучения, приводить их в училищное помещение, находящееся на Большой Московской улице, в доме Папа-Римского.

На первое время училище открыто, за исключением праздников и воскресных дней, от 9-12 часов дня».

Торжественное открытие Гребенщиковского училища состоялось 17 сентября 1873 года молебствием, которое совершал духовный наставник с певцами Гребенщиковской моленной. На открытии училища участвовали: главный попечитель Гребенщиковской богадельни действительный статский советник Н. Д. Мажневский, члены Комитета училища, жертвователи, родители и родственники учащихся и сочувствующие образованию староверов. Итак, через сорок лет перерыва рижские староверы смогли открыть учебное заведение для своих детей. Закончился долгий путь учреждения Гребенщиковского училища, когда на протяжении одиннадцати лет – с осени 1862 до осени 1873 года – староверы Риги с Божией помощью сумели выстоять против козней лукавого, старавшегося лишить их единения, противопоставить друг другу. Гребенщиковское училище стало тем, что сплачивало и просвещало древлеправославных христиан Риги.

Занятия в Гребенщиковском училище начались с 18 учащимися, среди которых было 13 мальчиков и 5 девочек. Одновременно продолжался приём в течение остатка 1873 года и до середины лета 1874 года. Это способствовало тому, что в конце июня 1874 года в училище насчитывалось 127 учеников, в том числе 88 мальчиков и 39 девочек. Несомненно, это было свидетельством того, что Гребенщиковское училище постепенно становилось полнокровным учебным заведением, где обучались дети рижских староверов.

Время показало, что успешному развитию училища не способствовали недостаточные учебные помещения. Положительное решение вопроса оказалось возможным, когда покровительница женского отделения А. К. Попова взамен денежного пожертвования предоставила помещения в доме, который находился на Католической улице под № 20. 14 декабря 1874 года училище было переведено на новое место, где пребывало до августа 1895 года.

Зачисление учащихся на обучение проходило по решению Комитета или Почётного попечителя училища. Предварительной проверки в знаниях не проводилось, были лишь ограничения в возрасте мальчиков: от 7 до 14 лет, а для девочек: от 7 до 11 лет.

Несомненно, авторитет учебного заведения, его притягательная сила зависела от качества обучения, а оно, в свою очередь, определялось множеством взаимодействующих факторов, среди которых на первом месте находилось содержание обучения, определяемое учебными предметами. В Гребенщиковском училище в Риге они были обозначены уставом, однако их преподавание осуществлялось с позиций древлеправославия. «По уставу в училище с 3-х годичным курсом определялось недельных уроков (по 1 1/4 часу каждый)

Содержательные характеристики учебного плана и учебных программ свидетельствовали о наличии условий для обеспечения древлеправославного обучения. Именно данный аспект объясняет тот факт, что с каждым годом число учащихся в училище возрастало. Теперь заведующему-учителю затруднительно было самому обеспечивать качественное обучение, что потребовало увеличение числа учителей. «В январе 1886 года Комитетом были приглашены Анисим Иванович Волович и Пётр Леонидович Аксенов на должность учителей в помощь заведующему Корнилову; практикуясь в школе обучением детей и готовясь к педагогической деятельности, они сдали при Дерптском учебном округе экзамен на звание народных учителей, получили из канцелярии попечителя округа свидетельства… и были определены к преподаванию в Гребенщиковском училище». В сентябре 1895 года была избрана Комитетом училища и определена директором народных училищ в Гребенщиковское училище учительница городских приходских училищ Сорокина Ирина Мироновна. В апреле 1896 года инспектор народных училищ уведомил Комитет Гребенщиковского училища о допущении к преподаванию в училище Панину Комиту Александровну, имеющую звание учительницы городских приходских училищ.

Комитет Гребенщиковского училища и попечительницы совместно с правлением Гребенщиковского богоугодного заведения неустанно заботились о строительстве школьного здания. Эта идея была заложена ко времени заведения книги для пожертвований на учреждение училища. Руководству училища и общины в этом помогало Городское управление, когда в 1888 году оно передало общине участок земли бывшего рынка Красная Горка, что находился на углу Московской и Гребенщиковской улиц. Путём пожертвований были привлечены средства, позволившие в первой половине 90-х годов XIX века, возвести кирпичное здание для первоначального училища и детского приюта на Московской улице № 116 по проекту архитектора Рейнгольда Шмеллинга. Это было трёхэтажное здание, просторное и удобное для проведения занятий и проживания сирот. О нём рижские староверы с любовью заботились. Для нового помещения Комитетом была приобретена и вся новая классная обстановка и компактная меблировка.

Освящение нового школьного здания состоялось 23 августа 1895 года торжественным молебствием, совершённым духовным наставником Симеоном Поповым с певцами и старостою – уставщиком Гребенщиковского молитвенного дома И. Д. Финогеевым. На нём присутствовали: правление Гребенщиковской богадельни с главным попечителем П. М. Рожанским, почётный попечитель И. Ф. Тузов, покровительница А. И. Шутова, члены Комитета, попечительницы, жертвователи на училище, учащие, учащиеся с родителями и множество прихожан.

Нахождение Гребенщиковского училища в новом здании почти совпало с его 25-летием в 1898 году. На протяжении четверти века происходило развитие Гребенщиковского училища по восходящей линии, что объективно стало значительным фактором в жизни рижских староверов, о чём свидетельствуют следующие показатели. За это время в училище обучалось 1833 учащихся, среди которых были 1085 мальчиков и 748 девочек. В 1898 году в училище обучалось 210 учащихся, в том числе 117 мальчиков и 93 девочки. Им преподавали заведующий А. Г. Корнилов, А. И. Волович, П. А. Аксенов, И. М. Сорокина и Н. А. Панина. Общество жертвователей на училище состояло из 76 членов, среди которых было 46 мужчин и 30 женщин. Конечно, основным жертвователем выступало правление Гребенщиковской богадельни. Благодаря пожертвованиям капитал училища в 1898 году составлял 38900 рублей, а начинал он в 1873 году с 1300 рублей.

Стараниями и усилиями заведующего и учителей, а также Комитета, почётных попечителей, покровительниц и попечительниц, за двадцать пять лет удалось обеспечить качественное обучение. Об этом свидетельствует такой интересный факт: 16 апреля 1900 года в Гребенщиковское училище был назначен преподавателем Варфоломей Кузьмич Денисов, который имел звание учителя начальных училищ. И этот новый учитель в своё время учился и окончил Гребенщиковское училище. Правда, в начале 1907 года он перейдёт учительствовать в казённое старообрядческое училище, открытое в деревне Володино, что находилось недалеко от Двинска. Однако это свидетельствует о его востребованности как качественно подготовленного профессионала.

В Гребенщиковском училище учился и окончил его родившийся в Риге в 1883 году Иван Ульянович Ваконья, что позволило ему затем поступить и завершить Санкт-Петербургское городское училище и стать учителем народных школ, в которых работал на протяжении двадцати пяти лет. В истории Староверия он известен как вероучитель, духовный наставник, деятель Древлеправославной Поморской Церкви. А начало его христианско-просветительского восхождения относится к Гребенщиковскому училищу!

Объективно учреждение Гребенщиковского училища в Риге во второй половине XIX века стало знаменательным событием в жизни рижских староверов. Его учреждение являлось отражением изменений в отношении к староверам как со стороны государства, так и российского общества. Однако основная заслуга в этом – у самих староверов. Они сумели преодолевать козни лукавого на пути создания училища для детей староверов. Им удалось обрести необходимое относительное единение, позволившее обустроить все стороны училища, в том числе и собственное трёхэтажное кирпичное здание, функционально ориентированное на решение задач обучения и нравственно-религиозного воспитания.

Азий Исаевич Иванов

^* Из книги: Иванов А. И. Сказание о Рижской Гребенщиковской старообрядческой общине. Книга 1. XVIII столетие – 1904 г. Рига: РГСО, 2021. – 240 с., илл. 70. Материал публикуется в сокращении. Источники цитирования опущены.

В этом году наша Церковь отмечает знаменательную дату – 300-летие со дня создания выдающегося памятника старообрядческой исторической и богословской мысли – «Поморских ответов». «Поморские ответы», или «Ответы пустынножителей на вопросы иеромонаха Неофита» были созданы в 1723 г. – спустя 70 лет после начала никоновской церковной реформы, когда открытые гонения на сторонников старой веры временно прекратились, и в истории староверия начался новый период, который обычно характеризуют как период созидания, организации общежительств, хозяйственной, религиозной и культурной жизни. После того как Петр I (царь с 1682 г., самостоятельно начал править с 1689 г.) провозгласил политику веротерпимости в государстве, первый — мученический — период истории староверия закончился, и положение староверов изменилось немного в лучшую сторону. Возникают такие духовные центры старообрядчества, как Стародубье, Ветка, Выг, Керженец, Невельское общежительство и другие. Эти духовные центры сыграли неоценимую роль в сохранении традиций древнерусской духовной культуры, но все они существовали или на окраинах империи, или вообще за границей, как Ветка и Невельское общежительство.

Иллюстрация. Выговское общежительство

Вместе с тем, несмотря на определенные послабления, государственная политика в отношении старообрядцев была достаточно непоследовательной, и при Петре I им тоже приходилось нелегко. Так, оставались в силе многие из прежних указов против сторонников старой веры, а в 1714 г. были изданы даже новые, дополнительные. Правительство хотя формально и признавало существование старообрядцев, и даже соглашалось видеть в них граждан, но делало это со значительными ограничениями: им разрешалось открыто жить в городах и селениях, но при этом они облагались двойным налогом. Кроме того, с каждого мужчины взимали по 50 рублей в год за ношение бороды. Со староверов взыскивали пошлину и в пользу новообрядческого духовенства. Тем самым поборы с ревнителей древлего благочестия стали важной статьей доходов и для правительства, и для духовенства. При этом староверы не пользовались никакими правами: им воспрещалось занимать государственную или общественную должность, не признавалось их свидетельство на суде против новообрядцев, при браках с новообрядцами старообрядцев приказывали обращать в новую веру, а за брачное сожительство без венчания — предавать суду, детей же отбирать и крестить в господствующей церкви. Но этого было мало. Старообрядцев хотели выставить на посмешище, и им было приказано носить особую унизительную одежду (мужчинам — однорядку с лежачим ожерельем и сермяжные зипуны с нашитыми «козырями» красного сукна, а женщинам — шапки с рогами и тоже сермяжный зипун с красным козырем).

Невзирая на такое тяжелое и унизительное положение, старообрядцы не желали изменять вере своих предков, а популярность старообрядчества в русском народе только увеличивалась. Этой популярности во многом способствовали и те серьезные изменения, которые в XVIII столетии произошли в самой господствующей церкви. Если первоначальную позицию господствующей церкви можно было охарактеризовать как обрядоверие «с обратным знаком» (поскольку оно не имело ни богословского, ни логического, ни исторического обоснования), то уже в петровский период появляются такие богословские сочинения высших церковных иерархов, в которых высказывались уже чисто протестантские и католические взгляды и намечался полный пересмотр традиционного православного воззрения на таинство, на единство формы и содержания.

Реформы Петра I, ориентированные на подражание Западу, протестантской Европе, захватили и церковь. После смерти патриарха Адриана в 1701 г. патриаршество фактически было упразднено. По словам князя Е. Н. Трубецкого, «церковь была в буквальном и техническом смысле обезглавлена». Вместо патриаршества и церковных соборов в 1721 г. вводилось коллегиальное управление под латинским названием «Коллегиум духовное», впоследствии переименованное в «Святейший Синод», — гражданское ведомство по делам религий, при котором заседали вызываемые по очереди для присутствия в Синоде архиереи (фактически с совещательным правом голоса). Реальное же руководство Синодом осуществлял гражданский чиновник — обер-прокурор, назначаемый императором из числа светских лиц.

Еще одним важнейшим изменением в жизни новообрядческой церкви было ограничение права свободного выбора мирянином своего духовного отца и отмена такого древнего института, как «покаяльная семья». Проводя в жизнь церковные реформы, утвержденные Большим московским собором 1666–1667 гг., власти пытались поставить этот институт под жесткий контроль. «На соборе 1667 г. принцип „покаяние вольно есть“ был ограничен, а в начале XVIII в. фактически отменен, тайну исповеди начали нарушать сперва в интересах уголовного расследования, а затем и политического; исповедь окончательно стала частью исключительной компетенции именно приходского священника, и духовничество превратилось в приходской институт»^[i].

Что касается церковного искусства, то здесь дела обстояли совсем плохо. Та «псевдоморфоза православия» (то есть облечение православия в несвойственные ему богословские формы мышления и выражения), которая, по словам богослова Г. В. Флоровского, произошла в новообрядческой церкви после никоновско-алексеевских «реформ», прежде всего, дала знать о себе в иконописи и богослужебном пении. С самого начала «реформы» «упорно насаждается мнение, что раньше у нас не умели ни богословствовать, ни петь, ни рисовать. Переориентировка на католическое понимание образа, понимание прогресса соответственно мирскому мироощущению влекут за собой отношение к традиционному православному искусству как к исторически пройденному этапу. Русская иконопись и русское пение, знаменный распев, объявляются варварским искусством, искусством для холопов и спешно заменяются западными. Эту замену стало делать легче особенно после того, как на все старое, традиционное русское православное искусство было поставлено клеймо “старообрядчества”»^[ii].

Как «раскольничье мудрование» был запрещен ряд древних изображений: «Отечество» (Троица Новозаветная), Господь Саваоф «в образе ветхолетнего мужа», Спас «Благое молчание», «Благоразумный разбойник», «образ Богородицы болящей (лежащей) при Рождестве Сына Божия и бабы при Ней» (в иконе Рождества Христова), Богоматерь Троеручица, образ Неопалимой Купины, образ Софии Премудрости Божьей и многие другие любимые в народе изображения.

Древнее иконописание было сплошь вытеснено салонной религиозной живописью, раболепно и неискусно подражавшей западным образцам и носившей громкое наименование «икон итальянского стиля» или «в итальянском вкусе», о которой Андрей Дионисьевич так отзывался в «Поморских ответах»: «Нынешние же живописцы, тое (то есть апостольское. — К. К.) священное предание изменивше, пишут иконы не от древних подобий святых чюдотворных икон греческих и российских, но от своеразсудительнаго смышления: вид плоти одебелевают (утолщают. — К. К.), и в прочих начертаниих не подобно древним святым иконам имеюще, но подобно латинским и прочим, иже в Библиях напечатаны и на полотнах малиованы. Сия живописательная новоиздания раждают нам сомнения…»^[iii].

Как писал П. Муратов, «в несколько десятилетий рассеялось все, что накоплялось веками. Иконостасы барокко и классицизма сменяли, где только возможно, древние новгородские и московские иконостасы. Старинные иконы сваливались в церковных подвалах или на колокольнях. Переписанными или искаженными они сохранились лишь в забытых церквах глухих городов или в Олонецких или Вологодских деревянных церквах, не знавших ни соседства, ни попечения помещика»^[iv]. «Веку Просвещения» не нужны были «черные доски». Так, по распоряжению Екатерины II из Успенского собора во Владимире был выброшен иконостас Андрея Рублева и заменен иконостасом барокко с ее собственным изображением в виде святой Екатерины. Один М. В. Ломоносов в XVIII в. проявил интерес к древней иконописи, и то лишь потому, что первоначальное образование получил не в Славяно-греко-латинской академии, а в Выговской поморской пустыни.

Аналогичные процессы происходили и в области церковного пения. Литургический знаменный распев, строгий и высоко духовный, был вытеснен из новообрядческих церквей песнопениями полусветского характера, построенными в соответствии с законами западноевропейской музыки, и продолжал существовать лишь в старообрядческих скитах и моленных. Увлечение западным пением было так сильно, что меняли даже внешность церковных певчих, прежде бородатых и одетых в полукафтанье, и одевали их в польскую одежду с закинутыми назад разрезными рукавами. Мужчинам стали брить бороды, дворовых девок стригли и одевали в мужскую одежду, чтобы и они пели в церквах высокими голосами. Слушатели во время службы иногда так забывались, что начинали аплодировать^[v]. Как здесь не вспомнить слова столпа православия св. Иоанна Златоуста: «Несчастный, тебе бы надлежало с трепетом и благоговением повторять ангельское славословие, а ты вводишь сюда обычаи плясунов, махая руками, двигаясь всем телом. Твой ум помрачен театральными сценами, и что бывает там, ты переносишь в церковь»?

На Западе уже с эпохи Возрождения культура лишь по имени была христианской, по сути же носила чисто светский характер. Это была культура расцерковленная, которая при этом считала себя единственной культурой. Все, что находилось вне ее, в том числе и культура церковная, вообще не считалось культурой. Так, было принято считать, что церковь исключает культуру. Начиная с Петра, эти мнения все более широко внедряются и в России. «Просвещенное» общество, в основном дворянство, реформированное Петром по своему вкусу, отрывается от церкви и от народа, отрывается от своего прошлого и от своей истории. «Пышный, мечтательный и смутный век “просвещения” мог терпеть веру только “рационализированную”, которую и несла расцерковленная “христианская” культура. В свете ее Церковь начинает представляться инородным и даже враждебным культуре телом, рассадником суеверий и тьмы, с которыми борются государство и просвещенное общество»^[vi]. С другой стороны, оказывалось всяческое покровительство представителям иноплеменных конфессий (взять хотя бы главную улицу Петербурга — Невский проспект: каких здесь только не было построено храмов!). Под особым и преимущественным покровительством государственной власти и законов оказывается протестантизм, по образцу которого была проведена петровская «реформация».

Вторично реформированная Петром господствующая церковь решила начать миссионерскую деятельность по обращению старообрядцев в свое лоно. Миссионеры начинали видеть в старообрядцах серьезных конкурентов. Уже с начала XVIII в. разгорается полемика господствующей церкви со старообрядцами, активизировавшаяся после учреждения Синода. Эта полемика позволила старообрядцам начать систематический сбор церковно-археологических свидетельств в защиту старой веры. Результатом этой деятельности явились такие фундаментальные полемико-догматические трактаты, как «Дьяконовы ответы» на 130 вопросов Нижегородского архиепископа Питирима (1719) и «Поморские ответы» на 106 вопросов синодального миссионера Неофита (1723). В создании этих произведений первостепенную роль сыграл Андрей Дионисьевич.

Иллюстрация. Андрей Дионисьевич

«Он первый понял, что нельзя продолжать своего отношения к никонианству на основе только эпического сознания и голословного верования, что старая вера заменена новою, и вместо истинного православия водворилось латинство. Нужно доказать и доказать фактами, что старые церковные обряды суть чины и обряды изначальные, древнерусские, унаследованные нами от древней греческой Вселенской церкви»^[vii]. Для этого Андрей Дионисьевич, разъезжая по разным городам по различным нуждам общежительства, в то же время не упускал случая изучить русские древности в разных монастырях, в Нижнем Новгороде, в Москве, в Твери, осмотреть древние иконы, кресты и старые рукописи и книги. С той же целью он рассылал по разным городам своих учеников, чтобы, если не купить, то, по крайней мере, сделать копии с древних икон и крестов и нужные выписки из старинных книг. Так была составлена знаменитая выговская библиотека, создано богатейшее собрание древнерусских и греческих икон.

Странствуя по русским городам, Андрей Дионисьевич от разных ученых людей получил кое-какие сведения в грамматике и в риторике, что впоследствии позволило ему заниматься самостоятельно. Однако, преуспев в этих науках, он не был вполне уверен в себе и не считал свои познания достаточными. «Он ясно сознавал, что мало знать факты, мало знать внешние свидетельства, необходимо еще владеть инструментом мышления, понимать существенные признаки предмета, уметь располагать свои мысли, и приводить их в стройный риторический и логический порядок, а всего этого нельзя достигнуть в совершенстве без руководительства ученого и знатного учителя»^[viii]. В Москве он услышал, что такой учитель есть в Киевской Духовной академии, и решил отправиться туда для получения высшего образования. Тем более что в Киев его влекло давнее желание «для самовидения древних святых свидетельств и для пользы всех древнее благочестие содержащих».

В компании московских купцов Андрей Дионисьевич вместе со своим учеником и келейником Мануилом Петровым отправился в Киев. Прибыв туда, они прежде всего отправились поклониться в Киевских пещерах мощам преподобных Антония и Феодосия Печерских, а затем — чудотворным иконам по всем киевским церквам и монастырям. Кроме паломнических, их интересовала и чисто практическая цель: сбор свидетельств, необходимых для доказательства истинности старых обрядов. Особенно ценным оказалось свидетельство от святых мощей преподобных Илии Муромца и Иосифа Многоболезненного: «на персех согбене руце, в десней руце сложены имея персты, яко же знаменуются двема перстома».

Под видом любознательного купца Андрей Дионисьевич отправился в Киево-Могилянскую академию и попросил у одного из преподавателей руководства в познании риторики, логики и философии. Тот, желая знать, насколько «купец» подготовлен, дал ему Библию и «повеле для лучшаго свидетельства ученым порядком написати ему слово. Приим же сей премудрый отец книгу, и отъиде во свое жилище. Изобрет же в ней приличную премудрому учению мудрую фему (тему — К. К.), взятую из премудрых притчей премудраго Соломона, еже есть: сотове медовни, словеса добра, сладость же их исцеление души».

На данную тему Андрей Дионисьевич достаточно быстро составил «Слово», которое привело преподавателя в восторг. Он приказал одному из учеников прочесть «Слово» вслух перед всеми учениками, а затем спросил их мнения по поводу прослушанного сочинения. Все принялись хвалить «Слово», приняв его за творение одного из древних авторов — одни за перевод греческого, другие — за перевод с латинского. Тогда преподаватель объявил им автора, чем привел учеников в немалое изумление. С этого времени Андрей Дионисьевич стал беспрепятственно посещать занятия в Академии, усердно изучая риторику, философию и богословие.

«Егда же блаженный он яко премудрая пчела, от всюду собирающая имство, к возделанию всесладчайших медвенных сотов, собра потребная тамо стяжания, ко укреплению и разпространению древняго благочестия, и видя духовныи свой корабль по премногусущь, невещественнымь богатством обременен, яко учением внешнимь, а наипаче получением очезрительных премногих тяжкоценных вещей, иже тех ради взыскания наипаче бысть Богу любезныи, иже человеком полезныи, иже антихристу, и его слугам страшныи… потом достизает богонасажденнаго не на востоце, но в полунощном окиана брезе, Выговскаго Богоявленскаго общежительнаго едема. И бяше всем обитателем общежительным и скитским неисповедимая радость о пришествии премудраго отца, и шед в часовню со отцы и братиею, прежде воздаша Богу благодарение, молебное пение, и поздравление отдаша»^[ix].

Полученные Андреем Дионисьевичем знания оказались просто неоценимыми при составлении им выдающегося памятника отечественной богословской, исторической и религиозно-философской мысли — «Поморских ответов». История создания этой книги, в подлиннике называющейся «Ответы пустынножителей на вопросы иеромонаха Неофита» и написанной на 366 листах (свыше 500 страниц современного книжного формата), такова: 22 апреля 1722 г. император Петр I издал указ, в котором предписывалось послать к староверам, проживающим в Олонецком уезде, из Синода «духовное лицо для разглагольствия о происходящем церковном несогласии и для увещания».

22 сентября на Олонецкие заводы прибыл синодальный миссионер иеромонах Неофит, ученик главного в то время гонителя староверов – архиепископа Нижегородского Питирима. Руководствуясь практикой своего учителя, Неофит послал выговцам приказ немедленно явиться для собеседования и разбора предложенных им 106 вопросов, угрожая в случае неявки «гражданским судом и казнью без пощады». Над Выговской киновией сгустились тучи — еще свежо было воспоминание о недавнем разгроме Керженских обителей. Промедление было смерти подобно. После поста и усердных молитв выговцы приступили к написанию требуемых ответов, и уже в июне 1723 г. рукопись «Поморских ответов» в двух экземплярах была сдана в канцелярию Петровских заводов в Олонце: первый экземпляр для самого иеромонаха Неофита, второй — «для хранения в Канцелярии».

Предисловие к «Ответам» гласило: «Мы, Древлеправославныя Церкве остальцы, от православных праотцев и отцев родившиися и научившиися, православных древних архииреов и прочих священных отец и святых российских чудотворцев святое и богопросвещенное благочестие по священным староцерковным книгам соблюдаем. Не новины какия затеяхом, не догматы своесмышленыя нововнесохом, не за своевольная предания утверждаемся, но готовая Древлеправославныя Церкве предания содержим, по готовым священным книгам службу Богу приносим, еже есть в готовей Древлеправославней Церкви пребываем, по божественному Златоусту: Церковь есть не стены и покров, но вера и житие, не стены церковныя, но законы церковныя»^[x].

4–5 сентября 1723 г. состоялось публичное собеседование Неофита с выгорецкими отцами, которые после «разглагольствия» были «отпущены с миром». Логическая аргументация синодального миссионера была исчерпана. Неофит был посрамлен, и в дальнейшем в своей «миссионерской» деятельности ему оставалось лишь прибегать к давно испытанному средству: «изыскивая старообрядцев, всяким принуждением и коварством приводя к своей церкви: непокоряющихся же сажая в тюрмы и во оковы и в канцелярии производя допросами коварными, приводя к новинам и неволею к своей церкви; а крепко стоящих записывая под двойной оклад и правя денги с них и за старые годы, с коего времени указ состоялся. И быстьхристианом от него великое гонение и истеснение»^[xi].

«Поморские ответы» явились коллективным трудом выговцев — в оригинале под ними стоят подписи девяти уполномоченных: Даниила Викулина, Ипатия Максимова, Петра Акиндинова, Михаила Андреева, Клима Ефремова, Ивана Михайлова, Павла Дементьева, Севастьяна Савинова и Антония Лукина. Однако, судя по всему, в действительности круг авторов «Ответов», возглавляемый Андреем Дионисьевичем, был гораздо шире. По особому плану множество людей занималось сбором документальных свидетельств и материалов для составления, а также сверкой и переписыванием набело «ответных книг». Ближайшими помощниками Андрея Дионисьевича были его брат Семен и Трифон Петров. Существует также предположение, что «Поморским ответам» предшествовало некое аналогичное сочинение, созданное иноками Соловецкого монастыря и положенное Андреем Дионисьевичем в основу своих ответов.

«Поморские ответы», направленные в защиту старой веры от нападок синодальных миссионеров, представляют собой самый настоящий свод знаний по богословию, церковной археологии и палеографии. В этом труде обобщен большой объем памятников письменности, иконописи и декоративно-прикладного искусства, содержащих свидетельства в пользу старых обрядов: около 130 печатных изданий, несколько десятков древних рукописей, в т.ч. знаменитый Изборник Святослава 1073 года, более 60 памятников церковной старины… В «Поморских ответах» выговские книжники также разоблачали подложные рукописи, изготовленные новообрядческими миссионерами, – «Деяния на еретика Мартина» и так называемый Требник митрополита Феогноста.

При этом, сосредоточиваясь на защите старой веры, выговские отцы в своих ответах старались избегать резких выражений и оскорбительных выпадов, спокойно, с многочисленными ссылками на исторические факты, на Священное Писание и произведения отцов Церкви, разбирали вопросы Неофита и давали исчерпывающее объяснение разногласий между старообрядцами и «великороссийской» церковью. По этому поводу киновиарх Выгорецкой обители Андрей Борисович (1734– 1791) в «Описании жития Андрея Дионисьевича Выгорецкого» писал: «Андрей сам, что сочиняше, с великим опаством и рассмотрением, а особливо “Ответы” свои против Неофита, и с коим праведно рещи, что не точию читающим потребно ко укреплению древлецерковного благочестия, но еще весма годным и для сущей политики, ибо коль он в них умел учтиво и благопристойно во всем и со всеми персонами писменно беседовати, нисколько не раздражая их характера. Но при том нисколько не уступая и в заступлении древности». Когда Симеон Дионисьевич высказался за более резкую формулировку ответов, Андрей Дионисьевич сказал ему: «Брате любезный Симеоне! Уже нам российских архиереев и философов никакою ревностью не возвратити будет в свое состояние. Тако Богу изволившу содеватися в последнее печальное время. Но опасайся кийждо из нас да спасает душу свою. А к ним с почтением да ответствуем, и аки бы солию растворити честнословием наши словеса, по святому апостолу – благоумнее да пишем и глаголем. Ибо не научити их сим хотяще, но точию себе оным доставити желаем в благоспасительный покой»^[xii]. «Благоразумие Андрея Дионисьевича оказалось особенно полезным при составлении «Ответов». Опасение тогда требовалось исключительное. В 1719 году были разгромлены староверческие обители в Ряпино (ныне Эстония). 21 марта 1720 года, в результате доносов архиепископа Нижегородского Питирима, был казнен в Нижнем Новгороде диакон Александр. Его обезглавили, тело сожгли и прах бросили в Волгу. Из 94 скитов, находившихся в лесах Чернораменских Приволжья, Питирим не успел уничтожить только двух»^[xiii].

После краткого предисловия, в котором изложены причины неприятия старообрядцами официальной церкви (т.е. различные «нововводства» патриарха Никона) и указаны главные основания собственного учения, в «Поморских ответах» разрешается общий вопрос, «православно ли имели веру всероссийския земли от начала крещения», а затем подробно разбираются предложенные иеромонахом Неофитом 106 вопросов о старых и новых книгах, о разных обрядовых различиях и некоторые пункты догматического характера (об иерархии и таинствах). Отвечая на поставленные вопросы, Андрей Дионисьевич во всем блеске развернул свою эрудицию и выдвинул весьма богатый арсенал историко-археологических оснований в пользу старых обрядов.

Иллюстрация. Поморские ответы. 1723 г.

Большинство вопросов Неофита касалось общих для всего Древлеправославия тем, а потому и «Поморские ответы» стали своего рода манифестом всех старообрядцев и были приняты практически всеми старообрядческими согласиями (и беспоповцами, и поповцами) в качестве главного руководства для объяснения самого существа староверия — вплоть до наших дней. Наиболее обстоятельно в «Ответах» были рассмотрены вопросы о двуперстном крестном знамении, о погружательном крещении, сугубой аллилуйе, восьмиконечном кресте. Лишь девять последних вопросов касались особенностей беспоповского учения (вопросы 98–106). В ответах на эти вопросы Андрей Дионисьевич обосновывал богослужебную практику поморцев: доказывал возможность существования Церкви без священства и исполнения ряда таинств (в частности, крещения и исповеди) «по нужде» простыми мирянами, выбранными из народа. Особо рассматривался вопрос о таинстве причастия: по мнению поморцев, таинство причастия хотя и относится к «нужнопотребным», необходимым для спасения таинствам, однако после раскола Русской Церкви и отступления иерархии от истинной древлеправославной веры нет возможности совершать это таинство видимым образом. Старообрядцы не могут обращаться к «великороссийской» церкви, поскольку в ней отсутствует правильное священство. Что касается теоретической возможности существования священства и правильности исполнения им таинств, то «Поморские ответы» полностью ее не отрицали. Вместе с тем излагалось учение о духовном причастии, которое понималось как мистическое общение с Христом: «неимущии где причаститися, за неимение священника, чрез веру и добродетельное житие духовно причащаются, и тояжде (той же. — К. К.) благодати сподобляются»^[xiv]. На это есть многочисленные указания и в святоотеческой литературе. Так, блаженный Феофилакт Болгарский в «Благовестнике» так толкует слова Евангелия от Иоанна: «И ты можеши не токмо по тайному причащению ясти и пити плоть и кровь Владычню, но по иному образу».

«Поморские ответы» быстро разошлись по всей России в большом количестве списков (до нашего времени дошло более 200 списков этого произведения). Вместе с интересом к книге возрастал и авторитет ее авторов, сумевших в глухом северном краю в течение всего шести месяцев дать богословски выверенные, документально точные и в то же время дипломатичные ответы на специально сочиненные в Синоде вопросы, порой носившие прямо провокационный характер (в частности, вопросы о «благоверии» императора). Не потеряла книга своей значимости и злободневности и в наши дни. Поэтому до сих пор актуально звучат слова известного старообрядческого начетчика Ф. Е. Мельникова: «“Поморские ответы”, заключающие в себе основы староверия, остаются не опровергнутыми»^[xv].

***

Отдельно следует сказать о подлинных списках «Поморских ответов». Долгое время их судьба оставалась неизвестной, однако благодаря В. Г. Дружинину, обратившемуся к материалам Синодального архива, многое удалось прояснить. Опровержение «Ответов», после признанного неудачным «разглагольства» иеромонаха Неофита со старообрядцами было поручено ученому богослову Феофилакту Лопатинскому, который представил написанный им труд Синоду в 1734 г. Питирим, епископ Нижегородский, взял этот труд для просмотра, а в 1742 г. рукопись была направлена для нового рассмотрения и дополнения Арсению Мацеевичу, митрополиту Тобольскому, переведенному затем на Ростовскую митрополичью кафедру. Последний обратился в Синод (7 октября 1743 г.) с просьбой прислать ему для работы подлинный экземпляр «Поморских ответов», что и было исполнено 16 ноября того же года. Тогда же в архиве Синода было сделано подробное описание этой рукописи, однако о возвращении её в архив никаких данных не оказалось. В 1745 г. Арсений Мацеевич закончил редактирование и дополнение книг Феофилакта Лопатинского «Обличение неправды раскольнической». Арсением Мацеевичем было также составлено «Дополнение обличения Ответов раскольнических, пустосвятами выгорецкими предложенных». Несомненно, что для завершения всех этих работ автору потребовался бы оригинал «Поморских ответов». Однако просветительская деятельность митрополита внезапно оказалась прерванной, в апреле 1763 г. его вызвали в Синод, лишили святительского сана и заключили в Ревельскую крепость, где он и скончался в 1772 г. Эти события не могли не отразиться самым пагубным образом на судьбе личной библиотеки митрополита, где временно находился подлинный экземпляр «Поморских ответов». В 1763 г. по указу Сената была составлена опись библиотеки Арсения Мацеевича, по которой в ней числилось 337 рукописей и книг, однако «Поморских ответов» в их числе не оказалось. Как отмечает Н. Ю. Бубнов, «о дальнейшей судьбе этой примечательной рукописи за последующие полтора века можно только гадать»^[xvi]. Очевидно лишь то, что выполненное старообрядцами в 1911 г. издание «Поморских ответов» «в лист» в типографии Преображенского богадельного дома в Москве было осуществлено именно по этой рукописи. В. Г. Дружинин особо отметил воспроизведенное в этом издании факсимиле подлинных подписей вышеупомянутых выборных лиц от выгорецких скитов, пославших рукопись «на рассмотрение» иеромонаху Неофиту.

В том же 1911 г. в Москве было осуществлено ещё одно издание (Поморских ответов»: в типографии П. П. Рябушинского, в 4°, на средства Московского старообрядческого братства Честного и Животворящего Креста Господня. Оригиналом для этого издания послужила та же подлинная рукопись, что следует из её краткого описания, содержащегося в статье «От издателей», открывающей книгу. В этом описании приводится не только перечень подписей выборных лиц от семи поморских скитов и указывается расположение этих подписей в оригинале, но приведена скрепа синодального секретаря Ивана Муринова, идущая по листам книги и повторённая несколько раз. Как стало ясно лишь сравнительно недавно, В. Г. Дружинин имел возможность посмотреть и подержать в руках как имевшийся в распоряжении издателей оригинал «Ответов», так и второй подлинный экземпляр, предназначавшийся для отсылки императору и хранившийся, как можно предполагать, в канцелярии Петровских заводов. Обе эти рукописи В. Г. Дружинин нашёл в доме московского старообрядца-федосеевца Егора Егоровича Егорова (1863-1917), который взял с него слово сохранить этот визит в тайне. Как стало известно впоследствии, 1 экземпляр подлинных «Поморских ответов» с автографами выговских «отцов» был куплен собирателем у известного книготорговца С. Т. Большакова 15 февраля 1893 г. (№ 193 собрания Егорова) за 75 руб., а другой, предназначавшийся для императора – у М. Т. Вострякова в июне того же года (№ 194) за 100 руб. В 1919 г. коллекция Рукописей Е. Е. Егорова поступила в Российскую государственную библиотеку в Москве (РГБ), где и хранится поныне.

К.Я. Кожурин

[i] Стефанович П. С. Приход и приходское духовенство в России в XVI–XVII веках. М., 2002. С. 296.
[ii] Кутузов Б. П. Русское знаменное пение. М., 2002. С. 232–233.

[iii] Поморские ответы. М., 2004. С. 183.
[iv] Муратов П. Древнерусская иконопись в собрании И. С. Остроухова. М., 1914. С. 4.
[v] Преображенский А. В. Культовая музыка в России. Л., 1924. С. 70.
[vi] Успенский Л. А. Богословие иконы Православной Церкви. М., 1997. С. 509.
[vii] Барсов Е. В. Четьи Минеи братьев Денисовых // Сборник статей в честь М. К. Любавского. Петроград, 1917. С. 668–669.
[viii] Там же. С. 670.
[ix] Житие и подвизи премудраго древняго благочестия учителя блаженнаго отца Андрея Дионисиевича, иже трудоподвижне написа за древнее святое благочестие преславныя книги ответственная, едину против нижеградскаго епископа Питирима: другую же против вопросов присланнаго от Синода иеромонаха Неофита // Сборник житий наставников Выга. БАН. Собр. Дружинина. № 647. Л. 177 об. – 178 об.
[x] Поморские ответы. С. 3.
[xi] Филиппов И. История Выговской старообрядческой пустыни. М., 2005. С. 168.
[xii] Борисов А. Описание жития Андрея Дионисьевича Выгорецкого. ИРЛИ. Усть-Цилемское собр. № 41. Л. 100 – 101.
[xiii] Заволоко И. Н. Странник, идущий в гору. Рига, 2004. С. 49.
[xiv] Поморские ответы. С. 324.
[xv] Мельников Ф. Е. Краткая история Древлеправославной (старообрядческой) Церкви. Барнаул, 1999. С. 146.
[xvi] Бубнов Н. Ю. Поморские ответы – главная книга старообрядцев // Старообрядчество: история, культура, современность. Т. II: Материалы. М., 2005. С. 98.