Грантовый проект «Возрождение центра духовной культуры и международных связей староверия в Преображенском старообрядческом монастыре» реализуется при помощи Фонда президентских грантов

М.Б. Пашинин «Крестный ход и открытие памятного знака в честь 400-летия протопопа Аввакума»

В течение всего 2020 года, который был признан Президентом РФ В.В.Путиным годом Аввакума, староверы-поморцы готовились к совершению крестного хода из Нарьян-Мара в Пустозерск. Планировалось повторить крестный ход 2012 года, после строительства и освящения пустозерских часовен. К сожалению, карантинные меры из-за пандемии не позволили реализовать все планы. Не открыли границы для христиан из Прибалтики, Белоруссии, Украины. Администрация НАО пошла на встречу староверам и не отменила основные мероприятия: открытие памятного знака протопопу Аввакуму, историческую конференцию по творческому наследию огнепального Аввакума, крестный ход по территории Пустозерска.

Еще в январе 2018 г. на внеочередном съезде поморцев в Москве был одобрен эскиз архангельского скульптора С.Н.Сюхина  бронзового барельефа протопопу Аввакуму. Памятный знак предполагалась сделать в традиции поморского медного литья в форме, напоминающей часть складня. В течение 2019 г. совместно с председателем Культурно-Паломнического центра им. прот. Аввакума М.Б.Пашинина изображение дорабатывалось и уточнялось с церковно-канонической точки зрения. В начале 2020 г. памятный знак был отлит в бронзе и по зимнику в марте привезен в Нарьян Мар. Трехметровый барельеф, на котором мученик за веру стоит с поднятым двоеперстием, обращенный ко всему миру с проповедью идеалов Старой веры, был торжественно открыт на территории Нарьян Марской поморской общины 5 сентября 2020г. На открытии присутствовали несколько десятков паломников из Москвы, Санкт-Петербурга, В.Новгорода, Белгорода, Сибири, Урала и т.д. Гостей могло быть больше, но карантинные меры не позволили многим приехать. На торжественное мероприятие пришел губернатор НАО Ю.В.Бездудный, вице-губернатор Н.А.Сидорова, председатель Заксобрания НАО А.И.Лутовинов, зам. мэра Нарьян Мара А.Н.Бережной, руководитель Ненецкой нефтяной компании Н.В.Рочева и др. К собравшимся обратился председатель Российского Совета ДПЦ о. Владимир Викторович Шамарин, он поздравил всех со столь тожественным событием, отметив значение личности протопопа Аввакума как мученика за Старую веру и автора знаменитого Жития и многих посланий к держащимся Древлеправославия. Также выступил настоятель Нарьян Марской поморской общины о. Петр Ляпунов, именно благодаря его неутомимой энергии, уважению к традициям староверов со стороны местной администрации, помощи нефтяной компании был реализован проект памятного знака. Барельеф стал не только украшением музейного комплекса общины, но и всего Нарьян Мара. В завершении сводный хор староверов торжественно исполнил духовный стих, посвященный протопопу Аввакуму.

В этот же день недалеко в современном Доме культуры д.Тельвиска состоялась конференция «Пустозерская проза протопопа Аввакума – мировое духовное и культурное наследие» , организованная местным Музейным объединением под руководством Е.Г.Меньшаковой. Из 15 заявленных докладчиков 9 были староверы- поморцы, в том числе К.Я. Кожурин, Т.И.Дронова, Д.Е.Мальцева, о.Петр Ляпунов, А.А.Безгодов, М.Б.Пашинин, М.В.Радионов, А.Е.Тарасов А.А.Чувьюров. Как и на других мероприятиях, количество участников было ограничено, но, тем не менее, доклады были насыщенными и интересными, в целом, форум удался.

Следующий день был главным для паломников. Благодаря помощи Администрации НАО и Музея две группы гостей, одна на вертолете, другая на судне на воздушной подушке, утром отправились к святому для староверов месту – Пустозерску. Погода была удивительно теплой по летнему, с небольшим ветерком, который разгонял мошкару. Объединившись на берегу Городецкого шара (притоки р.Печора), паломники выстроились в некое подобие колонны, чтобы было удобно идти по тропе пустозерской. Ход возглавил о.Петр Ляпунов с кадилом, за ним с деревянным распятием, специально вырезанным для крестного хода нижегородским старовером Л.М.Сборновым, шел председатель Московской Поморской общины А.И.Лепешин, иконы храмовым праздникам Богородице Казанской и святителю Николе несли заместитель КПЦ им. прот. Аввакума А.П.Мельников и сын строителя памятных часовен Э.В.Фот. Возглавлял хор председатель РС ДПЦ о.Владимир Шамарин при участии головщиков Московской поморской общины И.Е.Лепешина и Невской общины К.Я.Кожурина. По очереди хоры московской и невской общин пели стихеры и тропари праздникам, Кресту, Русским святым. Примерно на середине пути была сделана остановка и совершено каждение памятного креста пустозерским мученикам, который был установлен и освящен в прошлом году усилиями Нарьян Марской общины и КПЦ им. прот. Аввакума.

По завершении Крестного хода в памятной часовне была отслужена панихида по священномученику протопопу Аввакума, службу вел о. Владимир Шамарин, каждение совершал о. Петр Ляпунов, канон благословили читать автора книги «Протопоп Аввакум» К.Я.Кожурина. Сводный хор Московской и Невской общин звучал громогласно и пение распространялось по всей Пустозерской земле. По окончании о. Владимир Шамарин поблагодарил всех участвующих за усердие в молитве. В малой часовне состоялась поминальная трапеза. Также символично, что в Пустозерске началось заранее запланированное заседание РС ДПЦ, которое по возвращении закончилось в храме Нарьян Марской общины. Так насыщенно и торжественно прошли дни памяти протопопа Аввакума на северной земле.

Максим Пашинин (председатель правления КПЦ им. прот. Аввакума)

К.Я. Кожурин

К.Я. Кожурин. Федосеевские духовные центры русско-польского пограничья в XVII-XIX вв.

В 1699 г. произошло событие, которое сыграло в дальнейшем колоссальную роль в истории русского старообрядчества: духовный лидер новгородских старообрядцев-беспоповцев Феодосий Васильев, спасаясь от гонений церковных и гражданских властей, переехал вместе со своей семьей за «польский рубеж». «За ним множество христиан от градов, весей и сел, потекоша во след его, желающе древлецерковное святое Православие не мятежно соблюсти», – говорится в его Житии. С разрешения польских властей на землях пана Куницкого близ деревни Русановой Кропивенской волости Невельского уезда были устроены две обители: мужская и женская. Всего собралось в обителях Феодосия «мужеска пола до 600, девиц же и жен до 700». Однако материальное процветание общины привело к участившимся набегам польских солдат, что вынудило Феодосия Васильева вернуться обратно в Россию в 1708 г. По приглашению покровительствовавшего ему князя А.Д. Меньшикова он поселился недалеко от польской границы – в Вязовской волости, на меньшиковских землях.

«4 апреля 1708 года Меньшиков на имя Феодосия Васильева и Захара Бедринского дал лист, которым разрешалось этим выходцам из Польши, со всею «братией», поселиться на принадлежащих Меньшикову землях и там свободно отправлять богослужение по старопечатным книгам. «Понеже, – говорилось в данном листе, – прежде сего жившие за Польским и Литовским рубежем избранники, в них же первые общих мужска и женска полу жительств совещатели Феодосий Васильев и Захарий Ларионов также миром общежительств семьи с женами и с детьми, возжелали из за тех рубежей выдти в сторону его царскаго величества, на наше имя, и по его царскаго величества указу оных избранников мы приятно принять, и в Великолуцком уезде, в дворцовой и разорения не чинил; также и сверх наложенных на них податей от нас излишняго ничего, а наипаче подвод и людей в провожатые, никуда ни за чем брать отнюдь да не дерзает, под опасением его царскаго величества жестокаго указа; чего ради во свидетельство дан им сей лист, за подписью нашей руки, за печатью нашею, в главной квартире, в Могилеве» [1]. Получив такое разрешение, федосеевцы в большей своей части переселились на новое место [2], и зажили здесь сначала довольно привольно» [3].

Как известно, А.Д. Меньшиков покровительствовал старообрядцам. И это неслучайно. Здесь, видимо, не обошлось без влияния его духовника. В 1722 г. крестовый поп князя Меньшикова Никифор Терентьев Лебедка был привлечен к делу о старце Варлааме (Василии) Левине. Оказалось, что он был «совращен в раскол» в 1707 г., встретившись в Новгороде с прежним своим духовным сыном, новгородским посадским человеком Гаврилою Нечаевым. «Нечаев только что возвратился из брынских лесов, где прожил несколько лет между раскольниками и сделался их ревностным последователем. Прежний духовный сын Лебедки совратил его с пути православия и Лебедка принял горячо учение о пришедшем на землю антихристе в лице Петра. «У нас в книгах это написано», говорил ему Нечаев, и Лебедка верил ему безусловно. Живя у Меньшикова, Лебедка покровительствовал своим собратьям, но вел себя так осторожно, что никто и не подозревал в нем раскольника. Мог ли думать Меньшиков, преданный так глубоко Петру, что самое близкое ему лицо в доме, его духовник, раскольник и заклятый враг преобразователя России?» [4]. «Поп крестовой князя Меншикова Лебедка был казнен 7 августа (1722 г. – К.К.) в Москве, у тиунской избы: он сознался, что был раскольником и считал Петра антихристом» [5].

В Вязовской волости были устроены две общежительные обители – мужская и женская – по образцу прежде бывших невельских. Но в этих местах федосеевцам пришлось прожить недолго. Из-за неурожаев и эпидемии моровой язвы, истребившей значительное число насельников в 1710 г., наступило «великое оскудение и нужда», и Феодосий начинает искать более удобного места.

Уже после смерти Феодосия в новгородской тюрьме в 1711 г. его последователи переселились в Ряпину мызу в Юрьевском уезде (сейчас – Эстония). Однако в 1719 г. этот духовный центр федосеевского согласия был разгромлен петровскими солдатами, и духовный руководитель общины, сын Феодосия Васильева Евстрат Васильев снова был вынужден переселиться в Речь Посполитую, где продолжил проповедь староверия. Часть его сподвижников последовала за ним, а часть переселилась в Стародубье и иные места, благодаря чему федосеевское учение распространилось не только по всей России, но и далеко за ее пределами. «В 1720–1760-х федосеевские общины в северо-восточной части Речи Посполитой – в Ступилишках (Лифляндия), Балтруках (Курляндия), в Давыдово (позже Себежский уезд Витебской губернии), в Гудишках и др. – сделались одними из видных руководящих центров раннего федосеевства за границей. Между этими зарубежными и федосеевскими (также поморскими) общинами в России поддерживалась связь, происходила оживленная переписка и иногда проводились собеседования» [6].

Интересные документы, касающиеся связей российских и польских староверов, сохранились в архиве Синода. Так, в октябре 1723 г. поручик Зиновьев, занимавшийся розыском староверов, донес, что Псковской епархии, в пригороде Велье, вотчины генерал-прокурора Ягужинского, также в монастырских и дворцовых вотчинах, близ Польского рубежа, живут «раскольники» и говорят: «ежели он, поручик Зиновьев, в те места к ним приедет (для сбора), то-де они уйдут за Польский рубеж», что «священники Псковской епархии «о детех духовных подают к прежде поданным прошлаго 1721 году книгам в пополнение и пишут их в исповеди и в приобщении Св. Таин, а сказывают, что-де в прежде поданных книгах прописаны безпамятством», а между тем штрафов с них, за бедностию, взять нечего, и что цыфра исповедующихся из неисполнявших прежде христианского долга заметно возросла во время переписи раскольников. По первому из этих доношений Синод приговорил: описи раскольников в тех местах не производить, на основании указа 14-го Февраля 1716 года; а по второму: штрафы править. Вместе с сим Зиновьеву велено было употребить все средства отыскать раскольничьих учителей Михайлова и Ивана Бедра и прислать их в С. Петербург» [7].

«Псковской-де епархии провинциал-инквизитера монаха Савватия да Опочинскаго заказу, Сергиевския церкви инквизитера иерея Петра Федорова в доношениях к раскольническим делам объявлено: в приходе в Елье (Велье? – К.К.), в Никольской малой и в Михайловской волостях, в вотчине генерала-прокурора Павла Ивановича Ягужинскаго, крестьяне его обретаются близь польскаго рубежа в расколе, по именам, мужеска полу, кроме жен и детей, 14 человек; дворцовых крестьян, по именам же, 4 человека; монастырских 3 человека, которые-де раскольщики в оклад не положены» [8].

№ 530/299 4 декабря/20 октября 725 г. По доношению иеромонаха Иосифа Решилова, с требованием резолюции, как поступать с раскольниками, которые, поселившись от польской границы в 60 и 100 верстах, считают себя «порубежными» и на этом основании уклоняются от платежа двойного оклада?

Святейший Синод постановил: раскольников, живущих на разстоянии 60 и 100 верст от границы записать в двойной оклад, о чем и сообщил Правительствующему Сенату ведение, «с требованием совершенной резолюции». Но Сенат отказался от обсуждения этого вопроса до присылки из Синода ведомостей о всех раскольниках, сбор с которых двойного оклада предоставлен стольнику Афанасию Савелову…

11 октября 1725 г. было вторичное обсуждение в Св. Синоде того же вопроса, но решен он не был. Наконец, вскоре после этого, 20 октября, состоялась в Сенате конференция членов Синода и Сената. Обсуждался вопрос о «порубежных раскольниках», однако по данному вопросу «Правительствующий Сенат никакой резолюции не учинил» [9].

Массовая эмиграция русских старообрядцев в Польшу продолжалась на протяжении всего XVIII в., тем более что большого труда это не составляло. Документы того времени свидетельствуют, что россияне из соседнего Великолуцкого уезда «проходили в Польшу в день». Переход границы облегчало и то, что пограничные заставы были маленькими и располагались на большом расстоянии друг от друга. «Начатое в 1723 г. сооружение пограничного рубежа Рига – Великие Луки – Смоленск не только не обеспечивало надлежащей охраны с российской стороны, но и было настолько ненадежным, что сквозь него по потайным тропам и дорогам из России в Речь Посполитую и обратно почти беспрепятственно проезжали малые и большие группы людей с повозками, гружеными имуществом» [10]. Указ императрицы Анны Иоанновны, изданный по Ведомству военной коллегии 19 мая 1739 г., гласил: «Ее Императорскому Величеству известно учинилось, что крестьяне оставя свои домы, бегут в Польшу, а особливо из Велико-луцкой, Псковской и Новгородской Провинций, которых при границах в некоторых местах за сведением форпостов, а в иных за малолюдством удерживать некому. Того ради, Ее Императорское Величество указала: Смоленского гарнизона один полк, укомплектовав людьми, мундиром, ружьем и амунициею, отправить немедленно на Великие Луки, и по прибытии туда, распределить по форпостам, начав от Лук Великих до самой Лифляндской границы; а в прочих местах, такие форпосты содержать, как прежними Ее Императорского Величества указами определено, во всем непременно, и о непропуске таких беглых за границу, по всем пограничным форпостам подтвердить наикрепчайшими указами» [11].

Однако никакие форпосты не могли удержать русских людей, не желавших изменять вере своих предков, от бегства за границу. Пограничный комиссар майор Сковидов писал из Псковской провинции в Сенат 16 октября 1762 г.: «…многие отступники от Православной кафолической церкви превратились к проклятой Раскольнической ереси, чрез лесные наставления находящихся тамо (в Польше. – К.К.) везде здешних же беглецов той ереси лжеучителей и так один другого, хотя бы который из них и вознамерился из раскаяния о своем преступлении, не допускают; да иной час от часу нетокмо по одиночке или семьями, но целыми деревнями со всеми своими пожитками и скотом дезертируют, а удержанию их от того побегу никаким образом невозможно, ибо имеющиеся по границе форпосты бутка от бутки в дальней расстоянии, да и на тех солдат токмо человека по три, при том числе немало есть таких, кои совсем престарелые и неимеющие никакого движения; к тому некоторые форпосты состоят не на настоящих пограничных местах, а внутри России… Итак ни форпостными, ни резервными командами в каком они не были состоянии побегов пресечь невозможно; посылаемые по подаваемым от здешних помещиков их поверенных доношениях к польскому шляхетству о выдаче беглецов требования почти бесплодны остаются, ибо они о том и думать не хотят, что в требованиях Российской стороны какое удовольствие сделать и добровольно выдачи чинить и нетокмо прежних не выдают, но и вновь приходящих принимают и в своих моентностях (имениях) укрывают непрестающе; когда идет требование отдать, кои при побеге или выходе из Польши причинили России немалое воровство, разбои и разорения, по обстоятельному же о жительстве их расследовании, тогда отзывается словесно, якобы во владениях их деревень таких беглецов нет и чрез такие случаи столько теперь умножилось в Польшу беглецов, что и умещать уже их на своих землях негде; то многие, узнав про воровство в Российских беглецах, природных своих крестьян в чужие моентности отпускают, а в те места российских посылают. Другие <помещики>, которые имели только землю по малому числу и сами пахали, ныне от содержания беглецов здешних разбогатясь полученными от них доходами приумножили земель и имеют большие маентности…» [12]

В 1767 г. дворяне Великолукского уезда в составленном им наказе депутатам в комиссию по подготовке проекта Нового Уложения так определяли главную причину своего бедственного положения: «Главнейшей причиной всех изнеможений нашего Великолуцкого уезда дворян есть причиняемые разорения от побегов за польскую границу крестьян, в коем, егда надлежащих предпринято не будет мер, не только здешнее дворянство, крестьянство в крайнейшее бедствие придти может, но и армия Ея Императорского Величества лишается несколько тысяч человек людей, годных в службу Ея Величества… Крестьяне от помещиков бегут в Польшу целыми семьями… Пришедше беглые к заставе и видя караульного или двух, не могущим им против большого их числа никакого препятствия от побега учинить, да к томуж и караульныя, расположенные по границе будки одна от другой не ближе как в семи и восьми верстах расстоянием обстоят; а как в каждой будке караульных есть не более двух человек, кои никоим образом усмотреть и воздержать беглых не могут… Помещик, предузнав о их побеге, не может за ними послать погони, для того самого, что пока он известится о их уходе, до того времени беглые его уже давно в Польше; ибо расстояние российских деревень есть от Польши не далее двух и трех верст, а многия и по близости самой границы поселенныя состоят…» [13]

Один из первых историков старообрядчества в Витебской губернии единоверческий священник Василий Волков (Волкович) опубликовал в 1867 г. любопытные документы, переданные ему «стариком раскольником филипповского согласия, живущим в Невельском уезде на рубеже Витебской и Псковской губерний». Документы представляли собою шесть контрактов. «Это бумажные ветошки, на которых за сто лет тому назад записаны имена домохозяев, выходцев из Великороссии раскольников и некоторые условия на поселение их в Невельском уезде в имениях Радзивиллов. Писаны эти контракты по-польски, однообразно слово в слово, с занесением только других деревень и домохозяев. Самый точный перевод сих контрактов на русскую речь – гласит следующее: “1769 года ноября 8 дня. Я нижеподписавшийся выдаю сие мое условие или контракт, на основании данной мне доверенности графинею Констанциею Радзивилловою вовеводшею Минскою и поверенным комиссаром Францем Вышинским от Его Сиятельства князя Иеронима-Флориана Радзивилла, хорунжего великого княжества Литовского, выходцам из России (имена…) в том, что им дозволяется поселиться на земле Невельского уезда, Фарантовского войтовства в деревнях… названных и занять земли сколько им нужно; за пользование этою землею имеют или платить аренду, положенную в инвентаре 8 октября 1750 года; а если же не пожелают проживать на той земле, то по уплате арендных денег, могут проживать где пожелают. Поверенный и эконом Довкинд”. В шести такого содержания контрактах поименованы следующие домохозяева: Филипп Григорьев, Федот Меркуров, Иван Меркуров, Григорий Онуфриев, Емельян Ларионов, Денис Сергеев, Емельян Данилов, Стефан Сергеев, Юрий Гаврилов, Марк Григорьев, Евдоким Никифоров, Василий Севастеев, Лев Григорьев, Василий Григорьев, Евстафий Григорьев, Алексей Григорьев, Киприан Симонов, Роман Федоров, Моисей Федоров, Косьма Фоков, Константин Фоков, Ларион Алексеев, Михаил Моисеев, Стефан Лукьянов, Герасим Игнатьев, Максим Титов и Карп Агафонов с родственниками их» [14]. По мнению В. Волкова, все это были староверы-филипповцы, которые могли оказаться на территории Речи Посполитой после предпринятой ими в 1765 г. попытки захвата Зеленецкого монастыря в Новгородской епархии и последовавшей за этим гарью, однако каких-либо подтверждающих это мнение фактов у нас нет.

Контракт, заключенный поселенцами, не заключал в себе никаких стеснительных условий и даже предоставлял им право оставлять занятую ими землю и искать другой. «Раскольники в Витебской губернии селились на порожних местах помещичьих имений, на землях, принадлежавших монастырям униатским и латинским и выбирали преимущественно места лесистые, самые глубокие и уединенные трущобы. Заселение таких мест, которые до того ни помещикам, ни монастырям не доставляли никакой пользы, было неожиданною находкою как для тех, так и для других. В первые десятки годов поземельная плата, или по-здешнему аренда, была самая ничтожная; она производилась грибами, орехами, ягодами, вывозкою дров, медом и прочими мелочами. Но это зависело не от бескорыстия владельцев, а от расчетов их. Им нужно было сперва, чтобы раскольники обстроились, обселились и распахали землю, а потом они уже возвышали цены на землю и, как раскольники жили без контрактов и без паспортов, землевладельцы прибирали их в свои руки и некоторые записывали крепостными» [15]. И действительно, в дальнейшем мы видим, что уже дети, внуки и все потомство упомянутых выше вольных поселенцев вплоть до 19 февраля 1861 г. были крепостными князя Витгенштейна, Кардо-Сысоева, Соколовских, Меллина и других помещиков.

Благодаря близости границы и той легкости, с какой ее можно было преодолеть, в конце XVII – XVIII вв. на территории русско-польского приграничья (Невельский и Себежский уезды) складывается пять локальных групп старообрядцев со своими духовными центрами. Один из них – это уже упоминавшаяся Русановская обитель в Крапивенской волости Невельского уезда. Впоследствии (до середины XX в.) здесь находилась старообрядческая деревня Обитель (сейчас урочище Обитель на территории Новосокольнического района Псковской области). Обительская моленная существовала до начала XIX в. Затем, уже в начале XX в., была построена новая моленная, просуществовавшая до 30-х гг. Также в 1907 г. была построена моленная в располагавшейся неподалеку деревне Молотовка.

Другой центр – деревня Большой Пружинец, неподалеку от озера Язно, служившего в XVIII в. границей Речи Посполитой с Россией. Первые документальные сведения о Пружинской моленной относятся к 1826 г., однако по ряду косвенных данных она существовала еще в XVIII столетии. Наконец, третий крупный центр – обитель близ деревни Давыдово. В 1739 г. в деревне Давыдово Себежского уезда состоялся собор, на котором присутствовало тридцать духовных лиц, множество книжных и простолюдинов. «Практически все положения Собора касались вопроса о браке. По сути, это было подтверждение установлений Собора 1694 г. о запрещении духовным жить в “келиях наединении с зазорными лицы, и с духовными дочерми, и с девицами, и с женами нежить и со старейшими, и с применицами”. Впрочем: “Такоже учинить и простым человеком… А тем житием чтоб заскверну душ своих не погубить”. Собор положил избирать на послужение либо “старейших жен”, либо лиц мужского пола. Людям духовным молодых же “жен и девиц” в стряпухах и за келейниц не держать. За несоблюдение сего установления положено отлучать. Положил Собор разводить и тех, кто окажется в родстве духовном – один кум у мужа и жены и вместе жить не велеть. Что касается новоженов, венчавшихся в еретической церкви или сошедшихся без венчания, смешанных браков (половинок), когда один из сожителей не принадлежал к федосеевщине, то положено таковых на покаяние не принимать, детей не крестить, на службу не пускать, совместно с ними не пить, не есть. Запрещение распространялось и на окрещенных детей новоженских до тех пор, пока они “отцов своих неотстанут”, исключение по крещению делалось при болезни детей, однако родители при этом давали обещание разойтись, приходящих же “от мира”, которые покинут своих сожителей и вновь вступят в сожительство, положено крестить только после развода и впредь “им вкупе жити невелеть”. Под страхом отлучения духовным отцам в случае нарушения постановлений запрещено принимать на исповедь и крестить детей» [16].

В сборнике, составленном в 1785 г. известным витебским купцом-старовером, писателем, краеведом и собирателем древностей Иваном Ивановичем Собольщиковым (1763–1836), говорится о «Колпинском собрании» – собрании 17 наставников старообрядцев-беспоповцев, состоявшемся 1 октября 1751 г. в д. Колпино (впоследствии в составе Себежского уезда Витебской губернии). В заключительном документе говорилось: «…было у нас общее собрание в Польше, во обители, о церковных вещах. Присовещали общим отеческим и братским советом подтверждение нашея христианския веры, дабы нам последовати прежним страдальцам и чтителям». На собрании рассматривались вопросы религиозно-нравственного характера, были приняты 48 правил. Среди участников собрания был Ф.Н. Саманский. О том, что данный собор проходил именно в Себежском уезде, говорит и злынковская рукопись 1834 г.: «Егда бысть собор за Рубежем, в Польше, в Себежском уезде во обители в лето 7260-е октября 1-го дня» [17].

Земли Невельского и Себежского уездов по Первому разделу Речи Посполитой (1772) были присоединены к России. Память о том, что земли эти когда-то принадлежали Польше, сохранялась среди местных староверов вплоть до недавнего времени, что отразилось в самоназвании: жители деревень, располагавшихся на юг от озера Язно, которое некогда служило границей двух государств, продолжали называть себя «поляками», в противоположность своим северным соседям, которых именовали, как и всех псковичей, «скобарями».

После присоединения земель Невельского уезда к Российской империи жизнь местных староверов изменилась. Развитие старообрядчества в Российской империи всегда находилось под пристальным вниманием правительства. Либеральная политика Екатерины II и Павла I по отношению к старообрядцам продолжалась и в царствование Александра I (1801–1825). В циркулярном письме всем губернским начальникам от 19 августа 1820 г. задачи правительства в отношении старообрядчества формулировались следующим образом: «Раскольники не преследуются за мнения их секты, относящиеся до веры, и могут спокойно держаться сих мнений и исполнять принятые ими обряды, без всякого, впрочем, публичного оказательства учения и богослужения своей секты… ни под каким видом не должны они уклоняться от наблюдения общих правил благоустройства, законами определенных» [18]. Считая староверие сектантством, которое со временем должно быть полностью изжито, и называя послабления послепетровского времени «мнимыми правами» старообрядцев, правительство Александра I, тем не менее, не желало начинать новых гонений. В государственном законодательстве этого времени ярко выразился тот же принцип, по которому господствующая церковь решилась на учреждение единоверия — «терпимость без признания».

На практике же политика правительства выражалась в том, чтобы «не замечать» старообрядчества. Старообрядцы также не должны были лишний раз напоминать о своем существовании. Во избежание «оказательства раскола» они были лишены возможности ходить крестным ходом вокруг своих храмов даже на Пасху, а старообрядческие духовные лица не имели возможности вне храма носить подобающую их сану одежду. Они могли собираться на общую молитву, но так, чтобы никто их не видел, могли содержать моленную, но так, чтобы по виду здания или по колокольному звону нельзя было определить, что это именно храм. Но несмотря на такое полулегальное положение, старообрядцы много строили: появлялись новые храмы и даже целые монастыри с многочисленными насельниками.

В 1823 г. в Невельском уезде, по официальным данным, значилось 540 старообрядческих семейств. Из них беспоповцев – 1548 душ мужского пола и 1848 женского, поповцев – 124 души мужского пола и 141 женского [19]. В 1826 г. «безпоповщины молящейся за царя и приемлющих брак» значится 163 души мужского пола и 172 женского – разных сословий, и 1185 душ мужского пола и 1368 женского – помещичьих крестьян; «старообрядцев приемлющих священство» – 122 души мужского пола и 136 женского (помещичьих крестьян) [20].

В «Ведомости о расколах разных сословий и сект, находящихся в Невельском уезде за 1841 г.» перечисляются три старообрядческих согласия, существовавших на территории уезда: «1-я секта безпоповщина мужиковщина молящаяся за царя и приемлющая браки» (1001 душа мужского пола и 1049 – женского), «2-я секта поповщина молящаяся за царя и приемлющая браки» (194 м.п. и 185 ж.п.) и «3-я секта безпоповщина молящаяся за царя отвергающая браки» (516 м.п. и 488 ж.п.). Всего по Невельскому уезду числится 3433 старообрядца различных согласий [21]. Относительно духовных центров старообрядчества в официальных документах того времени содержатся следующие сведения. В рапорте невельского земского исправника витебскому губернатору от 6 октября 1826 г. сообщается: «Во исполнение предписания Вашего Превосходительства от 26-го минувшаго сентября № 322, честь имею почтеннейше донести, что в Невельском уезде состоит пять часовень, в которых совершается старообрядцами Богослужение, а именно в имении Серутях помещика маиора Матиаса одна, по михельсоновскаго имению в Колошинской части одна, помещика Вилимбахова в деревне Репище одна, имение княжны Радзивилловой в деревне Лутно одна и в имении помещика Кардо-Сысоева в деревне Пружинцах одна» [22].

2 октября 1826 г. себежский земский исправник доносил витебскому губернатору: «Исполняя предложение Вашего Превосходительства последовавшее ко мне от 26-го минувшего сентября за № 321 имею честь Вашему Превосходительству донести, что в Себежском повете состоят две старообрядческия моленныя в коих оне совершают Богослужение. 1-е. Князя Константина Огинскаго в деревне Яковлеве; 2-е. помещика Ивана Потриковскаго в деревне Обителях и 3-я часовня на кладбище близ деревни Жалобна помещика Александр<а> Молля» [23]. Что касается самого Себежа, то, по донесению себежского городничего, в городе нет старообрядческих моленных, «потому что в обществе города Себежа ни одного старообрятца не состоит» [24].

С началом правления Николая I (1825–1855) уже были забыты все помыслы о реформах и воцарилась неудержимая реакция. Старообрядцы лишились всех льгот, предоставленных им прежними царями: они снова были лишены прав гражданства и возможности открыто совершать богослужение на своей Родине. Вновь принимаются законы, лишающие староверов элементарных прав. С 1834 г. старообрядцам запрещено вести метрические книги (раньше выписки из них являлись юридическим документом и заменяли собой паспорт) — таким образом, староверы оказывались вне закона. Не признавались старообрядческие браки, а дети староверов являлись по законам того времени незаконнорожденными. Они не имели прав ни на наследство, ни на фамилию отца. Правительством для борьбы со старообрядчеством создавались различные «секретные совещательные комитеты» с центральным комитетом в Петербурге, занимавшиеся слежкой и контролировавшие жизнь староверских общин с целью их подавления и закрытия. Комитеты состояли из губернатора, архиерея, председателя государственных имуществ и жандармского офицера. Само существование подобных комитетов и их совещания должны были оставаться в тайне. Все дела, касавшиеся «раскола» велись под грифом «секретно». С каждым годом «стеснительные меры против старообрядцев» только увеличивались: моленные и часовни, построенные и украшенные

  1. Рукоп. Киевской академии из издания митрополита Макария № Аа. 120, л.л. 142 – 142 об.
  2. Некоторые из владений пана Куницкого переселились в вотчину Новгородского Юрьева монастыря и поселились частию в деревне Луках, частию в Залучье. (Опис. док. и дел. Синода, V, стр. 259).
  3. Смирнов П.С. Споры и разделения в русском расколе в первой четверти XVIII в. СПб., 1909. С. 58 – 59.
  4. Есипов Г. Раскольничьи дела XVIII столетия, извлеченные из дел Преображенского приказа и Тайной розыскных дел канцелярии. СПб., 1861. С. 13.
  5. Там же. С. 49.
  6. Барановский В., Поташенко Г. Староверие Балтии и Польши: Краткий исторический и биографический словарь. Вильнюс, 2005. С. 59.
  7. Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Правительствующего Синода. Том I (1542 – 1721). СПб., 1868. С. 661 – 663.
  8. Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Правительствующего Синода. Том IV (1724). СПб., 1880. С. 374.
  9. Там же. С. 542.
  10. Поташенко Г. Староверие в Литве (вторая половина XVII – начало XIX): Исследования, документы и материалы. Вильнюс, 2006. С. 248–249.
  11. Полное собрание законов Российской империи с 1648 г. Собрание 1. Т. 10. СПб., 1830. № 7807.
  12. Цит. по: Поташенко Г. Староверие в Литве… С. 196.
  13. Сборник Императорского русского исторического общества. Т. 14. СПб., 1875. С. 365–368.
  14. Волков В. Письменный документ о времени поселения раскольников в Витебской губернии // Витебские губернские новости. № 41, 1867 г. Неофициальная часть.
  15. Волков В. Сведения о начале, распространении и разделении раскола и о расколе в Витебской губернии. Витебск, 1866. С. 51.
  16. Никонов В.В. Староверие Латгалии: очерки по истории староверческих обществ Режицкого и Люцинского уездов (2-я половина XVII – 1-я половина XX вв.). Резекне, 2008. С. 129–130. При этом Никонов ссылается на рукопись «Отеческих завещаний», составленную С. Гнусиным.
  17. Там же. С. 130.
  18. Цит. по: Вургафт С.Г., Ушаков И.А. Старообрядчество. Лица, события, пред¬меты и сим¬волы. Опыт энциклопедического словаря. М., 1996. С. 14.
  19. НИРБ. Ф. 1430. Оп. 1. Д. 429.
  20. Там же. Ф. 1430. Оп. 1. Д. 674.
  21. Там же. Ф. 1430. Оп. 1. Д. 51589. Л. 66 – 69 об.
  22. НИРБ. Ф. 1430. Оп. 1. Д. 478. Л. 19 – 19 об.
  23. НИРБ. Ф. 1430. Оп. 1. Д. 478. Л. 14 – 14 об.
  24. Там же. Л. 13.
К.Я. Кожурин

К.Я. Кожурин. Себежские федосеевцы в борьбе за веру

На территории Себежского уезда, входившего до конца XVIII в. в состав Великого княжества Литовского (сейчас – Псковская область), первые старообрядцы появились еще в конце XVII столетия [1]. Это были переселенцы из Тверской, Псковской и Новгородской земель, не принявшие никоновскую церковную реформу и бежавшие от правительственных гонений за «литовский рубеж». Благодаря близости границы и той легкости, с какой ее можно тогда было преодолеть, в конце XVII–XVIII вв. на территории русско-польского пограничья (конкретнее – Себежский и соседний с ним Невельский уезды) складывается семь локальных групп старообрядцев со своими духовными центрами (две группы в Себежском и пять в Невельском уездах).

Одним из таких центров в Себежском уезде становится федосеевская обитель близ деревни Давыдово (впоследствии – д. Обитель), основанная в 1720-е гг. (после разгрома Ряпинской обители в Дерптском уезде) сыном Феодосия Васильева Евстратом. Старообрядческая община просуществовала здесь до 30-х годов XX века. Другой старообрядческий центр, которому будет посвящена данная статья, находился в деревне Яковлево.

Деревня Яковлево известна как один из центров старообрядчества ещё с конца XVIII века. 2 октября 1826 г. себежский земский исправник доносил витебскому губернатору: «Исполняя предложение Вашего Превосходительства последовавшее ко мне от 26-го минувшего сентября за № 321 имею честь Вашему Превосходительству донести, что в Себежском повете состоят две старообрядческия моленныя в коих оне совершают Богослужение. 1-е. Князя Константина Огинскаго в деревне Яковлеве; 2-е. помещика Ивана Потриковскаго в деревне Обителях и 3-я часовня на кладбище близ деревни Жалобна помещика Александр(а) Молля» [2]. Что касается самого Себежа, то, по донесению себежского городничего, в городе нет старообрядческих моленных, «потому что в обществе города Себежа ни одного старообрятца не состоит» [3].

Во времена николаевских гонений на старообрядцев относительно времени постройки Яковлевской моленной 25 марта 1836 г. было начато особое дело. Строение моленной было осмотрено, о чем сохранился подробный отчет. «1837-го года марта 25-го дня себежский земский исправник и духовный депутат священник Семион Чеботарев, прибыв в деревню Яковлево, помещика Августа Огинского, осматривали состоящею в оной раскольническую моленную, которая по наружному виду оказалась более похожею на какой-либо небольшой дом, ибо оная моленная деревянная рубленная в круглыя углы, вышиною поперечная стена на пятнадцать кроме рассадника, а боковыя стены на шестнадцать венцов, мерою поперечная самой моленной стена десять аршин одна четверть, а длинныя с приделанными к ней сеньми вообще одиннадцать аршин одна четверть, сеней поперечная стена восемь с половиною аршин, при которой стене на двух столбах примостка с небольшими в рассаднике дверьми, в боковой надворной стене в конце сеней крилец простой, входныя двери в моленную равно и ушаки крашенныя, в боковых стенах моленной с одной и другой сторон по одному окну с крашенными наличнами и ставнями, которыя заперты, и в сенях два окна одно посредственное с наличнами и ставнею, а другое небольшое. Моленная и крилец соломою, на каменном фундаменте, выстроена в конце деревни на восток, близ оной наставничьи дом с принадлежащими пристройками, при моленной обнайден деревянный дстный восьми конечный Крест, выкрашенный белою краскою, обитый досками тоже выкрашенными наподобие главы, снятый с моленной; внутреннее ея положение не осмотрено, по случаю тому, что двери оной запечатаны по распоряжению начальства чином земскаго суда с духовным депутатом» [4].

«1837-го года марта 25-го дня в присутствии себежскаго земскаго исправника при духовном депутате ниже поименованныя крестьяна помещика раскольнической секты спрашиваны и показали: родители и родственники наши как мы помним принадлежали к моленной существовавшей помещика Моля в деревне Жолобне, но когда оная неизвестно нам по ветхости или по неудобству, так как от некоторых деревень наших состояла в немалом разстоянии или же по какому-либо другому случаю, уничтожилась; то вместо оной по дозволению земской полиции выстроили таковую 1808-го года в деревни Яковлеве, строителями которой были покойный одновотчинныя деревни крестьяне Герасим Дмитриев и Ермолай Андреев, наставником при ней прежде был Рижский мещанин Иван Архипов, по удалении же его назад тому десять лет, заступил место его прежде бывший крестьянином, а ныне опочецким мещанином Гаврыла Антропов. Колокола ж прежде точно были в упомянутой моленной, но когда таковыя быв забраны бывшим себежским земским исправником Мевесом, то после того более уже оных не было; как только находился один в средине моленной, но без употребления по случаю тому что был разбит, но и сей взят при запечатании моленной…» [5].

По показаниям панцирных бояр Непоротовского войтовства (из новообрядцев), когда построена Яковлевская моленная – они не помнят, но «после бывшего ополчения и прежде нашествия неприятеля в пределы России, то есть 1812 года, на оной моленной был устроен крест деревянный с обивкою досками в виде главы и при оной моленной прежде были колокола…» [6]

К делу приложена также копия удостоверения: «1827 года марта 15 дня мы нижеподписавшиеся Себежскаго уезда разных деревень владельцов Старообрядскаго общества Яковлевской Моленной прихожан по добровольному согласию Опоческаго мещенина Гаврилы Антропьева Могилянцова зная одобрительное в нем поведения Могилянцов и смиренный его нрав прилежность к молитве Божей избрали в духовнаго наставника за благословением при жизни ныне покойнаго Ивана Архипова при Яковлевской Моленной котораго обязанность возлагаем на него Могилянцова. А мы должны с своей стороны приносить ему почтение как духовному но и печись о его благосостоянии по возможности в том и подписуемся» [7].

В 1830 г. Яковлевская моленная была опечатана, однако спустя семь лет, 17 ноября 1837 г., она была распечатана, поскольку ее закрытие было признано незаконным:

«Указ Его Императорскаго Величества Самодержца Всероссийскаго из Себежскаго Уезднаго Суда, Себежскому Земскому Суду, в сем Суде докладовано: Витебское Губернское Правление от 22-го сего мая за № 11447-м, между прочим предписало сему суду, сообразив обстоятельство жалобы прихожан Яковлевской раскольнической моленной касательно устроения оной, приняв во всяком случае, по предмету существования той моленной 48 ст. 4 тома свода законов и о последующем рапортовать. Из находящагося в сем суде дела, о нанесенной священнику Трубковскому обиде явствует, что Яковлевская моленная, по донесению Греко-российскаго духовенства, якобы устроена в недавном времяни, в огромном размере по образу Греко-российских церквей с главами и колоколами, опечатана вследствие требования Полоцкой Духовной Консистории, по Указу Губернскаго Правления и все находящиеся в ней иконы и вещи взяты. На таковое распоряжение прихожана Яковлевской моленной приносили жалобу Губернскому Начальству и Себежскому Земскому Исправнику, поставляя на вид, что моленная устроена назад тому около 30 лет и что бывшия в оной иконы и деньги жертвуемыя. Из произведеннаго дела по сему предмету Земским Исправником обще с духовным депутатом Чеботаревым розысканию открылось, что моленная таковая похожа более на небольшой дом вышиною 15, а шириною на 16-ть венцов, но чтобы были на ней главы и кресты, того не оказалось, а двадцать человек Непоротовских бояр и крестьян помещицы Бековой под присягою показали, что Яковлевская моленная выстроена прежде 1812 года, на коей хотя был устроен крест и находились колокола, но оныя отобраны и моленная после постройки починяема не была, разстоянием же она от благочестивых церквей: Кицковской 10 и Езерицкой в 15 верстах, да от Уницкой Могилянской в 10 верстах, более же церквей в близи не имеется… Определено: как из вышеписаннаго открылось, что Яковлевский раскольнический молитвенный дом действительно устроен до 1812 года, не имеет никакого подобия с православными церквями и починки в нем со времени постройки производимо не было, следовательно донесения Греко-российскаго духовенства оказываются неосновательными и по 48 ст. 14-го тома Свода Законов невозможно подвергнуть оной уничтожению. Затем Уездный Суд положил допустить существование Яковлевской моленной в том виде, в каком ныне находится, распечатать и возвратить забранныя иконы, деньги и вещи…» [8].

Себежские староверы поддерживали достаточно активные связи со своими единоверцами из Прибалтики и Петербурга. Известны имена участников Варковского собора 1832 г. – первого в Прибалтике собора брачных поморцев, проходившего в Динабургском уезде. Из 35 наставников и начетчиков, участвовавших в Варковском соборе, трое были из Себежского и Невельского уезда. Это наставники Гавриил Антропьевич Могилянцов из деревни Яковлево (Себежский уезд), Захарий Леонович Смарыгин «Заполоцкой Обители» (д. Обитель Себежского уезда) и Самуил Васильевич Карпелев из деревни Репище (Невельский уезд). Присутствовали также еще двое представителей псковских староверов – Тит Никитич из Новоржевского и Никифор Егорьев из Опочецкого уездов [9].

О себежских наставниках сохранились достаточно интересные сведения в Национальном историческом архиве Республики Беларусь. 4 марта 1810 г. себежский благочинный иерей Александр Лихина в рапорте в Могилевскую духовную консисторию сообщает о наставниках Режицкого, Люцинского, Динабургского и Себежского поветов: «Случалось мне быть неприметным образом в их моленных раскольнических домах, и слышать, что в оных на молитвах воспоминают Высочайшее Его Величества имя именуя Царем, а не Императором, что и показаниями… в допросах раскольнических наставников крестьян признательно значится, Полуекта Леонова, и сходно с ним Ивана Иларионова, Григория Наумова и сотоварища Иларионова и писца Ивана Евросимова» [10].

Остановимся на личностях наставников, участвовавших в Варковском соборе. 7 июля 1843 года было открыто дело о наставниках Гаврииле Антропове и Захарии Леонове Смаригине (настоятелях соответственно Яковлевской и Обительской моленных Себежского уезда). Наставники Гавриил Антропов (полоцкий мещанин) и Захарий Смаригин (витебский мещанин) были привлечены к суду за «совращение разных крестьян в раскольническую ересь». 29 сентября 1844 г. Витебской палатой уголовного суда дело было решено. Обвиняемые «не повинились в совращении» и были от суда и взыскания оставлены свободными. По решению Комитета министров (на котором об этом деле министр внутренних дел докладывал лично) от 29 мая 1845 г. было решено: наставников «подчинить в отношении веры и образа жизни надлежащему надзору местного полицейского начальства, которому поставить в обязанность не дозволять сказанным Антропову и Смаригину отлучаться куда либо иначе, как по письменным видам и для законных только надобностей» [11]. Яковлевского и обительского наставников пытались «увещевать», склоняя к принятию новообрядчества или единоверия – 8 и 23 сентября 1845 г. священник Киселевской церкви Феодор Русаков и 3 и 27 сентября того же года – священник Езерищенской церкви Алексей Трубковский. Однако старообрядческие духовные отцы увещеваний не послушали. Дело затянулось до 1850 г.

В 1851 г. было открыто новое дело по поводу наставника Захара Смаригина о новом «совращении в раскол». Как выяснилось по ходу следствия, влияние местных духовных наставников распространялось не только на Себежский уезд, но и на соседние с ним Невельский уезд Витебской губернии (наставники известных в округе Пружинской и Репищанской моленных исповедовались у обительского наставника), Опочецкий и Великолуцкий уезды Псковской губернии. 20 мая 1852 г. витебский генерал-губернатор, основываясь на доносе новообрядческого попа из деревни Заволочье Опочецкого уезда Михаила Красноумова, сообщал, что в приход Заволочья «выезжают раскольнические наставники: Невельского уезда, деревни Пружинца, крестьяне Спиридон Макарьев и Федор Федоров и Себежского уезда из какой то их обители или могильщины, которые исправляют у раскольников все требы и этим самым явный подают повод к усилению ереси…» [12]. Выяснилось, что в Опочецкий уезд для исправления там треб регулярно выезжали наставники Гавриил Антропьев Могилянцев и Захар Смаригин, при этом они останавливались в деревне Туришине у купцов-староверов Поярковых.

Связаны были себежские староверы и со своими столичными единоверцами. Так, в 1847 г. при Волковской богадельне в Петербурге проживали 19-летний Агафон Андреев, крестьянин кн. Огинского из д. Больших Гвоздей (недалеко от Яковлево) и 62-летняя Хавронья Сафронова, крестьянка графа Молля из д. Хищневой. Оба были высланы из столицы по распоряжению петербургского обер-полицеймейстера [13].

27 июня 1852 г. с наставника Гавриила Могилянцева себежским исправником была взята подписка о невыезде и о непринятии на моление «ни каких людей в особенности других уездов, кроме издавна сей моленной принадлежащих». В дальнейшем также открылось, что Гавриил Антропов обучал грамоте «не только детей раскольников, но и детей православных», что также могло быть интерпретировано как «совращение в раскол». В «Алфавите духовном» Василия Золотова (автора знаменитого «Дегуцкого летописца») указана дата смерти «пастыря древлеправославных христиан» Гавриила Антропова – 7 января 1857 года, хотя по ошибке деревня Яковлево, где он был наставником, отнесена к Динабургскому уезду [14]. О смерти обительского настоятеля Захария Смарыгина известно из особого донесения от 14 ноября 1858 г., которое написал витебскому гражданскому губернатору архиепископ Полоцкий и Витебский Василий: «Бывший коновод раскольников в Колпинском приходе живущих Захарий Смарыга умер 9 августа и до 17 августа неизвестно почему не был зарыт; 17 же августа Смарыга погребен, погребение совершал могильнянский яковлевский коновод Иван Герасимов Романовский с каким то другим из Невельского уезда…» [15]

Любопытно, что, как следует из документов, многие местные наставники были благословлены на отечество неким Иваном Архиповым – яковлевский Гавриил Антропов, репищский Самуил Карпелев, пружинецкий Спиридон Макаров. В ряде документов середины XIX в. этот Иван Архипов фигурирует как «полоцкий мещанин», но в более ранних документах он именуется «ригским (или рижским) мещанином», а в некоторых – «рижским наставником». Известно также, что этот Иван Архипов был какое-то время наставником в Полоцке и в моленной деревни Яковлево Себежского уезда до самой своей смерти в 1827 г.

Хотя Яковлевская община изначально была строго федосеевской, однако уже в начале XIX в. были сделаны некоторые послабления, а участие яковлевского наставника в Варковском соборе, фактически узаконившем бессвященнословный брак, говорит само за себя. Так, в 1849 г. крестьяне помещика Огинского Сергий Романов и Анна Данилова показали в Полоцкой духовной консистории, что «они венчаны в Яковлевской моленной с благословения родителей тем только, что по прибытии в моленную и положении земных поклонов поцеловали тамошний крест, что ежегодно они отбывают исповедь в той же Яковлевской моленной у наставника Полоцкаго мещанина Гавриила Антропьева, который исполнение этого отмечает по своим записям, метрики и другия записи ведет дьяк той моленной крестьянин помещика Огинскаго Иван Герасимов Романовский, который с наставником Антропьевым сдает эти метрики и записи ежегодно местному Становому Приставу во 2-ой стан а прежде сдавали эти отчасти Себежскому Земскому Суду; Наставник Антропьев имеет пропитание от возмездий за требоисправление от раскольников именно за крещение, браковенчание и погребение; когда состоится между раскольниками договор и согласие на свадьбу в то время родители жениха или невесты или сваты или иногда жених являются в Себежский Земский Суд, который по забрании справок дает выдает им письменное дозволение на повенчание по их обряду, с которыми они и отправляются к Наставнику и в моленную для венчания по обряду» [16].

В 1865 г. яковлевские староверы стали добиваться разрешения на починку своей моленной, что и было им дозволено по представлению Витебского губернатора, генерал-майора Веревкина, с Высочайшего соизволения. Затем, около 1885 г. Яковлевская моленная была вновь отремонтирована, но на этот раз на ремонт староверами не было испрошено надлежащего разрешения, что им впоследствии вменялось в вину при очередном закрытии моленной.

В конце 1890-х гг. в Себежском уезде епархиальный миссионер священник Игнатий Сченснович проводил «публичные собеседования с раскольниками». Так, в первой половине 1897 г. он провел 20 таких бесед, в том числе в Себежском уезде в селе Сутоках – одну, в деревне Гребле – одну, в Обители – одну. В отчете о миссионерской деятельности Свято-Владимирского братства за 1897 г. говорится: «Окружной миссионер по 2-му округу Себежского уезда священник Старокозловичской церкви Иоанн Габович за отчетное время публичных бесед со старообрядцами, по причине безграмотности и невежества последних, не вел, а ограничивался только частными беседами. На тринадцати беседах о. миссионер объяснял символ веры, особенно подробно 9-й и 10-й члены его, десять заповедей и нагорную проповедь Исуса Христа. Такой характер бесед помог ему приобрести некоторое доверие раскольников и уважение их к православной церкви, чистоте и святости ея учения. В Старокозловичской церковно-приходской школе обучаются в настоящее время четыре мальчика из раскольников, ожидается поступление таковых в будущем» [17].

Однако гораздо чаще представители новообрядческого духовенства прибегали не к увещеваниям и собеседованиям, а к доносам и натравливанию гражданских властей на последователей старой веры. Так, епископ Полоцкий и Витебский Антонин 11 октября 1889 г. обратился к витебскому губернатору со следующим письмом:

«Священник Зародищенской, Себежскаго уезда, церкви, представляя в Консисторию список совратившихся в крестьян из православия в раскол, донес, что причиною всех совращений служит находящаяся в деревне Яковлеве, Могильнянской волости, раскольническая моленная. По получении надлежащих сведений чрез местнаго благочиннаго оказалось, что в одном Зародищенском приходе числится совратившихся из православия в раскол 33 человека, которые отпавши от церкви, посещают раскольническую моленную в деревне Яковлеве, которая расположена на границе трех приходов: Зародищенскаго, Могильнянскаго и Езерищенскаго, выстроена, как видно из надписи на оной, в 1810 году, переделана в 1848 году и ремонтирована лет пять тому назад без разрешения гражданской и духовной власти; означенная моленная служит центром распространения ложнаго учения раскольников феодосиевцев среди православнаго населения, раскольнические наставники которой соблазняют и совращают православных жителей окрестных деревень, почему является весьма вредною для православия.

В виду вышеизложенных, согласно заключению Консистории, имею честь покорнейше просить Ваше Сиятельство, не признаете ли возможным сделать распоряжение о закрытии в деревне Яковлеве раскольнической моленной и о последующем почтить меня уведомлением» [18].

5 декабря 1889 г. себежский уездный исправник доносил губернатору: «Имею честь донести Вашему Сиятельству, что в деревне Яковлево Могилянской волости существует раскольничья моленная федосеевскаго толка, построенная в 1810 году. В 1835 году моленная эта была опечатана, а чрез год вновь открыта. По предписанию бывшаго Витебскаго Губернатора от 24 сентября 1865 г. за № 10747 была разрешена починка этой моленной. В Могилянской волости население раскольников состоит до 148 душ, и по характеру раскольничьих начетчиков не остается без влияния на окружающих крестьян православнаго исповедания, как по большой развитости первых и материальнаго положения, вследствие чего имеют место случаи обращения православных в раскол. Так крестьянин деревни Яковцово, Езерийской волости, Павел Богданов находившийся в услужении у крестьянина деревни Яковлево Федора Мелихова, раскольничьяго наставника, совратился в раскол. Дознание по сему передано Себежскому Судебному Следователю 30 ноября 1888 года за № 2081. Также совратилась в раскол крестьянка деревни Гаврильцово Христинья Павлова и фольварка Замольцы мещанка Анна Сустова, чрез связь с раскольником. Дознания о них сообщены в Полоцкую Духовную Консисторию 11 и 29 февраля сего года за № 221 и 257. По данному священником Зародищенской Церкви сведению из этого прихода уклоняется от Православия до 34 человек, но действительно ли эти лица совратились в раскол и были ль со стороны духовнаго ведомства путем убеждения уличены в их заблуждении, дел по этому поводу возбуждено не было» [19].

Себежскому исправнику 21 февраля 1890 г. было послано предписание губернатора о закрытии Яковлевской моленной. Вместе с тем в письме, по-видимому помощника губернатора, сопровождавшем предписание, передавалось пожелание губернатора, чтобы «Вы приняли все меры к устранению всякаго рода осложнений и треволнений со стороны раскольников и, в случае если предусмотрите какие-либо безпорядки, могущие произойти по поводу запечатания моленной, немедленно донести о том князю, которому очень желательно, чтобы закрытие моленной не имело по себе дурных последствий» [20].

5 марта 1890 г. себежский исправник доносил губернатору, что Яковлевская моленная им закрыта и опечатана [21]. Это произошло 3 марта 1890 г. [22]

Однако яковлевские староверы не сдавались. 14 марта 1890 г. на имя витебского губернатора поступило прошение на четырех страницах от уполномоченных Яковлевского молитвенного дома крестьян Могилянской волости деревни Яковлева Пимона Иванова Мелихова и деревни Верхнего Воза Ивана Романова Ныркова с просьбой о распечатании храма. Основная мысль: если виноват наставник, то причем здесь храм, и почему прихожан лишили храма и выгнали на улицу? «В деревне Яковлеве Могилянской волости, Себежскаго уезда, находится наш старообрядческий молитвенный дом, построенный задавно до 12 года, где настоящее время духовниками нашими или наставником безпрепятственно совершались все необходимыя по уставу нашего учения, для нас требы, а равно и Богослужения, но вот приезжает административная власть, в лице Себежскаго Уезднаго Исправника, совместно с депутатом со стороны духовенства, опечатывают наш храм и тем прекращают всякое наше к нему отношение. При подобной катастрофе не было принято названною властью в расчет ни время, ни то, что мы остаемся без места, где бы, на досуге и в воскресные дни, могли бы с своими нуждами и благодарениями обратиться к Богу. Что за причина, побудившая Правительство, так поступить с нами? Ваш наставник отвечают нам. Он выходит за пределы власти, предоставленной ему законом обращая неопытных крестьян Православнаго исповедания в свою секту. Но чем же спрашиваем виноват наш храм, виноваты мы его прихожане в составе 2000 душ. Об этом не наше дело разсуждать говорят в ответ, – мы исполняем приказания Губернскаго Начальства» [23].

В рапорте себежского уездного исправника от 2 мая 1890 г. говорится:

«1) раскольничья моленная в деревне Яковлево закрыта и опечатана мною по предписанию Вашего Сиятельства от 21 февраля сего года за № 1015. 2) В делах Себежскаго Полицейскаго Управления, оставшихся от бывшаго пожара в 1880 году, имеется копия указа бывшаго Себежскаго Уезднаго Суда от 17 ноября 1837 года, из котораго видно, что раскольничья моленная в деревне Яковлево существует ранее 1812 года; что в 1830 годах (!) моленная эта была закрыта, а затем по определению того Суда, утвержденному Губернским Правлением указом от 11 ноября 1837 года за № 24496 вновь открыта. 3) О разрешении починки этой моленной было предписание Себежскому Уездному Полицейскому Управлению от Господина бывшаго Витебскаго Губернатора от 24 сентября 1865 года за № 10747, но в делах Управления подлинных как этого предписания, так и вышеозначеннаго указа Уезднаго Суда не имеется…» [24].

3 мая 1890 г. себежский исправник доносил губернатору: «мною закрыта и опечатана раскольничья моленная в деревне Яковлево. Между тем крестьяне Мелихов (наставник) и Зуев открыли моленную для раскольников в той же деревне, в общественном доме, находящемся при закрытой моленной, где живет Мелихов, а для собрания на молитву в известное время бьют в доску» [25].

Епископ Антонин 5 июля 1890 г. снова доносил губернатору: «…несмотря на опечатание Яковлевской моленной, раскольники продолжают собираться в дер. Яковлево для богослужения по их обряду, причем народ оповещается ударами в чугунную доску, звуки коей разносятся более чем на трехверстное разстояние» [26].

Моленная была «временно опечатана», «но несмотря на это, они (раскольники), будучи руководимы своим наставником Мелиховым, настолько оказались упорными и смелыми, что, вскоре, по запечатании Яковлевскаго молитвеннаго дома, открыли без всякаго разрешения в той же деревне Яковлево, в общественном доме, новую моленную, созывая в нее народ для богомоления ударами в чугунную доску, звуки которой разносились по окрестностям. Вследствие чего и вторичной просьбы Владыки, эта вновь самовольно открытая моленная, была немедленно закрыта, по моему предписанию, местною полициею.

По сказанному же выше дознанию выяснилось, что наставники и начетчики Яковлевской моленной, при своей развитости, фанатизме и хороших материальных средствах имеют сильное влияние на православных окрестных жителей, из коих многие, не только женщины, но и мущины, легко подчиняются убеждениям помянутых расколоучителей и совращаются в раскол» [27].

И.о. судебного следователя по Себежскому уезду сообщал витебскому губернатору в июне 1890 г.: «6 сего июня в деревне Яковлево Могилянской волости Себежскаго уезда мною отобраны в раскольнической молельне, устроенной без надлежащаго разрешения в общественном доме раскольников означенной деревни, 26 икон, 5 крестов, складень, два кадила, два светильника для чтения, богослужебная книга, 12 подручников, свечной ящик со свечами в нем, 7 лампадок и церковное покрывало и что все эти вещи мною сданы на хранение Приставу 2 ст. Себежскаго уезда впредь до разрешения дела об устройстве означенной молельни без дозволения Правительства Витебским Окружным Судом» [28].

Наставник Федор Михайлов Мелихов вместе с крестьянином Игнатием Николаевым и Анастасией Павловой были привлечены к суду, но за отсутствием состава преступления освобождены 13 июля 1890 г. В связи с этим прихожане Яковлевской моленной вновь обратились к губернатору с просьбой распечатать моленную.

Староверы ходатайствовали после запечатания Яковлевской моленной перед Министерством внутренних дел о распечатании оной, но разрешения на это не получили, о чем им было объявлено 14 января 1891 г. на основании отношения Департамента Общих Дел (4 янв. 1891 г. за № 19). В мае того же года староверы через уполномоченного Писева обжаловали это распоряжение в Правительствующем Сенате.

14 мая 1891 г. уполномоченный от общества крестьян-старообрядцев крестьянин деревни Исакова Григорий Козьмич Писев обратился с жалобой в правительствующий Сенат. Здесь, между прочим, говорится, что «дознание и самое предварительное следствие началось по доносу дьяка местной православной церкви Короткевича» [29]. Излагается история запечатания моленной и отсутствие законного основания на то. К жалобе прилагалось ходатайство о снятии с моленной печатей.

В связи с предполагавшимся слушанием дела о Яковлевской моленной в Сенате, МВД отправило запрос к витебскому губернатору о более подробных сведениях (7 февраля 1894) [30]. В свою очередь, губернатор послал запрос местному архиерею и исправнику. Во исполнение распоряжения себежский исправник доносил 11 марта 1894 г.:

«1) в деревне Яковлево Могилянской волости православных нет, раскольников же 73 души, в окружающих же ея с одной стороны на протяжении 10 верст деревнях Непоротовской волости жители исключительно одни православные около 1800 душ, с другой же стороны, в деревнях Могилянской волости на протяжении 13 верст православных 4200 душ, раскольников 1021, – совратившихся в раскол 63 – и родившихся от последних 64 души. Совращение в раскол последовало в 1864 и 1865 годах, но в 1889 году случаев совращения из православия в раскол не было. 2) епархиальному Начальству о совращении в раскол было донесено бывшим священником Зародищенской церкви Николаем Синкевичем в июле или августе месяце 1888 года, было ли же произведено по сему предмету дознание полициею сведений не имеется. 3) Закрытие Яковлевской моленной на уменьшение раскола в этой местности не имеет никакого влияния, за исключением однаго случая: крестьянка деревни Лужков Федосья Иванова, желая вступить в супружество с православным перешла из раскола в православие, но в 1892 году опять перешла в раскол, за что была судима Витебским Окружным Судом и только вследствие этого возвратилась к православию и в настоящее время исповедует православную религию; был также случай совращения из православия в раскол, а именно: крестьяне Могилянской волости дер. Исаково Матвей и Егор Григорьевы в начале 1892 года совратились в раскол, но 25 марта того же года возвращены к православию мерами Полиции. 4) Ближайшие православные храмы находятся от деревни Яковлево на разстоянии: Могилевский – 10 верстах, Зародищский – 9, Старокозловский – 10, Езерищенский – 11, Кицковский – 12 верстах и 5) Крестьяне деревни Яковлево после закрытия моленной православных храмов не посещают» [31].

Донесение на запрос, сделанный витебским губернатором, епископа Полоцкого и Витебского Александра от 18 марта 1894 г. (данные расходятся с данными исправника) гласило:

«1) В деревне Яковлеве – месте нахождения запечатанной моленной – православных жителей не имеется, раскольников же числится 48 душ мужскаго пола и 42 души женскаго; все они рождены в расколе и совратившихся из православия в среде их не имеется. В окружающих же деревню Яковлево селениях: Рубешках, Кошелеве, Трубине, Пристане, Глухареве, Ходыках, Савкине, Больших и Малых Гвоздах и других ближайших деревнях проживает православных 420 душ обоего пола, раскольников около 350 душ, родившихся в расколе и совратившихся, с давняго времени, 29 душ обоего пола… В общем же пропаганда раскола прекратилась и со стороны раскольников незаметно проявления прежняго фанатизма» [32].

Витебский губернатор писал 29 октября 1894 г. Н.П. Долгово-Сабурову, директору Департамента общих дел МВД: «Деревня Яковлево расположена на границах трех православных приходов: Могилянскаго, Зародищенскаго и Езерийскаго и служит центром раскола в этой местности. В указанной деревне проживает исключительно коренное раскольническое население и здесь же живет раскольнический наставник. Укрепившись в этой деревне, как в своем центре, раскол распространился и среди православнаго населения окрестных деревень… Будучи “речистыми от писания и от разума”, раскольники до закрытия Яковлевской моленной смело пропагандировали свое учение. Несколько подготовленные этим путем к совращению в раскол православные крестьяне посещали раскольническую моленную в деревне Яковлеве, где видели иконы, книги и совершавшиеся обряды. Эта моленная затем имела решающее значение в их религиозном перевороте: переходя в раскол, они находили успокоение для своей совести в том, что могли молиться о прощении грехов в моленной, разрешенной самим Правительством… Эти данныя, установленныя дознанием, ясно говорят о том вредном влиянии, какое Яковлевская раскольническая моленная оказывала на окрестное православное население. Очевидно, что с возстановлением указанной моленной возродились бы и прежния вредныя для православнаго населения последствия, которыя связаны с этой моленной. Кроме того, раскольники получили бы возможность еще убедительнее доказывать справедливость своего учения, так как возстановление моленной дало бы им повод утверждать, что высшее Правительство признает их веру правильною и потому отменило меры, принятыя против Яковлевских раскольников местною духовною и гражданскою властью. Это доставило бы полное торжество расколу, достигшему своей религиозной цели, вопреки стремлению местной власти, убежденной во вредном влиянии моленной на православное население и вызвало бы среди населения разныя предположения, по поводу сделаннаго раскольниками сбора денег на ведение дела, и заранее с уверенностью распространяемых раскольниками слухов, что их моленная непременно будет открыта» [33].

В рапорте младшего чиновника особых поручений Гнедовского на имя витебского губернатора от 11 ноября 1894 г. говорится: «Отличаясь особенным фанатизмом, Яковлевские раскольники всевозможными средствами старались совратить в раскол окрестное православное население, в чем они и имели успех, до закрытия указанной моленной. Тамошние раскольники особенно красноречивы в спорах о вере. По заявлению крестьян: против раскольника, говорящаго о вере, не могут сговориться двое православных. Отсюда, естественно, вытекает необходимость, чтобы православный пастырь Зародищенской церкви своей энергией и неусыпной деятельностью мог противостать раскольнической пропаганде, ибо, в противном случае, принимаемыя гражданскими властями меры могут оказаться не вполне успешными.

Между тем, Зародищенский священник о. Борис Лавровский, не получивший богословскаго образования, по своему преклонному возрасту едва ли может проявить такую энергию и деятельность, которыя необходимы для успешной борьбы с раскольниками» [34]. Кроме того, пересказываются еще два случая, связанные с оным священником: о том, как он требовал холст от девушки-восприемницы ребенка, крещенного им по настоянию начальства (ребенка староверки, «совратившейся в раскол»), а также о том, что яковлевский наставник дал ему меду в ответ на обещание похлопотать в Витебске об открытии моленной у местного архиерея. Уряднику он сказал, что не был городе, поскольку не мог отлучиться без ведома начальства, а наставнику тут же сообщил, что похлопотал и что владыка обещал помочь. Также говорится о том, что «священник Лавровский с давняго времени живет с наложницей, что особенно вредно может влиять в виду отрицания Яковлевскими раскольниками таинства брака» [35]. В результате было устроено секретное негласное дознание о самом священнике Лавровском [36].

В связи с тем, что староверы в лице своего уполномоченного Григория Писева вновь обратились с жалобой в МВД, 8 ноября 1897 г. министр внутренних дел отправил новый запрос исправляющему должность витебского губернатора:

«По делу об Яковлевской моленной Могильнянской волости, Себежскаго уезда, Ваше Превосходительство в письме от 4-го ноября 1894 г. за № 2337, сообщили, что закрытие означенной моленной имело благотворное влияние на местных раскольников, так как последние приутихли и с того времени не было случаев совращения в раскол православных.

Вследствие сего имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство уведомить в дополнение к упомянутому письму, в каком положении находится этот вопрос в настоящее время, а равно имеются ли основания оставлять и в дальнейшем Яковлевскую моленную закрытою, так как принятыя меры имели характер временный, а с тех пор прошло уже 7 лет» [37].

Губернатор отправил запрос себежскому исправнику, который ответил 4 декабря 1897 г.: «Хотя со стороны раскольников Яковлевской моленной в течении 10 лет приблизительно никаких нарушений не было и в продолжении означеннаго времени не было и совращения в раскол, я полагал бы оставить в дальнейшем Яковлевскую моленную запечатанною» [38].

Губернатор 20 декабря 1897 г. передал в МВД свое мнение: «Признавая желательным поддержать и на будущее время благотворное влияние, вызванное закрытием вышеуказанной моленной, я полагал бы ходатайство раскольников об открытии таковой отклонить» [39].

Окружной миссионер, священник Киселевской церкви Митрофан Блажевич доносил 10 марта 1898 г. приставу 2-го стана Себежского уезда: «Священник Зародищенской церкви, отношением от 12 февраля настоящаго года за № 12, извещает меня, что, по заявлению, крестьян дер. Гребля Якова Григорьева и дер. Черемашинцы – Ивана Григорьева Каверзнева, раскольники, проживающие в пределах Зародищенскаго прихода, самовольно открыли в дер. Яковлеве Могильнянской волости новую моленную, тайно вынесли в нее из прежней – запечатанной иконы и другую утварь и, несмотря на запрещение каких бы то ни было “публичных оказательств”, позволяют себе пред богослужением бить в железную дску, звук которой разносится далеко по окрестностям; всеми такими противозаконными действиями они, по словам заявивших, производят смущение среди чад православной церкви. А посему считаю долгом своим вышеизложенное сообщить Вашему Высокоблагородию» [40].

«1898 года апреля 13 дня полицейский урядник 4 участка 2 стана Себеж. уезда Шершнев, вследствие личнаго поручения г. пристава 2 стана Себеж. уезда производил дознание о вновь открытой моленной в деревне Яковлеве Могилян. волости вместо запечатанной чрез спрос окольных жителей и оказалось: крестьянин дер. Осиповки Непоротовской волости Иван Герасимов Дроздецкий показал, что он православный живет в одной версте от селения Яковлево, знает, что моленная в дер. Яковлеве около 8-9 лет закрыта, при этой моленной есть дом служащий квартирой раскольническаго наставника, в одной комнате этого дома есть несколько икон небольших не больше 8-ми и небольшой столик который стоял и до закрытия моленной, тех же налоев и другой утвари которая находилась в моленной в этом доме нет, в доме этом помещается наставник и молится Богу по своему обряду. Порядок их служения не знает, в праздничные дни начинают молится до разсвета и продолжают 3 или 4 часа, в доску чугунную молотом бьют не всегда, в более торжественные праздники. Комната где молятся небольшая и богомольцев собирается очень мало. По дням наставник Мелихов в прописанной комнате служит панихиды по умершим, и погребение, крестит младенцев и служит молебин, относительно выноса с запечатанной моленной икон и другой церковной утвари не видал… и не слыхал» [41].

Были опрошены и другие свидетели, в том числе и наставник Яковлевской моленной Федор Михайлович Мелихов. Он показал, что служит наставником 10 лет. Моленная в Яковлеве закрыта уже 8 лет. Дом, в котором он живет, построен около 50 лет назад и не перестраивался. Одна комната длиной и шириной 3 ½ сажени. Перебрана тесовой заборкой. В одной половине спальня, в другой – столовая, здесь же и большая русская печь. По словам Мелихова, «в этой комнате и творится с давних времен Богослужение по раскольническому обряду, так же творилось в зимнее время и до закрытия моленной» [42]. Служились вечерня, утреня и часы, а также панихиды, молебен и совершались крещения детей.

С яковлевского наставника полицейским урядником была взята подписка следующего содержания: «1898 года апреля 16 дня я нижеподписавшийся наставник Яковлевской моленной Федор Михайлов Мелихов даю сию подписку г. приставу 2 стана Себежского уезда, в том, что в чугунную доску находящию при Яковлевской запечатанной моленной которая служила призванием молящих, ударять в таковую как для этой надобности, так и другой вовсе не буду. В том и подписуюсь. Федор Мелихов» [43].

В том же году часть прихожан, как говорится в общественном приговоре, составленном старообрядцами Яковлевской моленной 15 сентября 1898 г., «из гордыни» отделились от Федора Мелихова и выбрали себе другого «в попы». Новым наставником стал Корнилий Карпович Бурый из деревни Савкино, где он и производил богослужение.

Дело о Яковлевской моленной в связи с жалобой Григорий Писева на витебского губернатора обсуждалось на общем собрании Государственного Совета 23 июня 1898 г. и было оставлено на усмотрение министра внутренних дел. «Если им и ныне не признано будет возможным разрешить открытие означеннаго молитвеннаго дома, внести представление о закрытии онаго на разсмотрение Комитета Министров» [44].

Старообрядцы Могилянской волости обратились с просьбой к Григорию Кузьмичу Писеву 16 сентября 1898 г.:

«Любезный благодетель Григорий Кузьмич! Домашния наши обстоятельства не дозволяют ходатайствовать о распечатывании нашего общественнаго молитвеннаго храма Яковлевской Старообрядческой моленной, запечатанной административной властью по предписанию Г-на Витебскаго Губернатора чрез что мы лишены творить свою общественную молитву христианскаго обряда в числе 1600 душ обоего пола, а для того уполномочиваем и просим Вас Григорий Кузьмич, принять на себя труд, о снятии печати ходатайствовать, подавать от имени нашего жалобу и прошение Его Высокопревосходительству Г-ну Министру Внутренних дел и куда окажется необходимо, во все Присутственныя места особых уделов, управителем и уполномочиваем ходатайствовать удалить от наставнической должности прежде бывшаго наставника Федора Мелихова, за нарушение нашей общественной тишины и за прекосновенный вред Православной Церкви, обжаловать неправильное действие, административных властей, Правительствующему Сенату и принести на Высочайшее Имя всеподданнейшее прошение и просить о распечатовании Царской Милости, получать нужные по ходу дела копии и справки и давать словесныя объяснения и заявлять неудовольствие и просить об отмене решений Административных властей и все, что Вы согласно этой доверенности учините спорить и прекословить не будем; Доверенность эта принадлежит крестьянину Витебской губернии Себежскаго Уезда Могилянской волости деревни Исаково Григорию Кузьмичу Писеву. В чем и подписуемся крестьяне Витебской губернии Себежскаго Уезда Могилянской волости Яковлевское старообрядческое общество, селение Яковлево (имена)» [45].

Сохранилось прошение крестьянина деревни Исаково Григория Кузьмина Писева витебскому губернатору от 2 октября 1898 г.: «Уполномоченный Яковлевским обществом старообрядцев Могилянской волости ходатайствовать о снятии печатей с общественной молельни нашей, запечатанной 1 марта 1890 года по распоряжению администрации, дерзаю обратиться к Вашему Превосходительству с нижеследующею всепокорнейшею просьбою.

Общественная молельня наша существует в селе Яковлеве означенной волости с 1810 года, т.е. около девяносто лет; заботы о храме сем были нам завещаны еще родителями и дедами нашими.

Продолжительное, почти вековое существование общественной молельни среди нас никому не приносило ни малейшаго вреда, не вызвало безпорядков, ни соблазна, не причиняло ущерба ни власти и начальству, ниже господствующей Православной Церкви, противу коней никаких враждебных замыслов мы никогда не считали и об отторжении верующих из недр ея никогда не помышляли. Только в 1890 году молельня была закрыта отчасти вследствие некоторых уклонений от строгаго пути подчинения закону и вменением Правительства уклонений, допущенных единственно по вине бывшаго наставника нашего, заведывавшаго молельной, а главным образом по недоразумению. Ибо произведенным полицейским дознанием мы были отнесены к толку Федосеевцев, к которому вовсе не принадлежим. Мы – не Федосеевцы, а старообрядцы поморскаго согласия, приемлющие Св. Крещение и покаяние по христианскому обряду; браки в нашей среде освящаются духовным благословением; за Всемилостивейшаго и Державнейшаго Государя молимся и повинуемся всем законам и уставам, от Его воли исходящим, и чтим в Нем власть, поставленную от Бога. При таких условиях не усматривается ни повода, ни основания лишить нас благ терпимости, дарованной нам Царским милосердием. Во избежание же всяких нареканий, могущих пасть на нас на будущее время, мы прежняго своего наставника крестьянина Федора Мелихова от духовной его должности отрешили, а избрали себе на его места (!) другаго наставника, крестьянина Карнилия Карповича Бурова, за котораго ручаемся всем обществом в том, что он будет неуклонно блюсти порядок, установленный законом.

В виду изложеннаго, осмеливаемся повергнуть пред Вашим Превосходительством слезное моление наше – снизойти к духовным нуждам свыше 1600 душ обоего пола, составляющих наше старообрядческое общество, и раскрыть нам запечатанную молельню для отправления общественной молитвы. Вот уже более семи лет, как мы лишены драгоценнаго для каждаго хрисианина духовнаго утешения – возсылать молитвы свои к Престолу Всевышняго всем обществом верующих и по установленному церковному чину. Вместе с сим, упорство, обнаруживаемое прежним наставником нашим, крестьянином Мелиховым не желающим подчиниться отрешению от наставничества, которому он подвергся за неправильныя действия свои, навлекания на нас и на храм наш неудовольствие власти, побуждает нас обратиться к Вашему Превосходительству еще с ходатайством, дабы, в устранения раздора и смуты и во избежание всяких нарушений порядка и мира, распоряжением Вашего Превосходительства было от означеннаго Мелихова отобрана подписка в том, что он впредь духовных треб отправлять не будет, а равно обязать его возвратить святые образа, богослужебныя книги и другие общественныя, относящиеся к молельне вещи, переданныя ему на хранение, и очистить занимаемое им помещение, принадлежащее старообрядческому обществу» [46].

27 октября 1898 г. витебский губернатор обратился к себежскому уездному исправнику:

«Уполномоченный от раскольников Яковлевскаго Общества Григорий Кузьмин Писев обратился ко мне с ходатайством о распечатании моленной в дер. Яковлево, причем ходатайство это основывал как на значительном числе принадлежащих к обществу раскольников, так и на изменившихся со времени запечатания условиях, повлекших в свое время закрытие моленной: замене наставника Мелихова наставником Буровым и возвращении к чистому толку поморской секты признающей браки и молитву за Царя.

Кроме того означенный раскольник просил оказать содействие к отобранию икон и др. церковных предметов у бывшаго наставника Мелихова.

Вследствие этого прошу Ваше Высокоблагородие лично удостовериться 1. в количестве раскольников, проживающих в указанной местности и нуждающихся в молитвенном доме. 2. Вместе с местным священником обсудить, действительно ли раскольники дер. Яковлево и прилегающих местностей принадлежат к поморскому, а не федосеевскому толку. 3. Разследовать личныя качества новаго наставника и отношение к нему прихожан, а также убедиться действительно ли последние вполне отказались от прежняго наставника Мелихова. 4. Предложить от себя означенным раскольникам в виду безнадежности их ходатайства о распечатании моленной в Яковлеве войти с ходатайством о разрешении устроить моленную в одной из близ лежащих деревень, которую Вы признали бы для этого наиболее пригоднйо, при чем о соображениях Ваших по сему поводу меня уведомить. 5. Оказать возможное содействие раскольникам в получении обратно всего неправильно захваченнаго у них Мелиховым» [47].

Себежский исправник отвечал 18 января 1899 г.: к яковлевскому приходу принадлежат 1587 душ обоего пола раскольников, проживающих в разных волостях в 10 – 40 верстах от Яковлевской моленной. В самом Яковлеве до 90 душ обоего пола и в близ лежащих деревнях (в 3-20 верстах) до 500 душ обоего пола. «Местный священник дал отзыв, что при строгом наблюдении за раскольниками Яковлевскаго общества, на основании религиозных верований и обрядов, существующих среди раскольников, проживающих в Могилянской волости, должно признать, что означенные раскольники пока ничем не обнаружили принадлежности своей к поморскому толку, а вернее принадлежат к безпоповцам федосеевскаго толка» [48]. Новый наставник Корнилий Карпов Буров происходит из крестьян Себежского уезда, Могилянской волости, деревни Савкино – «поведения хорошаго, ни в чем предосудительном не замечался и к числу фанатиков не принадлежит» [49].

В своем письме управляющему делами Комитета министров А.Н. Куломзину (от 5 декабря 1899 г. за № 740) управляющий Министерством внутренних дел Д.С. Сипягин не только достаточно подробно излагает историю Яковлевской моленной, но и сообщает любопытные подробности из жизни и вероучения местных староверов: «…По собранным на месте сведениям, Яковлевские раскольники несомненно принадлежат к Федосеевской секте и только в последние годы они, усиленно домогаясь открытия своей запечатанной моленной, стали настойчиво отказываться от принадлежности к Федосеевскому толку и причислять себя к разным другим сектам. Так приблизительно с 1897 г. Яковлевские раскольники выдавали себя за поморцев, ныне же уполномоченный их крестьянин Писев заявляет в поданном в Комитет Министров прошении, что доверители его принадлежат к Спасову согласию. Это заявление Писева есть явная ложь, наивно разсчитанная на то, что высшее начальство поверить ей без всяких доказательств. Наблюдением над верованиями и над всем складом жизни Яковлевских раскольников дает полное основание заключить, что они принадлежат не к Спасову согласию, а к Федосеевскому толку. Последователи Спасова согласия желающих вступить в брак посылают для венчания в православную церковь, а не венчавшись жить не двозволяют, также и младенцев для крещения носят к православному священнику. Яковлевские же раскольники решительно никогда ни того, ни другого не делают. Вступая в брак, они нигде не венчаются, детей же крестят у них наставники и некоторые старики, избираемые ими для этого, а иногда и самовольно совершающие это таинство. Спасовцы никогда не совершают исповеди перед своими стариками. Яковлевцы же исповедаются перед своими наставниками. Спасовцы не отправляют по уставу вечерни, утрени и часов, говоря, что это принадлежит священнику, а Яковлевцы совершают означенныя службы и не молятся за Царя, что можно вывести из следующаго случая: православная девочка, 12 лет, Анастасия Наумова, жившая в близком соседстве с раскольниками, однажды вне дома пропела молитву “Спаси Господи люди Твоя”. Старик раскольник Тимофей Лащенок, услышавший пение этой молитвы, приступил к девочке и с насмешкою начал допрашивать ее и передразнивать: скажи к чему это у вас и почему: “Благоверному Государю на сопротивныя даруя”. Девочка, по незнанию, ничего не ответила, но раскольник и после нередко приставал к ней и глумился над молитвою, так она несообразна с его верованиями. На брак Яковлевские раскольники смотрят как на скверну, венчания у них никакого не бывает, родители не благословляют детей на вступление в брак и пира брачнаго у них не устраивают, иначе наставник наказывает их тяжелою эпитимиею. По степени чистоты, Яковлевские раскольники разделяют себя на три разряда: на “рабов”, “новоженов” и “мирских”. К “рабам” относятся: неженатые, вдовцы, вдовы и старики, “попрощавшиеся” с женами, к “новоженам” – женатые, а к “мирским” – опоганившиеся совместным с еретиками молением, ядением и питием. Чистыми считаются только рабы, новожены же и мирские признаются нечистыми. Все три разряда, боясь осквернившихся и осквернить друг друга, наблюдают строгое разделение в молитве, в пище и в питье. На пиру, если он устраивается, родители новобрачных и старики “попрощавшиеся с женами” не присутствуют. Боясь греховнаго осквернения, “попрощавшиеся” старики не живут в той комнате, где находится родильница. Унаследовав от предков неповиновение святой церкви и пребывая вне спасительнаго ея руководства, во тьме невежества и суеверия, никогда не слыша живого и назидательнаго слова, Яковлевские раскольники отличаются гордостью, своеволием, грубостью, буйством и фанатизмом, каковыя качества дают им перевес над православными на волостных сходах и других собраниях. К православной вере и к православным они относятся с презрением и враждебно. Православную веру называют поганою, проклятою, даже чертовою, из-за чего в недавнее время было возбуждено, по заявлениям православных, два дела о похулении православной веры. Одно из них уже разсмотрено в окружном суде и хулитель крестьянин Зиновий Акулин присужден к тюремному заключению на один месяц, а другое дело такого же рода еще находится в производстве у судебнаго следователя. Православных раскольники называют еретиками, никонианами, поляками, табашниками, мирскими и погаными и считают их крайне нечистыми в нравственном отношении, так что некоторые, заметив приближение православных к своим домам, закрывают свои божницы, а по уходе их, обмывают ручки дверей и лавки, к которым они прикасались. До чего иногда доходит у этих раскольников озлобление против православных и православной веры, можно видеть из следующаго случая. 10 Апреля сего года был присоединен к православию один из местных раскольников, крестьянин Георгий Савуренок, а 21 Апреля он был убит вместе со своим поручителем, который не мало способствовал присоединению его. Слух об убийстве привлек к месту происшествия все окрестное население, явился и отец убитаго и соседи его раскольники. При виде бездыханнаго тела Савуренока, раскольники соседи и отец убитаго не могли примириться с мыслью, что он присоединился к православию и при этом говорили такия жестокия слова: “собаке собачья и смерть”. Относясь с такою враждою и презрением к православным теперь, Яковлевские раскольники показывали к ним еще более презрения и дерзости в то время, когда моленная их не была запечатана. Тогда они и слова не давали сказать православным в опровержение своих заблуждений, называя их погибшими, а о себе уверенно говоря, что за них Сам Царь, что веру их начальство признает истинною, что церкви их дозволено строить в самом Петербурге. Моленная их была центром, где наставники и ревнители раскола соединяли, наставляли и укрепляли раскольников в ненависти ко всему православному и в приверженности к расколу. Православные завлекались в моленную послушать богомоление, поучались касательно мнимых преимуществ “старой веры” и незаметно для самих себя совращались в раскол. Таким образом, за время существования моленной, из окрестнаго православнаго населения совратилось в раскол по двум приходам – Зародищенскому и Могильнянскому – 68 чел. Не то стало после запечатания моленной: в общем раскольники много присмирели, православные же стали увереннее в себе и смелее. Теперь во время сопоров о вере одно указание православных на запечатание моленной часто делает невежественных раскольников безответными, и они совсем перестали совращать в раскол православных. Со времени запечатания моленной до настоящаго времени, за 10 лет, был только один случай совращения в раскол православной женщины Евфимии Спиридоновой. Но она была не природная православная, а обратившаяся из раскола и при том не по убеждению, а для вступления в брак с православным, как сама она объявила увещавшему ее священнику Зародищенской церкви. Равно побуждением к совращению ея послужило особое обстоятельство: муж ея скоро после брака умер и она блудно прижила ребенка; тогда свекор выгнал ее из своего дома, и она, не будучи в состоянии пропитать себя с ребенком, возвратилась к своим братьям раскольникам, которые согласились кормить ее только под условием отречения от православия. Таким образом, этот случай совращения исключительный и благодетельныя последствия для православия запечатания моленной очевидны и несомненны, так как Яковлевские раскольники начали даже проявлять признаки сближения с православною церковью, которых раньше совсем не было заметно. Некоторые из них стали присутствовать при погребении своих православных соседей, бывать в церкви на литургии, хвалить православное богослужение, брать от священника для чтения книги, брошюры и троицкие листки, которые производят на них такое впечатление, что они плачут от умиления и говорят, что если бы хорошо узнать, на чьей стороне правда, то ни на кого и ни на что не посмотрели бы и обратились в православие.

При таком состоянии раскола в дер. Яковлево, открытие Яковлевской моленной будет, по отзыву Статс-Секретаря Победоносцева, весьма вредно для православия, гораздо более вредно, чем если бы она совсем не запечатывалась. Распечатание этой моленной поднимет дух раскольников, из гордое мнение о своей вере и презрение и нетерпимость к православию, уверенность в покровительстве высшаго начальства и стремление к распространению своего лжеучения, а вместе с тем повлияет удручающим образом на православных, поколеблет в некоторых уверенность в истинности православия, колеблющихся оттолкнет от церкви и приблизит к расколу, а также отдалит от православия и тех раскольников, которые начали приближаться к нему» [50].

10 января 1900 г. управляющий Министерством внутренних дел извещал витебского губернатора о решении Комитета министров: «По соглашению с Обер-Прокурором Святейшаго Синода, предместником моим было внесено в Комитет Министров представление об окончательном закрытии временно запечатанной по распоряжению Витебскаго Губернскаго Начальства общественной раскольнической моленной существующей в дер. Яковлево, Могильнянской волости, Себежскаго уезда, в виду вреднаго влияния на местное православное население.

Выслушав настоящее дело, Комитет Министров полагал означенную раскольническую моленную оставить закрытою.

Государь Император, в 31 день декабря 1899 года, положение Комитета Высочайше соизволил утвердить.

О таковом Высочайшем повелении, сообщенном мне к исполнению, Управляющим делами Комитета Министров, выпискою из журналов онаго от 21 декабря 1899 г. и 4 января сего года, имею честь уведомить Ваше Превосходительство, для зависящих распоряжений, вследствие представлений от 20 декабря 1897 г. за № 7701 и 9 февраля 1899 г. за № 818» [51].

Однако яковлевские староверы продолжали настойчиво добиваться открытия запечатанной моленной. 21 декабря 1901 г. из МВД на имя витебского губернатора вновь пришла бумага: «Департамент Общих Дел имеет честь уведомить Ваше Превосходительство, для сведения, что раскольниками дер. Яковлево, Могильнянской волости, Себежскаго уезда, чрез уполномоченнаго Евфима Пешкина [52], было подано всеподданнейшее прошение об открытии запечатанной их моленной, и что ходатайство это по ВЫСОЧАЙШЕМУ ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА повелению, последовавшему в 20-й день сего декабря, по всеподданнейшему докладу Министра Внутренних Дел, отклонено, о чем и сообщено С-Петербургскому Градоначальнику, для объявления названному уполномоченному, по месту жительства его в С-Петербурге» [53].

15 апреля 1904 г. министр внутренних дел пишет витебскому губернатору (под грифом «секретно»): «Главноуправляющий Канцеляриею ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА по принятию прошений препроводил ко мне для дальнейшаго направления по Министерству Внутренних Дел всеподданнейшее прошение именующих себя уполномоченными от крестьян деревни Яковлева, Себежскаго уезда (раскольников безпоповщинской секты) крестьян (раскольников той же секты) Нестора Семенова и Ефима Пешкина о разрешении доверителям вновь совершать общественныя богомоления в закрытой в 1891 г., по распоряжению административной власти, моленной в названном селе.

Вследствие сего и принимая во внимание, что означенная моленная по ВЫСОЧАЙШЕ утвержденному в 31 день декабря 1899 года положению Комитета Министров оставлена закрытою, имею честь уведомить Ваше Превосходительство для зависящих распоряжений к объявлению просителям, что настоящее их ходатайство признано мною неподлежащим удовлетворению» [54].

9 августа 1904 г. уполномоченный деревни Яковлева Нестер Титов Семенов по случаю рождения наследника цесаревича Алексея Николаевича отправил из Себежа в Петергоф следующую телеграмму:

«ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ
ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ
НИКОЛАЮ АЛЕКСАНДРОВИЧУ

ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО ВИТЕБСКОЙ ГУБЕРНИИ СЕБЕЖСКАГО УЕЗДА ВТОРАГО СТАНА СУЩЕСТВОВАЛА В ДЕРЕВНЕ ЯКОВЛЕВЕ СТАРО ОБРЯДСКАЯ МОЛЕННАЯ КОТОРАЯ В 1891 ГОДУ ПО РАСПОРЯЖЕНИЮ НАЧАЛЬСТВА ЗАКРЫТА ТАК ЧТО МЫ В ЧИСЛЕ БОЛЕЕ 2000 ДУШ ДОЛЖНЫ МОЛИТЬСЯ ПОД ОТКРЫТЫМ НЕБОМ ЗИМОЮ И ЛЕТОМ В РАЗНЫЯ НЕНАСТНЫЯ ПОГОДЫ. ПРИБЕГАЕМ К СТОПАМ ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА И ВСЕПОДДАННЕЙШЕ ПРОСИМ ЯВИТЬ ЦАРСКУЮ МИЛОСТЬ ВО ИМЯ РАДОСТНАГО ДЛЯ ВСЕЙ РОССИИ РОЖДЕНИЯ ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЫСОЧЕСТВА НАСЛЕДНИКА ЦЕСАРЕВИЧА ВЕЛИКАГО КНЯЗЯ АЛЕКСЕЯ НИКОЛАЕВИЧА РАЗРЕШИТЬ НАМ МОЛИТЬСЯ В ЯКОВЛЕВСКОЙ МОЛЕННОЙ И ПРИНОСИТЬ ГОРЯЧИЯ МОЛИТВЫ ЗА ЗДРАВИЕ ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА И АВГУСТЕЙШЕЙ СЕМЬИ

УПОЛНОМОЧЕННЫЙ ПРИХОЖАН ЯКОВЛЕВСКОЙ МОЛЕННОЙ НЕСТЕР ТИТОВ СЕМЕНОВ» [55].

29 октября 1904 г. директор Департамента общих дел МВД пишет витебскому губернатору:

«Главноуправляющий Канцеляриею ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА по принятию прошений передал в Министерство Внутренних Дел, для дальнейшаго направления, всеподданнейшую телеграмму именующаго себя уполномоченным от крестьян деревни Яковлево, Себежскаго уезда (раскольников безпоповщинской секты), крестьянина Нестора Семенова о разрешении его доверителям вновь совершать общественныя богомоления в закрытой в 1891 г., по распоряжению административной власти моленной в названном селе.

Вследствие сего Департамент Общих Дел, по приказанию Господина Министра, просит Ваше Превосходительство сообщить сведения, каким образом, со времени закрытия моленной, удовлетворяются религиозныя потребности просителей, и заключение о том насколько правильное удовлетворение этих нужд представляется сериозным и важным для поддержания нравственных устоев в среде раскольников. Независимо сего Его Сиятельство признал необходимым выяснить вопрос о том, какия меры укрепления и распространения православия в названной местности были приняты, со времени закрытия моленной, местным православным духовенством и вообще духовным ведомством и к каким результатам эти меры привели. Разследование это надлежит поручить вполне доверенному лицу, от коего можно было бы ожидать как тщательнаго и всесторонняго ознакомления с вопросом, так равно и безпристрастно-высказаннаго по нему суждения. В случае, если-бы Ваше Превосходительство затруднились дать подобное поручение кому либо из подведомственных Вам должностных лиц, то о сем Департамент просит его уведомить, для командирования одного из чинов Министерства» [56].

Губернатор отвечал, что затрудняется поручить кому-либо из подведомственных ему должностных лиц выяснение требуемых сведений.

В марте 1905 г. Нестер Титов Семенов подал прошение на имя министра внутренних дел: «На имя Его Императорскаго Величества Государя Императора было подано мною телеграмма 9 августа 1904 года о том, что в деревне Яковлеве 2-го стана Себежскаго уезда Витебской губернии существовала Старообрядческая общественная моленная, которая в 1891 году по распоряжению Начальства закрыта и просил изъявить Царскую милость, и во имя радостнаго для всей России рождения Его Императорскаго Высочества наследника Цесаревича Великаго Князя Алексея Николаевича разрешить нам молиться в сказанной молельни и приносить горячия молитвы за здравие Его Императорскаго Величества и Августейшей Его семьи, на что получили ответ из канцелярии Его Императорскаго Величества по принятию прошений 2 отделения 1 ст. от 23 сентября 1904 года за № 49862, что таковая препровождена за № 43319 к Вашему Высокопревосходительству.

Число нас прихожан Яковлевской молельни более 2000 душ и нет нам место для отправления службы и принесения горячей молитвы Все Вышнему Творцу как за здравия Нашего Государя Императора и Августейшей Его семьи, так равно за здравие наших воинов, которые ныне находятся на поле сражения, что каждому человеку необходимо ежедневно помолиться Все Вышнему Творцу и в особенности в трудную минуту, когда на поле сражения убиты наши воины и не можем более за них помолиться, разве только под открытым небом, что крайне трудно невыносимо и тягостно в особенности в ненастной погоды.

Почему я, как уполномоченный сказанных прихожан, прибегаю к Вашему Высокопревосходительству с покорнейшей просьбою честь имею покорнейше просить Ваше Превосходительство избавить нас от такого невыносимаго мучительнаго положения, что мучение это незабываемое ибо каждому человеку ежедневно необходимо помолиться и в особенности в праздничные и Воскресные дни чего мы лишены. Разрешите нам молиться в Яковлевской молельни, которая в настоящее время запечатана по распоряжению Начальства и в сию приносить горячия молитвы Все Вышнему Творцу за здравие нашего Государя императора и Августейшей его семьи, а также за здравие наших воинов, которые в трудное время находятся на поле сражения» [57].

24 апреля 1905 г., уже после выхода Манифеста 17 апреля об укреплении начал веротерпимости это прошение вместе с телеграммой было направлено из МВД витебскому губернатору «для зависящих распоряжений по сему предмету» [58].

После издания манифеста 1905 г. об укреплении начал веротерпимости власти начали собирать сведения о запечатанных старообрядческих церквях и моленных. Себежский уездный исправник Ар. Соколовский доносил витебскому губернатору 30 мая 1905 г.: «24 апреля старообрядцы Яковлевской моленной, собравшись всем обществом в дер. Яковлево Могилянской волости во главе со своим наставником Карнеем Бурым, открыли запечатанную моленную в силу Высочайшего указа, воспоследовавшего 17 апреля сего года (т.е. всего через неделю! – К.К.) и затем, отслужив благодарственный молебен за дарованныя им милости Его Императорским Величеством, произвели между собою добровольный сбор на нужды войны в сумме 60 рублей, который отправили в г. Себеж на имя Министра Внутренних Дел при телеграмме следующего содержания: “Его Высокопревосходительству г. Министру Внутренних [Дел] старообрядцы Яковлевского общества Могилянской волости Себежского уезда Витебской губернии преисполнены чувством глубокой благодарности за великия милости свободы вероисповедания Высочайше дарованного в незабвенный день 17 апреля. Отслужив при открытии нашей молельни в селе Яковлеве 24 сего апреля о здравии и долгоденствии Всемилостивейшаго Отца нашего Государя Императора почтительно просим повергнуть к стопам обожаемого Монарха верноподданнические чувства нашей любви и преданности с готовностию пожертвовать жизнию и имуществом на благо Царя и родине и представить на его благовозрение нашу скромную лепту 60 рублей, отправленные нами сего числа телеграммою на нужды войны. Наставник Яковлевского общества старообрядцев Карнилий Буров”. О чем доношу Вашему Превосходительству» [59]. На рапорте себежского уездного исправника в верхнем левом углу рукою губернатора написано: «Не рано ли они распечатали?» Действительно, наученные многовековым горьким опытом, староверы не стали дожидаться, пока раскрутится бюрократический механизм, и очередь, наконец-то, дойдет и до них, но поторопились воспользоваться высочайше дарованной им свободой вероисповедания.

Всего в Себежском уезде на 28 февраля 1906 г. значилось два наставника: Корней Карпов Бурый (род. 1853) – избран наставником Яковлевского общества при Яковлевской моленной старообрядцев, крестьянин Могилянской волости Могилянского общества, на военной службе не был, 53 лет отроду, избран 18 лет назад (т.е. в 1888 г.); и Григорий Ефимов Тикунов (род. 1836) – избран наставником при обществе Обительской моленной старообрядцев 15 лет назад (т.е. в 1891 г.), невельский мещанин, 70 лет отроду.

29 декабря 1907 г. Яковлевская старообрядческая община феодосиевского согласия была зарегистрирована Витебским губернским правлением. В 1909 г. в Яковлево, в 15 метрах от крутого берега реки Великой, была построена новая моленная, а рядом с ней в 1910 г. – дом наставника.

С революцией 1917 г. закончился недолгий «Золотой век» старообрядчества, а вскоре последовали и новые гонения на сторонников старой веры. Любопытные документы о послереволюционном периоде истории местного старообрядчества удалось найти в Государственном архиве Великих Лук.

В 1923 г. в «Списке религиозных общин по Себежскому уезду» значатся две общины: в Луначарской волости «Обительская старообрядческая община» (количество зарегистрированных членов – 194) и в Володарской волости «Яковлевская старообрядческая община» (наставник Мелихов, количество зарегистрированных членов – 289). Также в Пустошинской волости значится «древне-христианская община» с 61 зарегистрированным членом. В Освее, входившей тогда в Себежский уезд (сейчас на территории Беларуси), было старообрядческое кладбище [60].

12 августа 1937 г. был арестован яковлевский наставник (в деле он назван «священником»), внук Федора Михайловича Мелихова Павел Пиманович Мелихов (1862 г. р.). Он был осужден «тройкой» УНКВД Калининской области 20 сентября 1937 г. по ст. 58-10 ч. 1 УК РСФСР к расстрелу. Реабилитирован 22 сентября 1989 г.

В послевоенные годы власти закрыли и саму Яковлевскую моленную, разрешив прихожанам забрать иконы. Однако духовная жизнь в этих местах продолжалась. Местные духовные наставники продолжали крестить, исповедовать, служить погребения и панихиды. Старожилы вспоминают яковлевских духовных отцов Артемия, Антония, Савелия, Тимофея [61].

Здание Яковлевской моленной и дом наставника сохранились до наших дней. До недавнего времени в моленной, лишившейся купола, находился магазин, а староверы молились по домам. Местных староверов принимал на покаяние старец Василий Никитич Поташенко (1928–2010) – многолетний прихожанин Невской старообрядческой поморской общины, летом проживавший в соседнем с Яковлево п. Рубежник. Однако с его

  1. Историко-этнографические очерки Псковского края. – Псков, 1999. – С. 29.
  2. Национальный исторический архив Республики Беларусь (далее – НИАБ). Ф. 1430. – Оп. 1. – Д. 478. – Л. 14 – 14 об. Здесь и далее орфография оригинала.
  3. Там же. Л. 13.
  4. НИАБ. Ф. 1416. – Оп. 3. – Д. 7638. – Л. 689 – 689 об.
  5. Там же. Л. 690 – 690 об.
  6. Там же. Л. 694 об.
  7. Там же. Л. 703 – 704.
  8. Там же. Л. 28 об. – 29.
  9. БАН. Двинское собр. № 34. – Л. 32 – 32 об.
  10. НИАБ. Ф. 1416. – Оп. 2. – Д. 3495. – Л. 10 – 10 об.
  11. НИАБ. Ф. 1416. – Оп. 1. – Д. 1334. – Л. 10 об.
  12. НИАБ. Ф. 1416. – Оп. 1. – Д. 1334. – Л.76 об.
  13. НИАБ. Ф. 1430. – Оп. 1. – Д. 13160. – Л. 1–2.
  14. БАН. Собр. Дружинина. № 189. – Л. 30.
  15. НИАБ. Ф. 1416. – Оп. 1. – Д. 1291. – Л. 1.
  16. НИАБ. Ф. 1416. – Оп. 3. – Д. 8694. – Л. 2 – 2 об.
  17. НИАБ. Ф. 2556. – Оп. 1. – Д. 1. – Л. 11 об. – 12.
  18. НИАБ. Ф. 1430. – Оп. 1. – Д. 40063. – Л. 1 – 1 об.
  19. Там же. Л. 3 – 3 об.
  20. Там же. Л. 4.
  21. Там же. Л. 7.
  22. Там же. Л. 39.
  23. Там же. Л. 8 – 8 об.
  24. Там же. Л. 16 – 16 об.
  25. Там же. Л. 24.
  26. Там же. Л. 32 об.
  27. Там же. Л. 18 – 18 об.
  28. Там же. Л. 25.
  29. Там же. Л. 46 об.
  30. Там же. Л. 51 – 51 об.
  31. Там же. Л. 53 – 53 об.
  32. Там же. Л. 54 – 55.
  33. Там же. Л. 76 об. – 79.
  34. Там же. Л. 80 об.
  35. Там же. Л. 81 об.
  36. Там же. Л. 82 – 87 об.
  37. Там же. Л. 95.
  38. Там же. Л. 97 – 97 об.
  39. Там же. Л. 99.
  40. НИАБ. Ф. 1430. – Оп. 1. – Д. 46988. – Л. 15.
  41. Там же. Л. 16 – 16 об.
  42. Там же. Л. 17.
  43. Там же. Л. 18.
  44. НИАБ. Ф. 1430. – Оп. 1. – Д. 40063. – Л. 105 об.
  45. Там же. Л. 114 – 115; нотариально заверенная копия доверенности.
  46. Там же. Л. 112 – 113.
  47. Там же. Л. 109 – 109 об.
  48. Там же. Л. 110 об.
  49. Там же. Л. 111.
  50. Российский государственный исторический архив. Ф. 1405. – Оп. 542. – Д. 1285. – Л. 52 – 54 об.
  51. НИАБ. Ф. 1430. – Оп. 1. – Д. 40063. – Л. 139 – 139 об.
  52. Евфим Пешкин проживал в Петербурге на улице Глазовой в доме № 25, кв. 28.
  53. НИАБ. Ф. 1430. – Оп. 1. – Д. 40063. – Л. 141.
  54. Там же. Л. 147.
  55. Там же. Л. 155 – 156.
  56. Там же. Л. 151 – 151 об.
  57. Там же. Л. 154 – 157.
  58. Там же. Л. 153.
  59. НИАБ. Ф. 1430. Оп. 1. Д. 46983. Л. 19 – 19 об.
  60. Государственный архив Великих Лук. Ф. Р–111. – Оп. 1. – Д. 55.
  61. Письмо В.Н. Поташенко в Российский Совет Древлеправославной Поморской Церкви от 28.04.2007 г. (из личного архива автора).
К.Я. Кожурин

К.Я. Кожурин. Духовные центры федосеевцев на территории Витебской губернии в середине XIX в.

В Российском Государственном историческом архиве в Санкт-Петербурге нами был обнаружен интересный документ, имеющий отношение к истории староверия в бывшей Витебской губернии, как известно, включавшей в себя в середине XIX в. многие из земель, населенных староверами и в настоящее время входящих в состав трех государств – России, Беларуси и Латвии. Это дело, составленное на основе донесений («репортов») архиепископа Полоцкого и Витебского Василия [1].

Интересна личность автора этих «репортов». Василий (Бенедикт) Лужинский родился в 1791 г. в селе Старая Рудня Рогачевского уезда Могилевской губернии в семье униатского священника из дворян Стефана Лужина-Лужинского. После смерти отца воспитывался у двоюродного дяди помещика Кельчевского – католика по вероисповеданию. С 1807 г. обучался в Полоцкой униатской семинарии, с 1814 г. – в Полоцкой иезуитской академии, с 1816 г. проходил курс обучения в Главной католической семинарии при Виленском университете. В 1819 г. получил степень кандидата философии и был посвящен в священники. В 1820 г. получил степень магистра богословия, в 1825 г. – степень доктора богословия за сочинение «Commentatio inauguralis exegetico critica de origine Evangelium Mattaei, Marci et Lucae» («Критические комментарии источника синоптических Евангелий»).

После окончания обучения вернулся в Полоцк и был последовательно инспектором Полоцкой униатской семинарии, префектом Главной католической семинарии, ассесором коллегии по управлению делами греко-униатской церкви (в Санкт-Петербурге), председателем Полоцкой униатской консистории. 6 декабря 1833 г. Лужинский был назначен и 28 января 1834 г. рукоположен во епископа Оршанского, викария Белорусского униатского архиепископства. Перед хиротонией дал подписку о готовности принять православие. Лично посещал белорусские приходы, убеждал паству и духовенство в необходимости отказа от унии, от духовенства брал подписки о готовности принять православие, наблюдал за перестройкой униатских храмов по православному образцу, удалением органов, заменой латинской церковной утвари и богослужебных книг на православные, введением православного богослужения. В феврале 1838 г. Лужинский стал правящим архиереем Белорусского архиепископства. Вместе с епископами Иосифом (Семашко) и Антонием (Зубко) довел дело воссоединения белорусских униатов до завершения. 12 февраля 1839 г. в Полоцке Собор греко-униатских епископов и высшего духовенства подписал акт о воссоединении униатов с Греко-Российской церковью [2]. 7 июля 1840 г. назначен новообрядческим епископом Полоцким и Витебским, в 1841 г. возведен в сан архиепископа. В 1865 г. Василий был вызван в Санкт-Петербург для присутствия в Синоде, 27 марта следующего года освобожден от управления епархией и назначен членом Синода. Скончался 26 января 1879 г. в Санкт-Петербурге. Похоронен в имении Любашковичи (с. Любашково Витебской губернии) близ Витебска.

В сане архиепископа Полоцкого и Витебского Василий Лужинский активно занимался миссионерской работой среди беспоповцев Витебской губернии, широко применяя методы, которым он обучился в иезуитских учебных заведениях. Результатом его деятельности стало присоединение к новообрядческой церкви 5 тысяч старообрядцев с 6 наставниками, для них были устроены единоверческие храмы.

28 июля 1853 г. архиепископ Василий получает из «Святейшего Правительствующего Синода» совершенно секретный указ за № 29 «относительно предположенных Святейшим Синодом и Высочайше утвержденных мер усиления духовно-нравственнаго действования на раскольников». «Заботясь о сохранении в совершенной тайне столь важных и благополезных предположений Правительства, и удостоверившись опытом, что чрез оффициальныя письменныя, хотя секретныя, поручения легко может обнаружиться тайна оных», архиепископ Василий признал необходимым, не теряя времени, под видом обозрения Полоцкой епархии отправиться в приходы 9 уездов Витебской губернии: Витебского, Полоцкого, Дриссенского, Динабургского, Режицкого, Люцинского, Себежского, Невельского и Городокского («где наиболее проживают раскольники») («для того именно, чтобы, не давая письменных предписаний, самому лично, с строжайшим наказом соблюдения секрета и с подписками, поручить избранным мною Духовным лицам, осторожнейшим образом и без всякой огласки собрать и доставить мне сведения о нынешнем числе раскольников и состоянии раскола и прочем, и чтобы, вместе с тем, лично пересмотреть тамошнее Духовенство, и ближайшим образом удостовериться в способностях и благоповедении его, а также лично же сделать ему по сему случаю нужное внушение и наставление» [3]). Поездка началась 6 сентября 1853 г. и продолжалась более месяца (до 19 октября того же года), результатом ее явились два «репорта» (от 31 октября и от 8 декабря 1853 г.), представляющие несомненную ценность для истории староверия в Витебской губернии в середине XIX века.

«Сколь ни затруднительно, – писал архиепископ Василий в Синод, – достигать здесь сведений о раскольниках, которые, обыкновенно, живут большею частию отдельно и в местах, населенных иноверными: но благоприятные случаи предоставили мне возможность, по многим местам, собрать сведения самому о нынешнем числе раскольников и в каких наиболее местах они проживают, а также о состоянии раскола, кто их наставники и коноводы; вместе с тем дознал я положительно и о том, какими они располагают средствами, чем особенно держится раскол, и чем с большею благонадежностию может быть потрясен до основания» [4]. Первым результатом поездки архиепископа Василия явилось удаление с тех приходов, вблизи которых проживали староверы, 25 священников, 5 диаконов и 31 причетника (в документе все они перечислены поименно), поскольку они оказались «по способностям и поведению совершенно ненадежными к действованию на раскольников», а некоторые из них «даже вредными в разсуждении к сей благой цели Правительства». Все неблагонадежные священники были переведены на приходы, «отдаленные от раскольников», а вместо них в 19 приходов Полоцкой епархии Василий определил священников, хорошо известных ему лично и, по его мнению, «благонравных, безкорыстных, богобоязненных и более или менее способных к действованию на раскольников».

Далее в «репорте» идет собственно описание «состояния раскола и мер к потрясению онаго до основания», которое представляет собой самую настоящую иезуитскую инструкцию по борьбе со староверием. «От нескольких лет прилагая Архипастырское попечение о разспространении Православия в здешнем крае, где так много было и ныне есть еще немало разноверцев, и между тем обращая особеннейшую заботливость и усилие к тому, чтобы привлечь на лоно святой Кафолической Апостольской Церкви раскольников, – народ большею частию трезвый и трудолюбивый, но вообще зараженный злобным предубеждением против православной нашей церкви, и упорный до ожесточения в своем заблуждении, – я постоянно, в духе любви, приветливости и благоснисхождения, сближался с наставниками раскольников, дабы в самом, так сказать, источнике изучить основныя понятия, главныя побуждения, увидеть крепчайшия опоры раскола, затем обдумать надежнейшие меры к его потрясению и постепенному уничтожению. Сила любви, постоянство и деятельность в усердии к святому делу церкви, искренность приветливости моей как к упомянутым наставникам, так и к каждому из руководимых ими простолюдинов, сделали их – обыкновенно скрытных и угрюмых – откровенными и доверчивыми ко мне; я начал посещать моленныя, внимательно выслушивая пение, молитвы и тщательно наблюдая все подробности обрядов при раскольническом Богослужении, всему оказывая подобающее уважение. Во время частых моих собеседований с раскольническими наставниками, я постоянно углублялся в их дух, старался проникнуть оный с целию, найти, в сих самых руководителях раскола, споспешников в ослаблении и уничтожении онаго. Предусмотрительность указала мне вернейшее средство к достижению этой цели: рукополагать во священнослужители к раскольникам самих их наставников, или избранныя ими лица. Предположение мое скоро было представлено на благоусмотрение Государя Императора и удостоено Высочайшаго одобрения. Опыт приведения в действо сего предположения увенчался значительным успехом; более 3000 душ обоего пола раскольников Витебской Губернии, таким образом привлечены были к единению с православною церковию, на правах Единоверия. Некоторые из рукоположенных мною во священнослужители раскольнических наставников возъимели ко мне, в короткое время, такую доверенность, что доставили мне две рукописи, в величайшей тайне хранимыя между раскольниками. Сии то рукописи, преисполненныя заклятой злобы и хулы на Патриарха Никона и Царя, и составляющия как бы инструкцию раскола, ясно указали мне, что сей раскол есть гораздо большее зло для Святой Церкви и Отечества, нежели как это может казаться с перваго взгляда, – и вполне уяснили то, почему раскольники так скрыты, уклончивы от сообществ и разговоров с православными, и так малодоступны убеждениям» [5]. (Неизвестно, о каких конкретно рукописях говорит здесь архиепископ Василий, но они были им лично переданы директору Канцелярии обер-прокурора Синода К. С. Сербиновичу во время его пребывания в Витебске.)

Архиепископ Василий говорит далее об ошибках некоторых гражданских чиновников, которые привели к тому, что процесс перехода староверов в единоверие был приостановлен. В этой связи он предлагает ряд дополнительных мер, необходимых для «потрясения, ослабления и постепеннаго уничтожения раскола»:

«1-е. Где нет моленных, или запечатаны оныя, решительно возбранить раскольникам, собираться в частные домы, для общественнаго молитвословия. Пусть бы каждое семейство особно совершало молитвы, если не льзя заставить оных ходить для сего в Единоверческия церкви.

2-е. Где есть моленныя, которыя, по закону, еще не закрываются, – решительно воспретить раскольническим наставникам совершать торжественно духовныя требы для раскольников: крестить, венчать браки, и погребать умерших, с церемониальным проводом на кладбища и отпеванием, дабы этот вид полной торжественности и открытой набожности напрасно не успокаивал и не удерживал раскольников в ослеплении, и не соблазнял юных Единоверцев.

3-е. Воспретить сказанным наставникам, иметь формальныя метрическия книги. Для записывания в оных венчания браков, родившихся и окрещенных младенцев, и умерших, дабы, по точному смыслу Закона, как браки, раскольническими наставниками повенчанные, не могли иметь, в мнении раскольников, и тени действительности, так и прижитых в оных детей они сами, в сознании своем, признавали бы незаконными.

4-е. Строжайше воспретить всем Городским и Земским Полициям и сельским Управлениям, а) требовать от наставников метрических записей о родившихся и окрещенных, бракосочетавшихся и умерших, б) именовать в оффициальных бумагах раскольников староверами, старообрядцами, а раскольнических наставников: «Ваше Преподобие», и надписывать на конвертах: «Его Преподобию, наставнику, или духовнику NN прихода»; ибо такое титулование недостойных лиц, которыми преимущественно поддерживается и питается раскол, подает заблудшим повод думать, что их наставники коноводы, по закону, пользуются правами духовной власти и уважением наравне с православным духовенством.

5-е. Подтвердить сказанным Полициям и Управлениям бдительно наблюдать за всеми раскольническими сборищами для молитвословий, возбранять таковыя и немедленно доносить об них начальству под сугубою ответственностию за послабление, или утайку.

6-е. Поелику помещики Римские католики, владеющие крестьянами тогоже исповедания, усугубляя свои меры к удержанию сих последних в латинстве, между прочим, указывают на православную церковь, как отделившуюся якобы от древлеправославной Грековосточной, и в подтверждение этой лжи представляют им лжемнение самих же Русских, так называемых староверов (раскольников), а сии заблудшие на спрос латинян простолюдинов действительно утверждают это, и притом с ужасными хулениями на православную церковь, на ея святителей и священников, и тем убеждают сих простолюдинов думать и быть уверенными, что как ни худа в глазах их вера Русских – раскольников, но (л. 10) оная гораздо лучше православной – Грекороссийской: то одною из надежнейших мер было бы строжайшее обязание сказанных и всех вообще помещиков, дабы а) не поручали раскольникам каких либо должностей по управлению имениями; б) не допускали ни малейшаго исправления моленных; в) не оказывали, в чем бы то ни было, покровительства раскольникам; г) не выдавали им свидетельств о своем согласии на повенчание браков раскольническими коноводами – наставниками; д) не изъявляли согласия на избрание наставников, на место умирающих. Наконец,

7-е. Так как все вышеизъясненныя меры имеют целию ограничение и пресечение пагубной свободы раскольников в внешнем оказательстве ереси, для потрясения в основаниях раскола: то, собственно для духовно нравственнаго действования на раскольников, признается мною еще крайне необходимым, устроить Единоверческия церкви с причтами в тех местах, где нет вовсе православных церквей, и где преимущественно населены в большем числе раскольники, чтобы сии заблудшие имели случай, мало по малу привыкать к Св. Церкви и располагаться к принятию Единоверия; а духовенство пользовалось бы всею возможностию сближаться с ними, и словом любви и назидания привлекать к единению с Св. Церковию. Во вверенной управлению моему Епархии, я усмотрел самое соответствующее для устройства Единоверческой Церкви с причтом место, Режицкаго уезда, в казенном имении, в селе Тискадах, населенном во множестве одними раскольниками, и во множестве же окружаемом ими же безпоповчинскаго толка, на большее пространство.

Если бы вышеизложенныя меры могли войти в законную силу, и Гражданские Чиновники всегда действовали по делам раскольническим совершенно безкорыстно, добросовестно и богобоязненно: то, при замещении всех приходов Священниками способными, богобоязненными, благонравными и безкорыстнодеятельными, можно, сколько мне известны местныя обстоятельства, ручаться, что раскол, в здешней стране, будет скоро ослаблен, потрясен в самых своих основаниях; ибо и при настоящем его положении, можно сказать, благоприятствующем расколу, не раз уже случалось мне слышать от многих раскольников: «пусть бы уже делали с нами то, или другое, или велели всем вообще присоединиться, или утвердили новым Законом существование», как они называют «староверия и права их наставников» [6].

16 ноября 1853 г. на заседании Синода этот распорт был одобрен, о мерах, предлагаемых архиепископом Василием, приказано было сообщить обер-прокурору Синода и министру внутренних дел, на строительство единоверческой церкви в Тискадах составить проект и смету, а самому Василию объявить признательность и благодарность.

8 декабря 1853 г. архиепископом Василием дополнительно был послан в Синод еще один рапорт с подробными сведениями о состоянии старообрядчества во вверенной ему епархии. В рапорте сообщаются данные («собранныя без всякой огласки, доверенными лицами, и доставленныя… в собственныя руки») о количестве староверов в Полоцкой епархии, о моленных, духовных наставниках («коноводах»), а также о том, «какими они располагают средствами, чем особенно держится раскол, и чем с большею благонадежностию может быть оный потрясен до основания».

Очередной рапорт в Синод архиепископ Василий послал спустя год, 15 декабря 1854 г. Он писал: «Хотя сделанный и делаемый мною, на основании сих правил, по приходам, вблизи и в пределах коих живут раскольники, замен неблагонадежных причтов более благонравными, безкорыстными и способными, не произвел успеха в обращении раскольников к Св. Церкви, но не менее того достигнута и достигается чрез это важная польза для Св. Церкви в том, что от раскольников отнят наглазный, приятный для них, взор на слабости духовенства, которыми обыкновенно пользуются они, обращая в хулу Св. Церкви, и при которых они с большею свободою устремляются на внешнее оказательство своей ереси. – При современных Государственных обстоятельствах, вопрос об обращении раскольников, сделался впрочем, ныне в здешней стране крайне затруднительным. – …Именно в настоящее время, отчаянные раскольники самонадеянно возносят к односектаторам глас свой – крепиться в заблуждениях, способствуя коснению их в оных книжными, содержимыми каждым наставником, Богохульными на Св. Церковь лжеучениями. Благоприятствующие во всякое время раскольникам иноверцы ныне особенно поощряют и разжигают в них отвращение от Св. Церкви. – Ослабление Полицейскаго надзора за ними допускает их к свободному совершению всех раскольнических обрядностей и привычек» [7].

Одним из самых действенных способов «борьбы с расколом» архиепископ Василий считал строительство единоверческих церквей и действие миссионеров. Он пишет о необходимости учреждения при духовных учебных заведениях специальных подготовительных классов. Вместе с тем существующую в новообрядческой церкви систему духовного образования он находил неудовлетворительной: «Обучение это ограничивается одною буквальною научностию уроков; между тем, судя по опыту, им (будущим миссионерам. – К.К.) предлежит дело не простаго поучения, а состязания с совопросниками, каковы все наши раскольники, и при том с такими совопросниками, которые по вере любят употреблять и всегда употребляют язык Священный, Церковный, – основываются более на учении и примерах Святых Отцев, мужей и жен. Посему для приготовления к собеседованиям и обращению раскольников к Св. вере необходимо установление системы полемической, так, чтобы один из воспитанников предлагал и защищал доводами раскольническими возражения раскольников, а другой отвергал оныя на основании истиннаго учения Св. Церкви, – необходимо, чтобы приготовляющиеся на дело с раскольниками воспитанники приучены были к изъяснениям на языке Церковном, знали подробно житие особенно тех святых мужей и жен, на жизнь и примеры коих раскольники приобыкли делать ссылки; ибо опыт убеждает, что сколь ни здравы и ни мудры предлагаются раскольникам беседы, но если оне не утвержаются и не сказаны известным им словом Священным или Церковным и не свидетельствованы примером Святаго мужа или жены, то беседы эти не достигают доверия или по крайней мере полнаго внимания раскольника. Для чего неизбежно необходимо ознакомливать упомянутых воспитанников с употребляемыми у раскольников Богослужебными и поучительными книгами» [8].

В данном деле содержится еще один любопытный документ. Это сделанные во исполнение указа Синода от 4 мая 1855 г. членом Синода протопресвитером Василием Бажановым выписки из отчета о современном состоянии старообрядчества в Витебской губернии, «заслуживающия внимание Духовнаго и Гражданскаго Начальства». Эти выписки дополняют и уточняют сведения, содержащиеся в рапорте архиепископа Василия.

По замечанию синодального протопресвитера, почти в половине старообрядческих семейств находятся лица, у которых в ревизских сказках неправильно указан возраст: некоторым из них прибавлено, некоторым убавлено до 10 и более лет, а некоторые и вовсе не вписаны. Делалось это для уменьшения числа годных в рекруты. Кроме того, ко многим семействам приписаны не принадлежащие к ним лица — «большею частию, из бежавших от военной службы, на место умерших родственников, которых именами они называются». Наконец, встречаются целые семейства, вовсе не записанные в ревизские сказки того мещанства, к которому себя причисляют. Из купцов и мещан, живущих вне городов, к которым они приписаны, и составляющих до 1600 семейств в числе 4237 душ, только 306 семейств в количестве 690 душ мужского пола имеют паспорта. Их «сожительницы» паспортов вовсе не имеют и в ревизских сказках, большею частию, приписаны к семействам сожителей, а не отцев. Витебские староверы, живущие в других губерниях, также обходятся без видов на жительство.

«Для обработки полей своих, — пишет Василий Бажанов, — раскольники держат постоянных, или временных работников, часто беглых, не принадлежащих к расколу, но оказывают им пренебрежение, и образа их ставят отдельно от своих, в последнем углу у двери, склоняя между прочим к соединению. По мере согласия, образ передвигают по стене к переднему углу, наконец по испытании и наложении эпитимии, совращеннаго допускают в моленную и, приняв в свое согласие, приписывают на место умерших, с присвоением их имен и дают им сожительниц из раскольниц» [9].

Местные помещики, на землях которых жили мещане и купцы-староверы, получая за отдаваемые им во временное пользование земли гораздо большую, нежели от других наемщиков плату, а в крестьянах имея исправнейших работников или плательщиков значительного и бездоимочного оборока, оказывали им покровительство. Кроме этих очевидных выгод, Василий Бажанов видел причину особой расположенности местных помещиков и полицейских властей к староверам в их римско-католическом исповедании, которому, по его мысли, неизменно сопутствовало негативное отношение к официальной новообрядческой церкви.

Одной из причин широкого распространения староверия в Витебской губернии Василий Бажанов считал малочисленность новообрядческого духовенства, особенно в районах компактного проживания староверов — в Динабургском, Режицком и даже Люцинском уездах. Так, в Динабургском уезде в это время было всего две, а в Режицком одна новообрядческая церковь. Анализируя современное состояние местного старообрядчества, протопресвитер Бажанов писал: «Раскол в Витебской Губернии держится преимущественно: собственными своими учреждениями, недостатком церковнаго вразумления, свободою в отправлении своих обрядов, покровительством прямо оказываемым ему владельцами земель и косвенно местными полицейскими и другими властями, наконец укрепляется существованием в столицах и других местах раскольничьих учреждений, под названием кладбищ, больниц, богаделень. Существование, обманным образом и под ложными названиями, устроенных в столицах и других местах скитов, моленных и других учреждений выставляемое коноводами, как формальное признание раскола, укореняет приверженность и вводит неведущих в заблуждение, образуя род Иерархическаго Управления» [10]. (Так, витебские староверы подчинялись Рижскому и отчасти Холопиницкому обществам.)

В выписках синодального протопресвитера содержится любопытный анализ некоторых сочинений местных беспоповцев. Обычно во всех миссионерских сочинениях, посвященных беспоповцам, говорилось — как об их отличительной черте — о «непризнании» ими священства и таинств, что приписывалось «предполагаемой ими утрате Духовенством благодати, за мнимое отступление от установленных Апостолами и первыми Соборами правил и обрядов и за введение новых». Между тем, замечает Бажанов, из одного рукописного сочинения, найденного у динабургских староверов, оказывается, что «приводимые предлоги, вероятно, в следствие неудовлетворения самых раскольников, пополнены вновь придуманными ложными изворотами о возможности спасения без причащения».

Сочинение это называется «Разсуждение древне Православной Церкви о обетах Божиих». В нем изчисляются данные Богом в Ветхом Завете обеты: Аврааму и Исааку о Земле Обетованной, царю Соломону о пребывании вечно в храме, им построенном, которые, однако, не исполнились по несоблюдении заповедей Божиих. Затем, переходя к Новому Завету, упоминаются слова Спасителя к Апостолам — первым епископам: «Се Аз с вами есмь до скончания века», но не сбывшимися над римскими папами за отпадение их от православия. Потом приводятся слова Спасителя: «Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь во Мне пребывает и Аз в нем» и «Приимите и ядите сие бо есть тело Мое – пийте от нея вси, се бо есть кровь Моя Новаго Завета, за многия изливаемая, во оставление грехов и жизнь вечную», – и обещание Спасителя ученикам, причащенным от пречистых рук Его, жизни вечной, которой, однако же, Иуда не удостоился, потому что после причастия «вниде в него сатана», разбойник же, распятый со Христом, по одному слову Спасителя «Аминь глаголю тебе, днесь со Мною будеши в раи», без причастия прежде всех вселился в рай. Наконец, упоминается о вечности Пасхи в Ветхом и Новом Завете, причем приводятся «толкования Никиты, Ираклия (вероятно, имеется в виду Никита Ираклийский. — К.К.) и Сирина»: «Егда обрящем любовь, хлебом небесным питаемся и укрепляемся кроме всякаго дела и труда. А небесный хлеб есть Христос сшедый с небеси и живот дая миру и сия есть пища Ангельская. Обретый любовь Христа яст на всяк час и безсмертен бывает. Ядый бо, рече, от хлеба, его же Аз дам ему, смерти не узрит во веки. Блажен человек ядый хлеба любви – Христа яст». В заключение объясняется, что причащение бывает троякое: одно устное, как Иуды, другое духовное, когда верою и волею хощем тела и крови Спасителя, но по не имению священника не можем его получить и, наконец, третье причащение чистым сердцем и чистыми устами.

По мнению Василия Бажанова, «этим сочинением объясняется, почему раскольники безпоповские, не смотря на ясность завещания Спасителя о совершении таинства причащения и важности его, остаются равнодушными к увещаниям и вместе с этим положительно подтверждается заменение ими причащения Пасхою, сохраняемою в каждом доме целый год». При этом, в отличие от архиепископа Василия, синодальный протопресвитер достаточно скептически относился к перспективам распространения единоверия в Витебской губернии, считая, что «единоверие… представляет, облеченный в законную форму раскол, со всеми его заблуждениями и предразсудками, а поэтому не вполне достигает сближения» [11].

Далее Василий Бажанов предлагает конкретные меры к «ослаблению Витебскаго раскола», считая, что «поддерживаемый самовластием и неповиновением, распространяемый интересами, раскол в себе самом носит источник своего уничтожения; – а именно лишение выгод, привлекающих к нему». Для достижения этого необходимо выполнение четырех пунктов:

1. привести в точную известность число «раскольников»;
2. подчинить местные власти добросовестному и внимательному наблюдению за их действиями;
3. обязать каждого из них жить в городах, к которым приписаны, с безотложным соблюдением всех повинностей и установлений, лишив их возможности безнаказанно уклоняться от исполнения законных обязанностей. Тем самым «ослабятся раскольничьи общества и влияние богатых, а вместе с тем уничтожатся выгоды, сопряженныя, в настоящее время, с принадлежностию к расколу»;
4. распространять между староверами «истинное учение» с показанием их «заблуждений». Однако для того, чтобы «сочинения противу раскола могли потрясти и опровергнуть главныя их основания и лжетолкования, необходимо изучить со всею подробностию дух современнаго раскола в их сочинениях настоящаго времени» [12].

Рассмотрев предложения архиепископа Василия об устройстве безприходных единоверческих церквей и о присылке миссионеров из других епархий, а также, видимо, приняв во внимание соображения, высказанные протопресвитером Бажановым, Синод посчитал строительство безприходных единоверческих церквей «по местным обстоятельствам и экономическим соображениям» неудобным, а присылку миссионеров «представляющей различные затруднения» и на своем заседании 7 февраля 1862 г. определил: «Отложив, согласно с мнением Вашего Преосвященства, постройку в Полоцкой Епархии Единоверческих Церквей до более благоприятнаго времени, предписать Вам употребить особенную заботливость на приготовление способных миссионеров для действия против раскольников Витебской Губернии…» [13]. Тем самым широкомасштабный проект полоцкого архиепископа по «обращению раскольников в лоно православия» провалился, не найдя должной поддержки у властей.

Резюме

Статья посвящена истории и культуре староверов в середине XIX в. на территории бывшей Витебской губернии, земли которой в настоящее время входят в состав трех государств – России, Беларуси и Латвии. В основу статьи положен ранее не публиковавшийся архивный документ, хранящийся в Российском Государственном историческом архиве в Санкт-Петербурге — дело, составленное на основе донесений

  1. РГИА. Ф. 796. Оп. 134. Д. 1934. – По донесениям Преосвященного Полоцкого и по доставленному г. министром внутренних дел отчету, о состоянии раскола в Витебской губернии, о распоряжениях и мерах к обузданию и искоренению онаго (1853–1868).
  2. Насколько искренним со стороны Василия Лужинского было принятие православия, остается только гадать, поскольку в 1860 г. динабургский судебный следователь Довмантович в секретном рапорте доносил, что архиепископ не только имеет близких родных католиков, но и говорит в обществе по-польски. А при посещении в 1859 г. Режицкого и Люцинского уездов в имениях Яноволе и Михалово по его желанию на дорогах были выставлены девушки-католички, певшие католические молитвы. Сам же архиепископ молился на коленях в костеле (НИАБ. Ф. 1430. Оп. 1. Д. 52098. Л. 32 об.).
  3. РГИА. Ф. 796. Оп. 134. Д. 1934. Л. 1 об.
  4. Там же. Л. 2.
  5. Там же. Л. 6 — 7 об.
  6. Там же. Л. 8 об. — 10 об.
  7. Там же. Л. 38 — 38 об.
  8. Там же. Л. 39 об. — 40 об.
  9. Там же. Л. 50 об.
  10. Там же. Л. 51 об.
  11. Там же. Л. 52 об.
  12. Там же. Л. 53.
  13. Там же. Л. 99 об. — 100.
Портрет И.А. Ковылина. 1810–1840-е гг. Холст, масло.

Я.Э. Зеленина. Изображения И.А. Ковылина и традиции старообрядческого портрета

До нашего времени дошла небольшая группа живописных и графических портретов Ильи Алексеевича Ковылина, благодаря которым нам известен внешний облик этого выдающегося деятеля старообрядчества, основателя духовного центра на Преображенском кладбище. Несмотря на то, что эти изображения немногочисленны, они весьма разнообразны по своим художественным особенностям и характеризуют основные направления развития старообрядческого портрета.

В настоящее время термин «старообрядческий портрет» может подразумевать несколько аспектов. Первое словоупотребление граничит с более распространенным понятием купеческого портрета, поскольку многие устроители и прихожане московских центров староверия принадлежали к этому сословию. Распространение подобных изображений свидетельствует о том, что старообрядческая традиция в целом не отрицала этого жанра, характерного преимущественно для секулярной культуры Нового времени и никак не связанного с древнерусскими традициями. По-видимому, жанр портрета, утративший к этому времени свое изначальное родство с церковным искусством и сакральным восприятием изображаемых персон – последнее, однако, применимо и к портретам И.А.Ковылина, – воспринимался, главным образом, в своем историческом и мемориальном контексте. Однако на многих портретах такого рода встречаются «говорящие» детали – четки-лестовка или назидательные тексты, прикровенно свидетельствующие о принадлежности изображенного к ревнителям «древлего благочестия».

Еще одно направление старообрядческого портрета, которое нельзя не обозначить, относится к истории и культуре старообрядцев-поповцев, в первую очередь Рогожского кладбища. Это собственно духовный портрет – изображения церковных иерархов, таких как митрополит Амвросий (Паппа-Георгополи), основатель Белокриницкой иерархии, или известных церковных деятелей – епископов, священников, иноков. Такие портреты, своеобразные с точки зрения иконографии и церковной атрибутики, стилистически мало отличаются от изображений светских лиц. А на другом полюсе этого явления находятся, по сути, иконописные изображения протопопа Аввакума, которые уже не сохраняют портретного сходства[1].

На фоне этой разнообразной и в стилистическом отношении вполне типичной для развития позднего искусства картины выделяется особое и целостное явление, которое и представляет собой яркое проявление собственно старообрядческого портрета. Связано оно с художественными традициями Выголексинского общежительства. Это изображения духовных наставников, киновиархов обители, запечатленные преимущественно акварелью на отдельных настенных листах, своего рода духовных плакатах. В стиле таких произведений можно усмотреть влияние и оригинальную интерпретацию нескольких источников – книжная миниатюра, иконопись и рисованный лубок, истоки которого и возводят к культуре Выга[2]. О взаимосвязи с книжным искусством XVIII столетия свидетельствуют самые ранние образцы этого вида старообрядческого портрета – иллюстрации в поморских рукописях. На миниатюре Месяцеслова с пасхалией 1774 г. из собрания П.И.Щукина (Государственный исторический музей (ГИМ). Щук. 837. Л. 1об.)[3] выявляется и другой изобразительный источник – образ дополнен нимбом, жест руки с книгой (но без плата) соответствует иконописным образам святителей. Однако жест правой руки с указующим на книгу перстом более индивидуализирован, и он повторяется в большинстве сохранившихся изображений Денисовых, в отличие от нимба, который затем перестали использовать на настенных листах. С приемами иконописания можно связать также общий характер изображения – прямоличное положение фигуры, а не вполоборота, как на живописных портретах, условная линейная трактовка формы и дополнение образа по сторонам от фигуры именем или даже только инициалами духовного лица.

Целый ряд произведений, отличающихся по размерам, формату, композиции и деталям иконографии, демонстрирует разные варианты старообрядческого портрета: образы основателей и настоятелей – иноков Корнилия и Виталия, Денисовых, Д.Викулина, П.Прокопьева – не лишены узнаваемой внешности, что заметно не только в прическе, длине и типе бороды (почти как в иконописании), но и в чертах лица, и в одежде. Они соотносятся со словесным описанием внешности киновиархов в сочинении «О преставлении поморских отец», где, по аналогии с иконописными подлинниками, дается даже уподобление внешности того или иного святого[4]. Интересно, что этот ряд изображений включает не только мужские, но и женские портреты, например, изображение Соломонии Денисовой начала XIX в. (Государственный литературный музей (ГЛМ)), панорамы Выговской и Лексинской обителей, а также более соответствующие жанру лубка рисунки родословного древа киновиархов с текстовыми комментариями[5].

Наконец, уникальным и малоизученным направлением старообрядческого портрета являются портреты-иконы, выполненные в иконописной стилистике и технике, темперой на деревянной основе. Сведения о происхождении этих малочисленных произведений не позволяют связать их появление с какой-либо мастерской. Все они различаются по манере письма: на раннем изображении первой половины XIX в., поступившем в ГИМ из коллекции Румянцевского музея, Андрей Денисов представлен поколенно, перед ним на аналое – чернильница, перо и раскрытая книга с цитатой из «Поморских ответов». Как и на графических листах, десница с указующим перстом лежит на странице, образ заключен в круглую рамку с цветочным орнаментом, внизу вирши («Андреи всю истину открыл пред светом ясно, во всем Хр[и]сту и Ц[е]ркви всеи с[вя]теи согласно»)[6]. Этот образ и многофигурная икона того же времени из Государственного музея истории религии (ГМИР, Санкт-Петербург) с изображением девяти старцев – Корнилия, Виталия, Геннадий, Епифания, Феодосия и др.[7], хотя и неодинаковы по стилю исполнения, но, так или иначе, могут быть связаны с регионом влияния поморской культуры. Причем второй памятник, где все старцы изображены с нимбами, судя по цвету полей и опуши, близок к иконам выговского круга. Этот жанр художественного творчества на старообрядческом Севере существовал вплоть до начала XX в. – в фондах Архангельского музея изобразительных искусств (АМИИ) недавно обнаружен небольшой портрет пока неустановленного лица – приверженца старой веры с развернутым свитком и лестовкой в руках, на фоне грандиозных палат, на обороте доски вырезана дата – 1901 год[8].

В ином художественном центре, по-видимому, были созданы три небольших образа Андрея и Семена Денисовых и Даниила Викулина (ГИМ), написанных на плотном темно-оливковом фоне, заполняющем фон средника и отделенных ковчегом полей[9]. Они образуют своего рода серию изображений совершенно иконного характера, за исключением обозначения атрибутов святости – нимба и соответствующей надписи. Извод и детали изображений – контуры фигур, жесты рук, рисунок черт лица – восходят, несомненно, к графическим листам, но время создания этих икон локализуется в пределах середины – второй половины XIX столетия, когда Выговская пустынь уже перестала существовать. Художественный почерк тоже соотносится, скорее, с творчеством мастеров, работавших в Москве или во Мстере, то есть такие произведения могли быть созданы в московских поморских общинах или даже в моленных на Преображенском кладбище. Косвенно на это указывает редкое размещение на одной доске группы овальных портретов выговских киновиархов 1870–1880-х гг. из собрания П.И.Щукина (ГИМ), куда включен также портрет попечителя Преображенского богаделенного дома К.Е.Егорова[10]. И если образы поморских деятелей были заимствованы с настенных листов, то изображение К.Е.Егорова, отмеченное более реалистичной трактовкой формы, явно писалось под впечатлением от живописного его портрета. В целом художественное качество этого произведения отличается упрощенностью, в нем нет той аристократической утонченности, которая присуща произведениям поморцев. Интересно, как деликатно сделано свечение вокруг голов изображенных лиц – оно сродни иконописным нимбам и, вместе с тем, напоминает прием высветления фона, применяемый художниками-портретистами.

Как использовались подобные портреты, в технике максимально приближенные к иконописи? Скорее всего, по своему второму назначению – не только в качестве памятных достоверных изображений, но и как сакральные образы. Недаром замечательный знаток русской гравюры Д.А.Ровинский заметил в свое время, что гравированный портрет Андрея Денисова чествуется староверами наравне с иконами[11]. И речь здесь идет даже не о портретах-иконах, а именно об эстампах, которые выполнялись по имевшимся образцам в качестве отдельных листов или же книжных иллюстраций.

Обращаясь к иконографии И.А.Ковылина, следует отметить, что его изображения представляют особый интерес, поскольку дают возможность для поиска оставшихся до сих пор загадкой художественных традиций московских старообрядцев-федосеевцев, стоявших у истоков создания общины на Преображенском кладбище. В частном собрании хранится уникальный погрудный портрет на холсте скорее камерного, чем парадного характера (размеры 48 × 37). Иконография и приемы письма полностью вписываются в живописную культуру первой половины XIX в. В 1998 г., еще до реставрации портрета, Л.В.Гельенек во Всероссийском художественном научно-реставрационном центре им. академика И.Э.Грабаря (ВХНРЦ) была сделана его экспертиза с атрибуцией – вторая четверть XIX в., или 1820–1840-е гг.[12] Сейчас основа дублирована и на новом холсте, с сохранением палеографических особенностей, воспроизведена надпись на обороте: «Благодетель мой, Илья Алексеевич Кавылин. Помре, 1809го Года Августа 21го дня»[13]. В экспертном заключении отмечено: «При просмотре произведения в обычном освещении, в ультра-фиолетовом и инфра-красном спектрах излучения подпись художника не обнаружена», то есть автор портрета неизвестен. Таким образом, портрет был создан в последние годы жизни или вскоре после кончины основателя духовного центра на Преображенском кладбище и, возможно, является ранней копией несохранившегося прижизненного натурного изображения. Памятная надпись на обороте с датой кончины подвижника вполне могла быть добавлена к портрету позднее.

Перед нами типичный купеческий портрет своего времени: И.А.Ковылин написан вполоборота влево на сером фоне, который значительно высветляется с теневой стороны фигуры, чем создается особая пространственная среда. Намек на облачный фон в правом верхнем углу холста подтверждает его датировку – именно в первой трети столетия этот стилистический мотив получил особое распространение в живописи и иконописании. Черты лица Ильи Алексеевича индивидуализированы: необычная удлиненная форма головы, практически без волос, редкая с проседью борода, очень высокий лоб, мясистый нос с горбинкой, близко посаженные небольшие светлые глаза, сведенные к переносице брови… Именно таким предстает основатель Преображенского кладбища и на всех других известных портретах. Традиционны для эпохи и те немногие атрибуты, которые использованы для создания образа: золотой наградной знак с портретом императора Александра I на алой ленте, который предположительно идентифицирован как медаль «За усердие» (сведений о награждении И.А.Ковылина не обнаружено)[14]. В правой руке изображенного – свернутый свиток с текстом: «Лучше имя доброе, нежели богатство многое. Паче сребра и злата, благодать благая. Богат и нищ, сретоста друга дру[га], обоих [же] Господь сотвори[л]» (Притч 22. 1–2). Этот индивидуальный жест был взят, очевидно, с первого портрета, но надпись впоследствии варьировалась. Опубликованная репродукция не позволяет предположить, какой текст сопровождал живописный портрет подобной иконографии, хранившийся в собрании М.И.Чуванова[15].

Вместе с тем, на другом, не менее значимом портрете И.А.Ковылина из Егорьевского историко-художественного музея, надпись в свитке отличается от указанной и имеет завершенную формулировку: «Кто Православную веру усердно соблюдает, того она прославляет и от бед избавляет, по преставлении ж царствия небеснаго сподобляет, и с Богом соединяет»[16]. Как и многие другие памятники музейного собрания, портрет происходит из коллекции известного егорьевского предпринимателя М.Н.Бардыгина. Намекающий на кончину и загробную жизнь конец надписи и сам тип портрета-иконы со стилизованными моделировками форм, хотя и сохраняющего индивидуализацию внешнего облика, косвенно свидетельствуют о том, что произведение появилось уже после смерти изображенного, скорее всего, во второй четверти XIX в.

Образ размера иконы-пядницы восходит по своей стилистике и технике к произведениям иконописи. Он исполнен темперой на доске, просматривается графья предварительного рисунка, не совпадающего с окончательным. Изображение тоже трехчетвертное, но не погрудное, а поясное. Благодаря этому видно, что И.А.Ковылин одет именно в рясу, а не в купеческий сюртук. Жест правой руки и форма свитка идентичны, но медаль на шейной ленте отсутствует, зато в левой руке написан посох или трость. Нет привычной детальной разработки форм, по-иконописному идеализированы черты лица, глаза, по сравнению с живописным портретом, увеличены и имеют карий оттенок. Однако мастер, при всей скупости изобразительных средств, преобладающей графичности и простоте цветового решения, сохраняет такую деталь, как немного розоватые веки старца. Нимб и надпись отсутствуют, но все особенности портрета, и в том числе индивидуальный жест руки со свитком, переведены на язык иконописи. Необычен фон однообразного голубого цвета – голубой, переходящий в синий, заполняет фон овала и на упомянутом коллективном изображении выговских общежителей с портретом К.Е.Егорова.

Помимо живописных, до наших дней дошло несколько портретов И.А.Ковылина в тиражной графике. Все они созданы посмертно и восходят к изводу живописного портрета. Высоким профессиональным уровнем отличается гравюра в технике пунктира 1810–1830-х гг. работы А.Афанасьева, изданная «иждивением» С.Стукачева (ГИМ)[17]. Здесь есть и медаль, и рука со свитком, и контрастное высветление фона справа за плечом. Новый мотив – стоящие на столе тома книг, как на многих портретах духовных лиц в это время. На московской литографии 1869 г., отпечатанной для издания Н.И.Попова[18] в литографии при Художественно-промышленном музее на Мясницкой улице, погрудный образ заключен в овал, свиток свернут обычно и не содержит надписи, профиль императора на медали обращен в противоположную, левую сторону. Еще одним примером интерпретации общего прототипа является гравюра Рябинина, воспроизведенная в книге Ф.В.Ливанова «Раскольники и острожники»[19]. Подобные изображения, как правило, вторичны по отношению к живописным портретам и не столь примечательны по своей концепции и художественным достоинствам.

Подводя итоги, можно сказать, что небольшой портретный ряд И.А.Ковылина отражает традицию его изображения в разных видах искусства. Эта группа произведений органично вписывается в общие тенденции развития старообрядческого портрета, однако известен и другой образец, в котором присутствует сакральная составляющая и подчеркивается духовное избранничество старца. Егорьевский «иконописный» портрет является доказательством особого почитания И.А.Ковылина в среде староверов. Сохранившиеся живописные произведения могут быть введены в круг произведений, связанных не только со старообрядческими художественными традициями Москвы, но, учитывая некоторую замкнутость общины, непосредственно относящихся к культуре Преображенского кладбища.

  1. Малышев В.И. История «иконного» изображения протопопа Аввакума //Труды Отдела древнерусской литературы. М.; Л., 1966. Т. XXII. С. 382–401.
  2. Иткина Е.И. Русский рисованный лубок конца XVIII – начала XX века. Из собрания Государственного Исторического музея. М., 1992. С. 7, 10, 11.
  3. Неизвестная Россия. К 300-летию Выговской старообрядческой пустыни: Каталог выставки. М., 1994. С. 18, 28. Кат. 18.
  4. Gur´janova N.S. «Словесный портрет» и старообрядческая литературная школа //Revue des études slaves. 1997. T. 69, fascicule 1–2. P. 61–72.
  5. Зеленина Я.Э. Денисовы. Иконография //Православная энциклопедия. М., 2006. Т. XIV. С. 408–409.
  6. Неизвестная Россия… С. 35–36. Кат. 5; Тайна старой веры: К 100-летию именного Высочайшего указа «Об укреплении начал веротерпимости» 17 апр. 1905 г.: Буклет выставки /ГИМ. М., 2005. С. 14. Кат. 3.
  7. Русское искусство из собрания Государственного музея истории религии. М., 2006. С. 218. Кат. 321.
  8. АМИИ, инв. № 277–ДРЖ.
  9. Зеленина Я.Э. От портрета к иконе. Очерки русской иконографии XVIII – начала XX века. М., 2009. С. 142–143, 146. Ил. 116.
  10. Тайна старой веры… С. 15. Кат. 5.
  11. Ровинский Д.А. Подробный словарь русских гравированных портретов. СПб., 1886–1889. Т. 1. Стб. 657–658; Т. 4. Стб. 284, 293.
  12. Заключение ВХНРЦ № 11 ЭК-7437 от 18 января 1998 г.
  13. Надписи на портретах воспроизводятся в русской орфографии.
  14. Благодарю Е.А.Агееву за консультацию и помощь в идентификации медали.
  15. Старообрядческий церковный календарь на 1971 год. Вильнюс; Рига; М., 1971. Вкл.
  16. Зеленина Я.Э. От портрета к иконе. С. 143, 147. Ил. 117.
  17. Ровинский Д.А. Указ. соч. СПб., 1887. Т. 2. Стб. 1051; Тайна старой веры. С. 15. Кат. 6.
  18. Попов Н.И. Материалы для истории беспоповщинских согласий в Москве, феодосиевцев Преображенского кладбища и Поморской Монинского согласия. М., 1870. Вкл.
  19. Ливанов Ф.В. Раскольники и острожники. Очерки и рассказы. СПб., 1872. Т. 3. Вкл. \

Е.М. Сморгунова. Московский купец И.А. Ковылин на Преображенском кладбище

Старейшие захоронения Преображенского кладбища относятся к 1771 г. – году основания кладбища. Самая ранняя дата – 7 сентября 1771 г. Предистория кладбища начинается несколькими десятилетиями раньше. По указу Петра с 1723 г. в Москве и других городах не разрешалось хоронить внутри города «мертвыхъ человеческих телесъ, кроме знатныхъ персонъ». Предлагалось погребать их в монастырях и около приходских церквей вне города[1]. Кладбище и карантин были устроены в Екатерининской Москве, после «черного морового поветрия» в 1771 г, когда староверы получили разрешение строить карантинные бараки для жителей столицы, чтобы собирать больных и хоронить умерших. Живущие уже с конца XVII в. в Москве федосеевцы сумели во второй половине XVIII в. завести свое общежитие, которое получило название «Преображенское кладбище»[2]. Основателем и первым руководителем обители почти сорок лет был московский купец Илья Алексеевич Ковылин. Его следует поставить первым в духовной иерархии как «попечителя и учредителя Преображенского Богаделенного дома»[3]. Он был крепостным крестьянином князя А.Б. Голицына; в Москве занялся торговлей и подрядами, приобрёл довольно значительные средства и стал московским купцом. В крещении Василий, свое имя Илья, по которому он был известен, Ковылин получил на тридцать восьмом году жизни, в 1768 г., приняв веру староверов-федосеевцев. Деятельность его приобрела заметное значение, как уже было сказано, в 1771 г., когда в Москве из-за чумы: в городе началась паника, и вместе с тем явилась опасность, что многие жители Москвы разбегутся по другим городам и разнесут заразу. 1 сентября 1771 г. последовал указ, которым жители приглашались устраивать своими средствами заставы и карантины около Москвы, чтобы никого не выпускать из города без осмотра, а всех подозрительных задерживать. Ковылин и его товарищ купец Зеньков предложили устроить на собственные средства такой карантин. Получив на это разрешение, они арендовали у крестьян с. Черкизова подгородный участок земли, через который шла большая дорога на Владимир, поставили заставу у земляного вала на границе города. Они построили несколько домиков и задерживали всех, выходивших из Москвы. Около этого первоначального посёлка и образовалось впоследствии Преображенское кладбище. И.А. Ковылин руководил общиной 38 лет. Община стала монастырем со строгими правилами, с разделением на мужскую и женскую обители[4]. В 1781 г. И.А. Ковылин ездил в Данилов монастырь Выговской пустыни, откуда привез Выговский устав, ставший вместе с федосеевским уставом основой правил жизни Преображенской поморской общины. Но потом был принят устав, полученный с Ветки. Это были трудные для староверов Москвы времена гонений: громились моленные, сменялись руководители общины. И вставший во главе московских староверов И.А. Ковылин явил собой образ строителя, защитника бедных, утешителя вдов и сирот. Вот как описывает М.И. Чуванов подвиг преображенских староверов: «На фоне страшной картины, воскрешающей образы Апокалипсиса, окраина Москвы в районе деревни Черкизово, где за короткое время старообрядцы возвели карантин, казалась землей обетованной. Ревнители древнего благочестия Москвы и пригородов напряженно трудились, спасая город: лечили, кормили, ухаживали за больными, провожали умерших в последний путь»[5]. И нам дается образец «нравственного авторитета», «ярчайший пример служения идеалам Древлеправославной Церкви».

Ковылин многих успел привлечь к себе, и в карантине у него почти непрерывно совершались перекрещивания. Московское начальство в то тяжёлое время, конечно, не имело ни охоты, ни времени следить за таким нарушением законов; напротив, самоотверженная и несомненно полезная для борьбы с чумой деятельность Ковылина обеспечила ему на будущее время даже покровительство властей. Он, между тем, работал на утверждение возникшей в заставе общины. На занятую землю он распорядился перенести дома многих умерших в его карантине людей и успел многих из оставшихся в живых склонить к решению остаться тут же жить. Выбранный настоятелем, Ковылин пользовался большим влиянием на окружающих и умел привлекать колеблющихся. В первый же год Ковылин отлично обстроил вновь возникший посёлок, приобрел за большие деньги множество старых икон. Он умело привлекал богатых жертвователей и отлично ладил с властями, так что во все время царствования Екатерины II община его была спокойна и процветала. Император Павел взглянул на эту общину неблагосклонно и последовали указы, которые неизбежно должны были привести общину к полному уничтожению. Но Ковылин сумел ходатайствами и богатыми подарками задержать в Москве применение этих указов. Лучшие времена вернулись с воцарением нового государя. В первый же год царствования Александра I, Ковылин через кн. А.Б. Куракина успел исходатайствовать очень благоприятный для староверов указ 15 октября 1801 г.; это доставило ему ещё больше известности и почёта среди всех вообще старообрядцев в империи; затем он успел испросить повеление, в силу которого Преображенское кладбище было признано учреждением гражданским и потому подчинено только ведению полиции. Этим окончательно обеспечено было процветание кладбища, к концу жизни Ковылина оно насчитывало до 10 000 прихожан; жили на кладбище до 1500 чел. И.А. Ковылин скончался в 1809 г., «августа 21 дня, пополудни во 2-м часу, на 78 году от рождения его. Похоронен 23 августа». Его захоронение – ближайшее к кладбищенской часовне. Как видно из эпитафии, все свои долгие годы жизни он особенно заботился о единстве в церкви: «Смертный! помни, что Святая церковь, или духовное христиан собрание есть одно тело, котораго глава Христос, и что всякое несогласие между христианами – болезнь церкви, оскорбляющая главу ея, – так старайся убегать всех тех случаев, которые удобны к воспалению вражды и раздоров». Сбоку на надгробном камне еще одна надпись: «Не забудь, о человек, что состояние твое на земли определено вечною премудростью, которая знает сердце твое, видит суету желаний твоих и часто отвращает ухо от прошения твоего из единого милосердия»[6]. Интересно, что фамилия Ильи Алексеевича написана по-московски: «Кавылин», отражая московское «аканье» и живое московское произношение XVIII в. Ковылин был также и писателем; после него осталось несколько посланий по вероисповедным вопросам. Они опубликованы в 1869 г. в «Чтениях Московского общества истории и древностей». Первоначальным импульсом работы, посвященной семейным и родовым старообрядческим захоронениям, и бесценной помощью при осмотре захоронений Преображенского кладбища и надписей на могилах послужили материалы по Преображенскому некрополю, которые много лет из своей долгой жизни собирал упоминавшийся ранее Михаил Иванович Чуванов, старейший наставник Преображенского храма, бессменный староста, или «председатель старообрядческой Преображенской общины старопоморского согласия в городе Москве» (1890–1988). Он начал свою удивительную работу еще тогда, когда были целы многие надгробия: составлял списки захоронений, старался узнать отсутствующие даты жизни и имена покойных, искал описания старых могил и надгробий кладбища, привлекая для составления своего списка различные исторические источники, сверял со списками наставников, иноков и других насельников Преображенского богаделенного дома[7]. Поэтому из его материалов мы можем узнать то, чего уже нет сейчас: многие плиты были сбиты, памятники расколоты. Однако, материалы Чувановского некрополя расположены в алфавитном порядке; территориальное соседство и весь объем родовых и семейных связей в них не отражены. Понятно, что жизнь и смерть людей не придерживаются этого принципа: по алфавиту люди не умирают, и в алфавитном порядке их не хоронят. На кладбищенской территории захоронения располагаются рядом, группами по родству и свойству, а внутри кладбища по участкам, которые учитывают естественные границы захоронений и размеры оград. На Первом Всероссийском Соборе христиан старообрядцев-поморцев, который был созван в 1909 г. «ради обновления духовной жизни христиан», был поставлен один из «насущных вопросов в жизни Церкви Христовой» и главнейший для жизни общины: «О настоятелях и духовных отцах». Этот вопрос продолжал оставаться важным для руководства общиной и на Втором соборе в Москве в сентябре 1912 г. Уже «Предисловие» к Собору просто в перечне участников Собрания определяет качества и достоинства духовных руководителей: «изобилующие духовным богатством подвижники и мужи знания, исполненные Христовой Веры, сияющие нелестным благочестием, строжайшие хранители законов Божиих и блюстители отеческих преданий и обычаев». Собор специально обсуждает вопрос об увековечении памяти Поморских отцов. Они характеризуются как «христианский пример благочестия, положившие душу свою за други своя»[8]. Многие руководители Преображенской общины называются в их надгробных надписях на Преображенском кладбище, вслед за И.А. Ковылиным, «настоятелями» или «старейшими настоятелями». Если расположить настоятелей по годам их смерти, указанным в надгробных надписях, то можно получить последовательный список руководителей Преображенского общежительства. Быть может, это не все бывшие в истории общины настоятели, но лишь те, у которых на Преображенском кладбище остались надгробные надписи. И это ценнейшие материалы для истории Преображенской старообрядческой обители, в ряде случаев включающие сведения об усопшем. Так, благодаря надгробной надписи о настоятеле Василии Осипыче, кроме времени его кончины и возраста (Сконч. 1829 г. маия 9 дня. Жития его было от роду 46 лет. Погребен 12 того же месяца9), становится известно еще, что он был крестьянином села Борисовского. Сохранилось и надгробие другого настоятеля А.Т. Носкова. Надпись на его памятнике гласит: «Под сим камнем погребено тело Преображенского Богаделенного Дома старейшего настоятеля московского мещанина АЛЕКСЕЯ (Федот) Тимофеича НОСКОВА, жития его было 82 года. Скончался сентября 12 дня 1836 года в 3 часа пополудни. Сей почтенный муж находясь при сем сиротском общежительстве 26 лет неотлучно, имел усердное старание о благосостоянии обители сей и отеческое попечение о сиротах и неимущих»[10]. А вот какие пространные надпись и эпитафию содержит надгробие другого почитаемого старообрядцами настоятеля: «Сей памятник здесь скрывает сего доблестного маститого отца тело ГЕОРГИЯ (Василий) Гавриловича разлучившегося сего маловременного жития сего света на 83 г. от рожд. Декабря 16 дня в 4 ч. пополуночи 1870 г. при многочисленном народе и духовных его детей погребено на сем месте во многом сетовании и плачи его любящих и почитающих его труды».

«Высокочтимый сей отец, от юных своих ты лет посвятил сам себя своей строгой жизни, чтобы углубить свой разум в Божественном Писании и достигнуть той цели и глубокого знания християнских обрядов, православну веру исповедание, в которой находясь великим ревнителем сего учения, за что и был удостоен от сего сословия, избран был настоятелем и духовным отцем и многими лицами любим и почитаем за его знание и разум Божественного Писания и ответ на вопросы всякому недоразумевающи в Божественном Писании слова разъяснения»[11].

Надгробная надпись на камне написана так, словно составлявший эпитафию читает ее, стоя между погребенным и живыми, слушающими это надгробное слово: она то обращена в одну сторону, называя покоящегося под сим памятником «доблестного маститого отца» на «ты»: «от юных своих ты лет посвятил сам себя своей строгой жизни», то, обращаясь в другую сторону, писавший называет покойного в третьем лице: «избран был настоятелем и духовным отцем и многими лицами любим и почитаем за его знание и разум». В надгробной надписи Андрея Филимоновича Горлова даты жизни «…старейшего настоятеля Преображенской сей обители родивш. 7329 л. Скончавш. ноября мес. 11 дня 7414 лета. Жития его было 85 лет. Д.а. 30 ноября[12]» указаны по старому стилю от сотворения мира и без перевода на новый: 7329–7414 (то есть 1821–1905). Стихотворная эпитафия обращена к родным и близким от лица покойного с просьбой о памяти и молитве:

«Духовная моя братия и сродницы,
Не забудьте меня, егда молитися
Но видевшие мой гроб поминайте
Мою любовь, и молитися Христу,
Да учинит дух мой с праведными»[13].

Последним по времени настоятелем мужской Преображенской обители был Василий Тимофеевич, скончавшийся в 1907 г. Из своих 53-х лет 23 года он прожил в обители, был знатоком церковного устава, и его непрестанной заботой было церковное благочиние. Эпитафия на могиле «настоятеля мужской моленной ВАСИЛИЯ ТИМОФЕЕВИЧА сконч. 18 апреля 1907 г. в 7 ч. веч. на 53 г. от рождения. Д. а. 1 генваря» гласит:

«Сей муж прожил в оной обители 23 года добре ведая оустав церковныя службы, неустанно заботился о благочинии церковном, отличался щедростью и отзывчивостью к неимущим и по истине любил ближняго как себя самого»[14].

Непосредственное знакомство с теперешним состоянием надгробий на Преображенском кладбище позволило нам внести некоторые исправления и добавления; были привлечены также и другие исторические источники по описанию кладбища. «Благочестивую ревность» в вере чтят более всего у покойных оставшиеся живые их «братья и сестры» и хотят, чтобы память об этом сохранилась «в роды и роды во веки»[15].

  1. Шамурин Ю.И. Московские кладбища // Москва в ее прошлом и настоящем. Вып. 8. М., 1913. С. 89.
  2. Гришина З.В., Пушков В.П. Московский некрополь о старообрядческом купечестве конца XVIII–начала XX века // Мир старообрядчества. Вып. 2: Москва старообрядческая. М., 1995. С. 78.
  3. Сморгунова Е.М. Два века Московского Преображенского некрополя. Материалы из архива Михаила Ивановича Чуванова // Там же. С. 177.
  4. Чуванов М.И. Введение в историю древлеправославной староверческой церкви // Старообрядческий церковный календарь на 1986 г. Рига, 1986. С. 55.
  5. Чуванов М.И. Памяти И.А. Ковылина // Там же на 1985 г. Рига, 1986-5. С. 51–52.
  6. Чуванов М.И. Преображенское кладбище // Мир старообрядчества… С. 199.
  7. Чуванов М.И. Преображенское кладбище… С. 183–210 (Публикация Е. Сморгуновой).
  8. Заволоко И.Н. Поморские ответы и их значение для старообрядчества (1723–1973) // Старообрядческий церковный… на 1973 г. Рига, 1973. С. 3–5.
  9. Чуванов М.И. Преображенское кладбище… С. 188.
  10. Там же. С. 184.
  11. Чуванов М.И. Преображенское кладбище… С. 189.
  12. Там же. С. 190.
  13. Чуванов М.И. Преображенское кладбище… С. 190.
  14. Чуванов М.И. Преображенское кладбище… С. 188.
  15. См. Сморгунова Е.М. Москва москвичей. М., 2006. 312 c.
Складень Деисус

Елена Зотова. Преображенские меднолитые образа

«Образа, очищенные огнем…» Так можно определить меднолитую пластику, созданную мастерами-старообрядцами на бескрайних просторах России – в скитах Поморья и медных заведениях Москвы, в сельских мастерских Подмосковья и Поволжья, в потаенных кузницах на Урале и в Сибири – в течение неполных трехсот лет от конца XVII в. до начала XX в.

В сложных условиях постоянного преследования со стороны государственных властей именно старообрядцы сохранили и продолжили древнерусские традиции книжности, иконописи и прикладного искусства. Как бесценные реликвии древние меднолитые образки бережно вставлялись в рамы-киоты и вкладывались в деревянные резные или живописные складни.

Но старообрядцы не только сберегли древнерусское наследие, но и создали свою особую религиозную и духовную культуру. Меднолитые образа, «как прошедшие очищение огнем» и «не сотворенные никонианами», получили широкое почитание в народной среде. Старообрядческие меднолитые кресты, иконы и складни поражают разнообразием формы, иконографии, композиции и своим декоративным убранством. Среди этого значительного массива медного художественного литья, созданного старообрядцами, можно выявить произведения, выполненные в разных мастерских. Не случайно уже в первой половине XIX в. выделялись такие сорта, или категории «отливных медных крестов и икон» – поморские, гуслицкие (или загарские) и погостские, получившие широкое распространение среди старообрядцев разных толков и согласий».

При взгляде на этот яркий и самобытный пласт русского прикладного искусства, следует постоянно помнить, что развитие меднолитейного дела происходило в совершенно особых условиях вопреки закону и воле властей. Потребность России в цветном металле, так необходимом для военных нужд, вызвала появление указов Петра I в 1722 и 1723 гг., запрещающих не только производство, продажу, но и бытование медных икон и крестов.

Согласно действию этих указов разрешались лишь кресты-тельники и нагрудные панагии. Старообрядцы считали «правильным» лишь восьмиконечный крест, который изображался в центре мужского и женского нательного креста. «Да воскреснет Бог и разыдутся врази Его…» – эти слова молитвы стали обязательной частью оформления оборота крестов-тельников.

Несмотря на существование этого закона, действовавшего в России на протяжении 160 лет, медное дело в старообрядческой среде, среди лесов, в потаенных скитах, в селах и городах достигло необычайной высоты художественного воплощения.

Самой яркой страницей в истории русской сакральной пластики стали иконы, кресты и складни, выполненные в литейных мастерских Выговского поморского общежительства. Эта старообрядческая обитель, основанная в 1694 г. на реке Выг в Карелии, считала себя преемницей древнего Соловецкого монастыря на Белом море, а ее основателей святых Зосимы и Савватия Соловецких своими небесными покровителями.

Уже в первой половине XVIII в. Выговская пустынь стала крупнейшим экономическим, религиозным и культурным центром старообрядчества. Созданные на Выгу рукописные книги, иконы, мелкая пластика отличались единством художественного стиля, получившего наименование «поморского».

Для удовлетворения молитвенных потребностей приверженцев поморского беспоповского согласия нужны были, прежде всего, «правильные» кресты. Меднолитые поморские кресты с изображением «Распятия Христова» отливались восьмиконечной формы и строго определенной композиции – на верхнем конце изображался «Спас Нерукотворный» с надписью «Царь Славы IС ХС (Исус Христос) Сынъ Божiи».

При дальнейшем усложнении формы крест получил боковые прямоугольные пластины с парными изображениями предстоящих Богоматери и святой Марфы, апостола Иоанна Богослова и мученика Лонгина сотника. Подобные киотные кресты часто врезались не только в рамы-киоты, но и украшали живописные иконы. Эти кресты отливались самых разных размеров от совсем малых, поверхность которых часто декорировалась разноцветными эмалями, до крупных позолоченных, украшенных изысканным орнаментом на обороте. Прекрасная формовка, тонкая отливка и тщательная отделка – все эти отличительные особенности поморской мелкой пластики достигались высоким профессионализмом мастеров-чеканщиков, литейщиков и эмальеров.

Основными видами продукции знаменитой Выговской «медницы» стали не только кресты, но и складни с разным составом створок (двустворчатые, трехстворчатые, четырехстворчатые). Программным произведением поморских литейщиков являлся четырехстворчатый складень, или как его торжественно называли, – «большие праздничные створы». На первых трех створах в клеймах представлены двунадесятые праздники, а на четвертой – сцены поклонения образам Богоматери Тихвинской, Владимирской, Смоленской и Знамение. Цельностью единого творческого замысла отличается это меднолитое художественное произведение, ставшее походным иконостасом.

Накопленные навыки литейного дела способствовали широкому размаху промысла – производством медных крестов и створ занимались в 5 скитах Выговского общежительства. Продукция, отлитая в этих отдаленных кузницах, поступала в монастырь и затем развозилась по всей Русской земле. Сохранились рукописные тексты указов-наставлений о литейном и финифтяном искусстве, составленные поморскими мастерами. Они передавали свой опыт, советовали, как подготовить землю для литья, растереть эмаль и положить разные цвета на створы и кресты. «Потом же и сам упражняйся на всяком деле и ко всем наукам и будеши разумевати явственно и будешь искусен во всем» – такими словами неизвестный мастер заканчивал свои наставления по литейному и эмальерному делу.

Меднолитые иконы, кресты и складни, созданные талантливыми поморскими литейщиками и эмальерами, стали образцами для многочисленных мастерских по всей территории России, и прежде всего, в Москве. Меднолитую пластику, произведенную в Лефортовской части города, часто называли «преображенским литьем». Именно здесь, в Преображенском, располагались медные заведения, отливавшие иконы, кресты и складни для старообрядцев-федосеевцев всей России до начала XX в.

Возникновение меднолитейных мастерских в Лефортовской части тесно связано с историей Преображенского кладбища, основанного в 1771 г. Известно, что после организации общины ее основатель Илья Алексеевич Ковылин (1731–1809) ездил «с товарищами» в Выговское общежительство и ознакомился «с порядком Поморской (обители. – Е.З.) и чиносодержанием, с которого испросил себе точное всего описание». По образцу знаменитого Выговского монастыря на Преображенском кладбище стали работать иконописцы и переписчики книг, но нет сведений о литейных мастерских на территории кладбища.

Московские мастера-литейщики стали работать в медных заведениях и кузницах, располагавшихся на территории частных домовладений в Лефортовской части, т.е. в непосредственной близости от Преображенского кладбища. Полагаем, что производство меднолитых крестов, икон и складней удалось наладить достаточно быстро благодаря финансовой поддержке такого влиятельного попечителя федосеевской общины как Феодор Алексеевич Гучков.

Организация литейного производства вне территории Преображенского кладбища способствовала относительной безопасности производства, запрещенного согласно Указу Петра I от 31 января 1723 года. Близость литейных мастерских позволяла руководству общины осуществлять постоянный контроль не только над качеством выпускаемой продукцией, но и формой, композицией крестов, икон и складней. В новых исторических условиях для удовлетворения молитвенных потребностей старообрядцам нужны были, в первую очередь, «правильные» меднолитые кресты, так как одними из главных вопросов были их форма и надписи. Неслучайно в постановлении собора федосеевцев от 1 октября 1751 г. подчеркивалось: «Образы литые выменивати от христиан или от Поморцев, а от Никониан медных литых не принимати и не поклонятися…». В постановлениях собора о соглашении поморцев с федосеевцами от 4 января 1791 г. указывалось: «На крестах честных надписания <…> всем иконописцем и меднолитным художником полагати повелеваем, т. е. Царь Славы IС ХС НИ КА и прочая».

Именно эти рельефные надписи выполнены на большом позолоченном восьмиконечном кресте «Распятие Христово», на верхнем конце которого представлен образ «Спаса Нерукотворного». Вся поверхность оборотной стороны украшена побегами виноградной лозы и дополнена небольшими гладкими медальонами, в которых отлита надпись: «СЕИ КРЕСТЪ ВЫЛИТЪ В МОСКВЕ». На нижнем конце текст продолжен: «1787 ГОДУ МЕСЯЦА МАРТА 1 ЧИСЛА». Это самое раннее датированное произведение московской меднолитой пластики. Высокое качество литья отличает это произведение, созданное по поморскому образцу в одном из московских медных заведений.

По архивным материалам удалось установить существование нескольких медных заведений в Лефортовской части г. Москвы, работавших для федосеевской общины с начала XIX до начала XX в.

Одно из заведений располагалось на улице Девятая рота в домовладении № 277 и в течение столетия сменило четырех владелиц. Историю медного заведения удалось восстановить по архивным документам с 1820-х гг., с имен сестер Ирины и Аксиньи Тимофеевых. На плане домовладения среди жилых и нежилых строений под № 3 значится «одноэтажное жилое, в коем медноплавильный горн общей площадью 43,5 (сажень. – Е.З.)». В заключении землемером делается обобщение: «жилых четыре и три четверти и под кузницей половина покою».

Первые сведения о производстве меднолитых крестов и икон содержатся в «Дневных дозорных записях о московских раскольниках», включающих сведения полицейских агентов с 1844 по 1848 гг. Известно, что в медном заведении, принадлежавшем сестрам Ирине и Аксинье Тимофеевым, ведущим мастером был их брат Игнат Тимофеев. Так, в записи от 8 марта 1846 г. сообщается, что он производит медные кресты и иконы «в большом количестве для беспоповщинского раскола (кроме филипповской секты)» и «как он мастерством сим занимается с давнего времени, то уже основал постоянную торговлю отливаемыми крестами и иконами, даже вне Москвы чрез нижеозначенные лица.

  1. В С.-Петербург отправляет чрез Антона Сергеевича Чижова, главного подрядчика извоза в Московском Гостином дворе.
  2. В Саратов отсылает к дяде своему купцу Афанасию Антонову.
  3. В Казань к тамошнему купцу Лариону Иванову.
  4. В Тюмень к купцу Ивану Васильевичу Барашкову. Отливаемые им кресты и иконы отправляются к упомянутым лицам (Игнатом Тимофеевым) пудами по 75 и 80 руб. за пуд, сверх того, он их распродает в Москве и ее уездах…».

Согласно «Дневным дозорным записям…», сестрам принадлежала моленная, через которую и могло происходить распространение меднолитой продукции. Полицейские агенты отмечали не только красоту убранства этой моленной, которая была «замечательна по большому количеству икон строгановской живописи, поступивших в нее из Судиславля», но и ее большую посещаемость, «потому что брат владелиц дома имеет заведение отливания крестов федосеевских, которыми ведет торговлю не только в Москве, но являются и иногородние покупатели…».

В «Дневных дозорных записях…» есть упоминания и о других мастерах. Так, сообщалось, что в «Лефортовской части, 3 квартале, в доме московской мещанки Прасковьи Артемьевой проживал федосеевец Иван Трофимов, занимавшийся отливанием медных крестов и икон как для федосеевской, так и других раскольничьих сект, у него помощником был мещанин Емельян Афанасьев».

Эти мастера также могли работать в медном заведении сестер Тимофеевых. Из ассортимента продукции этой мастерской наибольшую известность получили «двухвершковые» отливки с образом «Богоматери Казанская», украшенные стилизованным растительным орнаментом в виде виноградной лозы. На верхней рамке средника отлита надпись: «С ИК КА ИГ ТИ», которая может быть расшифрована, как «Сия икона Казанская Игната Тимофеева». До начала XX в. в московских старообрядческих мастерских отливали этот образ, с надписью на верхней рамке средника. Монограмма мастера «ИГ ТИ» выявлена и на иконах «Воскресение Христово – Сошествие во ад» и «Покров Богородицы».

Полагаем, что уже в первой половине XIX в. в этом известном московском заведении, выполнявшем заказы Преображенской общины, сложился основной ассортимент продукции, включавший кресты, иконы и складни, и сформировались характерные признаки московской пластики, одними из которых стали «удостоверяющие знаки» мастеров-чеканщиков на созданных ими моделях.

В 1860–1870-х гг. московские старообрядцы по-прежнему были под строгим надзором государственных властей. При закрытии моленных изъятию подвергались не только иконы, книги, но и предметы медного литья как запрещенные статьями закона Российской Империи и Указом Петра I от 31 января 1723 г. Так, в одном из архивных дел по Преображенскому кладбищу от 27 августа 1863 г. значатся 152 предмета медного литья, среди которых 30 крестов, 12 трехстворчатых складней и 110 икон, ранее находившихся в моленных московских старообрядцев. В заключительном постановлении указано, что все эти предметы «должны быть отобраны и выведены из употребления».

Таким образом, из бытования в старообрядческой среде уходило огромное количество меднолитой пластики. Эти значительные потери в духовной жизни старообрядцев могли быть восстановлены только массовым тиражированием предметов, необходимых для молитвенных нужд.

В 1860-е гг. недалеко от Преображенского кладбища, в Черкизово, в медном заведении, принадлежавшем Матрене Прокофьевой, работали четыре мастера и один ученик. В этой мастерской, возможно, отливались иконы и складни, отмеченные клеймом «М.А.П.» и датой «ЗТОГ» (7373–1864/1865 г.). Среди широкого ряда произведений с этой монограммой в частных коллекциях выявлены такие иконографические композиции, как «Спас Смоленский, с преподобными Сергием Радонежским и Варлаамом Хутынским», «Спас Благое молчание», «Святитель Никола Чудотворец», «Огненное восхождение пророка Илии», «Священномученик Антипа, с Деисусом», «Воскресение Христово – Сошествие во ад», «Покров Богородицы», киотный крест «Распятие Христово, с предстоящими», большеформатное «Успение Богородицы», трехстворчатый складень «Деисус, с избранными святыми»; в музейном собрании известны четырехстворчатый складень «Двунадесятые праздники» и «Богоматерь Страстная».

В 1870-е гг. наблюдается значительное увеличение объема меднолитой продукции, среди которой выделяются произведения, выполненные на улице Девятая Рота в медном заведении домовладения № 277. В эти годы его владелицей была Екатерина Петровна Петрова, «московская мещанка слободы Гончарной».

Впервые имя второй владелицы этого же медного заведения – Екатерины Петровны Петровой – упоминается в «Книге для записи торговых, трактирных, фабричных и ремесленных заведений» по 3 кварталу Лефортовской части в 1872 г. Указано, что она владеет «медным заведением» в своем доме по улице Девятая Рота согласно дозволения Ремесленной управы от 8 февраля 1872 г. за № 1290. В графе «Когда открыто заведение, с чьего разрешения и когда таковое последовало» значится: «с давнего время». Документ, на основании которого произошла смена владельца, пока не обнаружен. Но среди жильцов «у Игната Тимофеева» упоминается Екатерина Петрова, которая и стала новой хозяйкой. При новой владелице начались перестройки некоторых зданий на территории участка. Так, в прошении от 11 марта 1874 г. указаны следующие «починки»: «При владении доме моем состоящем в Москве, Лефортовской части 3 квартала, под № 277 по улице Девятая Рота значащиеся на плане строения под №№ 4, 10, 14 (деревянное одноэтажное жилое строение с мезонином и нежилые постройки. – Е.З.) и лит. А (жилой каменный повальный этаж. – Е.З.) я желаю исправить деревянные стены, полы, потолки, в окна колоды, рамы, печи, обшивку стен тесом и крышу существующие и мезонин крытыя тесом, покрыть крыши железом…». На подробном плане участка среди многочисленных жилых и хозяйственных построек в дальней части, примыкающей к земле Преображенского кладбища, обозначено под № 3 «деревянное, одноэтажное, в коем медноплавильный горн, не жилое строение, примыкающее к жилому одноэтажному».

При новой хозяйке увеличился объем выпускаемой продукции, расширился ассортимент, постоянно совершенствовалось декоративное оформление произведений. В этот период существования медного заведения сформировался весь известный нам репертуар медной продукции, получившей широкое почитание как «преображенское литье», отличающееся повышенной декоративностью, яркой цветовой гаммой эмалей, золочением. Известно, что при Е.П. Петровой в 1872 г. в медном заведении значилось пять мастеров, в 1881 г. число мастеров сократилось до четырех, но были взяты три мальчика.

Ведущим мастером в заведении Екатерины Петровой был Родион Семенович Хрусталев, как полагаем, именно здесь начавший свою деятельность как чеканщик. Имя этого мастера и его инициалы: «М.Р.С.Х.», «Р.С.Х.», «Р.Х.», «ЧР СХ», «РХ РС» – установлены на большом количестве меднолитых произведений 1870–1880-х гг. Предположение о работе мастера в медном заведении Екатерины Петровой возникло на основании анализа всех выявленных отливок с монограммой «М.Р.С.Х.». В этой группе выделяется четырехстворчатый складень «Двунадесятые праздники», отмеченный не только датой «1883 год», но и развернутой дарственной надписью, отлитой на наружной стороне второй створы. В верхней части килевидного завершения створы значится: «АωПГ. Го (1883 г.) М.Р.С. ХРУСТАЛ. Е. ПЕТРОВОЙ ЗТЧА. Л. (7391–1883 г.)».

Упоминание двух имен – мастера Родиона Хрусталева и владелицы заведения Екатерины Петровой – позволяет предположить, что этот складень имел памятное значение и был выполнен, очевидно, к особой дате. На складне дважды указан только год – «1883», без указания числа и месяца. Этот год в истории старообрядчества отмечен двумя значительными событиями. Прежде всего, в 1883 г. вышел Высочайше утвержденный закон, согласно которому «всем вообще раскольникам дозволено производить торговлю и промыслы, с соблюдением общедействующих по сему предмету постановлений». Кроме того, в августе 1883 г. на Преображенском кладбище в праздник Успения Богородицы состоялся собор старообрядцев-федосеевцев, на который приехали 180 наставников из всех регионов России. Оба эти события достойны того, чтобы найти отражение на памятном экземпляре больших праздничных створ, отличающихся высоким качеством литья и нарядной цветовой гаммой эмалей. Московский мастер сохранил форму и иконографию поморского четырехстворчатого складня, но несколько переработал его лицевую сторону. Клейма с изображением праздников выделяются профилированными рамками и рельефными надписями, что сразу позволяет определить московский («хрусталевский») вариант больших праздничных створ.

В заведении Е.П. Петровой мастер, очевидно, начал работать в 1872 г., именно эту дату можно вычислить по тексту зашифрованной надписи, отлитой на иконах «Благовещение Богородицы» и «Избранные святые Нил, Медост, Власий, Флор и Лавр», выявленные в частных коллекциях. На отдельных экземплярах этих иконографических композиций значатся надписи: «М.Р.С.Х. 8 Л. 1879 Г.», содержание которых можно понять примерно так: «в 1879 году мастер Родион Семенович Хрусталев проработал в заведении 8 лет». Действительно, самая ранняя, известная нам, дата на отливках этого мастера – 1872 г. Отметим, что именно этот год значится, как начало работы мастерской при новой владелице Екатерине Петровой.

Полное имя Родиона Хрусталева установлено также на отдельных произведениях московской медной пластики. Среди этих редких отливок – икона «Троица Ветхозаветная» и вторая створа четырехстворчатого складня. На большом количестве отливок этого мастера проставлены как различные варианты его монограммы «М.Р.С.Х.», так и даты: 1872 г., 1876 г., 1879 г., 1883 г., 1884 г, 1885 г.

В мастерской на улице Девятая Рота Родион Хрусталев выполнил целый ряд меднолитых произведений. К замечательным образцам московского художественного литья последней четверти XIX в. принадлежат иконы работы Р.С. Хрусталева. Среди них выделяются крупные меднолитые образа – «Святитель Никола Чудотворец», «Богоматерь Одигитрия Смоленская», «Огненное восхождение пророка Илии», «Святители Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст», «Чудо великомученика Димитрия Солунского», а также трехстворчатые складни «Деисус, с избранными святыми», киотные кресты «Распятие Христово, с предстоящими» и целая серия небольших «одновершковых» икон с изображением двунадесятых праздников и избранных святых.

Анализ отдельных образцов дает возможность более точно определить характер работы этого московского мастера. На оборотной стороне большеформатной иконы «Успение Богородицы» 1872 г. отлита надпись в две строки: «ОТЪ, ЧЕКАНИЛ МАСТЕРЪ, РОДИОН СЕМЕН ХРУСТАЛЕВ». На аналогичной отливке, отмеченной датой «1883 г.», читается надпись: «ПО(Д)ПРАВИЛ М.Р.С.Х.», т. е. «подчеканил». Значит, этот мастер был чеканщиком, занимавшимся изготовлением и правкой моделей для литья. Почему такое особое значение придавалось этой иконе, обозначенной надписью с именем мастера? Создание столь значительного образа было связано с соборной Успенской моленной на Преображенском кладбище, члены общины которой называли себя «жителями дома Успения Пресвятыя Богородицы» и отмечали этот праздник особенно торжественно. Многофигурная композиция средника окружена широкими полями, украшенными сложным орнаментом с многоцветными эмалями. Эта меднолитая икона производит впечатление живописной иконы в драгоценном окладе. Среди произведений московского серебряного дела можно найти аналогии орнаментальным мотивам, использованным мастерами-литейщиками.

Произведения, выполненные по моделям этого мастера, отличаются не только высоким качеством литья, но и особой декоративностью, достигаемой применением многоцветных эмалей. Средники икон окружены полями с растительным орнаментом в виде виноградной лозы или стилизованного завивающегося побега, ряд произведений с изображениями избранных святых имеет четкий геометрический орнамент из треугольников, ромбов, крестов и кругов, заполненных стекловидными эмалями контрастных цветов.

Благодаря всем сохранившимся меднолитым образам имя этого мастера, на протяжении десятилетий выполнявшего заказы общины старообрядцев-федосеевцев Преображенского кладбища, прочно вошло в историю меднолитейного дела Москвы.

Полагаем, что Родион Хрусталев снимал квартиру рядом с мастерской, в Кладбищенском переулке, в доме мещанки Александры Никифоровны Квасовой, которой принадлежало пять строений. По архивным документам имя мастера упоминается при описании дома «по переулку в связи с домом № 1 деревянный двухъэтажный корпус, с каменным первым этажом, деревянным верхом и пристройкой для сеней». На первом этаже значится: «квартира Хрусталева (1 комната с перегородкой, одна кухня, 4 окна в переулок, 2 во двор». Очевидно, Родион Хрусталев жил в этой квартире до конца 1903 г. – уже с 3 января 1904 г. здесь значится «башмачное заведение Носкова».

О дальнейшей судьбе мастерской на улице Девятая Рота известно, что по духовному завещанию Е.П. Петровой, утвержденному к исполнению в ноябре 1888 года, домовладение со всеми постройками перешло к Пелагее Никитичне Панкратовой, крестьянке Серпуховского уезда. Не известно, работал ли мастер Родион Хрусталев в заведении П.Н. Панкратовой. В «Журнале генеральной поверки торговых и промышленных заведений» за 1892 г. по 2-му участку Лефортовской части в медном заведении Панкратовой Пелагеи Никитичны, крестьянки Серпуховского уезда, указаны «мастеровых взрослых – 6, мальчик – 1». Уже в следующем году был взят на работу еще один мальчик.

Доходы, получаемые от сбыта меднолитой продукции, позволили новой владелице в феврале 1897 г. подать прошение о разрешении построек на участке № 277. В тексте прошения указано: «На земле моей, состоящей Лефортовской части 2 участка под № 277/570 желаю сломать №№ 9 и 8 (деревянные одноэтажные строения. – Е.З.), выстроить лит. А каменную одноэтажную кузницу…». В вопросном листке, прилагаемом к делу, уточнено: «кузница для литья бронзовых небольших вещей».

Владелицей этой мастерской Пелагея Никитична Панкратова была около 20 лет. Строение кузницы сохранилось до настоящего времени и располагается по адресу: Преображенский вал, дом 24, строение 6. К сожалению, выявить произведения этой мастерской пока не удалось.

Последний период существования мастерской связан с наследниками П.Н. Панкратовой, ее сыном и снохой. В 1908 г. после продажи «двух дворовых мест со строениями на них» владельцами стали сын Панкратов Гавриил Гавриилович и его жена Фелицата Егоровна. В 1914 г. оба участка, принадлежавшие вдове Фелицате Егоровне Панкратовой и ее троим детям, были соединены в одно владение. Так завершилась история «медного заведения» в домовладении № 277, владелицами которого были женщины-старообрядки сестры Ирина и Аксинья Тимофеевы, Екатерина Петрова, Пелагея и Фелицата Панкратовы.

Имя последней владелицы упоминает в своих воспоминаниях красносельский мастер-литейщик А.П. Серов, который в 1914 г., еще подростком, приезжал в Москву вместе со своим отцом.

Кроме этого заведения, известно и о литейной мастерской в селе Черкизово, на «большой улице» в доме Матрены Ивановны Прокофьевой, которой когда-то, «с давнего времени», и принадлежало это производство. С 1881 г. эта мастерская уже связана с именем Марии Ивановны Соколовой, со временем ставшей владелицей одного из самых известных «медных и серебряных заведений» Москвы.

В 1880-х гг. в мастерской М.И. Соколовой число рабочих увеличилось до восьми человек, а значит, значительно расширился объем и ассортимент продукции. Полагаем, что именно в этот период существования мастерской и началом работы с драгоценными металлами была отлита целая партия меднолитых предметов, отмеченных как небольшим литым клеймом «МС»: «Сретение Господне», «Мученики Кирик и Улита, с избранными святыми», «Богоматерь Неопалимая купина», «Преображение Господне», «Богоматерь Всем скорбящим Радость», так и маркированные крупным клеймом «МС» – «Огненное восхождение пророка Илии», большой трехстворчатый складень «Деисус» и другие.

Расширение деятельности заведения, выпускавшего не только меднолитые, но и серебряные изделия, позволило М.И. Соколовой приобрести собственное домовладение № 360 на улице Девятая Рота и начать строительство новой мастерской и кузницы на его территории.

Этот период истории мастерской связан с наследником Марии Ивановны Соколовой, ее сыном Соколовым Сергеем Егоровичем. В феврале 1895 г. в Городскую управу московским мещанином Соколовым С.Е. подается прошение о начале строительства мастерской и кузницы: «Честь имею покорнейше просить строительное отделение разрешить мне во владении, находящемся в Лефортовской части, 2-го участка, по ул.9-я рота, под № 360 произвести следующие постройки: каменное одноэтажное для мастерских строение и каменное одноэтажное одноэтажное для кузницы нежилое». К концу 1895 г. эти здания на участке были построены, но из-за отступлений от детального чертежа все было окончательно завершено лишь в феврале 1896 г.

Дальнейшие строительные работы были продолжены в марте 1897 г. Новое прошение подается купцом Соколовым С.Е. на постройку двухэтажного каменного строения, соединяющего мастерскую и кузницу. Нижняя часть предполагалась для мастерской, «верх – для кухни», как уточнял новый хозяин. За короткий срок в течение двух лет Сергею Егоровичу удалось полностью завершить строительство целого комплекса зданий, включавшего мастерскую и кузницу.

В конце 1890-х гг. при новом хозяине С.Е. Соколове меднолитые изделия стали выходить с его монограммой «З СС», т. е. «Заведение Сергея Соколова». Именно этими монограммами отмечены произведения, выявленные как в музейных собраниях «Спас Благое Молчание», «Покров Богородицы», так и в частных коллекциях «Воскресение Христово-Сошествие во ад», «Седмица», «Богоматерь Одигитрия», «Благоверные князья Борис и Глеб», с навершием «Троица Ветхозаветная», «Богоматерь Казанская», «Рождество Христово», крест «Распятие Христово» и киотный крест «Распятие Христово, с предстоящими».

Произведения этого периода отличаются эмалевой палитрой и особыми приемами декорирования. Особую нарядность отдельным меднолитым памятникам придают контрастные цвета, положенные мелкими мазками на белый фон. Другой особенностью эмалевого декора является передача оттенков одного цвета, различных по своей насыщенности.

Полагаем, что по состоянию здоровья Соколов С.Е. занимался меднолитейным производством короткий период, очевидно, до 1899 г. – уже в середине 1900 г. владелицей домовладения № 360 на улице Девятая Рота вновь стала Мария Ивановна Соколова. Отмечено, что в нежилом здании, выходящем окнами на улицу – «медное и серебряное заведение», принадлежавшее также ей.

В середине 1900 г., после кончины сына, при М.И. Соколовой меднолитые предметы стали выпускаться с монограммой «З С» («Заведение Соколовой»). Среди этих произведений в частных коллекциях известны такие иконы, как «Богоматерь Феодоровская», «Седмица», «Богоявление Господне», «Преподобные Зосима и Савватий Соловецкие», «Троица Ветхозаветная», «Преподобный Сергий Радонежский», «Преподобный Нифонт», «Мученики Кирик и Улита, с избранными святыми», «Воскресение Христово – Сошествие во ад», «Мученики Гурий, Самон и Авив», «Преподобный Паисий Великий»; в музейном собрании «Преображение Господне». В этот период мастера-эмальеры также широко использовали эффект контрастных пятен на белом фоне, как на иконах «Богоматерь Феодоровская» и «Седмица», старались передать различные оттенки цвета.

Мастера-чеканщики, литейщики и эмальеры этого крупнейшего московского медного заведения постоянно работали над созданием новых иконографических композиций, над обогащением орнаментики и эмалевой гаммы произведений. Благодаря монограммам, поставленным на меднолитых предметах, стало известно, что в этом заведении работал мастер С.И.Б., инициалы которого известны на произведениях с клеймом «МС», но не встречаются на отливках с монограммами «З СС», «З С». Так, на «одновершковой» иконе «Сретение Господне», декорированной белой, голубой и синей эмалями, на нижней рамке проставлены не только клеймо «МС», но и монограмма «С.И.Б.». Подобными удостоверяющими знаками отмечена и небольшая икона «Мученики Кирик и Улита, с избранными святыми», декорированная голубой и светло-желтой эмалями.

Полагаем, что последний период творческой деятельности известного мастера Р.С. Хрусталева был связан именно с заведением М.И. Соколовой. Так, монограмма мастера «Р.С.Х.» и клеймо «МС» установлены на отдельных произведениях из частных коллекций: «Богоматерь Неопалимая купина», «Богоявление Господне», киотном кресте «Распятие Христово, с предстоящими» и «Мученики Кирик и Улита, с избранными святыми». Кроме того, инициалы известного мастера известны и на ряде отливок этого заведения, выполненных уже в конце XIX – начале XX в. Ярким образцом работы мастера Р.С. Хрусталева в заведении Сергея Соколова является икона «Седмица», на верхнем бортике которой сохранились следы фамилии мастера и буквы «З СС» на обороте.

По архивным документам имя М.И. Соколовой упоминается последний раз 1 февраля 1911 г. при получении «свидетельства на производство торговли и мастерства золотыми и серебряными изделиями». Далее владельцем этого заведения становится ее зять Лизунов Ефим Федорович, крестьянин Боровского уезда. Именно он получает промысловые и торговые свидетельства с 18 января 1912 г. по 10 декабря 1914 г. При последнем упоминании имени Лизунова Е.Ф. в 1916 г. указано, что заведение размещается в его «собственном доме». Таким образом, владельцами этого заведения были Мария Ивановна Соколова, ее сын и затем зять. До настоящего времени сохранилось одно из этих зданий по современному адресу: улица Девятая рота, дом 27, строение 2.

Но монограммы мастера неизвестны уже при последнем владельце заведения – Ефиме Феодоровиче Лизунове. Полагаем, что при новом владельце меднолитые изделия получили удостоверяющие знаки: «ЛЕω», «ЛЕ», «Л». Именно этими буквами отмечен целый ряд икон, крестов и складней, выявленных в музейных и частных собраниях. В лучших традициях, сложившихся в этом заведении, были выполнены следующие произведения: «Избранные святые в молении Тихвинскому образу Богоматери Тихвинская», «Богоматерь Тихвинская», «Богоматерь Страстная», «Воскресение Христово-Сошествие во ад», «Вход Господень в Иерусалим», четырехстворчатый складень «Двунадесятые праздники и поклонение иконам Богоматери Тихвинская, Владимирская, Смоленская и Знамение», киотные кресты «Распятие Христово, с предстоящими», складень трехстворчатый «Деисус, с избранными святыми» и другие.

При сохранении сложившихся традиций в мастерской постоянно происходил поиск новых декоративных элементов, как на небольшой «одновершковой» иконе «Воскресение Христово (Сошествие во ад)», украшенной растительным орнаментом.
Меднолитая пластика с удостоверяющими знаками Ефима Лизунова принадлежит к завершающему периоду деятельности известной московской мастерской. Произведения этого заведения, получившего широкую известность в России, стали достойным завершением истории меднолитейного производства, связанного с общиной Преображенского кладбища в Москве.

Братья Ефим и Иван Гучковы

Агеева Е.А. Благотворительная деятельность почетных граждан братьев Ефима и Ивана Гучковых

Семейство Гучковых внесло значительный вклад в развитие промышленности и культуры Москвы. Родоначальник династии, Федор Алексеевич Гучков (1736-1856), в 1789 году основал фабрику, ставшую со временем крупным текстильным предприятием.

Он был последователем старопоморского или федосеевского согласия, состоял попечителем московского старообрядческого Преображенского кладбища с 1836 по 1854 г. Его сыновья, Ефим Федорович (1805-1859), один из трех основных попечителей Преображенского кладбища, и Иван Федорович (1809-1865), были по — европейски образованны, мануфактур-советники, члены совета Московской коммерческой академии, и успешно продолжали дело отца.

В 1835 году предприниматели затеяли новое, очень важное и насущное дело — открытие школы для детей, выпускники которой в будущем обеспечат развитие российской промышленности, требующей все больше умелых и подготовленных рук.

Трудная история становления этого учебного заведения, созданного на средства братьев Гучковых, отражена в переписке с 1845 по 1849 гг. Канцелярии московского генерал — губернатора [1]. Десять лет спустя вопрос о школе вызвал интерес у Министра внутренних дел, обратившегося за разъяснением к московскому Генерал-губернатору: «Дошло до моего сведения, что дозволено принять 110 мальчиков из числа бедных цеховых ремесленников и мещан. Приняли уже 82, все православного исповедания. Сами Гучковы принадлежат к беспоповской секте, признанной вредною, а отец их Федор Гучков состоит попечителем раскольничьего Преображенского дома [2]. И не прикрываются ли личной благотворительностью для распространения раскола» (л.1-1об.). Видимо, внимание было вызвано поступившими ходатайствами Московского военного генерал-губернатора от 16 марта и 26 сентября 1845 г. о награждении мануфактур-советников, почетных граждан Ефима и Ивана Гучковых орденами святого Станислава 2 степени «за принятие на счет свой воспитания 110 мальчиков» (л.2).

Ответ Министра МВД на запрос был весьма краток и однозначен: «Хотя Гучковы и имеют уже ордена святой Анны и святого Станислава 3 степени, но как они состоят в безпоповщинской секте, признанной вредною, на основании уже существующих постановлений, раскольники к каким бы они там не принадлежали, не могут быть награждены орденами, то за сим я считаю не вправе представить о награждении Гучковых, согласно Вашему ходатайству, пока они не присоединятся к Святой Вере» (л.2 — 2об.).

Несмотря на категоричность ответа, переписка по изучению обстоятельств возникновения школы, была продолжена. Так, генерал-губернатору было доложено, что «купцами Гучковыми на фабрике основана школа для обучения малолетних на основании 4 пункта утвержденного свыше предложения министра финансов от 24.IХ.1835 г., коим разрешено фабрикантам учреждать на самих фабриках небольшие школы или уроки» (л.4).

К донесению прилагался список с подлинного документа под грифом Департамента мануфактур и внутренней торговли «О мерах постепенного улучшения состояния рабочих на фабриках» [3]: Ваше императорское Величество неоднократно изволили отзываться, сколько желательно дать лучшее направление нравственному образованию рабочего класса людей на фабриках и оградить их вместе с тем от своевольного иногда обращения хозяев, не ослабляя, впрочем, власти их, необходимой для порядка и благоустройства заведений.

Вследствие сего, для первого к тому приступа Министра финансов вносит в Госсовет положение об отношении хозяев и наемных работников, которое с высочайшего утверждения предоставлено привести в исполнения для опыта в обеих столицах.

Оно принято фабрикантами, как известно, с одобрением и признательностью, и уже поступило представление Рижского военного губернатора о распространении на г. Ригу.

Имея в виду, предполагаемую Вашим Величеством цель постепенного улучшения образования рабочего класса людей, Министр финансов, при случае бывшей в Москве выставки, собирал через барона Мейендорфа [4] и других лиц ближайшие сведения об их положении в Москве и ныне признает полезным, к изданному положению об отношении к рабочим присовокупить и следующие меры чрез посредство Московского отделения Мануфактурного совета [5] о лучшем составе.

Министр финансов имеет счастье всеподданнейше представить при сем особую записку, внушить всем держателям фабрик в Москве и окрестностей оной:

1) чтобы они пеклись о чистоте воздуха в мастерских и рабочих палатах, столь необходимого для сохранения здоровья и для того не дозволяли в оных останавливаться рабочим на ночлег, а имели бы для сего отдельные покои;

2) чтобы мужчины и женщины имели для ночлега отдельные и не слишком тесные помещения, равно как и малолетние дети, если не живут с родителями;

3) чтобы на случай болезней не требовалось отправления в госпиталь, и на случай недостатка помещения в больницах на заведениях, где рабочих до 50 человек был особый покой с двумя кроватями и нужным прибором, на 100 человек с четырьмя, и буде можно и более кроватями, и так далее. Причем, чтобы хозяева вообще прилагали попечение о призрении и лечении больных, особо в случае прилипчивых и других болезней;

4) чтобы малолетние дети не подвергаемы были изнурению слишком продолжительною дневною работаю, и чтобы хозяева, по мере удобства, пеклись об обучении состоянию их свойственном, и, особенно, детей самых московских жителей, учреждением ли на самых фабриках небольших школ или уроков, или отправлением в другие заведения;

5) Чтобы фабриканты имели попечение, дабы артели получали свежую и добротную пищу;

6) чтобы хозяева старались воздержать рабочих от неумеренного употребления крепких напитков, особенно во время окончания с ними расчета пред Пасхою, чтобы заработанные деньги доходили до семейств сих рабочих, наблюдать за равномерностью и правильностью раздачи между рабочими на самих фабриках, и, особенно, там, где занимаются многие жены низших чинов.

Внушения сии члены Московского отделения Мануфактурного совета обязаны производить с кротостью и нужною осторожностью, дабы не возбудить в работниках преждевременных притязаний и духа неповиновения и ропота. Рекомендовалось каждые полгода осматривать заведения членами московского отделения Мануфактурного совета и доносить Министру финансов о положении рабочих и мастеровых. Возлагать подобные поручения и на избранные мануфактур комитеты. Представляя о сем на благоусмотрение и утверждение Вашего императорского величества, министр финансов остается в приятной уверенности, что все фабрики, зная волю своего государя и чувствуя благожелательную цель сих распоряжений употреблять все усилия, сколько способы каждого дозволяют, соответствуя сим Высочайшим предначертаниям. Генерал от инфантерии, граф Канкрин [6]» (л.5-7). Очевидно, что открытие учебного заведения Гучковыми шло прямо в русле тех начинаний, которые разделял и поддерживал и государь, и министерства. Тем не менее, вероисповедание Гучковых вновь вызывало сомнения, приведшие к следующему запросу Московского военного генерал-губернатора 20.01.1846 г. к министру внутренних дел:

«Просим уведомить, не имеют ли почетные граждане Гучковы на призираемых (так! — Е.А.) ими мальчиков, кои все почти православного исповедания, вредного влияния своим сектаторским заблуждением, и не прикрывают ли они личиною благотворительности, видов своих распространения раскола. Мальчики находиться должны быть под надзором людей православных, а наставники должны внушать правила господствующей Церкви. Если только окажется попытка совращения, то надо принять немедленные меры» (л.8-9). Но, несомненно, были сторонники и доброжелатели Гучовых и затеянного ими поистине новаторского и беспрецедентного на тот момент дела. Об этом свидетельствует записка «личного адъютанта (московского генерал-губернатора) полковника Лузина от 25.01.1846 г. за № 831 [7]: «Постоянно, с большой подробностью обозревая фабрики и другие заведения в Москве, я в необходимости нашелся обратить особенное внимание на учебное заведение на 110 мальчиков безграмотных сирот, детей мещан и ремесленников, учрежденное и единственно только существующее во всей России при фабрике двух братьев мануфактур-советников Гучковых, как заведение, содержимое на иждивении их по своей удовлетворительности, превосходящее ожидания и по своей благотворительной цели, заслужившее общее одобрение.

Заведение это, как объяснили мне Гучковы, учреждено ими по указанию Московской Гражданской палаты и имело основание сострадание к бедным сиротам и целью призреть их и доставить им все способы приобрести необходимые по их званию познания. Дети, воспитывающиеся в этом заведении, удаленные от праздности и пороков, получив элементарные познания даже в науке, сделав особенные успехи в изучении Закона Божьего и приучившиеся по способностям к разным ремеслам, составляя счастье своих семейств, делаются полезными для общества. Это заведение обозревалось гражданским губернским председателем Мануфактурного и коммерческого совета бароном Мейендорфом [8] и членами Сиротского суда [9]. В обследовании сообщалось, что мальчики помещены в отдельном корпусе, снабжены зимнею и летнею хорошей одеждою. Дядьки и учителя состоят в учении господствующей Церкви. Наставляет учеников священник, бывают по праздникам у обедни с дядьками» (л. 10-11).

Отмечалось также, что совершенствовалось положение о призреваемых, например, что Министр гражданской палаты разрешил в 1844 году Московскому Сиротскому суду отдать для воспитания и обучения ремеслам 110 бедных сирот с тем, чтобы их до совершеннолетия обратно не требовать. В дальнейшем Гучковы в прошении на имя Московского гражданского губернатора изъявили готовность не ограничивать воли отцов и опекунов брать от них обратно во всякое время отданных им сирот, и сим последним, по достижении ими такого возраста, который по закону дает им право располагать собою, предоставлять переходить, куда пожелают. Список с этого отзыва считалось необходимым препроводить в Гражданскую палату, с тем, чтобы поставить в известность Сиротский суд. (л. 12). В заключение отмечалось, что «польза несомненна, братья Гучковы могут быть представлены к награде. Награждение важно не только для них самих, как мануфактур-советников и почетных граждан, имеющих герб, медали и ордена святого Станислава и святой Анны 3-ей степени, но для поощрения других примерных благотворителей, при которых происходит сближение с Православной церковью» (л. 12 об.) Но обследование училища продолжалось. 26 октября 1848 г. военный генерал-губернатор Москвы граф Закревский [10] обратился к чиновнику особых поручений гвардии капитану Сухотину с поручением обозревать по временам заведение Гучковых, соблюдают ли они условия, с которыми отданы были сироты, не оказывается ли им каких-либо утеснений, особенно в отношении православной веры. Если будут отступления, требовалось немедленно доносить (л. 13-13 об.). Для напоминания капитану была послана выписка из условий, на которых отданы мальчики советникам и почетным гражданам Гучковым для воспитания:

«1. Гучковы обязуются содержать малолетних до совершеннолетия в своем доме, одевать и кормить на свой счет и приучать по мере способностей малолетних, каждого к какому-нибудь фабричному занятию, чтобы они могли в последствии сами работаю своею содержать себя и своё семейство.

2. Малолетних до 14-летнего возраста учить читать и писать в заведенной ими Гучковыми школе под надзором инспектора училищ.

3. В случае болезни малолетних лечить Гучковыми в собственной своей больнице под надзором опытного медика.

4. Не воспрещать отцам или опекунам брать от Гучковых во всякое время обратно отданных к ним сирот.

5. Гучковы обязаны для ближайшего надзора за нравственностью детей, кроме воспитателей и мастеров, определить не менее 2-х известных добрым поведением и религиозными правилами православного исповедания дядек, которые находились бы постоянно при них и водили их в церковь» (л.14). Закревский попросил предупредить Гучковых о визите Сухотина, что и было сделано Обер-полицмейстером и доложено Московскому Генерал-губернатору (л. 15-16). Отзыв о школе Гучковых был поставлен на вид Московского Сиротского суда (л.17). Новое послание Закревского от 14 ноября 1849 г., состоящему при нем чиновнику по особым поручениям Сухотину, очевидно, было вызвано доносом: «Пользуясь постановлением о необходимости обозревать заведения Гучковых и получив сведения, что сказанное заведение находится в самом неудовлетворительном положении, что дети получают дурную пищу, содержатся неопрятно, и что за их учением нравственным и здоровьем не имеется должного надзора, я поручаю Вам сделать внезапный осмотр, проверить в подробности сведения и донести мне» (л.18). Результатом внезапного осмотра стала докладная записка Сухотина с грифом секретно: «16 ноября 1849 г. провел внезапный осмотр и нашел следующее:

1. Все сироты вообще содержатся и одеты неопрятно, хотя и положено еженедельно водить их в баню и переменять бельё, но это не приводится в исполнение. И большей частью им меняют бельё и водят в баню в две недели раз.

2. Пишу же, дают хорошую, свежую и здоровую, а именно; за завтраком – кашу, за обедом — щи, в пост со снетками [11], а в мясоед с говядиной, кашу и огурцы с квасом, за ужином – щи и кашу. Хлеб испечен прекрасный.

3. За здоровьем имеется надлежащий надзор – их часто посещает Лефорт – частный врач. Л. 19 об. Больные помещены в больницы, прекрасно и опрятно содержанные.

4. За нравственностью присматривают два унтер-офицера, которые при них безотлучно находятся, а те из них, которые обучаются ремеслу, находятся постоянно при своих занятиях, под надзором своих учителей и мастеров.

5. Из ответов мною отобранных от сирот и учителей тут находившихся, насчет их обучения, я могу заметить, что оное теперь находится не в удовлетворительном положении и требует более систематического порядка.

И вообще, после подробного мною осмотра всего заведения, я удостоверился в том, что господа Гучковы в продолжение некоторого времени мало занимались вверенными их попечению сиротами, в чем они Гучковы сами сознались и обязались между тем в самом непродолжительном времени исправить все замеченные мною беспорядки» (л.19 об.).

Как видим, несмотря на явно предвзятый характер отчета, автор его все же не может найти никаких серьезных нарушений, кроме не совсем опрятного вида учеников. Но речь идет о детях и подростках, обучаемых разным ремеслам, что не сочеталось, конечно, с исключительной чистотой.

Очевидно, особое беспокойство вызывало и совместное обучение детей из разных социальных слоев, поэтому Сухотин «долгом считал довести, что в числе 28 холерных [12] находятся 3 мальчика дворянского происхождения, которых родители при помещении их туда, имея, вероятно, для них в виду, более нежное воспитание и высшее обучение, чем то, которое дается теперь мещанским детям, в большом количестве там находящихся, и часто могут сетовать на таковое воспитание и находить отголосок неудовольствий в детях своих, что я и имел сегодня случай заметить в одном из трех этих мальчиков, который как будто бы гнушался находить в обществе детей неровных ему по рождению и воспитанию. Находя определение дворянских детей в учебное заведение Гучковых обстоятельством достойным внимания, я счел долгом представить оное на Ваше благоусмотрение. Гвардии капитан Сухотин» (л.19-20).

18.ХI.1849 г. А.А. Закревский «на основании вышеизложенного в связи с неудовлетворительным состоянием предписал спустя неделю внезапно навестить заведение и донести» (л.21).

На этом переписка обрывается. Но известный москвичам своим самодурством и плохим образованием, Закревский продолжал бесконечные проверки и подозрения, отвлекавшие деятельных братьев от решения срочных и важных задач.

Давление со стороны власти вынуждают Гучковых в декабре 1853 г. перейти в единоверие и даже участвовать в устроении Никольского единоверческого монастыря, к которому переходит часть территории, строений и святынь Преображенской обители.

Неприязнь Закревского распространялась и на главу семейства Ф.А. Гучкова, который оставшись верным старой вере, не смотря на хлопоты сыновей и единомышленников, был отправлен в 1854 г. в ссылку в Петрозаводск.

Его имя стало символом подвижничества и изгнанничества не только среди старопоморцев, но и со временем для всего старообрядчества.

Об этом свидетельствует написанный неизвестным староверческим автором духовный стих на изгнание Федора Гучкова – «Стих узника» [13], известный до сих пор во многих общинах и разошедшийся в сотнях списков: «Поздно, поздно вечерами, как утихнет весь народ и осыплется звездами необъятный неба свод.

Тут в безмолвии глубоком и в унылой тишине, в заключении жестоком запертой наедине, узник тяжко воздыхает за полночь, сидя без сна, песнь прощальну напевает у тюремного окна…»

<…> Как поет узник «ни долин мне жаль цветущих в русской родине своей, ни лугов, ручьев текущих, сел красивых и полей»…Более всего изгнанника волнует судьба оставленной святыни: «Но остался сад прекрасный, где бывало я, гулял, лишь по нем в грусти ужасной, как бы сад тот не повял. Вечный буду я изгнанник, во чужой земле пришлец, один без покрова странник, для родных живой мертвец. С кем рассеять мысль унылу? Ни кого там не найдешь, и со уныния в могилу прежде времени сойдешь».

Прекрасный сад – это метафора Преображенской обители, годами созидаемой, любовно украшаемой и безвозвратно утраченной.

Много поколений потомков Гучковых, пройдя сложный путь, всегда были верными и неустанными деятелями на благо Москвы и России.

  1. Канцелярия московского генерал-губернатора. Дело о принятии почетными гражданами Гучковыми на воспитание 110 мальчиков. — ЦИАМ. Ф.16. Оп.35.Д.62. Л.1 -21. Номера листов далее указываются в тексте.
  2. В первой четверти ХIХ века — относительно либеральные времена Александра I — старопоморское или федосеевскому согласие подверглись пристальному вниманию властей и новые испытания и гонения. Поводом к этому послужили внутренние разногласия на Московском Преображенском кладбище, считавшемся центром всего федосеевства и острая полемическая активность сторонников «бессвященнословных» браков, объединившихся впоследствии вокруг московской Монинской моленной. Ряд московских купцов, не желавших считаться со строгими правилами о браках и недовольные итогами выборов попечителей на Преображенском кладбище, обрушили своё негодование в виде доносов, в которых довели до высших властей самые сокровенные, и в тоже время опасные, с точки зрения государства, положения вероучения старопоморцев: немоление за государя, неприятие священства, отрицание брака. Учреждённая в С-Петербурге императором и Синодом комиссия рассмотрела множество донесений и изучила бытование вышеперечисленных традиций. Итогом стал документ 1820 г. «О злоупотреблениях раскольников федосеевской секты» по которому полиции предписывалось вести неуклонное наблюдение за федосеевцами, следить, чтобы все проживающие в богаделенных домах имели «пашпорты», «опрелённый род занятий, заключающийся в частном ремесле или известном промысле и постоянное занятие делом своим». Особое внимание надо было уделять молодому населению богаделенных домов и постоянно иметь и проверять поименный список всех обитающих в богадельне. Так, старообрядцы, стремившиеся к управлению делами сообщества и к узаконению брака, привлекли внимание ко всему федосеевству и обрекли его на долгие годы расследований, проверок, наблюдений и всяческих ограничений. Вероучение федосеевцев было признано «вредной сектой». В дальнейшем «противозаконной» была признана деятельность и основателя династии Ф.А. Гучкова.
  3. Особо было подчеркнуто, что на подлиннике «собственной рукою его Императорского Величества надписано»: “Прекрасная мысль, стоит повсеместного введения. Контролировал министр финансов Канкрин. Замок Доминц в Королевстве Прусском 24.08- 5.09. 1835 г.”
  4. Мейендорф Александр Казимирович — барон, писатель (1798-1865). Долголетний председатель в Мануфактурном совете в Москве. Способствовал открытию выставок и учебных заведений для купцов и предпринимателей. Вместе с П. Зиновьевым издал в 1842 г. промышленную карту России. Автор ряда публикаций: «Речь, произнесенная при вступлении в звание председателя московского отдела российского мануфактурного и коммерческого советов» М., 1842, «Опыт прикладной геологии преимущественно северного бассейна Европейской России» (СПб.,1849) и др.
  5. Манфактурный совет был учреждён в 1828 году при министре финансов Е. Ф. Канкрине. В состав совета, который формировался министром финансов, включались известные фабриканты и заводчики (не менее чем по шести от дворянства и купечества), два профессора по химии и механики и один технолог. Совет находился в Петербурге, но также были отделения в Москве (при комитете снабжения войск сукнами) и комитеты в других крупных губернских городах, где находилось много фабрик. Первым председателем Московского отделения стал барон А. К. Мейендорф. На мануфактурный совет было возложено делопроизводство по выдаче привилегий на новые открытия и изобретения, о которых сообщалось в «Правительственном вестнике» и в «Ведомостях» обеих столиц.
  6. Канкрин Егор Францевич – граф, государственный деятель и писатель, почетный член Петербургской Академии наук. (1774-1845) С 1823 по 1844 гг. – Министр финансов. Разработчик весьма противоречивой экономической системы, в которой, с одной стороны, поддерживалось фабричное производство, а с другой высокие налоги, ложившиеся тяжелым бременем на малоимущие слои общества, сдерживали внутренний рынок.
  7. Это документ на левом поле имеет резолюцию карандашом: «Его Сиятельство изволил приказать оставить без исполнения».
  8. О деятельности Александра Казимировича сохранились следующие воспоминания: «Барон А. К. Мейендорф во время своего председательства в Московском мануфактурном совете обратил немало внимания на быт фабричных; им введены даже некоторые улучшения: при нем на двух-трех фабриках устроены школы, где мальчики, опрятно одетые, обучались закону Божию, чтению, арифметике, письму; устроены особые спальни, отдельно для мужчин и отдельно для женщин — реформы входили в быт постепенно и обещали много хорошего впереди. После него все это рухнуло, в прежде бывших школах гуляет теперь челнок или свалена разная дрянь» — Скавронский Н.(псевдоним А.С.Ушакова) Очерки Москвы. Вып. 1. М., 1862. Электронный ресурс. Код доступа: lib.rus.ec›Книги›422640/read.
  9. Сиротский суд — 1775-1917 гг., заведовал опекой над лицами городских сословий: купеческими и мещанскими вдовами, малолетними сиротами, беспоместным личным дворянством. Действовал под председательством городского головы.
  10. Закревский Арсений Андреевич, граф, генерал от инфантерии, генерал-адъютант (1786-1865). Из дворян Тверской губернии. Герой войны 1812 г. В 1814 г. участвовал во взятии Парижа. В 1815 г. назначен дежурным генералом Главного Штаба. С 1823 г. — командир отдельного Финляндского корпуса и финляндский генерал-губернатор. С 1828 по 1831 г. находился на посту министра внутренних дел, с 1848 по 1859 г. — московский военный генерал-губернатор, член Государственного Совета.
  11. Снеток, снетки – мелкая рыбка, одна из самых популярных в северо-западной России. Карликовая форма корюшки, светлая с серебристым оттенком. Обычная его длина — 5-7 см, наибольшая — 10-12 см.
  12. Вероятно, сироты, чьи родители погибли в одну из эпидемий холеры в Москве в 1848 г.
  13. «Поздно, поздно вечерами…» — Стих об изгнаннике Гучкове. Издания: Сборник духовных стихов. М.,1916. №17. Песни русских сектантов-мистиков: Сборник, составленный Т.С. Рождественским и М.И. Успенским // Записки русского географического общества. Т.ХХХV. СПб.,1912. №139. Верхокамское собрание Научной библиотеки МГУ, №626[3], л.17, №1541[2], л.1. Стих невольника – электронный ресурс «Лествица» — Старообрядцы-филипповцы Удмуртии, код доступа www.lestvitza.ru Цитируемый список стиха находится в Сборнике духовных стихов, обнаруженный в августе 2013 г. в Причудье (Эстония). Хранится в частном собрании г. Калласте.
Фрагмент гравюры Р.Курятникова «Перспективный вид Преображенского богаделенного дома с юго-западной стороны» (1854, собрание ГИМ).

Агеева Е.А. Московский Преображенский монастырь (кладбище) ведущий центр беспоповцев России

Ведущим центром беспоповцев-федосеевцев в Москве стало Преображенское кладбище, близ Земляного вала. Это согласие было преобладающим на северо-западе Российской империи. В Москве его многочисленность и влияние возрастали постепенно, начиная с 1720-х гг. Первым известным уже московским учителем считается Игнатий Трофимович (+1745), который ранее жил на Ряпиной мызе у Феодосия Васильева, и переселился в Москву в 1719 г. после её разгрома. Следующим знаменитым учителем стал Илья Иванович (+ 7 сентября 1771) — «ревностныи хранитель благочестия, из московских христиан, первый настоятель Преображенския обители, при самом ее начале» [О степени отеческой]. Его преемником стал Трофим Иванович Кинешемский, имевший выговское благословение. Своё вероучение он изложил в рукописи «Поучение о христианском житии» — важнейшем духовном и практическом руководстве федосеевцев. В стеклографированной копии говорится, что он упокоился «во изгнании» и был прославлен нетлением мощей.106. В 1771 г., когда в Москве свирепствовала эпидемия чумы, правительство обратилось к горожанам с просьбой на свои средства учреждать карантинные дома и лазареты. Московские купцы Иван Прохоров, Иван Архипов Шерин, Матфей Федоров, Михаил Андреев Москвенков, Семен Иванов, Григорий Иванов Чечкин, Федор Андреев Ситников, Михаил Семёнов Беликов, Яков Егоров Бардин, Семён Матвеев и сын Петр Семенов, Тимофей Давыдов Шевалдышев, Тимофей Григорьев, Михаил Алексеев, Василий Сергеев, Ефим Федоров, Сергей Яковлев, оброчные крестьяне Федор Борисов Хитров, Егор Федоров, экономические крестьяне Петр Яковлев, Григорий Иванов, Григорий Федоров и «его сиятельства князя Алексея Борисовича Голицына оброчные его крестьянин Илья Алексеев», то есть в дальнейшем главный деятель Преображенской обители Илья Алексеевич Ковылин, родившийся 20.07.1731, с. Писцово Нерехтского у. Костромской губ. (ныне Комсомольского р-на Ивановской обл.) — 21.08.1809, Москва). Ковылин получил вольную, со временем стал купцом 1-й гильдии, владельцем кирпичных заводов в Москве (на Введенских горах между Семеновской и Преображенской заставами). Илья Алексеевич сошелся с немногочисленными московскими федосеевцами, тайно собиравшимися на берегу р. Хапиловки, в результате бесед с ними решил присоединиться к старообрядчеству. Немалое значение имело знакомство с «главным пастырем и учителем феодосианской церкви в Москве» Ильей Ивановичем, который крестил Ковылина в старообрядчестве с наречением имени Василий в 1768 г. подали прошение об устройстве на Земляном валу, напротив с. Преображенского карантин и кладбище при нем. Последовал указ, в соответствии с которым разрешалось построить больницу. Между Семёновской и Преображенской заставами появились карантинные бараки, деревянная часовня для отпевания умерших и кладбище, получившее название Преображенского. Карантин сразу же стал центром федосеевского согласия, многие больные принимали здесь старообрядческое крещение. После прекращения эпидемии в карантине остались жить множество выздоравливающих, решивших посвятить себя служению «старой вере». «Живущих же во обители тогда вмещалось до 500 человек обоего пола, имело 3 тыс. прихожан в Москве, посещавших его моленные» (Красный устав. Ч. 2. Л. 319). Для устроения молитвенной жизни в Преображенском карантине Ковылин обратился в том числе к наставникам в Стародубье Петр Федоров привез из Стародубья причетниц, которые «установили чин служения сообразно федосеевским обычаям, при том обучали уставному письму певчих» (Материалы для истории беспоповщинских согласий в Москве. 1870. С. 122). Петр (Порфирий) Федоров Стародубский был одним из самых авторитетных федосеевских наставников последней трети ХVIII — начала ХIХ в. Известен как один из главных проповедников федосеевского учения на Западе России и в Стародубье, неоднократно бывал в Москве, некоторое время возглавлял федосеевскую общину в Петербурге, «преста 1811 апреля 8 в пяток в 7 часу по полудни в Лазареву субботу». (ГИМ. Собр.Щукина. №150. Л.6. Синодик федосеевский на бумаге 1811 г.) Карантин был преобразован в общежительство для вдов и сирот. Образцом устройства обители послужил Выго-Лексинское поморское общежительство: территория также делилась на две части – мужскую и женскую, каждая была обнесена стеной, в центре находились соборные храмы, вокруг размещались жилые и хозяйственные постройки. Монастырский принцип устройства И.А. Ковылин мог рассмотреть во время своей поездки во главе федосеевцев зимой 1771- 1772 г. на Выг с целью убедить выговцев вернуться к старопоморским установлениям, прежде всего, отказаться от моления за императорскую власть и от снисходительного отношения к новожёнам. Взаимопонимания достичь не удалось, и федосеевцы подготовили «Статьи соборные в сохранение от поморцев» (14 статей), принятые ок. 1772 г. Ковылин много внимания много внимания уделял полемике со сторонниками «бессвященнословных браков».). Он просил С. С. Гнусина собрать «экстракт» из главных положений брачников и подготовить на них опровержение, что нашло отражение в сочинениях, созданных в 1805 г.: «О браках новожёнских» (2 кн.) (НИОР РГБ. Ф. 98. № 898, список 2-й пол. ХIХ в., содержит обращение к «высокомилостивому отцу Илье Алексеевичу»), «На неподобных новожёнов» (Там же. Ф. 17. № 78). В кон. 70-х гг. XVIII в. Преображенское кладбище заняло ведущее положение в федосеевском согласии. Ковылин, официально никогда не бывший руководителем общины, пользовался большим влиянием не только в Москве, но и среди всех последователей старопоморства. Расширялась и украшалась территория богадельни. В 1784 г. была построена соборная часовня в честь Успения Пресв. Богородицы и жилые строения, где жили более тысячи призреваемых. В 1805–1808 гг. на мужской половине общины возвели надвратную Крестовоздвиженскую часовню. В 1805 г. на женском дворе появилось 6 каменных строений по проекту арх. Ф. К. Соколова с моленными: Покровской, Всемилостивого Спаса, Преображенской (над вратами), Богоявленской (и преподобного Зотика) в больничных палатах, Успенской (а также Иоанна Богослова и Николы Чудотворца) и Ильинской. Все здания были воздвигнуты из кирпича ковылинских заводов. Илья Алексеевич пожертвовал богадельне личное имущество в 300 тыс. руб. Он был известен как собиратель предметов древности, в частности икон. Во многом благодаря авторитету Ильи Алексеевича число прихожан Преображенского кладбища достигло 10 тыс. человек. Своеобразные «сколки» с Преображенской обители появились в Санкт- Петербурге, Казани, Коломне, Костроме, Нижнем Новгороде и других местах. В Преображенском складывался новый, московский центр на основе многих региональных традиций и в первую очередь Норско-Покровского монастыря в Стародубье, основанного в 1756 г. иноками разорённой Гудишской обители. Близ Злынки в 1798-1852 годах существовали также Покровские Тульегорские мужские и женские обители федосееевцев (Кочергина М.В. Стародубье и Ветка в истории русского старообрядчества (1700-1920 гг.). Демографическое развитие старообрядческих общин, предпринимательство, духовная жизнь, культура. Брянск, 2011. С . 317-318).

Стародубское иконное мастерство развивалось в дальнейшем, как московскими мастерами, так и известной семьей Фроловых (Агеева Е.А.. Из неопубликованного рукописного наследия изографов Фроловых// Русские старообрядцы: язык, культура, история: Сборник статей к ХV Международному съезду славистов /Отв. Ред. Л.Л. Касаткин; Ин-т рус. яз. м. В.В. Виноградова РАН. – М., 2013. С.524-539), тесно связанной с Преображенским кладбищем. Ковылин вместе с единомышленниками разработал «Устав богаделенного дома на Преображенском кладбище», утвержденный 15 мая 1809 г., по которому старообрядческая община была освобождена от надзора духовной консистории. Получение государственной конфирмации, как тогда говорили, или утверждения самоуправления сообществом было важным достижением для его укрепления. В благодарственном письме Ковылину, приложившему немалые усилия к утверждению Устава, наставник Преображенской общины Сергей Яковлевич охарактеризовал утверждение Устава как «благопоспешное, и счастливое, и милостивое от монаршей власти решение» (Там же. № 81.21. Л. 2). Ковылин был избран пожизненно попечителем Преображенского кладбища. К глубочайшему горю, возвращаясь из С.-Петербурга после утверждения Устава, Илья Алексеевич тяжело заболел и вскоре скончался, его погребли на Преображенском кладбище, надгробие сохраняется. Имя Ковылина носят переулок и тупик близ Преображенского кладбища в Москве. Ковылину принадлежит ряд полемических сочинений. Н. И. Попов опубликовал: 1-й чин оглашения «входящих в православную веру» (Сборник для истории старообрядчества, издаваемый Н. Поповым. М., 1864. Т. 1. Вып. 2. С. 83–101); «Статьи примирительные, поданные для подписания филипповскому наставнику Алексею Яковлеву (Балчужному)», 1780 г. (Материалы для истории беспоповщинских согласий в Москве. 1870. С. 38–42); «Рассмотрение, кто от сотворенной твари паче всех согреши, на небеси и на земли», 1808 г. (Там же. С. 70–88). Ряд сочинений Ковылина обнаружил и издал А. И. Мальцев: Письмо Луке Терентьевичу в Саратов от 29 апр. 1808 г.; Письмо Петру Федоровичу в Поморье от 23 февр. 1777 г.; «Поданные вопросы Ильею Алексеевым в Москве тому же Алексею Яковлечу, что на Балчюге, в лето 7290» (Мальцев. 2006. С. 513). В это же время велась работа над правилами устройства церковного совета, то есть «Статьями к церковному миру» или «Статьями о церковном благоустроении», как их, принимая, назвали в Риге, которые «к верному и непреложному в 9 статьях волею божиею и общим согласием в Преображенском Богаделенном Доме и во храме Успения Пречистыя Божия Матере, положили на вся грядущия времена и роды». Подписаны они были из-за военных событий только в 1813 г. уже после смерти Ильи Алексеевича. Сохранился список рижского сообщества с подписями: «Лета от мироздания 7320. Майя 21-го. Ещё лучшее в Церкви святей устроение выше подписавшиеся отцы и книжные и почтенные граждане общим советом составили и рукоприкладством утвердили следующие статьи и именами отцов-заверителей: «К сему душеполезному Церкви Святей благоустройству и мы, Стародубского общежительства начальные и книжные, вси согласуемся и рукоприложением нашим утверждаем, именно: рижский житель и обительский по отце Петре Федоровиче преемник отец Иван Васильев, московский житель и обители сей Строитель Яков Васильев; инок Василей за себя и за иноков Исаакия и Авраамия своеручно подписался; рижский Иван Алексеев, обительский келарь Петр Михайлов. И подкеларь Василий Михайлов Гусев, за келаря и за себя, подписался; рижский житель Лукьян Осипов; владимирской Василий Осипов; отец рижский Семен Антонов Волошин». По молитве рижские староверы писали: «Московское благочестивое общество, честнейшие отцы и почтенные граждане! Мы, рижские православные жители душеполезные ваши о церковном благоустроении статьи, всесоборно прочитав, которых силе и всему их содержанию согласились, и приписох их рукоприкладством утвердили с них же и теперь и копию списков по вашему требованию, за скрепою вам доставляем». Далее приводится текст 10 московских статей, основанных на решениях Вселенских соборов, Евангелия толкового, Апостола, Книги о вере и Кормчей, принимаемых практически без каких-либо дополнений и уточнений, кроме 10-й, отмеченной рижской спецификой.

«1. В обществе нашем из согласных с нами христиан составить церковный совет из седми человек и уполномочить его обществом, а сверх оных два или три из духовных отцев должны быть в духовном свете главными. (Л.1 об.)

2. «Совета церковного должность: иметь в совершенном знании и соблюдении все исповедание нашего православные догматы и предания. И все внутреннее и внешнее церкви распоряжение и благоустройство».

3. Церковный совет, как есть внутреннее и внешнее церкви правление, то принадлежат ему все наши по христианству дела на рассуждение и определения по законам церковным, в случаемых же советников разногласия от общества или к рассуждению вспоможения, а противословящегося из них священному писанию (Л.2) и церковным правилам, отрешать должно, а в его место помещать другого.

4. Совету церковному с первых дней своего вступления следует принять к себе все церковные наши дела в правление и различных времен предков наших сочинения и взаконения, которые все внимательно ему пересмотреть должно, и согласные законам и писанию утвердить, недостаточные наполнить, невразумительные объяснить, а противныя правилам и священному писанию пред обществом объяснить, а противныя правилам и священного писания пред обществом, доказав, отменить, понеже (Л.2 об.) бо в некоторых статьях оных обретаются и погрешности, как то в статьях Польских и в подобных тем, ибо и Максим Грек после немногих чудотворцев российских и пастырей священных многия и великия в книгах погрешности повелением царским исправлял, а пороков тех святителем оным за недоумением нимало не приписал, как пишет он в предисловии к иосифовской Грамматики на листе 24 и далее (Л.3). Также и Стоглавый собор четырящим аллилуйю Стоглав впредь запрете, а их за незнание не осуди.

5. И кем-либо от общества нашего, что усмотрено, будет в церковных содержаниях недостаточным или излишним, то всяк о том познавший должен предоставить Церковному совету письменно или словесно. Совет же все то, приняв, приводит в надлежащее исправление. Самим же оным собою без ведома Совета никому ничего не составлять и не утверждать под великим запрещением. (Л. 3 об.)

6. Из духовных дел правителей одному быть старшему, которому прочие все правящие в Риге духовности должны подчиняться и в случаемых нуждах к нему относиться, а и старейший он правитель во всех недоумительных случаях без Церковного совета один собою тоже судить и решить дел не может, как священные законы повелевают.

7. На духовную должность служителей избирать Церковному совету купно с духовными отцами и по законам церковным и утверждать их общественным приговором (Л.4).

8. Духовных дел служителем без воли своего старшего и Церковного совета по своевольству для каковых своих выгод в другие места не переходить и во иные города не отъезжать. За преслушание же законно будут наказаны, а противящиеся и вопреки глаголящие, лишен будет своего звания, чести же и достоинства, и возвестите о нем повсюду.

9. Все христиане по повелению ап. Павла должны молить за царя и за сущие во власти. Да тихое и безмолвное житие поживем и протчая» (4 об.).

10-я статья в московском оригинале предполагала только утверждение и заверение подписями. В рижском ответе, основанная на Евангелии от Матфея, Кормчей, Апостоле, она приобретает поучительный и епитимийный характер: «О служителях церкви глаголет Господь. Вы есть соль земли, аще обуяет да изсыпан будет вон и попираема человеки, и паки: вы есть свет миру. (4 об.). Тако да просветится свет ваш пред человеки , яко да видят ваши добрые и прославят Отца вашего иже на небесех, а иже аще соблазнить единого от малых сих верующих в мя. Уне, есть есть ему да обесится жернов сельский на выи его и потонет в пучине морстей и св. апостолы в 54 правиле своем глаголют: «Иже кроме всякие велии нужды причетник обрящется в корчемнице ядый и пия, [а наипаче с иноверными вкупе] да отлучатся». Також де и мы: есть ли же обличен будет кто из служителей церковных в Корчемнице ядый и пияй, а наипаче с иноверными вкупе, или из их сосудов яст и пиет, кто к сему же и в пиянстве признан будет, (Л.5) такового бесконечно от сообщения верных отлучаем. Обращающихся же усердно к покаянию, таковых с наказанием приемлем. За первую вину всю трапезу ему при всей братии кланяться земными поклонами, за вторую же две трапезы тем же образом ему выполнять должно, а за третью вину три дни всю церковную службу и три тех дней трапезы кланяться ему земными же поклонами, но есть ли же и потом не уставится от пианства и прочих порочных дел, таковых высылать из моленных вон, и во всех часовнях дать о них знать, чтобы не приняты они были на всякое с христианы общение и дондеже совершенно они исправятся (Л.5 об.) у отцев своих духовных и пред церковью, а которые ели укрывать будут в таковых пороках неких тех равною с теми епитимиею облагать, а в толикое же время по правилу 71 великого Василия, так же и за всякое безчиние, и должности своей опущение, кроме болезни. По мере преступления становить их на трапезные поклоны, не исключая никого живущих и пользующихся при больнице сей. Преходящих же из часовни в часовню или из города в город, без одобрительных писем отнюдь не принимать их, под велим опасением законного наказания. Итак, к верному и непреложному, (Л.6) всего в 10 статьях здесь написанного исполнения. Мы нынче, волею Божиею и общим согласием в Рижской богоугодной нашей больнице и во храме Рождества Христова и Пречистыя его Матери Успения на все грядущие времена и роды, рукополписанием нашим утверждаем: лето от создания мира 7321 августа 13 дня». Процесс церковного благоустроения затронул не только рижское христианское общество. Об этом свидетельствует письмо алатырского купца Арефия Леонтьева Банникова от 22 мая 1815 г. с Преображенского кладбища в Москве в Алатырь «хозяюшке» его Пелагее Михайловне для передачи о. Алексею Андреевичу, где он описывает московское устроение и убеждает собрать собрание в алатырской общине, на котором принять решение, «чтобы [в алатырской общине – Е.А.] как на кладбище [Преображенском – Е.А.] установлено, сохранять в точной силе свято и нерушимо» и подписать его «за многими руками» (РГАДА. Ф.196. Оп.1. Д. 987) По наблюдениям виленского историка Вескинского этот «довольно интересный документ (Устав) об управлении рижской богадельней, задающий тон всему расколу на западе, можно находить, между прочим, в Витебской губернии». По его мнению, «Устав был составлен по образцу принятого на Преображенском кладбище», и список, которым он располагал, начинался так: «Словеса Господня, словеса чиста, сребро разженно, очищено седмирицею, ты Господи соблюдеши ны во веки». Очевидно, подобные Правила с отдельными особенностями принимались в многочисленных в то время федосеевских сообществах, но окончательно утверждены не были. Это было время наивысшего расцвета и влияния Преображенской обители, несмотря на трагические испытания войной 1812 года. Значительно позднее, видимо, для создания все более негативного образа федосеевцев, появилось порочащее мнение, что Наполеон был встречен на Преображенском кладбище хлебом — солью. Оно было включено в составленную в 1844 г., вероятнее всего, чиновником особых поручений при министре внутренних дел И.П. Липранди записку «Предания о московских старообрядцах и включённую В.И. Кельсиевым в 1860 г. в «Сборник правительственных сведений о раскольниках». Как показывают документы, сложившиеся в ходе конфликта с новоженами, источниками записки служили доносы купца Лаврентия Осипова на твердо соблюдающих традиции федосеевцев. Этот миф был развеян самими старообрядцами в юбилейном выпуске журнала «Церковь» (1912. № 2. с. 34-36). В настоящее время выявлены новые документы, свидетельствующие о пожертвованиях старообрядцев на разные военные нужды. После смерти знаменитого ходатая и благотворителя Ильи Алексеевича Ковылина основным попечителем стал Ефим Иванович Грачев (1743—1819) , унаследовавший от отца полотняную фабрику в селе Иванове. В 1789 году он имел 455 станов, 3034 десятины земли и 381 «душу», купленные на имя графа Шереметева. В 1795 году он выкупается на волю, отдав все предприятия и земли и заплатив 135 тысяч рублей. Став вольным, Е. И. Грачев записался в московские купцы I гильдии и стал арендатором своих же фабрик. Известный благотворитель «как для ближних одинаковой с ним веры, так и для всех, кто обращался к нему с просьбой о помощи. Кроме того он пожертвовал значительные суммы на Московский университет, за что имя его включено в число благотворителей этого старейшего русского университета и помещено вместе с другими в актовой зале» Ефим Иванович оказывал помощь жительницам Лексинских скитов «лексинским доживалкам», как назвал их Н.С. Лесков. В его архиве и сохранилось их трогательное послание: «Честнейший господин и наш милостивый высокоблагодетель Ефим Иванович, измеряя ваши высокия милости к нашему убожеству, столь мы являемся ко оным отданию несоответственны…» (РГАЛИ. Ф.275. Оп.1.Ед.хр.399. Л.1-2).

В первой четверти ХIХ века — относительно либеральные времена Александра I — старопоморское или федосеевское согласие подверглось пристальному вниманию властей и новые испытания и гонения. Поводом к этому послужили внутренние разногласия на Московском Преображенском кладбище, считавшемся центром всего федосеевства, и острая полемическая активность сторонников «бессвященнословных» браков, объединившихся впоследствии вокруг московской Монинской моленной. Ряд московских купцов, не желавших считаться со строгими правилами о браках и недовольные итогами выборов попечителей на Преображенском кладбище, обрушили своё негодование в виде доносов, в которых довели до высших властей самые сокровенные, и в тоже время опасные, с точки зрения государства, положения вероучения старопоморцев: немоление за государя, неприятие священства, отрицание брака. В конфликте, возникшем в 1816 г. в связи с выбором новых попечителей, сказавшемся даже в отказе от общей молитвы, образовалось две непримиримые стороны — попечителя Е.И.Грачёва, единомышленника Гнусина, и купца Л.И. Осипова, каждая из которых выдвигала своих представителей и настаивала на собственных правилах управления. Следуя завету И.А.Ковылина, «чтоб учреждением попечителей доставить средства кладбищу быть в числе обществ, покровительствуемых правительством, и под его попечением находящихся», Грачёв, Стукачев и Гнусин подали прошение во 2-ой департамент Московского магистрата, об утверждении избранных ими попечителей. Также поступил и Осипов с Ветровым, Андреевым и Бовыкиным. В это время образовалось ещё одно сообщество, возглавляемое Антипом Андреевым, считавшим, что истинные христиане не должны подчиняться иноверному суду, совсем отделившееся от богаделенного дома и примкнувшее к Покровской моленной, что ещё больше ослабило кладбище. Спор из магистрата переместился в губернское правление, которому Грачёв сообщил о недоверии к Осипову, как к «новожену». Затем дело передали на рассмотрение графа Тормасова, решившего примирить стороны. Затея эта не имела никакого успеха, но и утверждены претенденты, выдвинутые единомышленниками Грачёва: Иван Федоров Меховщик, Иван Фёдоров Любушкин, Иван Михайлов Стукачёв и др. Возмущённый таким оборотом дела, Осипов написал графу Тормасову донос, где отмечал, что на кладбище скрываются беглые и опасные люди, в том числе Гнусин, написавший Седмитолковый апокалипсис и картины. «Последнее прошение» от товарищей Осипова с обвинениями Грачева представляет собой письмо к генералу графу А.А. Аракчееву от общества Преображенского богаделенного от 1 декабря, дата не указана, но, видимо, 1816 года. Сторонники Осипова предупреждали Аракчеева в том, что, когда он осматривал перед праздником Введения квартиры, предназначенные для празднования лейб гвардии Семёновского полка в Покровской части в Семёновской слободе и в доме Преображенского богаделенного дома, отданном вкладу в вечность покойным И.А. Ковылиным, который ныне неправильно называется купца Стукачёва, от Грачева и Стукачёва получил предложение в честь праздника угостить солдат более 300 человек, которое воспринял как знак их усердия, поскольку угощение действительно состоялось. На самом же деле, по мнению авторов, у этого события есть тайные пружины, которые они и хотели раскрыть. Далее следуют уже традиционные разоблачения, о том, что угощение производилось не на собственные деньги, а на деньги Богаделенного дома, о которых с 1810 г. нет отчёта, Иван Стукачёв, Дмитрий Тимофеев и Калина Нестеров никогда попечителями не были утверждены, а несут это звание по фальшивой выписке из 1 департамента Магистрата, цель угощения была «дабы на чужой счёт получить почести и утвердиться в захваченном попечительском звании», а также « чтобы затмить» производящееся в 7 Департаменте, а ныне уже уповательно поступившее в общее собрание Сената Московских департаментов дело по доносу до 200 человек старообрядческого общества московских граждан в неповиновении начальству, в распространении нового неслыханного учения, в беззаконной распродаже вкладного имения». Сообщалось также, что 28 августа выбраны настоящие попечители – московские 2-ой гильдии купцы Тимофей Шевалдышев, Фёдор Владыченский и Лаврентий Осипов. Новым было сообщение о привлечении Грачева и Никифорова к судебному следствию по жалобе купца Милованова, которого даже власти считали кляузником и сутягой. Подписей было 41, а никак не 200, как указано в жалобе (ЦИАМ. Ф.16. Оп. 31.Д.3. Л.1 об. – 12 об.). В подлинном рапорте городского головы коммерции советника и кавалера М.И. Титова генерал-губернатору А.П. Тормасову также называется число 40. Так же высказывается предпочтение Е.И. Грачеву «по значительности своих пожертвований в пользу общества, а также по большому превосходству голосов» (там же. Ф.16. Оп. 31. Д. 3 . Л. 54-56).

Доносы эти постепенно достигло высоких инстанций, где и предписано было провести особое расследование, утверждённое Александром I 3 июля 1820 г. (ЦИАМ. Ф.16. Оп. 31. Д.9. Л. 7-7об.), особенно в отношении Гнусина Сергея Семёновича – (1856 – 27.06.1839, Соловки), последователя федосеевского согласия, настоятеля Преображенского монастыря, иконописца, художника, каллиграфа, писателя. По его рассказу был он «дворовым человеком помещика Осокина Оренбургской губ., Белебеевской округи» (ЦИАМ. Ф.16. Оп. 31. Д. 9. Л. 41.), по сведениям МВД – принадлежал отставному гвардии прапорщику Гавриле Осокину (там же. Ф.16. Оп. 31. Д. 45. Л.9). Противники считали, что Гнусин «по жительству его в Оренбургской губ., на заводе Осокинском – писарь» (ГИМ. Хлуд.. № 346. Л.122 об.), т.е. в Нижне-Троицком железоплавильном заводе той же губ. помещика И.П. Осокина. В 1805 г. бежал, скитался по лесам и селениям, как правило, назывался своей настоящей фамилией и своего помещика и уверял, что имеет при себе «письменный вид». Два года спустя добрался до Москвы, где у Юхотного ряда встретился с вольноотпущенником крестьянином помещика Шапошникова Петром Никифоровым, в разговоре с которым узнал, что они «одного согласу», и признался, что беглый, и не имеет возможности проживать свободно. Петр Никифоров «по старости лет и сожаления» к Гнусин отдал ему свою отпускную и уехал к себе домой в Саратов. Так Гнусин стал Петром Никифоровым. «По знанию живописного мастерства» записался в цех ремесленной управы и жил в Богаделенных домах в Москве на Преображенском кладбище и в Коломне до 1813 г. Позднее, с помощью своего приятеля сокольного пометчика Андрея Васильева Шаронова получил от своего помещика настоящую отпускную, оформленную в Казанской палате Гражданского суда, с которой и приписался 22 декабря 1815 г. к московскому мещанству по высочайшему манифесту о 7 –мой ревизии (ЦИАМ. Ф.16. Оп.31. Д.9. Л.42 об.). Был умелым художником и каллиграфом: «писанные им книги и тетради отличаются искуснейшим подражанием древнему печатному шрифту» (ЧОИДР. 1885 г. Кн.2. С.11). Поставлен наставником при женском приюте, по словам литографированного Красного устава- ведущего вероучительного сочинения в федосеевском согласии слыл «знаменитыя обители единый от мудрейших духовный правитель», а также «был главный деятель между прочими отцы». В спорах, усилившихся на Преображенском кладбище, по вопросу о новоженах, выступил последовательным и строгим противником брака. Сторонники брачных отношений, посвящённые в особенности биографии Гнусина, утрировали их в пылу полемики, создали искажённый образ наставника, обвинив его в ухищрениях по смене званий и имён и назвав его « ужасным изувером» «семиимённой особой», «гражданином всей России [Любопытный, с.106-107]. Разработанная противниками Гнусина биографическая канва и интерпретация его трудов (ГИМ. Хлуд. 346, л.122 об.-123 об.] и необоснованное объявление его автором апокрифа «Седьмитолковый апокалипсис» вплоть до настоящего времени удержались в историографической традиции. 23 декабря 1821 г. Сергей Семёнович был захвачен в г. Судиславле Костромской губ. в богадельне при доме Н.А. Папулина с плакатным паспортом и 5-ю квитанциями об уплате подушных сборов, выданных Московским градским обществом (ЦИАМ. Ф.16. Оп.31. Д.9. Л.44 – 49). В расспросе Гнусин показал, что по «извету отпадшего от согласия» купца Осипова был судим за то, что имел чужую отпускную, но так как преступление произошло до высочайшего манифеста 30 августа 1814 г., то от суда и следствия был освобождён без наказания, после чего проживал в городах в Москве и Коломне, в с. Писцово, а «с год укрывался по разным местам, с получаемыми заочно от Московского Общества паспортами и проживал у старообрядцев одного со мной согласу от того, что купец Осипов с прочими начал делать ложные доносы. В Судиславльский богаделенный дом прибыл два дня назад, содержателю дома купцу Папулину показал паспорт, был принят, получил особый покой, едва ли кто знал о его приезде и сам никуда не выходил, с ворами, беглыми знакомства не имел» (там же. л.42 об.). Рассматривавшему дело Управляющему МВД графу В. Кочубею «для секретного разыскания об учении Гнусина совершенно известные по правилам и бескорыстию люди» представили «две записки, книги, писанные рукой и две картины, рисованные Гнусиным». В итоге расследования «ничего особенного не открыто, кроме только того, что будто бы он дозволял себе согласно со своим учением составление оскорбительных насчёт религии картин, которых, однако, при всех стараниях не отыскано, и в том удостоверяет только противная ему партия» (ЦИАМ. Ф.16. Оп.31. Д.9. Л. 2). Более того, прямо отмечалось, что о картинах, осуждающих браки и государей – помазанников божиих «есть только словесные показания с противной Гнусину стороны, которые со времени, возникших в 1816 г. ссор, от Преображенского кладбища отошли и составили своё общество под названием поморское, где браки допускаются». Таким образом, получалось, что нет и явного преступления, за которое бы Гнусин «при милосердном снисхождении Государя Императора к заблуждениям людей сих, должен быть осужден по законам, тем не менее, необходимо удаление его из Москвы, потому более, что он по строгим правилам и скромной жизни своей, почитается от многих приверженцев к старообрядческой вере за святого» (там же. Л.2 об.). Рекомендовалось также удалить и другого учителя – Ивана Федотова, поверенного в делах Преображенской обители, единомышленника Сергея Семеновича, основателя Богаделенного дома в Коломне по образцу московского на Преображенском кладбище. Это было известно следствию, разыскивающему И. Федотова как сподвижника С.С. Гнусина, а также в связи с тем, что петербургская комиссия по Волкову кладбищу ошибочно установила, что « книги с картинками о браках и о царях, помазанниках Божьих, доставлял в Петербург Иван Федотов, скрывавшийся в разных местах, проживая в Коломне, где он в тамошней моленной был хозяин, но большей частью находился в Москве и ныне (середина 1822 г. – Е.А.) проживает в доме Стукачева на Преображенке» (ЦИАМ. Ф. 16. Оп.31. Д.45. Л. 6 об.).

Всё это, по мнению высшей администрации, могло бы изгладить «новое учение». Разработаны были и строгие меры для Преображенского кладбища, затем распространённые на всё федосеевство: обязательное введение метрических книг с записью всех последователей, только престарелых и слабых разрешалось оставлять в богаделенном доме до конца жизни, молодёжь, поющую на клиросах или живущую у родственников, с 16 лет отправлять «жить своими трудами», не дозволялось «умножение строений под названием моленные». Указывалось, что недопустимо и образование на Преображенском кладбище общего центра – поморского и федосеевского, чтобы они в будущем не соединились и «не составили бы сильнейшего общества, в котором без противоположной партии нельзя будет знать их тайные злоупотребления». Гнусин и Федотов объявлялись секретными арестантами, не должны были иметь между собой никакого общения и предполагалось с соблюдением «величайшей тайны» отправить Гнусина в Шлиссельбургскую, а Федотова в Швартгольмскую крепости (ЦИАМ. Ф.16. Оп.31.Д.9. Л. 13), но 23 мая 1823 г. они были доставлены под строгим караулом для заключения в Соловецкий монастырь (там же. Д.45. Л.45-45 об.), где он провел 15 лет в строгом заточении и поражал окружающих своей стойкостью и благочестием. 27 июня 1839 г. Гнусин скончался и был погребён кемскими старообрядцами в Топозерском скиту.

Наследие «учительного настоятеля» Гнусина по преимуществу литературное, но на сегодняшний день оно полностью не выявлено, не атрибутировано и не описано. Трудами Гнусина занимался М.И.Чуванов, им был подготовлен доклад для Русского библиографического общества, а также архимандрит Никанор (Кудрявцев) – игумен единоверческого монастыря, выявивший ряд сочинений, посвящённых Гнусину, но не избежавший ряда укоренившихся заблуждений. Сочинения Гнусина преимущественно содержатся в собраниях Егорова, Рогожского кладбища, Барсова (РГБ) и собрании Чуванова (БАН), а также в частных собраниях. Наиболее известным сочинением, излагающем во всей полноте вероучение беспоповцев-федосеевцев, является «Пандекты», нач.: «Сия святая и богодухновенная книга, нарицаемая Новыя Пандекты..», «собранная на нынешняя последняя самовластная лета, от 256-ти священных книг и от внешних; от которых оная книга Пандект, яко прекрасными и различными цветы лепотне уряженная, святей , соборней и апостольстей церкви, яко венец всеговейно поднесенная, она имеется в 4- книгах и разделяется на 9-частей. Во всех же 4 книгах глав 655, листов 1579; чтущие сию душеполезную книгу Пандекту именуют составившего оную вторым Златоустом: яко же той изъясни сыновом господствующия тогда святыя церкви священная словеса, тако и сей чадом гонимыя на последнее время, путь спасения показа». Сочинение предуведомляется следующими стихотворными строками автора: «Саморучно книгу сию содетель начертал. Так в преднем стихе отечество, имя и веру сказая окончал. Лето миробытия семьдесят и три протекли сторицы. А он не имел сыскать определённыя себе Столицы. Еще над тем протекли три третицы в десятице солнечных бегов. Но не попекся притяжать душевных нравов, яко белых снегов. От Христова же воплощения осмь на десять трегубицы три в десятиц числяя протекло лет…» Осуждая стиль стихосложения, противники Г. вычислили, что написано это сочинение было в 1810 г. (ГИМ, Хлуд. 346. Л.29 об.-30). Его перу, вероятно, принадлежит, написанный около 1820 г. значительный труд «Книга об антихристе» в 4-х частях, нарицаемая Глубина премудрости Божией или Откровение тайны Божией». Основные её части эти – это «Слово св. и прп. Отца нашего Ефрема Сирина о антихристе протолковано многими свв. отцы» и «Слово мч. Ипполита, папы Римского в толковании же многих свв. отцов», украшенное графическими миниатюрами и орнаментом. Для толкования положений этих известных в православии «Слов» С.С. Гнусин привлекает широкий круг источников – сочинения Иоанна Златоустого, Иоанна Дамаскина, Исаака Сирина, Дионисия Ареопагита, Василия Великого, Максима Пелопонесского, Климента Александрийского, Нила Сорского, Димитрия Ростовского, Стефана Рязанского, пустозерских узников и многих других. Принцип построения своего труда Гнусин объясняет в предисловии: «Следовательно, что в пророчествах темно и непонятно стараться надо прояснять и проразумевать чрез сличение с ясным и понятным по связи исполнившихся пророчеств с настоящими и будущими обстоятельствами». ( РГБ. Собр.Егорова. № 906. Л.12 об.) Свой вклад в «Книгу о антихристе» определён автором следующим образом: с одной стороны, «ничего не обретается своего писания, кроме свв. отец учения», а с другой – «много есть и своего сочинения согласующегося всему Священному Писанию на нынешнее время» (там же. Л.13).

Гнусин был автором и другого труда «Толкования на Слово 105 о антихристе прп. отца Ефрема Сирина», источниками которого выступают Евангелие, Апокалипсис, Соборник Четьи Минеи, Псалтирь, Книга о вере, Кириллова книга, слова Максима Грека и сщмч. Киприана. В старообрядческой традиции считалось, что именно в этом сочинении Гнусин расшифровывает имя Наполеона, на самом деле этот сюжет Сергей Семенович изложил по трактовке немецкого мыслителя Юнга-Штиллинга, что подтверждает вывод о недостоверности ряда мнений о Гнусине и его трудах. Есть свидетельства о редакторской деятельности Гнусина. Сохранилось значительное число посланий Сергея Семёновича в различные федосеевские центры, в том числе и «наказания» написанные и отправленные из тюремного заключения в Москве, в которых он призывал соблюдать «во всём неизменно содержать символ вселенского восточного грекороссийского православия и веровати всему священному писанию». (РГБ. Собр. Егорова. № 1354. Л.19 — 31] . Труды Гнусина частично вошли в «Красный устав» – уникальное церковно-бытовое руководство, составленное по соборным постановлениям, посланиям и установлениям знаменитых «первобытных московских отец». Источниками «Красного устава» также были старообрядческие сочинения: «Отеческие завещания в 60 главах», «Отеческие письма (послания)», в 2 частях («имеющие в себе более 300 глав о различных духовных делах в разные страны»), «Книга о христианском житии, приличном настоящему лютому времени и бедствующему в духовных делах человечеству, в коей имеется 75 глав о различных потребах христианских, како их за неимением священного лица простолюдину исправлять…» (автором последнего произведения составитель «Красного устава» считал Трофима Ивановича (+ 1793), «настоятеля кинешемских стран… в нетлении обретающегося» («Красный устав». Л. 350). Также были использованы отдельные положения многотомного труда С. С. Гнусина «Новая Пандекта» (Там же. Л. 284–284 об.). Все эти сочинения, как и сам «Красный устав», представляются ценнейшими источниками по истории и вероучению «сообщественников» московского Преображенского богаделенного дома, требующими всестороннего изучения и научной публикации. Составитель «Красного устава» Егор Яковлевич Карев (ум. 16 апр. 1899), крестьянин села Тарутино Калужской губернии, 35 лет прослужил певцом на клиросе Преображенской обители и 10 лет уставщиком (эти сведения, сообщаемые им в Надсловии к Красному уставу, относятся к 1883 г.). Он был одним из самых знающих и начитанных федосеевцев, много сделавшим для сохранения исторической памяти Преображенской обители Е.Я.Карев был слаб глазами (некоторые федосеевские источники называют его слепцом), это обстоятельство, наряду с составлением различных духовных ответов, явилось одной из причин длительной работы автора над текстом Красного устава – около 10 лет: «Да к тому же было причиною коснения в собрании неимение при себе способных писцов, ибо я зрением весьма слаб и сам не мог писать, а потому без них мне и не было возможности дело продолжать» (старопоморскаго федосеевскаго согласия на лето 7521 (с сентября 2012 г. по август 2013 г.). (О Красном Уставе // Месяцослов християн древлеправославнокафолическаго исповедания и благочестия М., Казань, 2012 С. 111–114).

Известными деятелями Преображенского кладбища были Стукачёвы. Основатель этой купеческой фамилии Иван Михайлович Стукачев (1768 г.р.) стоял у истоков существования Преображенской старообрядческой общины Москвы. В 1826 году имел домовладение 124 в Переведенском переулке Покровской части.
Младший его сын — Макарий Иванович Стукачев (1802 г.р.) был продолжателем дела своего духовного учителя С.С.Гнусина , состоял с ним в переписке. Старообрядческий источник так пишет о Макаре Ивановиче: «В сия же времена многия послания были писаны от настоятелей в различныя страны о некиих духовных делех, и оныя послании имеются в настоящее время во единой книге, под названием «2-й части Отеческих писем, в 170 главах», писанныя от 7320-го [1812] года. Сии отеческия писмы, как 1-я, так и 2-я части составляемы были премудростным учителем и страдальцем Сергием Семеновичем, ибо есть некоторыя послании его, в конце 2-й части, писанныя уже из заточения, как к настоятелем обители, также и к попечителем, во особенности к Стукачеву , и к его сыну Макарию Ивановичу неоднократно писал о некиих духовных делех. Понеже Макарий Иванович сын его духовный был, и приемник высоких добродетелей, как духовнаго благоразсуждения, такожде и телеснаго многотруднаго терпения, ибо он по писанному добровольно умертвил себе греху, а жив Богови и любви, ради его пригвозди плоть свою от юности к одру, и яко бы разслабленный пребыв на нем более 40 лет, яко не погребенный мертвец, даже до кончины своея. И он данною ему от Бога премудростию как живущих с ним в обители, також и приходящих ко спасению, поучал и от преданий отеческих ни единаго шагу отступати не повелевал, и в таком духе несколько посланий написал. А о прочих его добродетелех Ермилов в надгробном его слове пространнее сказал.» Старший сын — Савва Иванович Стукачев (1791 г.р.), продолжил дело отца и стал купцом, владел фабрикой шляпных материй в Санкт-Петербурге, оказывал значительную финансовую поддержку Преображенской общине старообрядчества. В 1870 году на его средства был издан известный портрет основателя Преображенской общины И.А. Ковылина о чем свидетельствует надпись внизу гравюры — «Иждивением М.К. Саввы Стукачева».

Значительный вклад в развитие промышленности и культуры Москвы внесло семейство Гучковых. Родоначальник династии, Федор Алексеевич Гучков (1777- 29.12.1856), в 1789 году основал фабрику, ставшую со временем крупным текстильным предприятием. Он был последователем старопоморского или федосеевского согласия, состоял попечителем московского старообрядческого Преображенского кладбища с 1836 по 1854 г. Его сыновья, Ефим Федорович (1805-1859), один из трех основных попечителей Преображенского кладбища, и Иван Федорович (1809-1865), были по — европейски образованны, мануфактур-советники, члены совета Московской коммерческой академии, и успешно продолжали дело отца. В 1835 году предприниматели затеяли новое, очень важное и насущное дело — открытие школы для детей, выпускники которой в будущем обеспечат развитие российской промышленности, требующей все больше умелых и подготовленных рук. Трудная история становления этого учебного заведения, созданного на средства братьев Гучковых, отражена в переписке с 1845 по 1849 гг. Канцелярии московского генерал — губернатора. Десять лет спустя вопрос о школе вызвал интерес у Министра внутренних дел, обратившегося за разъяснением к московскому Генерал-губернатору: «Дошло до моего сведения, что дозволено принять 110 мальчиков из числа бедных цеховых ремесленников и мещан. Приняли уже 82, все православного исповедания. Сами Гучковы принадлежат к беспоповской секте, признанной вредною, а отец их Федор Гучков состоит попечителем раскольничьего Преображенского дома. И не прикрываются ли личной благотворительностью для распространения раскола» (л.1-1об.). Видимо, внимание было вызвано поступившими ходатайствами Московского военного генерал-губернатора от 16 марта и 26 сентября 1845 г. о награждении мануфактур-советников, почетных граждан Ефима и Ивана Гучковых орденами святого Станислава 2 степени «за принятие на счет свой воспитания 110 мальчиков» (л.2). Ответ Министра МВД на запрос был весьма краток и однозначен: « Хотя Гучковы и имеют уже ордена святой Анны и святого Станислава 3 степени, но как они состоят в безпоповщинской секте, признанной вредною, на основании уже существующих постановлений, раскольники к каким бы они там не принадлежали, не могут быть награждены орденами, то за сим я считаю не вправе представить о награждении Гучковых, согласно Вашему ходатайству, пока они не присоединятся к Святой Вере» (л.2 — 2об.).

Несмотря на категоричность ответа, переписка по изучению обстоятельств возникновения школы, была продолжена. Так, генерал-губернатору было доложено, что «купцами Гучковыми на фабрике основана школа для обучения малолетних на основании 4 пункта утвержденного свыше предложения министра финансов от 24.IХ.1835 г., коим разрешено фабрикантам учреждать на самих фабриках небольшие школы или уроки» (л. 4). К донесению прилагался список с подлинного документа под грифом Департамента мануфактур и внутренней торговли «О мерах постепенного улучшения состояния рабочих на фабриках»: Ваше императорское Величество неоднократно изволили отзываться, сколько желательно дать лучшее направление нравственному образованию рабочего класса людей на фабриках и оградить их вместе с тем от своевольного иногда обращения хозяев, не ослабляя, впрочем, власти их, необходимой для порядка и благоустройства заведений. Вследствие сего, для первого к тому приступа Министра финансов вносит в Госсовет положение об отношении хозяев и наемных работников, которое с высочайшего утверждения предоставлено привести в исполнения для опыта в обеих столицах. Оно принято фабрикантами, как известно, с одобрением и признательностью, и уже поступило представление Рижского военного губернатора о распространении на г. Ригу. Имея в виду, предполагаемую Вашим Величеством цель постепенного улучшения образования рабочего класса людей, Министр финансов, при случае бывшей в Москве выставки, собирал через барона Мейендорфа и других лиц ближайшие сведения об их положении в Москве и ныне признает полезным, к изданному положению об отношении к рабочим присовокупить и следующие меры чрез посредство Московского отделения Мануфактурного совета о лучшем составе. Министр финансов имеет счастье всеподданнейше представить при сем особую записку, внушить всем держателям фабрик в Москве и окрестностей оной: 1) чтобы они пеклись о чистоте воздуха в мастерских и рабочих палатах, столь необходимого для сохранения здоровья и для того не дозволяли в оных останавливаться рабочим на ночлег, а имели бы для сего отдельные покои; 2) чтобы мужчины и женщины имели для ночлега отдельные и не слишком тесные помещения, равно как и малолетние дети, если не живут с родителями; 3) чтобы на случай болезней не требовалось отправления в госпиталь, и на случай недостатка помещения в больницах на заведениях, где рабочих до 50 человек был особый покой с двумя кроватями и нужным прибором, на 100 человек с четырьмя, и буде можно и более кроватями, и так далее. Причем, чтобы хозяева вообще прилагали попечение о призрении и лечении больных, особо в случае прилипчивых и других болезней; 4) чтобы малолетние дети не подвергаемы были изнурению слишком продолжительною дневною работаю, и чтобы хозяева, по мере удобства, пеклись об обучении состоянию их свойственном, и, особенно, детей самых московских жителей, учреждением ли на самых фабриках небольших школ или уроков, или отправлением в другие заведения; 5) Чтобы фабриканты имели попечение, дабы артели получали свежую и добротную пищу; 6) чтобы хозяева старались воздержать рабочих от неумеренного употребления крепких напитков, особенно во время окончания с ними расчета пред Пасхою, чтобы заработанные деньги доходили до семейств сих рабочих, наблюдать за равномерностью и правильностью раздачи между рабочими на самих фабриках, и, особенно, там, где занимаются многие жены низших чинов. Внушения сии члены Московского отделения Мануфактурного совета обязаны производить с кротостью и нужною осторожностью, дабы не возбудить в работниках преждевременных притязаний и духа неповиновения и ропота. Рекомендовалось каждые полгода осматривать заведения членами московского отделения Мануфактурного совета и доносить Министру финансов о положении рабочих и мастеровых. Возлагать подобные поручения и на избранные мануфактур комитеты. Представляя о сем на благоусмотрение и утверждение Вашего императорского величества, министр финансов остается в приятной уверенности, что все фабрики, зная волю своего государя и чувствуя благожелательную цель сих распоряжений употреблять все усилия, сколько способы каждого дозволяют, соответствуя сим Высочайшим предначертаниям. Генерал от инфантерии, граф Канкрин» (л.5-7). Очевидно, что открытие учебного заведения Гучковыми шло прямо в русле тех начинаний, которые разделял и поддерживал и государь, и министерства. Тем не менее, вероисповедание Гучковых вновь вызывало сомнения, приведшие к следующему запросу Московского военного генерал-губернатора 20.01.1846 г. к министру внутренних дел:

«Просим уведомить, не имеют ли почетные граждане Гучковы на призираемых (так! — Е.А.) ими мальчиков, кои все почти православного исповедания, вредного влияния своим сектаторским заблуждением, и не прикрывают ли они личиною благотворительности, видов своих распространения раскола. Мальчики находиться должны быть под надзором людей православных, а наставники должны внушать правила господствующей Церкви. Если только окажется попытка совращения, то надо принять немедленные меры» (л.8-9). Но, несомненно, были сторонники и доброжелатели Гучовых и затеянного ими поистине новаторского и беспрецедентного на тот момент дела. Об этом свидетельствует записка «личного адъютанта (московского генерал-губернатора) полковника Лузина от 25.01.1846 г. за № 831: «Постоянно, с большой подробностью обозревая фабрики и другие заведения в Москве, я в необходимости нашелся обратить особенное внимание на учебное заведение на 110 мальчиков безграмотных сирот, детей мещан и ремесленников, учрежденное и единственно только существующее во всей России при фабрике двух братьев мануфактур-советников Гучковых, как заведение, содержимое на иждивении их по своей удовлетворительности, превосходящее ожидания и по своей благотворительной цели, заслужившее общее одобрение. Заведение это, как объяснили мне Гучковы, учреждено ими по указанию Московской Гражданской палаты и имело основание сострадание к бедным сиротам и целью призреть их и доставить им все способы приобрести необходимые по их званию познания. Дети, воспитывающиеся в этом заведении, удаленные от праздности и пороков, получив элементарные познания даже в науке, сделав особенные успехи в изучении Закона Божьего и приучившиеся по способностям к разным ремеслам, составляя счастье своих семейств, делаются полезными для общества. Это заведение обозревалось гражданским губернским председателем Мануфактурного и коммерческого совета бароном Мейендорфом и членами Сиротского суда. В обследовании сообщалось, что мальчики помещены в отдельном корпусе, снабжены зимнею и летнею хорошей одеждою. Дядьки и учителя состоят в учении господствующей Церкви. Наставляет учеников священник, бывают по праздникам у обедни с дядьками» (л. 10-11). Отмечалось также, что совершенствовалось положение о призреваемых, например, что Министр гражданской палаты разрешил в 1844 году Московскому Сиротскому суду отдать для воспитания и обучения ремеслам 110 бедных сирот с тем, чтобы их до совершеннолетия обратно не требовать. В дальнейшем Гучковы в прошении на имя Московского гражданского губернатора изъявили готовность не ограничивать воли отцов и опекунов брать от них обратно во всякое время отданных им сирот, и сим последним, по достижении ими такого возраста, который по закону дает им право располагать собою, предоставлять переходить, куда пожелают. Список с этого отзыва считалось необходимым препроводить в Гражданскую палату, с тем, чтобы поставить в известность Сиротский суд (л. 12). В заключение отмечалось, что «польза несомненна, братья Гучковы могут быть представлены к награде. Награждение важно не только для них самих, как мануфактур-советников и почетных граждан, имеющих герб, медали и ордена святого Станислава и святой Анны 3-ей степени, но для поощрения других примерных благотворителей, при которых происходит сближение с Православной церковью» (л. 12 об.) Но обследование училища продолжалось. 26 октября 1848 г. военный генерал-губернатор Москвы граф Закревский обратился к чиновнику особых поручений гвардии капитану Сухотину с поручением обозревать по временам заведение Гучковых, соблюдают ли они условия, с которыми отданы были сироты, не оказывается ли им каких-либо утеснений, особенно в отношении православной веры. Если будут отступления, требовалось немедленно доносить (л. 13-13 об.). Для напоминания капитану была послана выписка из условий, на которых отданы мальчики советникам и почетным гражданам Гучковым для воспитания: «1. Гучковы обязуются содержать малолетних до совершеннолетия в своем доме, одевать и кормить на свой счет и приучать по мере способностей малолетних, каждого к какому-нибудь фабричному занятию, чтобы они могли в последствии сами работаю своею содержать себя и своё семейство. 2. Малолетних до 14- летнего возраста учить читать и писать в заведенной ими Гучковыми школе под надзором инспектора училищ. 3. В случае болезни малолетних лечить Гучковыми в собственной своей больнице под надзором опытного медика. 4. Не воспрещать отцам или опекунам брать от Гучковых во всякое время обратно отданных к ним сирот. 5. Гучковы обязаны для ближайшего надзора за нравственностью детей, кроме воспитателей и мастеров, определить не менее 2-х известных добрым поведением и религиозными правилами православного исповедания дядек, которые находились бы постоянно при них и водили их в церковь» (л.14). Закревский попросил предупредить Гучковых о визите Сухотина, что и было сделано Обер-полицмейстером и доложено Московскому Генерал-губернатору (л. 15-16). Отзыв о школе Гучковых был поставлен на вид Московского Сиротского суда (л.17). Новое послание Закревского от 14 ноября 1849 г., состоящему при нем чиновнику по особым поручениям Сухотину, очевидно, было вызвано доносом: «Пользуясь постановлением о необходимости обозревать заведения Гучковых и получив сведения, что сказанное заведение находится в самом неудовлетворительном положении, что дети получают дурную пищу, содержатся неопрятно, и что за их учением нравственным и здоровьем не имеется должного надзора, я поручаю Вам сделать внезапный осмотр, проверить в подробности сведения и донести мне» (л.18). Результатом внезапного осмотра стала докладная записка Сухотина с грифом секретно: «16 ноября 1849 г. провел внезапный осмотр и нашел следующее: 1. Все сироты вообще содержатся и одеты неопрятно, хотя и положено еженедельно водить их в баню и переменять бельё, но это не приводится в исполнение. И большей частью им меняют бельё и водят в баню в две недели раз. 2. Пишу же, дают хорошую, свежую и здоровую, а именно; за завтраком – кашу, за обедом — щи, в пост со снетками, а в мясоед с говядиной, кашу и огурцы с квасом, за ужином – щи и кашу. Хлеб испечен прекрасный. 3. За здоровьем имеется надлежащий надзор – их часто посещает Лефорт – частный врач. Л. 19 об. Больные помещены в больницы, прекрасно и опрятно содержанные. 4. За нравственностью присматривают два унтер-офицера, которые при них безотлучно находятся, а те из них, которые обучаются ремеслу, находятся постоянно при своих занятиях, под надзором своих учителей и мастеров. 5. Из ответов мною отобранных от сирот и учителей тут находившихся, насчет их обучения, я могу заметить, что оное теперь находится не в удовлетворительном положении и требует более систематического порядка. И вообще, после подробного мною осмотра всего заведения, я удостоверился в том, что господа Гучковы в продолжение некоторого времени мало занимались вверенными их попечению сиротами, в чем они Гучковы сами сознались и обязались между тем в самом непродолжительном времени исправить все замеченные мною беспорядки» (л.19 об.). Гвардии капитан Сухотин» (ЦИАМ. Ф.16. Оп.35.Д.62. Л.1 -19 об.) Как видим, несмотря на явно предвзятый характер отчета, автор его все же не может найти никаких серьезных нарушений, кроме не совсем опрятного вида учеников. Но речь идет о детях и подростках, обучаемых разным ремеслам, что не сочеталось, конечно, с исключительной чистотой.

18.ХI.1849 г. А.А. Закревский «на основании вышеизложенного в связи с неудовлетворительным состоянием предписал спустя неделю внезапно навестить заведение и донести» (там же. Л. 21). На этом переписка обрывается. Но известный москвичам своим самодурством и плохим образованием, Закревский продолжал бесконечные проверки и подозрения, отвлекавшие деятельных братьев от решения срочных и важных задач. Давление со стороны власти вынуждают Гучковых в декабре 1853 г. перейти в единоверие. Неприязнь Закревского распространялась и на главу семейства Ф.А. Гучкова, который оставшись верным старой вере и за отказ перейти в единоверие, несмотря на хлопоты сыновей и единомышленников, был сослан в Петрозаводск, куда уехал 27 янв. 1854 г., переписав имущество на перешедших в единоверие сыновей. Закончил свой земной путь в изгнании, тело было перевезено в Москву, погребение состоялось на Преображенском кладбище в первых числах марта 1857 г. Его имя стало символом подвижничества и изгнанничества не только среди старопоморцев, но и со временем для всего старообрядчества. Об этом свидетельствует написанный неизвестным староверческим автором духовный стих на изгнание Федора Гучкова – «Стих узника», известный до сих пор во многих общинах и разошедшийся в сотнях списков: «Поздно, поздно вечерами, как утихнет весь народ и осыплется звездами необъятный неба свод». Начиная с 1820-х годов последователи Преображенского кладбища были подвергнуты постоянным преследованиям и ограничениям, как в содержании самой обители, невозможности ремонта зданий, так и благотворительности в её пользу. В 1847 г. Преображенское кладбище перешло в ведение московского Попечительного совета заведений общественного призрения, в 1853 г. — в ведение совета императорского Человеколюбивого общества. В августе 1853 г. был арестован главный настоятель богаделенного дома и духовный отец Симеон Козмич (сослан в Полтавский Крестовоздвиженский монастырь, где и скончался в 1859 г.), из его кельи изъяли старинные иконы, книги и казну богаделенного дома, позднее они были частично возвращены. С 1850 г. шло последовательное разорение келий в мужском и женском дворах, проводилась опись имущества. В 1854 г. 2 моленных мужского двора – соборная Успенская (между 1780 и 1784, архит. Ф. К. Соколов) и надвратная Крестовоздвиженская (1805–1808, архит. Ф. К. Соколов) — были отняты у федосеевцев. Вместе с моленными к единоверцам перешли древние иконы, утварь и книги. У федосеевцев конфисковали всю территорию мужского двора, насельники которого были переселены на женский двор. 16 мая 1866 г. в Москве, на части территории (мужской двор) Преображенского богаделенного дома был открыт Никольский единоверческий монастырь. В Записке об его учреждении от 30 июля 1865 г. отмечено, что первоначально предполагалось устройство единоверческого монастыря на Рогожском кладбище, принадлежавшем старообрядцам Белокриницкой иерархии, но затем власти пришли к мнению, что это удобнее сделать на Преображенском (ЦИАМ. Ф. 1181. Оп. 1. Д. 4. Л. 1). Федосеевцев принуждали к переходу в единоверие. Единоверие приняли наиболее влиятельные прихожане Преображенского кладбища — Гучковы, Носовы, Гусаревы, Бавыкины, Осиповы и др. С сер. марта 1854 г. в соборной Успенской моленной с северной стороны шло строительство придела во имя свт. Николы. 3 апр. 1854 г. митр. Филарет (Дроздов) по старопечатным книгам совершил освящение придела. Алтарь Успенской церкви был освящен митрополитом 2 июня 1857 г.; на престол был положен антиминс, освященный при патриархе Филарете. При освящении церкви митрополит был в древнем омофоре, панагии первого патриарха Московского Иова, в наперсном кресте Всероссийского митрополита Макария и в древней митре, с посохом Московского святителя Алексия. Переустройство Успенско-Никольского храма было совершено на средства И. Ф. Гучкова, в приделе свт. Николы поместили иконы из бывшей домашней моленной семьи Гучковых. Теплая 5-главая Крестовоздвиженская церковь над Святыми вратами помещалась в каменном 2-этажном здании. После устройства алтаря митрополит Филарет освятил церковь древним чином 19 дек. 1854 г. В нижнем этаже Крестовоздвиженской церкви в 1855 г. открылось начальное народное училище для мальчиков. 16 сентября 1856 г. эти единоверческие храмы посетили великие князья и цесаревич Николай Александрович. Староста церкви А. Е. Сорокин преподнес наследнику древнюю икону с Неделей всех святых из Преображенского дворца царя Алексея Михайловича, сохраненную в старообрядческой среде. В 1883 г. в 2-этажном здании, примыкающем к Крестовоздвиженской ц., открылась уникальная публичная библиотека древней книжности и трудов по истории раскола Русской Церкви, завещанная Никольскому монастырю Хлудовым. Редчайшие рукописи и старопечатные книги из Хлудовского собрания по просьбам исследователей на время передавались в другие библиотеки. Вблизи Хлудовской библиотеки в теплое время года проходили дискуссии последователей разных конфессий. Спорящие собирались также у ворот наружного двора Преображенского кладбища, но консистория предписывала проводить беседы в помещениях Никольского монастыря (ЦИАМ. 1181. Оп. 1. Д. 1. Л. 67-68 об.). С 21 окт. 1911 г. по 30 окт. 1923 г. настоятелем Никольского монастыря был вышеупомянутый Никанор (Кудрявцев), ранее исполнявший обязанности казначея и заведующего Хлудовской библиотекой, в которой обратил внимание на полемические труды поморцев против Гнусина и стал изучать наследие знаменитого духовного отца. Отношения со старообрядцами, несмотря на собеседования и совместное использование Хлудовской библиотеки, к 1939 г. полностью переданной в ГИМ, не всегда были спокойными. 17 апр. 1913 г. совет федосеевской общины известил настоятеля Никольского монастыря, что не все монастырские послушники ведут себя благочестиво на Преображенском кладбище, и просил «послушников и молодых людей в партикулярном платье, живущих в монастыре, не допускать на кладбище, кроме погребений ваших прихожан и богослужений на могилах ваших одноверцев» (Там же. Д. 66. Л. 1–1 об.).

Выдающимся деятелем Преображенского кладбища был Егор Егорович Егоров (1862 или 1863, Москва – 15. 12. 1917, Москва), купец 2-й гильдии, выдающийся собиратель древнерусских икон, рукописных и старопечатных книг и предметов мелкой церковной пластики. Родился в Москве в потомственной старообрядческой семье, которая из г. Рыбинска Ярославской губ.

Первым из Рыбинска в Москву приехал дед Егоров Константин Егорович(1783-20.01.1860), открывший торговлю продовольственными товарами, а позднее знаменитый трактир в Охотном ряду. В 1825 г. Константин Егорович записался в купеческое сословие. Был видным деятелем федосеевской общины на Московском Преображенском кладбище, пострадал за веру вместе с другими духовными отцами после унизительной проверки кладбища в августе 1853 г. Константин Егорович был сослан в г. Пензу под надзор полиции в январе 1854 г., где и скончался. Тело было перезахоронено на Преображенском кладбище 4 декабря 1863 г.

Торговое дело и трактир сосланного отца унаследовал и развил его сын купец 2-й гильдии Егор Константинович Егоров, также преданный последователь Преображенского кладбища. В сер. XIX в. Е. К. Егоров женился на девице Федоре, происходившей из известной московской старообрядческой семьи Косичкиных. От этого брака в семье Егоровых родился сын Егор и две дочери: Екатерина и Елизавета.
Московский дом купцов Егоровых находился в Салтыковском переулке (ныне – Дмитровский переулок, д. 3) и имел семейную моленную.

Егор Егорович получил домашнее образование и традиционное старообрядческое воспитание. При жизни отца Егора Константиновича он обучался купеческому «делу», а после смерти отца в 1887 г., унаследовав продовольственный магазин и трактир в Охотном ряду, через год с небольшим продает все московскому купцу 2-й гильдии С. С. Уткину, и становится увлечённым собирателем ценнейших памятников древнерусской и старообрядческой истории и культуры, желая сохранить их в старообрядческой среде.

После официального правительственного запрещения старообрядческого богослужения в 1856 г. в среде старообрядцев стало широко распространяться коллекционирование икон и книг «дониконовского» времени для своих тайных домашних моленных. В семье Егоровых три поколения занимались собирательской деятельностью. В их доме в Салтыковском переулке (ныне Дмитровский, д.3) была также домашняя моленная, где размещаллсь собранное бесценное наследие. Егор Егорович был большим знатоком русской церковной старины, обладал глубокими познаниями в области древних традиций и соблюдения устава, в его б-ке, насчитывавшей ок. 30 тыс. изданий, большое место занимали справочники, каталоги и альбомы по древнеруссскому искусству и палеографии. Егоров, как и его дед и отец, принимал участие в старообрядческой жизни, которая активизировалась в России после издания манифеста «Об укреплении начал веротерпимости» (1905) и указа «О порядке образования и действия общин» (1906). 1905–1917 гг. стали временем широкой полемики и новых направлений деятельности федосеевского сообщества Москвы и связанных с ним общин. 11 марта 1907 г. состоялось собрание московских федосеевцев под председательством Г. К. Горбунова, на котором присутствовали 99 чел. Собрание постановило: утвердить общину для Москвы и уезда, приходским храмом считать Крестовоздвиженскую церковь на Преображенском кладбище. 13 марта 1907 г. была зарегистрирована «Московская община христиан древлеправославного кафолического исповедания старопоморского благочестия» на Преображенском кладбище. Настоятелем общины стал Семен Иерофеевич Грузинцев, духовными отцами — Т. Т. Бутусов, В. Я. Белов. Егоров был активным членом общины, в качестве представителя прихожан он принимал участие в заседаниях совета общины, был одним из крупных благотворителей Преображенского богаделенного дома. Первое общее собрание общины состоялось 8 апреля 1907 г. Было 94 учредителя, настоятелем был утвержден Семен Иерофеевич Грузинцев. Протокол заседания тщательно записан Егоровым, как и протокол общего собрания 10 февраля1908 г., где было заявление С.П. Кудряшова о постановке на более широкую почву религиозной проповеди, об ускорении открытия школы, о расширении типографии и др. вопросы. (Егоров Е.А. Книга копий документов. РГБ. Ф.94. №60. К.10). 15 августа 1909 г. был утвержден устав общины Преображенского богаделенного дома, разработке которого также участвовал Егоров. В 1900-1917 гг. Егоров присутствовал на съездах и собраниях федосеевцев, в Москве, в Казани, в с. Воскресенском Саратовской губ. и др. Егоров имел авторитет знатока Священного Писания, истории Церкви и старообрядчества, древнерусской и старообрядческой книжности и иконописи. Он вел своего рода летопись заседаний совета общины, часто отмечая какие-либо спорные вопросы, делал выписки из печатных изданий о Преображенском кладбище.

Егоров отказывался от поступавших ему предложений о продаже своего собрания или его частей, желая, чтобы оно стало собственностью Преображенской общины. Переговоры Егорова с советом Преображенской общины о перевозе коллекций на Преображенское кладбище велись на протяжении 10-х гг. XX в., окончательное решение должно было быть принято весной 1918 г. (коллекции предполагалось разместить в здании больницы Преображенского кладбища). 15 дек. 1917 г. Егоров был убит грабителем в домашней моленной. Похоронен на Преображенском кладбище, могила сохранилась.

Комиссия по охране памятников старины и художественных сокровищ при Моссовете 28 декабря 1917 г. выдала мандат на прием научного и художественного имущества Егорова на временное хранение в Румянцевский музей. В январе 1918 г. были подготовлены «охранительные» описи собрания Егорова. В Румянцевский музей была вывезена большая часть рукописей, а также часть икон, предметов мелкой пластики и кириллических книг, оставшаяся часть коллекции должна была временно храниться в доме Егорова. Вскоре на основании декрета СНК РСФСР, по которому все завещания в пользу религиозных общин были аннулированы, а дальние родственники лишены права наследования, коллекция Егорова была национализирована и объявлена государственным достоянием. 3 марта 1919 г. руководство Румянцевского музея обратилось в Моссовет с просьбой о передаче их музею «в полную собственность», ходатайство было удовлетворено. В февр. 1921 г. в Румянцевский музей были перевезены остававшиеся в доме Егорова рукописи, старопечатные книги и библиотека. В 1923 г. иконы и предметы мелкой пластики из собрания Егорова были переданы Историческому музею, в Румянцевском музее осталось 66 икон «для сравнительного изучения рукописных миниатюр и иконописных изображений». В дальнейшем часть икон из ГИМ и иконы из ГБЛ перешли в Третьяковскую галерею. После образования в ГБЛ отдела редких книг ему были переданы кириллические книги из коллекции Е., к 1979 г. в его фондах хранилось более 500 изданий кириллической печати XV-XVIII вв., в т. ч. 349 московских, 70 белорусских (главным образом старообрядческих) и более 100 украинских изданий из собрания Егорова (часть книг собрания была передана в библиотеку Новосибирского университета, дублеты попали в другие библиотеки страны). Рукописи и архив Егорова в настоящее время составляют фонд № 98 ОР РГБ. Отличительными чертами собрания являются широкий хронологический диапазон, различные по содержанию книги, значительное число ранних, редких и лицевых рукописей. Около половины собрания составляют рукописи сер. XIV-XVII в., из них более 150 имеют точную датировку. Многие тексты представлены несколькими списками разного времени. Егоров унаследовал от отца и деда лишь около 100 рукописей, большинство своего собрания приобрел у антикваров Москвы, С.-Петербурга, Поволжья. Подробная характеристика собрания выполнена Ю.Д. Рыковым, много лет отдавшему изучению коллекции Егорова. Егор Егорович оставил поистине уникальное наследие, к сожалению, не Преображенскому кладбищу, но доступное широкому кругу интересующихся и изучающих историю и культуру Древней Руси и старообрядчества. Ряд лет активной деятельности Егора Егоровича совпал с расцветом Преображенского кладбища, когда благодаря религиозной свободе и благотворительности удалось по инициативе Г.К. Горбунова открыть в 1907 г. типографию, в создании которой принимал участие печатник из Вятки Лука Арефьевич Гребнев. В 1910 г. для типографии на Преображенском кладбище было построено отдельное здание. До 1918 г. печатня выпустила свыше 80 названий книг, в т. ч. лицевой «Апокалипсис трехтолковый» и «Поморские ответы» с оригинала 1723 г. из собрания Е. Е. Егорова, множество певческих крюковых книг, богослужебные издания. 17 октября 2009 г. в доме В.П. Москвина была открыта школа для мальчиков и девочек, в 1912-1914 гг. по проекту выдающегося архитектора Л.Н. Кекушева была построена трехэтажная больница для «неимущих христиан». Как видим, большую роль в осуществлении этих проектов сыграл коммерц-советник Григорий Климентьевич Горбунов (10.01.1836, с. Широково Нерехтского у. Костромской губ.- 18.10.1920, г. Середа, ныне г. Фурманов Ивановской обл.), председатель, с 1907 г. 1-й почетный член общины Преображенского кладбища, предприниматель, благотворитель. В 1910 г. Горбунов передал общине основанное им богаделенное заведение для 300 призреваемых , носившее его имя и располагавшееся в домовладении по ул. Девятой Роты и Кладбищенскому переулку, в том же году в завещании пожертвовал общине 6 домовладений с земельными участками на 180,79 млн р. В годы Первой мировой войны на Преображенском кладбище хранились святыни из эвакуированных беспоповских моленных северо-запада империи, в том числе иконы из рижской Гребенщиковской общины. Тяжелая полоса испытаний начались после 1917 г. В 1918 г. были экспроприированы хозяйственные постройки, включая типографию. В начале 1922 г. Бауманский райсовет ходатайствовал, чтобы все помещения Преображенского богаделенного дома и Никольского монастыря были отданы под размещение беженцев из голодающих районов, начались проверки и осмотры зданий под передачу разным организациям. В конце 1923 г. Никольский монастырь был закрыт. Федосеевцы постарались вернуть себе все здания Преображенского кладбища. В праздник Рождества Христова 1923 г. старообрядцам объявили, что их 4 храма подлежат закрытию и ликвидации. В 1934 г. была отобрана и соборная Успенская моленная. В 1930-е годы в восточной части женского двора возник колхозный рынок, действующий по сей день. Устав общины по адресу: Преображенский Вал, д. 17 был перерегистрирован 2 авг. 1945 г. По оценке властей, община объединяла ок. 3 тыс. чел. Прихожане московской общины проживали в основном в предместьях столицы: в Бирюлёве, Вешняках, Малаховке и Томилине. Должности наставника и старосты в первые послевоенные годы совмещал Н. Д. Ващенко, позже исполнительный орган возглавила Н. Ф. Михайлова. После кончины Ващенко наставниками общины были: И. В. Ильин (1948–1949), Т. Слепченко (переведен в 1955 в Серпуховскую общину), В. Любезнов (1958–1964), М. Анциферов (с 1964). В 1951 г. председателем общины был избран М. С. Сергеев, пользовавшийся большим авторитетом. Сергеева на этом посту в 1967 г. сменил М. И. Чуванов, потомственный федосеевец, знаток старообрядческой и древнерусской книжности. Он возглавлял московскую федосеевскую общину до своей кончины 15 апреля 1988 г. Таков сложный и насыщенный событиями путь прошли московские федосеевцы, проявив необыкновенную стойкость в вопросах сохранения веры, подаривших России выдающихся духовных писателей и полемистов, собирателей бесценного древнерусского и старообрядческого наследия.

Соч.: [Гнусин С.С.] О браках новоженских в списках ок. 1805 г.- РГБ, ф. 98. ч.1- № 898, ч.2 — № 899. Книга о антихристе, нарицаемая Глубина премудрости Божией или Откровение тайны Божией, рук. 1820 г. – там же, ф.98, № 906; Пандекты, в списках к.ХIХ в.– там же, №1382, 1905; Сборник со статьями С.С. Гнусина, список к.ХIХ в. – там же, № 1354. Толкование на 105 слово св. Ефрема Сирина, рук. 1820-1821 гг. – РГБ, ф.17, № 7.

Лит. : Собрание правительственных сведений о раскольниках/ Сост. В.Кельсиев. Лондон, 1860. Вып.1. Л. 42-74. Материалы для истории безпоповских согласий в Москве, собранные Николаем Поповым// ЧОИДР. М.,1869. Кн.2. Дозорные записи о московских раскольниках, сообщённые А.А.Титовым //ЧОИДР, 1885, кн.2. С.11. Филарет (Захарович), игум. Об открытии Никольского единоверческого монастыря в Москве: Ист. записка. М., 1897; Вескинский А. Раскол в Западнорусском крае // Вестник Западной России. Вильна,1865. Т.3. С.295-296. Архимандрит Никанор (Кудрявцев) Гнусин // Русский биографический словарь. Репринтное воспроизведение. М., 1995. Л. 390-408. Н. Иващенко Н.Коршунова Собиратель // Альманах библиофила, № 18 – 19. М.,1985, С.128, 142. Полунина Н., Фролов А. Коллекционеры старой Москвы. М., 1997. С. 371–374; Собрание Е.Е. Егорова // Рукописные собрания Государственной библиотеки CCCР имени В.И. Ленина. Указатель / Отв. ред. [и сост.] Ю. Д. Рыков. М., 1986. Т. 1. Вып. 2. C. 61-84 ; Егоров Егор Егорович // Православная энциклопедия М., 2008. Т.18. С. 32-35. Русакомский И. К. Ансамбль за Преображенской заставой // Памятники русской архитектуры и монументального искусства. М., 1985. Вып. 2. С. 148–170; Любопытный Павел Онуфриев Словарь и каталог или Библиотека. Ксерокопированное воспроизведение. М..1997, С. 106-107. Наставник Сергий Симеонович Гнусин // Месяцеслов на 2001 г. христиан древлеправославно- кафолического исповедания и благочестия старопоморского согласия. М., 2001. С. 88-89. Гарелин Я.П. Город Иваново-Вознесенск или бывшее село Иваново и Вознесенский Посад. Иваново , 2001.Ч.1. С.165-167 (репринт. воср. изд.1884 г). Агеева Е.А, Судьба старообрядца в императорской России: история жизни «учительного» настоятеля С.СГнусина //Старообрядчество в России (ХVII –ХХ вв.). Вып.4, место издания Языки русской культуры Москва, 2010. С. 185-233. Кочергина М.В. Стародубье и Ветка в истории русского старообрядчества (1700-1920 гг.). Демографическое развитие старообрядческих общин, предпринимательство, духовная жизнь, культура. Брянск, 2011. С . 317-318. М, 2016. С.208-271. Расков Д. Е. Экономические институты старообрядчества. СПб., Издательство С.-Петербургского университета, 2012. Агеева Е.А.. Из неопубликованного рукописного наследия изографов Фроловых// Русские старообрядцы: язык, культура, история: Сборник статей к ХV Международному съезду славистов /Отв. Ред. Л.Л. Касаткин; Ин-т рус. яз. м. В.В. Виноградова РАН. – М., 2013. С.524-539. Игнатова (Катрелёва) Т.В. Московские иконописцы-федосеевцы конца ХVIII-первой половиы ХХ века. Материалы для словаря //Старообрядчество в России ХVII-ХХ века. Вып.5.М.2013, С.354-388). Смирнова К. А. Документы Центрального государственного архива Московской обл. о ликвидации моленных Преображенской старообрядческой общины в нач. 1920-х гг. // Первые историко-краеведческие и научно-просветительские Преображенские Ковылинские чтения, Москва,10 окт. 2014. М.,2014. С. 67–82. Юхименко Е.М. Старообрядчество. История и культура. М, 2016. С.208-271

Преображенское кладбище в Москве. Акварель. 1827. Из собрания М.И. Чуванова.

Т.В. Игнатова. Как передавали единоверцам Успенскую Соборную моленную Преображенского богаделенного дома

По документам из фондов Российской государственной библиотеки и Центрального государственного архива Москвы.

Царствование Николая I известно как время крайне жестокого преследования староверов. Конец его правления: 1854 и 1855 годы, – обернулся придельной тиранией в отношении насельников Преображенского богаделенного дома. Кульминацией стало совершённое в 1854 году «отобрание» и переосвящение в единоверческие храмы двух моленных Мужского двора. Сначала была отобрана Соборная Успенская моленная: ее перестройка началась в марте, а в апреле состоялось переосвящение [1]. Затем богаделенный дом лишился надвратной Крестовоздвиженской моленной, которая в июле была отобрана [2], а в декабре состоялось ее освящение как единоверческого храма [3]. В годы правления Александра II эта политика продолжилась. У федосеевцев окончательно отобрали всю территорию Мужского двора, и в 1866 году здесь открыли Никольский единоверческий монастырь [4].

В последние годы исследователями велась работа с документами, которые позволяют подробно восстановить ход этих драматических событий. Первый памятник в данном ряду – рукописная книга из собрания Научно-исследовательского отдела рукописей Российской Государственной библиотеки (НИОР РГБ) «Материалы для истории Преображенского кладбища», хранящаяся в фонде Егора Егоровича Егорова [5]. Рассказ в книге охватывает девять лет: период с 1853 по 1862 год.

Илл. 1. История Преображенского кладбища с 1854 по 1862 год. В 38 главах. С добавлением судебного дела о настоятеле Буринской моленной Пафнутии Леонтьевиче.
Около 1870 г. 874 листа. ОР РГБ Ф.98 №2011. На снимке представлены верхняя крышка переплета и титульный лист книги.
Дальнейшие события – с 1860 до 1866 года – можно проследить по документам Центрального государственного архива Москвы (ЦГА Москвы), в частности из фонда Конторы Преображенского богаделенного дома № 157. Среди прочих там хранится «Дело о переводе призренников из мужского на женский двор Преображенского Богаделенного Дома и о передаче мужского двора, со всеми на оном строениями, в ведение единоверцев, для устройства мужской единоверческой обители» [6]. Материалы дела датированы 1865 годом, но в них содержатся отсылки к более ранним документам. Данное дело содержит подробную опись строений Мужского двора с указанием их сохранности и особенностей конструкций и план мужской половины [7].

Илл. 2. Дело о переводе призренников из мужского на женский двор Преображенского Богаделенного Дома и о передаче мужского двора, со всеми на оном строениями, в ведение единоверцев, для устройства мужской единоверческой обители.
2 декабря 1865 – 10 сентября 1882. Дело представляет из себя машинописную копию, сделанную в 1907 году с оригинальных документов второй половины XIX века. ЦГА Москвы. Ф.157 Оп.1 Д.35.

Интересно даже небольшое и незамысловатое по сути «Дело о приведении к присяге (взошедшему на престол императору Александру II – Т.И.) призреваемых Преображенского богаделенного дома и прихожан единоверческих храмов» [8]. Например, в списке прихожан единоверческих храмов на Преображенском значится Андрей Федоров Бронин – родной брат Захара Федоровича Бронина, замечательного московского иконописца-старовера, перешедшего в единоверие из поморского брачного согласия [9].

Илл. 3. Дело о приведении к присяге призреваемых Преображенского богаделенного дома и прихожан единоверческих храмов.
20 февраля 1855 года. На 12 листах. ЦГА Москвы. Ф.157 Оп.1 Д.15.
Надо добавить, что еще более поздний период истории Преображенского кладбища, с начала 1900-х по 1917 год, можно восстановить благодаря уникальному архиву Е.Е. Егорова. В этот архив входят, помимо прочего, девять рукописных книг, содержащих переписку с 1906 по 1917 год как самого Егорова, так и других членов общины Преображенского кладбища с федосеевскими обществами России. Егоров данные книги никак не озаглавил. В более позднее время хранителями им были присвоены тяжеловесные названия: «Книги копий писем Е.Е. Егорова, его корреспондентов и третьих лиц» и «Книги копий документов, писем, выписок из газет и записей дневникового характера, относящихся к жизни Московского Преображенского кладбища и старообрядцев беспоповского федосеевского согласия». Кроме эпистолярного наследия в «Книгах…» собраны копии газетных статей, соборных постановлений, описаны судебные заседания, торжественные мероприятия и прочее.
В данных «Книгах копий….» тема взаимоотношений федосеевцев с единоверцами отнюдь не является главной. В них на первом плане – полемика относительно Указа 1906 года об общинах, о введении брачных книг и детальная история разделения федосеевцев на «московских» и «казанских», т.е. принимающих или не принимающих Указ об общинах.

Илл. 4. Фотография Е.Е. Егорова в кресле с раскрытой тетрадью.
Фотография на паспорту. 1880-е гг. (?). НИОР РГБ Ф.98/II №75 Папка с фотографиями Е.Е. Егорова.
Из всех названных источников лучше всего исследованы «Книги копий…». Впервые архив Егорова был описан в 1986 году Юрием Дмитриевичем Рыковым [10]. Сейчас ведется углубленное изучение архива [11].

Исследование данного комплекса источников – процесс очень длительный, но оно позволит написать подробную историю Преображенского кладбища с середины XIX века до 1917 года.

Илл. 5. Книга копий документов, писем, выписей из газет и записей дневникового характера, относящихся к жизни Московского Преображенского кладбища и старообрядцев беспоповского федосеевского согласия.
1906–1908 гг. НИОР РГБ Ф.98 Оп.1 № Б/ш 2074(2086).

В данной публикации мы остановимся подробнее на «отобрании» и переосвящении Соборной Успенской моленной, описанных в рукописной книге «Материалы для истории Преображенского кладбища». Несколько слов заслуживает и сама книга.

В 2013 году Е.М. Юхименко ввела в научный оборот рукописную книгу из собрания Государственного исторического музея – «Повесть о злоключении на Московское Преображенское кладбище и на всё старообрядческое христианство, по Божию попущению чрез враждебных людей произошедшее» [12]. Это сочинение мемуарного характера, составленное на основании свидетельств очевидцев. Повесть была написана в 1866 году известным преображенским начетчиком Егором Яковлевичем Каревым.

С «Повести о злоключении…» было сделано несколько списков. Два списка этого сочинения, озаглавленные «Материалы для истории Преображенского кладбища», принадлежали Е.Е. Егорову. Сейчас они хранятся в НИОР РГБ в фонде Егорова [13]. Как сама «Повесть о злоключении на Московское Преображенское кладбище…», так и сделанные с нее списки – «Материалы для истории Преображенского кладбища» – достойны всестороннего исследования.

В данной публикации мы будем обращаться к списку «Повести о злоключении…» – рукописной книге «Материалы для истории Преображенского кладбища», в описи фонда 98 значащейся под № 2011. Имя автора сочинения упомянуто на одной из последних страниц: «Сочинял сию повесть житель обители Пресвятыя Богородицы убогий клирик Егор Яковлев Карев при пособии NNN» [14].

Предваряя саму историю об отнятых моленных, напомним, что в 1850 году, по приказу московского военного генерал-губернатора графа Закревского, смотритель Преображенского богаделенного дома чиновник особых поручений Алексей Гаврилович Казначеев начал производить первые разрушения келий на мужском дворе [15].

В 1853 году Богаделенный дом передали в ведение Императорского человеколюбивого общества. Это означало утрату самостоятельности кладбища [16]. Тогда же, в 1853 году были снесены многие деревянные постройки кладбища, уничтожена Иордань на Хапиловском пруду [17].

В августе 1853 года при участии смотрителя Казначеева ночью в своей келье арестован духовный отец и настоятель Семен Кузмич [18], несколькими днями позже из его кельи изъяты старинные иконы, книги и казна богаделенного дома [19]. Иконы и книги вернули частично, казну вернули «далеко не вполне» [20]. Далее в том же 1853 году попечители Богаделенного дома подвергаются арестам и ссылкам. Арест Семена Кузмича и ссылки попечителей также подробно описаны в «Материалах для истории…».

Таким образом, к началу 1854 года Богаделенный дом был лишен самостоятельности, большей части капиталов, духовного отца и многих влиятельных покровителей.

Из рукописных «Материалов по истории…» мы узнаем, что череда дальнейших бедствий началась с приезда нового смотрителя – Льва Ивановича Арнольди, «который определен был не более как на полгода, для изничтожения и прекращения кладбища, а по окончании дела ему, как слышно было, обещан был чин Вицегубернатора» [21]. Приезд его на кладбище с целью осмотра будущего места проживания состоялся в январе 1854 года [22].

Смотритель Арнольди объявил, что он будет квартироваться непосредственно на территории Богоделенного дома, чего прежде, как сообщает Карев, никогда не было [23]. Чиновник определил себе под квартиру помещения Конторы. Окончательно Лев Иванович Арнольди вступил на жительство на кладбище 3 февраля 1854 года [24]. Наиболее оскорбительным для насельников было не то, что смотритель поселился в Конторе, а то, что там, в конторских помещениях, где также совершались богослужения, где находились святые иконы, Арнольди демонстративно курил и завел в своих покоях собаку [25].

Чтобы более наглядно представить эти события, обратимся к плану Мужского двора, приложенного к упомянутому выше «Делу о переводе призренников из мужского на женский двор Преображенского Богаделенного Дома и о передаче мужского двора, со всеми на оном строениями, в ведение единоверцев, для устройства мужской единоверческой обители» (ЦГА Москвы). Как следует из комментариев к плану, Контора Преображенского богаделенного дома, куда заселился Л.И. Арнольди, обозначена римской цифрой «II».

Илл. 6. План мужского двора Преображенского богаделенного дома.
ЦГА Москвы. Ф.157 Оп.1 Д.35. Л.93. На здание конторы указывает синяя стрелка.
В комментариях к плану (Л.91-92) о строении №2 сказано: «Бывшая квартира Смотрителя (каменный флигель) с двумя погребами». Квартира смотрителя, названа бывшей, т.к. при передаче всей мужской половины единоверцам смотритель переехал в помещение на женском дворе.

Илл. 7. Комментарии к плану можской половины Преображенского богаделенного дома.
ЦГА Москвы. Ф.157 Оп.1 Д.35. Л.91.
Первым приказом Арнольди было составление подробнейшей описи всего имущества Богаделенного Дома, что на деле обернулось настоящим погромом [26]. Проводилось это следующим образом: «если же в производимой этой описи по каким-либо случаям не успевали отыскать ключей от каких-либо кладовых, чуланов и комод[ов], то оные приказывал разбивать топором, в которых находились книги и иконы с пеленами в серебре и жемчуге с драгоценными каменьями» [27].

Илл. 8. Запись о «квартире Смотрителя», некогда бывшей Конторой Преображенского богаделенного дома.
Добавим, что именно в период его управления достигло пика разрушение келий на территории Богаделенного дома: «…и по приятии уже полныя власти господина Арнольда тут-то совершенно были разрушены более сорока деревянных келий на мужском, а более на женском дворе» [28].

Кроме того смотритель Арнольди вместе с генералом Игнатьевым – петербургским чиновником, командированным в Москву – развернули настоящую тиранию против московских федосеевцев с целью заставить их принять единоверие. Е.Я. Карев посвятил отдельную главу историям московских федосеевцев, которых под жестоким прессингом, путем угроз и шантажа чиновники «загоняли» в единоверие [29].

Далее Карев описывает предзнаменования, произошедшее за некоторое время до самого «отобрания» Соборной моленной. Так, например, некоторые насельники кладбища, принявшие на себя подвиг юродства: Иван Кузмич, Павел Савельев и прочие, – предсказывали бедствия, ожидающие богаделенный дом.

«Из этих благоюродивых один – Мартин Андреев – за малое время до взятия настоятеля Семена Кузмича будучи у своего благодетеля Василия Ивановича в доме неоднократно начинал чертить по столу ногтем, говоря такие слова: ʺВот смотрите, как на кладбище межа-та идет от коровьяго двора почесь весь мужской-то двор отходит, остается лишь махонький уголоцыкʺ – и прочие, подобные сему, были от старца Мартина предсказании» [30].

Однако поистине ужасающим знамением стало видение огня над кладбищем, произошедшее «1854 года марта 8-го [дня] во святый и великий пост на третьей неделе в понедельник вечером, часу в 8 или 9-м» [31]. Этому видению посвящена отдельная, 17-я, глава книги.

Илл. 9. История Преображенского кладбища с 1854 по 1862 год. Глава 17-я. Видение огня над Кладбищенскими зданиями за несколько дней пред отобранием Соборной моленной и превращением оныя на единоверческую церковь; с указанием подобных и в прежние времена пред разорениями бывших видений.
ОР РГБ Ф.98 №2011. Л.212 об.
Некто, «жившие на кладбище при богослужении, то есть в книжных», – Кузьма Петров и Матвей Ионов, возвращались Покровской улицей и, перейдя Лаврентьевский (Покровский) мост, но, не доходя песочков, увидели «свет огненный над кладбищем и даже над самым мужским двором» [32].

«И будучи нечаянно освещены, скоро побегоша, мняще, горит некое строение на кладбище. Свет же оный не равно стояше, но увеличивашеся трикратно, и паки умаляшеся, подобно как в великий пожар от возвышающегося пламени, как будто бы отрывалось кверху пламя в виде языков. И тако явися им три раза. И абие по сем скрыся огнь от очию их» [33].

Пребывая в смятении, Кузьма Петров и Матвей Ионов продолжали бежать, но огня уже не было видно. Поэтому они не пошли на само кладбище, но на квартиру, которая была близ кладбищенских ворот, и рассказали о происшествии своим товарищам [34].

Придя утром следующего дня на кладбище, Кузьма и Матвей рассказали об увиденном. Первыми это видение подтвердили отец Иван Яковлев и некто книжный Егор Яковлев: во время келейных молитв они тоже видели этот огонь, но не столь ясно, поскольку их окна выходили на другую сторону от Соборной моленной [35].

Впоследствии это видение подтверждали многие свидетели, пришедшие из слободы близ кладбища . Как пишет Карев, подтвердил видение даже «человек чужеземный католического вероисповедания» – это был немец Альберт Кенеман, «этот-то человек из своих комнат тоже, и тогда же, огненное видение видел, о котором и послал узнавать своего кучера» [37].

Карев упоминает Альберта Федоровича Кенемана. Это был московский купец, владелец суконной фабрики, расположенной близ кладбища, на берегу речки Хапиловки. В 1854 году Кенеману принадлежали 22 строения, 5 из которых выходили фасадами на улицу Девятая рота [38].

Обратимся к «Атласу столичного города Москвы», составленному в 1852-1853 годах топографом Алексеем Хотевым. На представленном фрагменте Атласа голубым прямоугольником условно обозначен Преображенской богаделенный дом, желтым цветом – владения Альберта Кенемана и зеленым овалом – Лаврентьевский мост.

Илл. 10. Фрагмент «Атласа Столичного города Москвы», составленного в 1852-1853 годах топографом Алексеем Хотевым.
Непосредственно «отобранию» Соборной Успенской моленной посвящена 19-я глава «Истории Преображенского кладбища» [39].

Илл. 11. История Преображенского кладбища с 1854 по 1862 год. Глава 19-я. Отобрание первой моленной, называемой Соборной, на мужском дворе; о обнаружении купцов, отступивших от единения нашего, то есть от прежде содержимыя ими веры; о устройстве первого предельного олтаря в Соборной; первое, по ихнему называемое, освящение Соборной моленной на церковь; о назначении Консисториею духовных лиц для совершения церемониала в переобразовании; о учении попа креститься по-древнему; приезд Митрополита в кладбище; о чиновных лицах, присутствовавших в церемонии переобразовния; о охранной страже; о падении снега с Соборной во время переобразования ея на единоверческую церковь. Обед над воротами; о лошади, везущей на кладбище съестные припасы; взгляд с душевным прискорбием на все вышеописанное; и плачевная песнь, сочиненная на сей случай Казанским Отцом Филипом Осповичем Захаровым.
ОР РГБ Ф.98 №2011. Л.248 об.-249.
Путем угроз и шантажа Арнольди и Игнатьеву удалось вынудить достаточную часть федосеевцев перейти в единоверие. Как пишет Карев, смотритель и чиновник принудили новообращенных единоверцев подать прошение «на Высочайшее лицо», «дабы дозволено им было на прахе отец своих учредить единоверческую церковь» [40].

Вскоре к Соборной моленной, стали возить кирпич от Никона Матвеевича Гусарева, «заводчика кирпичного» и новоявленного единоверца, а от Ивана Федоровича Гучкова – железо – для кладки печей в Соборной моленной. И, как подчеркивает Карев, «тогда нам более было понятно, что значило видение огня» [41], которое, напомним, было вечером 8-го марта 1854 года.

Кстати заметим, что имя Никона Матвеевича Гусарева, а также имена его сына Гавриила Никонова и двух внуков Павла Гаврилова и Алексея Гаврило Гусаревых в уже упомянутой присяге Александру II значатся в списке «никольских прихожан» и вписаны первыми [42].

Илл. 12 – Фрагмент списка прихожан единоверческого Никольского храма, присягнувших в 1855 году Александру II.
Переделка Соборной моленной, производимая на средства Гусарева и Гучкова, заключалась в устройстве в трапезной моленной придела во имя святителя Николы и пристройке к приделу алтаря [43]. Железные печи, которых никогда ранее не имела Успенская Соборная моленная, решили устроить «в задней половине» [44]. Далее Карев сообщает: когда мастера уже «принимали участие в работе олтаря, то смотритель (Арнольди – Т.И.) приказал, чтобы они в основный фундамент положили на себе изображение тремя персты… естьли же кто окажется сопротивен, тому и работы не доверять» [45].

Эта спешная перестройка моленной началась в середине марта 1854 года [46]. Карев описывает процесс перестройки так: «Когда же начала производиться самая поспешная обстройка, которая началась около половины марта, время еще было холодное, но несмотря на холод новые строители, как видится, вынуждаемы были начальством к скорейшему устройству и открытию этой новости. (…) Тут поставлены были сначалу временные железные печи, привезенные от Гучкова, которыми нагревали это здание для устройства настоящих печей, которые в скорости были совершены. Тутже начато устройство алтаря и переделка иконостаса, а наше прежнее устройство начало подвергаться разрушению. Иконы выбрали из местов и безобразно сложили в груды, иконостас бывший отломали и устроили все по своему вкусу, а бывшие принадлежности: скамьи, ящики, лестницы, – выносили и безобразно разбросали на конном дворе. Сломанный иконостас разбросан был по двору близ этой моленной» [47].

В скором времени перестройка была закончена, в Соборной моленной был устроен придел с алтарем во имя святителя Николы. «И по окончании работы олтаря, 1-го апреля, на колокольне мужского двора привесили маленькие трезвонные колокольчики, начали пробовать звон во все колокола» [48].

Перестроенная соборная моленная готовилась к переосвящению ее в единоверческий храм. Церемония была назначена на 3 апреля 1854 года – на Лазареву субботу 6-й недели Великого поста. Как пишет Карев, по инициативе Гучковых, совершить это должен был сам Митрополит московский Филарет (Дроздов): «Они (Гучковы – Т.И.), желая приобрести всю славу мира сего, потому и не восхотели преобразовывать церковь единоверческими попами, но потребовали Московского Митрополита, который хотя и числится главою церкви, но собственно не их церкви, потому что в этих церквах разные догматы и уставы, также не может быть соединенным и их духовенство, но у них в то время шло под один лад» [49].

Накануне шли последние приготовления. 2-го апреля «Гучковы с своими сотрудниками уготовлялись к принятию громко именитого гостя, то есть Митрополита, (…) Когда же объявлено было о сем обер-полицейстеру, и он приказал частным приставам, чтобы от Митрополитова дома ведущие к кладбищу улицы были очищены и песком усыпаны. Но как в начале апреля трудно было добиться чистоты улиц, потому и доставило немало излишних трудов как полициантом и обывателям, а в особенности дворникам» [50].

Серьезные приготовления шли на самом кладбище. Рабочие Гучкова выравнивали площадки и «на нескольких лошадях возили песок во всю ночь, а прикащики Гучкова беспрестанно в большой суматохе на лошадях и пешие бегали на кладбище и обратно, уготовляли разные надобности» [51].

Предпразднование переосвящения Успенской моленной началось тогда же, 2-го апреля, в пятницу 6-й недели Великого поста в 8 часов вечера. В это время причт, присланный Москвской Духовной консисторией, торжественно «открыл звон ко всенощной в большой праздничный колокол и звонили полтора часа, пока новолюбивый народ собрался к вечерней службе» [52].

По совершении службы малой вечерни сразу же начали служить великую вечерню, «на которой псалом «Благослови душе моя Господа» пели на распев, наречь или на ерь, также «Блажен муж»(…). стихеры пели Обновлению храма и Николе, потому что предел устроен во имя его». Вечером 2-го апреля богослужение продолжалась до второго часа ночи [53].

Утром 3-го апреля, в день Лазарева Воскресения, начали звон в большой праздничный колокол и продолжали звон до приезда Митрополита Филарета. Непосредственно перед прибытием митрополита начали праздничный трезвон во все колокола. Карета Митрополита подъехала к Преображенскому кладбищу в половине десятого утра. К этому времени собралась огромная толпа народа.

Когда митрополит въехал в первые «предместные» ворота, называемые Буточные, то он поднял обе руки и стал благословлять народ «по-древнему, сложением двумя персты». Народ стоял от Буточных ворот до самой Соборной моленной. «По случаю многочисленной толпы предстоящего народа Митрополит не опущал своих рук, продолжая благословлять до тех пор, покуда доехал до самой Соборной моленной и вылез из кареты» [54].

Илл. 13. Фрагмент гравюры Р.Курятникова «Перспективный вид Преображенского богаделенного дома с юго-западной стороны» (1854, собрание ГИМ).

Упомянутые в тексте предместные или Буточные ворота Преображенского богаделенного дома хорошо видны на многих изображениях. Как мы видим, посетители богаделенного дома не сразу попадали на мужской или женский двор, а сначала проходили через деревянные ворота, рядом с которыми стояла сторожка или будка сторожа – отсюда и название «Буточные». От Буточных ворот посетители шли по огражденной территории, находящейся перед входами в мужскую и женскую половину.

Илл. 14. Преображенское кладбище в Москве. Акварель. 1827.
Из собрания М.И. Чуванова.
Совсем близко Буточные ворота изображены на картине из собрания Егорьевского художественного музея.

Илл. 15. Преображенское кладбище в Москве. Неизвестный художник.
XIX век. Холст, масло.
От предместных Буточных ворот до самых железных под надвратной моленной расставлены были полицейские низжих чинов для порядка и обеспечения свободного проезда экипажей, а внутри мужского двора близ входа в Соборную, кроме полицейских были шесть человек жандармов . На церемонию переосвящения моленной прибыли губернатор, обер-полицмейстер, полицмейстер 3-го отделения Сечинский и ближайшая местная полиция, и многие другие чиновники [56].

Илл. 16. Буточные или Предместные ворота Преображенского богаделенного дома.
Начался чин освящения. Народу было так много, что обход Митрополита не мог помещаться вокруг Соборной даже при самом тихом шествии. Во время одного из обходов моленной «упало с крыши церковной множество снегу против самых северных дверей, но по милости Божией людей никого не захватило» [57].

Илл. 17. Соборная Успенская моленная.
Фотография опубликована в «Изборнике народной газеты» (1906).
Чтобы представить себе количество народа, собравшегося на территории мужского двора, обратимся снова к плану. Соборная Успенская моленная обозначена на нем цифрой «XVI» (на здание моленной указывает зеленая стрелка).

Илл. 18.
После трикратного обхода моленной началась литургия. «И наконец по окончании всей церемониальной службы присоединенцы учредили бал в бывшей нашей надвратной моленной, где иконы все были завешаны красным сукном» [58].

Как пишет Карев, Гучковы – «главные учредители всего этого плачевного для християн церемониала» – научили смотрителя Арнольди «настойчиво вытребовать» место для торжественного обеда именно в надвратной Крестовоздвиженской моленной Мужского двора [59].

Накануне переосвящения часть мужской столовой под моленной была занята кондитерами. В прихожей, где прежде кормили мирских, уже за трое суток перед церемонией начали спеваться певчие, «потому что они были разного звания, были несколько от Салтыкова моста единоверческие, еще при том же были какия-то стриженныя в немецких одеждах» [60].

По приказу Гучковых иконы в надвратной моленной были завешаны красным сукном, а иконостас закрыт ширмами. После литургии начался банкет. Все высокопоставленные гости сели за стол. «Митрополит всего предложенного кушанья, то есть: хлеба, рыбы, икры, – взяв на вилочку, омочив в вино, ознаменовав двумя персты, всех поздравил с новоосвящением храма и с воссоединением единоверия, вкусил и прочих к тому благословил двумя персты» [61]. Митрополит Филарет пожелал всем «здравия, мира и тишины, и согласия в единоверии», покинул моленную в сопровождении духовных лиц, сел в коляску и поехал, сопровождаемый колокольным звоном [62].

Илл. 20. Владимир Гау. Портрет Митрополита Филарета (Дроздова). 1954 г.
Дальнейший банкет Карев описал так: «Потом гражданские лицы, взяв по рюмке вина и за здравие Царя закричали ʺУра!ʺ до 3-х раз и выпили. Таковой бал продолжался около 3 часов, причем низшего класса новоподписавшиеся обыватели довольно поугостились, так что едва могли по стенке добрести каждый до своего дома» [63].

В то время как в моленной шел банкет, на улице Девятой роты произошло событие, достойное особого внимания. Коляска Митрополита выехала из Кладбищенского переулка, повернула налево по улице Девятая рота [64] и поравнялась уже с домом Гранцова, тоже перешедшим в единоверие [65].

В это время из дома Гучковых везли на лошади различные продукты и готовые блюда к банкету, который, как мы видим из рассказа Карева, еще долго продолжался в надвратной моленной после отъезда митрополита [66]. Лошадь, запряженная в повозку с яствами, проезжала по переулку Андрея Герасимова и уже показалась на улице Девятой роты.

На плане Москвы, составленном А. Хотевым, этот переулок обозначен как Безымянный [67]. Но поскольку он граничил с владениями Андрея Герасимова (№№ 281-301-302) [68], совершенно очевидно, что местные жители присвоили ему такое устное наименование. В документах чуть более поздних, от 1896 года, переулок этот уже значится как Суворовский. Позднее, на карте рубежа ХIХ–ХХ веков, этот переулок обозначен как 1-й Суворовский.
Итак, лошадь с повозкой провизии для банкета шла по переулку Андрея Герасимова. Повозку митрополита и лошадь Гучковых разделяло расстояние почти одной десятины. Далее Карев пишет:

«Тут вдруг лошадь подобно как взбесилась, (…) которую правящий не мог управить и удержать, как она аки бы испуганная от встречи Митрополита, бросилась поперечь улицы и ударилась в каменную стену дома Бердочника Лаврентия Григорьева, который тоже присоединился тогда к единоверию. И столь силен был удар этой несчастной животной, что она при этом разительном ударе вышибла собою несколько кирпичей из простенка между окон и расшибла себе голову, и в ту же минуту пала совершенно мертвою. От удару же сделала несколько ран, из них вытекло много крови. И тут мимо самого трупа проехала колесница с митрополитом» [69].

Илл. 21. Фрагмент «Атласа столичного города Москвы» А. Хотева.
Голубой линией отмечен Безымянный переулок, желтым цветом – владения А. Герасимова, розовой линией – путь коляски митрополита от преображенского кладбища по улице Девятая рота.
Беглый анализ содержания «Истории Преображенского кладбища…» подтверждает достоверность этой истории. Но даже если перед нами апокриф, Е.Я. Карев описал поразительно символичное происшествие, достойное пера Ф.М. Достоевского.

  1. Материалы для истории Преображенского кладбища. НИОР РГБ. Ф.98. № 2011. Л. 248 об.–272 об.
  2. Там же. Л. 438–466 об.
  3. Синицын П.В. Никольский единоверческий мужской монастырь в Москве, что в Преображенском. С приложением портрета архимандрита Павла и вида Никольского единоверческого монастыря. М., 1896 г. С. 11.
  4. Синицын П.В. Указ. соч. С. 7; Паламарчук П.Г. Сорок сороков. Т. 1. Кремль и монастыри. М., 1992. С. 333; Козлов В.Ф. Москва старообрядческая: История. Культура. Святыни. М., 2011. С. 309.
  5. Материалы для истории Преображенского кладбища. НИОР РГБ. Ф.98. № 2011.
  6. ЦИАМ. Ф. 157. Оп.1. Д.35. «Дело о переводе, по Высочайшему повелению, призренников из мужского на женский двор Преображенского Богаделенного Дома и о передаче мужского двора, со всеми на оном строениями, в ведение Единоверцев, для устройства мужской Единоверческой обители». Дело от 1865 года, на 321 листе. Машинописная копия 1907 года.
  7. ЦИАМ. Ф.157. Оп.1. Д.35. Л. 59 об.–66 об. (опись строений на Мужской половине Преображенского богаделенного дома); Л. 93(план Мужской половины).
  8. ЦИАМ. Ф.157. Оп.1 Д. 15.
  9. Там же. Л. 7. Подпись А.Ф. Бронина в списке присягнувших под № 27.
  10. Рукописные собрания Государственной библиотеки СССР им. В.И. Ленина. Указатель. Под ред. Ю.Д. Рыкова. Т. 1. Вып. 2. М., 1986. С. 61–84.
  11. См., например: Игнатова (Котрелева) Т.В. «Написанъ бысть съи стыи образ… в Москве в Преображенском»: К вопросу об организации труда московских иконописцев-федосеевцев // Антиквариат. Предметы искусства и коллекционирования. 2013 г. № 11. С. 22–25; Она же Роль архива Е.Е. Егорова в изучении старообрядчества Казани // Проблемы изучения русской культуры XVI – начала XXI веков. Материалы научно-практических конференций 2010-2013 гг. Казань. 2014. С. 68–73; Игнатова Т.В. Архив Егора Егоровича Егорова как уникальный источник по истории старообрядцев федосеевского согласия с 1905 по 1917 год // Кадашевские чтения: сборник докладов конференции. Выпуск XV. Гл. ред. протоиерей Александр Салтыков. М., 2014. С. 338–352; Материалы к истории старообрядчества: документы из архива Л.А. Гребнева. Сборник документов. Отв. ред. В.П. Богданов. М., 2016. С. 212-213.
  12. Юхименко Е.М. Неизвестные подробности ссылки, смерти и погребения Ф.А. Гучкова // Российский парламентаризм: истоки, история и современность / Материалы научно-практической конференции. М., 2013. С. 111–119.
  13. НИОР РГБ. Ф.98. №№ 2009 и 2011.
  14. Материалы для истории Преображенского кладбища. НИОР РГБ. Ф.98. № 2011. Л. 836.
  15. Московский военный генерал-губернатор, граф Закревский, «велик и страшен был властитель»: еще в 1850 году он отдает приказание чиновнику особых поручений Алексею Гавриловичу Казначееву, исполнявшему тогда должность смотрителя при Преображенском богаделенном доме, усилить меры притеснения насельников кладбища (Ф.98 № 2011. Л. 150 об.). Казначеев отдал приказ, «чтобы находящиеся келии, как на мужском, так и на женском дворах, хотя мало ветхие, непременно чтобы были сломаны. (…) И первая была жертвою их желания, то есть разорена, келия на мужском дворе, которую имел на собственный капитал некто Макар Матвеев, имевший прежде в Москве столярное и стекольное заведение, чем и приобрел порядочный капитал. Когда же по недоведомым нам судьбам он при старости своей лишился зрения, то он весь свой капитал обратил на сиротское и на убожеское содержание, и отдал его в руки правителя и отца этого места Семена Кузмича. Тут же и сам определился жить в упомянутой келии; так и дочери его, Елена и Прасковья, жили в особенной келии на женском дворе. Его же келия была на мужском дворе близ боковых ворот, в которые был ход на могилы» (Материалы для истории Преображенского кладбища. Там же. Л. 150 об.–151 об.).
  16. Козлов В.Ф. Москва старообрядческая: История. Культура. Святыни. М., 2011. С. 307.
  17. Там же.
  18. НИОР РГБ. Ф.98. № 2011. Л. 15–24 об.
  19. Там же. Л. 25–28.
  20. Там же. Л. 27 об.
  21. Там же. Л. 133 об.
  22. Там же. Л. 134.
  23. Там же.
  24. Там же. Л. 177.
  25. «И к великому нашему оскорблению, неприличное и отяготительное его было вступление в Контору потому, что у нас в Конторе у казначея и с главным конторщиком нередко исправляема была служба, такая же как и в моленных. А этот новый гость, увы, нашея беды, и к нашему прескорбию, и даже невиданному нами в стенах нашея обители ввел с собою в Контору собаку, которая по его обыкновению навсегда находилась с ним в комнатах. (…) Еще же к большому оскорблению, что в нашей Конторе началось этим смотрителем курение бесовского табаку. Чего в прежнее время отнюдь не имелось. Много было случаев, в которых приезжали великие сановники по каким-либо делам, но табаку не то что в Конторе, но даже и внутрь ограды на дворе не курили». Там же. Л. 178–179.
  26. Там же. Л. 177–177 об.
  27. Там же. Л. 177 об.
  28. Там же. Л. 152 об.
  29. Глава 16-я «Принуждение наших обывателей к присоединению к единоверческой церкви генералом Игнатьевым и смотрителем Арнольдием с изъяснением, которые из них верою пали и которые устояли». Там же. Л. 186 об.–212.
  30. Там же. Л.222 об.–223.
  31. Там же. Л.223–223 об.
  32. Там же.
  33. Там же. Л. 223 об.–224.
  34. Там же.
  35. Там же. Л. 224–224 об.
  36. Там же. Л. 224 об.
  37. Там же. Л. 224 об.–225.
  38. Ясинская В.Н. Улица Девятая Рота: из истории московской улицы. М., 2009. С. 13-14.
  39. Глава 19 «Отобрание первой моленной, называемой Соборной, на мужском дворе; о обнаружении купцов, отступивших от единения нашего, то есть от прежде содержимыя ими веры; о устройстве первого предельного олтаря в Соборной; первое, по ихнему называемое, освящение Соборной моленной на церковь; о назначении Консисториею духовных лиц для совершения церемониала в переобразовании; о учении попа креститься по-древнему; приезд Митрополита в кладбище; о чиновных лицах, присутствовавших в церемонии переобразовния; о охранной страже; о падении снега с Соборной во время переобразования ея на единоверческую церковь. Обед над воротами; о лошади, везущей на кладбище съестные припасы; взгляд с душевным прискорбием на все вышеописанное; и плачевная песнь, сочиненная на сей случай Казанским Отцом Филипом Осповичем Захаровым». Там же. Л. 248 об.–272 об.
  40. Там же. Л. 252–253.
  41. Там же. Л. 254.
  42. ЦИАМ. Ф.157. Оп.1. Д. 15. Л. 7.
  43. По словам Карева, «они не то чтоб устроили новое здание, но лишь в Соборной моленной начали делать предельный олтарь во имя Николы». Материалы для истории Преображенского кладбища. НИОР РГБ. Ф.98 № 2011. Л. 254 об.
  44. Там же. Л. 255.
  45. Там же.
  46. Там же.
  47. Там же. Л. 255–256.
  48. Там же. Л. 256 об.
  49. Там же. Л. 259.
  50. Там же. Л. 259 об. –260.
  51. Там же. Л. 260.
  52. Там же. Л. 260–260 об.
  53. Там же. Л. 262об.–263 об.
  54. Там же. Л. 263 об. –264.
  55. Там же. Л. 264 об.–265.
  56. Там же. Л. 264 об.
  57. Там же. Л. 265 об.–266.
  58. Там же. Л. 266–266 об.
  59. Там же. Л. 267–267 об.
  60. Там же. Л. 267–268.
  61. Там же. 266 об.–267.
  62. Там же. Л. 267.
  63. Там же. Л. 271 об.
  64. Там же. Л. 267.
  65. Там же. Л. 268 об.–269.
  66. Там же. Л. 269.
  67. Атлас столичного города Москвы, составленный топографом Алексеем Хотевым. М., 1852–1853.
  68. Ясинская В.Н. Указ. соч. С. 20–21.
  69. Материалы для истории Преображенского кладбища. НИОР РГБ. Ф.98. № 2011. Л. 269 об.–270 об.

Из документального наследия московской Преображенской старообрядческой общины в фондах Центрального государственного архива Московской области (1918–1919 гг.)

В последнее время история московского старообрядчества все больше привлекает внимание как церковных, так и светских исследователей. Доказательством тому может служить книга В.Ф.Козлова «Москва старообрядческая»[1] (2011 г.). Впервые автором был осуществлен комплексный подход при изучении истории московского старообрядчества на основе архивных источников. В архивах Москвы хранятся уникальные документы по этой теме, однако истории и судьбе Преображенской старообрядческой беспоповской общины посвящено сравнительно мало серьезных научных трудов.

В 1771 г. в с. Преображенском появилось кладбище, которое позднее стало общероссийским центром беспоповцев. С этого времени и ведет свою историю «преображенское» старообрядчество. Появление кладбища было вызвано свирепствовавшей в это время в Москве эпидемией чумы, а основанием кладбище обязано Илье Алексеевичу Ковылину (1731–1809). Тогда же упрочилось и положение федосеевской беспоповской общины, чья история с этого времени тесно связана с Преображенским кладбищем.

С 1784 по 1811 г. складывался архитектурный ансамбль кладбища: здесь появилась каменная Крестовоздвиженская часовня, были построены несколько моленных, кельи и служебные здания, возведены каменные стены с башнями, увенчанными шатрами, и украшенными резьбой по камню воротами.

На тот момент Община была богатым и, одновременно, крупнейшим благотворительным заведением Москвы, но положение было непростым из-за отсутствия ее юридического оформления. Поэтому было решено узаконить существование Преображенского кладбища с его заведениями, определив статус кладбища как «Богаделенного дома на Преображенском кладбище».

С 15 мая 1809 г. по именному указу императора Александра I предписывалось называть кладбище «Преображенским богаделенным домом» с предоставлением ему прав частного благотворительного заведения. Был утвержден «Устав Богаделенного дома на Преображенском кладбище»[2] (окончательно доработан лишь к 1877 г.). Таким образом, Преображенский богаделенный дом представлял собой громадное заведение, выполнявшее различные функции: духовного центра, богадельни с сотнями призреваемых, а также детского приюта, в котором жили и обучались многие сироты.

Уже с 1820-х гг. староверы Преображенского, как и в целом старообрядчество, переживали нелегкие времена, но самый тяжелый период для Богаделенного дома наступил в 1850-х гг. Сначала были урезаны его права, затем в 1853 г., когда его передали в ведение Императорского Человеколюбивого общества, кладбище окончательно потеряло самостоятельность. В марте 1854 г. власти отобрали у беспоповцев их первую и главную Успенскую соборную часовню и передали ее единоверцам, а уже в декабре староверы лишились Крестовоздвиженской надвратной часовни.

В 1860–1880-е гг. старообрядцы-беспоповцы прилагали всевозможные усилия, чтобы укрепить Преображенский богаделенный дом. Однако, даже к началу XX в. правовое положение старообрядчества в России было гораздо хуже положения католиков и протестантов.

Серьезные изменения в устройстве и жизни Преображенского кладбища произошли в 1905–1906 гг., когда старообрядцы обрели религиозные свободы. Теперь федосеевцы, как и другие старообрядческие согласия, наконец, могли юридически организовать свою религиозную общину. 16 ноября 1906 г. на общем собрании федосеевцы заявили о создании общины, а уже в 1907 г., она была зарегистрирована как «Московская община христиан древле-православно-кафолического вероисповедания и благочестия старопоморского согласия». В 1908 г. был утвержден новый Устав Преображенского богаделенного дома, который состоял в ведении Общины. С этого времени Преображенский богаделенный дом и окружавшие его старообрядческие благотворительные и учебно-просветительные учреждения стали играть все большую роль в социокультурной жизни восточных окраин Москвы.

Однако октябрьский переворот 1917 г. круто изменил привычный уклад. В 1917–1918 гг. Преображенский богаделенный дом, как социально-жилищное заведение, богадельня, был закрыт. Власти потребовали от старообрядцев заключения договоров на пользование каждой из семи моленных, находившихся в жилых корпусах.

С 1918 г. юридический отдел Московского совета рабочих и красноармейских депутатов получил все права на управление имуществом, находящимся на Преображенском кладбище и в других местах города[3]. Очень скоро власти приступили к экспроприации нажитого старообрядцами имущества. Вообще жизнь Общины в этот период была очень неспокойной.

В начале 1919 г. отдел социального обеспечения районного Благуше-Лефортовского Совета депутатов принял решение реквизировать три богаделенных корпуса и занять под свои нужды Богоявленскую, Ильинскую и Преображенскую моленные[4]. 8 февраля (26 января по ст. ст. – в документах указана двойная дата) возмущенные старообрядцы провели чрезвычайное собрание прихожан всех семи моленных кладбища[5]. Непростая ситуация складывалась у Общины и с детским распределителем, располагавшимся в помещении Спасо-Преображенской моленной.

Можно сказать, что первые годы революции и установления советской власти стали настоящим испытанием для старообрядцев: очень быстро была прекращена деятельность многочисленных старообрядческих обществ и учреждений; из-за специфики старообрядчества его моленные, находившиеся под одной крышей с богаделенными корпусами, пострадали более чем храмы других религиозных конфессий. Это коснулось и исторических беспоповских моленных на Преображенском кладбище.

Отметим, что история старообрядчества в первые годы советской власти и особенно в трагические 1920–1930-е гг. очень бедно обеспечена письменными и печатными источниками, поскольку архивы старообрядческих центров-кладбищ и храмов за эти годы или вообще не уцелели, или сохранились фрагментарно. В начале 1918 г. были закрыты все старообрядческие печатные органы. В связи с этим особый интерес для нас представляют материалы дела №13 «Договор с группой верующих о передаче им Старообрядческих храмов Преображенского кладбища с актами и описями церковного имущества»[6] за 1918–1923 гг., хранящегося в Центральном государственном архиве Московской области (ЦГАМО).

Дадим краткую характеристику этим документам, содержанию архивного дела, в составе которого они хранятся, и фонду в целом. Фонд 66 Московского Совета рабочих и крестьянских депутатов содержит довольно большой комплекс документов по истории передачи и закрытия старообрядческих моленных в бывшем с. Преображенском в послереволюционные годы[7]. Документы представляют собой группу объемных дел: в одних – материалы, как по московским, так и по подмосковным храмам одновременно; в других – документы только по одному храму. В основном это – договоры с группой верующих о передаче им храмов, переписка по этим вопросам, акты передач с описями имущества, распоряжения и проч. По содержанию документы очень информативны, здесь можно встретить сведения о численности и персональном составе Общины, о прихожанах, о передаваемом церковном имуществе, территории, о повседневной жизни Общины и т.д.

211 листов дела №13 содержат документы достаточно разностороннего характера, с помощью которых можно комплексно рассмотреть не только судьбу самих храмов, но и повседневную, социальную и культурную жизнь Общины. Материалы дела имеют три основных тематических составляющих: сведения по истории старообрядческой Преображенской общины; сведения повседневного характера и, наконец, информация о судьбах Общины, моленных в первые годы советской власти и о последующей их ликвидации.

Первые годы советской власти – самая важная и одновременно трагическая страница в истории Общины. Публикация некоторых отобранных нами документов поможет узнать о положении Общины в 1918–1919 гг., оценить ущерб (не только материальный), причиненный Преображенской старообрядческой общине, а также увидеть масштаб общей трагедии старообрядчества в этот период. Крайне важна для изучения истории московского староверия информация в архивных документах: заявлениях, жалобах и прошениях, где содержатся подробные описи имущества Общины. В свое время В.Ф.Козловым были использованы некоторые сведения из этих дел, а, кроме того, была предпринята публикация ряда документов о судьбе Общины в 1920–1923 гг., находящихся в другом архивохранилище – в Государственном архиве Российской Федерации[8].

Все публикуемые ниже документы – это, в основном, машинописные копии, однако встречаются и рукописные копии, и подлинники (есть несколько документов, написанных карандашом). Практически все они заверены печатями, есть документы на специальных бланках, с рукописными резолюциями и подлинными автографами. Из-за особенностей почерков, нередко трудночитаемых, из-за того, что текст часто плохо пропечатан или же выцвел, существуют некоторые трудности при прочтении.

При публикации текст документов был приведен в соответствие с современными нормами правописания. Документы выстроены в хронологическом порядке. В квадратных скобках даны сделанные публикатором вставки пропущенных букв и частей слов, а также развернутые сокращения.

№1

Отношение Совета Московской общины христиан древле-православно-кафолического вероисповедания и благочестия старопоморского согласия в юридический отдел Московского совета рабочих и красноармейских депутатов*

№ 139

9 октября 1918 г.

На отношение Отдела от 20-го сентября с.г. за № 1602, полученное 25-го сентября, Совет настоящей старообрядческой Общины уведомляет, что в ведении Общины имеется лишь одно церковное здание, а именно каменный храм[9] (длиною 16 саж., шириною 6 саж.).

В храме этом имеются иконы, церковные книги и прочее богослужебное имущество.

Описи при сем представляются (№ 1).

Кроме описанного храма в ведении Общины имеется имущество религиозного характера в виде кладбища для старообрядцев данного согласия. При кладбище имеются две часовни[10], из коих одна для отпевания умерших. В часовнях этих находятся иконы и разное богослужебное имущество. Описи их также при сем представляются (№№ 2 и 3).

Остальное имущество, находящееся в ведении Общины, не является имуществом церковно-религиозным, а имеет своим назначением трудовое призрение беднейших одноверцев.

Имущество это заключается в шести каменных двухэтажных строениях, в которых помещается свыше 250 призреваемых обоего пола. В зданиях этих, кроме помещений для призреваемых, с соответствующей обстановкой для их жилья, имеются также отделения для молитвы с иконами, богослужебными книгами и церковной утварью.

Помимо того Община имеет пять одноэтажных деревянных домиков для призреваемых-пансионеров, дома для служащих и одно трехэтажное каменное здание, оборудованное для больницы и амбулатории, которые действуют уже несколько лет.

Имеется также ряд служебных помещений, как то: здание для конторы, прачечная, баня, скотный двор и т.д.

Все указанное имущество, кроме храма и кладбища с часовней, являясь имуществом церковно-религиозным, а имея назначением общественное призрение, относится к ведению Комиссар[иата] Социального Обеспечения (Заведующим Отделом Социального Обеспечения Московского Совета имущество это уже было осмотрено. Советом Общины ему представлены отчеты за последние года).

В виду гражданского, а не церковного характера этого имущества Совет Общины ограничивается пока перечислением его, не представляя подробной описи всего инвентаря, имея вместе с тем в виду представить такую опись в Отдел Социального Обеспечения Московского Совета. Если же Юридический Отдел признает необходимым иметь и эти описи, то Совет Общины их представит в непродолжительном времени.

Все описанное выше имущество, как церковно-религиозное и гражданское находится на земле Общины, причем в числе земельных владений, числящихся по крепостным актам за Общиной находится и Никольский Единоверческий монастырь, с которым у Общины ведется не разрешенная еще окончательно судебная тяжба о праве на землю и монастырские здания.

К настоящим заявлению и описям Совет Общины, согласно отношения Юридического Отдела, представляет также денежный отчет за 1917 год и денежный отчет и состояние кассы на 1-е Октября 1918 года.

Сопредседатель А.Кудряшов

Заведующий канцелярией И.[*]

ЦГАМО. Ф.66. Оп.18. Д.13. Л.85–85 об. Подлинник. Машинопись, рукописные вставки.

№2

Опись № 1. Опись икон, книг и церковной утвари, находящихся в храме[11]:

9 октября н.ст. 1918 г.

В главном иконостасе икон в ризах – 63; На правой стороне икон – 93, из них без оклада – 53; На левой стороне – 105 икон, из них без окладов – 48; На задней стене икон – 45, все без окладов; Сзади праваго клироса – 12 икон, все в ризах; Сзади леваго клироса – 12 икон, все в ризах; 2 хоругви, 2 иконы на аналоях, в ризах; 1 крест в ризе за аналоем, 2 креста в ризах над клиросами, 7 подсвечников на кронштейнах, 14 лампад висячих, 5 подсвечников; Во второй задней половине храма икон – 65, из них в ризах – 33; Правая сторона – 4 иконы, из них в ризах – 2; Левая сторона – 4 иконы без риз; Задняя стена – 5 икон без риз.

Кроме того в разных местах храма отдельно размещены:

2 иконы в ризах и 5 медных крестов; Книг богослужебных – 192, Покровов – 15, Икон – 16, Риз без икон – 7; 2 паникадила, 15 подсвечников, 2 чаши медныя для кутьи и 1 оловянная; 1 медный крест, 1 свечной ящик, 1 кадильница, 4 диванчика жестких, 4 кресла, 8 скамеек, 2 ящика для подручников, 38 дорожек ковров, 5 комодов, 4 лестницы.

За председателя А.Кудряшов

Заведующий канцелярией И.Крестьянинов

С подлинным верно:

Товарищ председателя[†]

ЦГАМО. Ф.66. Оп. 18. Д. 13. Л. 9–9об. Копия. Машинопись.

№3

Опись № 2. Опись икон, книг и церковной утвари, находящихся в часовне для отпевания умерших на кладбище[‡]

9 октября н.ст. 1918 г.

Иконостас: 2 креста в окладе; 1-й ряд: 9 икон без окладов; 2-й ряд: 6 икон, из них 3 иконы в окладах. Правая сторона: 4 иконы в киотах без окладов; Левая сторона: 4 иконы в киотах без окладов. Над дверями внутри: 1 икона внутри часовни в киоте без оклада; Над дверями снаружи: 1 крест медный и 1 икона медная.

Богослужебныя книги: 1 Евангелие в уборе с чеканными Евангелистами; 1 канонник в переплете.

Подсвечники: 1 большой на 13 свечей; 5 средних на 9 свечей каждый; 3 малых на 1 свечу каждый; Паникадил 1 в 20 свечей; Лампады: 1 большая с подсвечником, 9 больших висячих с цепями; 1 аналой; 1 ящик свечной; 1 скамейка; 3 тумбочки маленькия; 1 ковер; 1 кружка внутри часовни для пожертвований; 2 кружки снаружи; 5 пелен парчевых; 2 пелены шелковыя; 1 аналойка шелковая; 5 подушек для подкладки под книги.

Председатель А.Кудряшов

Заведующий канцелярией И.Крестьянинов

ЦГАМО. Ф.66. Оп. 18. Д. 13. Л. 10. Копия. Машинопись.

№4

Опись № 3. Опись церковно-религиозного имущества, находящегося в часовне на кладбище[§]

9 октября н.ст. 1918 г.

1 крест резной в окладе – Распятие. Высотою 4 ½ аршина; 1 лампада с цепями; 1 кружка для сбора пожертвований на деревянное масло к кресту; 4 скамейки; 2 бархатных коврика, 1 ковер веревочный.

За председателя А.Кудряшов

Заведующий канцелярией И. Крестьянинов

С подлинным верно:

Товарищ председателя*

ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 18. Д. 13. Л. 11. Копия. Машинопись.

№5

Просьба Совета Московской общины христиан древле-православно-кафолического вероисповедания и благочестия старопоморского согласия в юридический отдел Московского совета рабочих и красноармейских депутатов

№ 156

27 ноября 1918 г.

Община получила предложение Организационно-Учетного Отделения Юридического Отдела о представлении списка прихожан, коим Отделом имеет быть передано богослужебное имущество Общины, причем представителям общины было указано, что на каждый храм общины должен быть представлен отдельный список прихожан, хотя эти религиозные святыни до сего времени в течение времени свыше 150 лет и принадлежали единому приходу-общине. Представляя ныне список прихожан, изъявивших желание принять в пользование нашу святыню церковную, мы просим передать означенным в сем списке лицам, подлежащее имущество во всем его целом, считая по 20 человек на 9 частей нашего церковного имущества. Мы считаем нужным объяснить, что все храмы, расположенные в ограде нашей Общины, представляют по существу одно цельное религиозное учреждение, один цельный приход, и поэтому мы считаем правильным, о чем и просим, передать все храмы одной общей группе прихожан, тем более, что запрещения тому не имеется ни в декрете, ни в инструкции. Мы очень настаиваем на этой мысли, ибо в противном случае (при создании нескольких групп, а, следовательно, и приходов) создалось бы положение, резко противоречащее искони сложившемуся укладу нашей церковно-общественной жизни и вызвало бы может быть ненужное угнетенное настроение и обострение в среду верующей Общины.

Члены Совета[**]:

Члены комитета[††]:

ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 18. Д. 13. Л. 94. Подлинник. Машинопись, рукописные вставки.

№6

Разъяснение отношения Совета Московской общины христиан древле-православно-кафолического вероисповедания и благочестия старопоморского согласия в организационно-учетное отделение юридического отдела Московского совета рабочих и красноармейских депутатов[‡‡]

№ 157

27 ноября 1918 г.

В разъяснение отношения Совета Общины от 4-го сего ноября за № 151 Совет считает нужным указать следующее: вследствие общественных исторических условий старообрядчество, в особенности не имеющее священства, каковым именно и является наше согласие, представляло перед властями свои религиозные учреждения не в качестве религиозных, а исключительно в качестве благотворительных, и только как таковые, правительственная власть допускала существование наших учреждений. Фактически мы сохраняли свою религиозную святыню и это, конечно, не было тайной для власти, но удавалось нам ее сохранить только потому, что она внешне облекалась формой, вернее, даже только названием, благотворительности разных видов. Именно этим объясняется, что наши учреждения всегда имели название учреждений благотворительного характера (Преображенский Богаделенный Дом), оставаясь в действительности учреждениями духовно[-]религиозными. Прибавим к этому, что для сохранения нашей религиозной святыни нам приходилось даже внешнему виду церковных зданий придавать характер обычных гражданских построек (в противном случае нам угрожало обвинение в оказательстве раскола, как гласили акты прошлого).

Члены Совета[§§]:

Члены комитета[***]:

ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 18. Д. 13. Л. 95. Подлинник. Машинопись, рукописные вставки.

№7

Протокол чрезвычайного общего собрания семи храмов Преображенского старообрядческого кладбища

26 го Января с.с. – 8 февраля н.с. 1919 г. на Собрании присутствовало свыше 350 прихожан Преображенскаго, Черкизовскаго и Семеновскаго районов, с других районов в виду будняго времени и плохого сообщения прихожан присутствует мало. Председателем Собрания избран Т.И.Илларионов, а секретарем И.М.Плетнев. Собрание открыто в 5 ч вечера по новому времени. Комитет прихожан в экстренном порядке вносит свой доклад о создавшемся положении на Преображенском Кладбище в связи с реквизицией 3-х корпусов социальным обеспечением отдела Благуше-Лефортовскаго Совдепа и о приеме в свое ведение призреваемых, живущих при храмах кладбища. Заслушав доклад Комитета и обсудив его всесторонне общее Собрание, принимая всю тяжесть обстановки, созданной вследствие заявления представителями отдела социального обеспечения об очищении храмов Преображенскаго, Богоявленскаго и Ильинскаго, т.е. об выносе из них Икон и Церковной утвари, разборки иконостасов, клиросов, нашло, что заявление это совершенно невыполнимо, как [неразб.] явно нарушающее священные каноны в Церкви о неприкосновенности алтарей, которыми являются моленные храмов и противоречащее свободе веротерпимости. Почему вынесена следующая резолюция. Принимая во внимание 1) что старообрядцы на протяжении веков, со времени царя Алексея Михайловича, подвергались всяким гонениям и притеснениям со стороны царской власти за их религиозные верования и убеждения тысячами клали свои головы за веру своих отцов, тысячами гноились в тюрьмах, целые тысячи мирян принуждены были скитаться из угла в угол по России, разыскиваемые и преследуемые приспешниками царской власти и только со времени первой русской революции получили, после злополучной японской войны, получили возможность свободно исповедовать свою религию и отобранные ранее права граждан российских, а потому теперь в дни полнейшей свободы старообрядцы как и евреи не только не должны подвергаться лишениям и притеснениям со стороны представителей советской власти, но и имеют право рассчитывать и на наибольшее к себе уважение и снисхождение, как люди исстрадавшиеся, кровь и пот которых лежат в основе русской революции, как в начале, так и теперь, когда в рядах советских властей служат тысячи старообрядцев, дети и родные собравшихся и отсутствующих прихожан храмов Преображенскаго Кладбища и, что они должны подумать, когда [неразб.] и 2/. Что Преображенское Кладбище существует полтораста лет, представляет из себя центр верующих старообрядцев не только Москвы, Центральной России, Поволжья, но также Польши, Австрии и далекой Сибири, захватывающей станицы всего Казачества; здесь собирались и собираются все Соборы Церковные, отсюда исходят Церковные управления и распоряжения для всех церквей, указанных территорий, потому оно является историческим, святым местом старообрядчества, что будучи угнетаемы со стороны царской власти в течение всего своего существования, оно даже в царствование злейшего врага старообрядцев царя Николая I-го и его сподвластника Аракчеева, хотя и подвергалось некоторому разгрому и управлению его Преображенского Кладбища и видные прихожане были сотнями отправлены в ссылку, где и скончались, но Храмы, все они были пощажены; их запечатали и оставили не прикосновенными. Потому теперь в дни свободы Социальное Обеспечение совершенно несправедливо и незаслуженно требует нарушения наших храмов и мы нижеподписавшиеся ни в коем случае добровольно не можем соглашаться на упразднение Храмов Преображенскаго, Богоявленскаго и Ильинскаго и ходатайствуем как пред местным, так и центральным Социальным обеспечением о сохранении их в полной неприкосновенности. Факт голосования резолюции отвергнут и таковая принята всеми присутствующими единодушно. Комитету поручено о постановлении прихожан осведомить Социальное Обеспечение, как местное, так и центральное и категорически запрещено принимать какие-либо меры к очищению Храмов и вместе с тем Комитету представляются самые широкие полномочия.

Затем Комитет предложил собранию сделать обычный добровольный сбор между собой, кто сколько может, на отопление, освещение и ремонт храмов и содержание духовных лиц и клира и другие нужды.

Духовные лица О[†††]

Председатель Т.Илларионов

Секретарь И.Плетнев

Члены, присутствовавшие в количестве двести человек.

С подлинным верно.

Председатель

Секретарь

ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 18. Д. 13. Л. 60–61об. Подлинник. Рукопись карандашом.

№8

Акт осмотра храмов общины Преображенского кладбища комиссией по приемке церковного имущества коллегии по охране памятников искусства и старины комиссариата по просвещению

24 февраля 1919 года Комиссией по приемке Церковнаго имущества Коллегии по охране памятников искусства и старины Комиссариата по Просвещению по произведенному осмотру храмов общины Преображенскаго кладбища в целях выяснения вопроса о занятии и приспособлении помещения для нужд Комиссариата Социальнаго обеспечения, было постановлено:

Изолировать Храм Успения (мужской), отделив внизу коридор от церкви перегородкой, заперев дверь с правой стороны храма и отделив во втором этаже сплоченными, но с раскрывающимися дверьми перегородками коридор по аркам.

Ведение церковным ходом [неразб.] поручается Комитету Общины.

В богоявленском Храме сохранить алтарь, отгородив от жилого помещения тесовой перегородкой с дверью, как внизу, так и вверху, забив железом. Иконы изъять и перенести в надвратную церковь.

Ильинский Храм отделить по стеклянные двери тесовой перегородкой с дверью, обив железом.

Надвратный Преображенский корпус оставить в неприкосновенном виде ввиду исключительной ценности и художественно-исторического назначения, сосредоточив в нем наиболее ценные из закрываемых храмов предметы и древне-рукописный материал библиотеки.

Приступить к немедленной расчистке икон, для чего передать их в реставрационную мастерскую Коллегии.

Печать Коллегии наложить на надвратную церковь, а ключи всех церквей и охрану алтарей поручить Комитету Общины.

Заместитель председателя Мих[аил] Сергеев

Н. Померанцев

Художник-реставратор Г. Чириков

Ф. Мишуков

Ключи приняли, акт заслушали и охране алтарей взяли на себя

Представители Комитета общины:

Ф. Сазонов

И. Горячев

С подлинным верно делопроизводитель Н. Киселев

ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 18. Д. 13. Л. 42. Копия. Рукопись.

№9

Отношение Комитета прихожан старообрядческого Преображенского кладбища в Москве в организационно-учетное отделение юридического отдела Московского совета рабочих и красноармейских депутатов

№ 123

12 марта 1919 г.

На основании декрета Народных Комиссаров от 30 Августа 1918 г. об отделении Церкви от Государства Старообрядческие Общины состоят на учете Юридическаго Отдела Мос[ковского] Совет[а] Рабоч[их] и Красн[оармейских] депут[атов].

Согласно предписания Юридическаго Отдела от 20 Сентября 1918 за №1602 коим предлагалось Совету Общины представить в распоряжение отдела точную опись имущества церковной утвари и т.д. принадлежащаго и находящегося в распоряжении Общины, последней были составлены требуемыя описи, как на церковное имущество, так и на весь остальной инвентарь, на 6 храмов, находящихся внутри ограды, 2 часовни-храма, находящихся на кладбище и на храм, находящийся вне ограды во владении Г.Горбунова и были представлены в Юридический Отдел.

На предмет приема храмов от Юридическаго Отдела, согласно разъяснений к декрету, что храмы и церковное имущество передаются лишь группе верующих прихода. На общем собрании прихожан Преображенскаго Кладбища 24 Ноября 1918 г. был избран комитет в составе 16 лиц, которому собранием прихожан и было поручено принять храмы и церковное имущество.

Означенная передача Юридическим Отделом была назначена на 12 Января 1919 г., но [не] состоялась и до настоящего времени по причинам Комитету неизвестным.

С конца Ноября 1918 г. на Преображенское кладбище начали являться представители как от Местнаго Совета Благуше-Лефорт[овского] Района, так и других, а также от воинских частей, расположенных в данном районе, с целью выяснения свободных помещений для размещения солдат, лошадей и ар[тил]лерии.

В начале Декабря [неразб.] 1918 явилась на кладбище смешанная Комиссия от Местнаго Совета и описала все движимое имущес[тво] конторы, скотнаго двора и пр., не касаясь храмов и неск[ольких] строений кои находятся внутри ограды, и сделала распоряжение об очищении помещения, занятаго конторой, таким образом распорядителями по скотному двору, конторе и пр. с находящимся при них инвентарем, явился Местный Совет в лице члена исполнительнаго комитета Скоробогатова и представительницы от От[дела] Соц[иального] Обез[печения] Местнаго Района тов. Громовой, причем часть помещения Конторы в настоящее время занята Канцелярией 34-го артиллерийскаго Дивизиона.

Одновременно с произведенным осм[от]ром и описью инвентаря перечисленных помещений членом Испол[нительного] Комитета Скоробогатовым был составлен Комитет по Управлению участком Кладбища, где проводятся похороны умерших, исключительно старообрядцев; в состав Комитета были приглашены 3 члена Комитета прих[ожан], 2 представителя от рабочих и 3 представителя от местнаго Совета.

Дальнейшая деятельность представит[еля] Местнаго Совета, в лице Громовой, как пр[ед]ставительницы Отдела Социальнаго обезпечения, коснулась зданий храмов, при которых размещался клир и призреваемые, причем ею были составлены списки призреваемых и занимаемая полезная площадь.

В виду того, что Комитету прихода храмы и имущество не были сданы Юридическим отделом и, имея в виду, что Местный Совет части описаннаго имущества берет в свое ведение, Комитет, озабочиваясь сохранением как церковнаго имущества, так и остального, обратился в Юридич[еский] Отд[ел] с личной просьбой или же снят[ь] с ответственности Комитета хранение последнего или выдат[ь] охранительное удостоверение о нахождении означеннаго всего имущества Преоб[раженского] Кладб[ища] в ведение Юрид[ического] От[дела].

Означенное удостоверение было получено от Юридического Отдела за №168 от 15/I 1919 г.

30 Января 1919 г. Отделом Социального Обезпечения Благуше-Лефортовскаго Районнаго Совета было предложено освободить 3 корпуса с храмами и не чинить никаких препятствий тов. Стратьевой и Громовой в их действиях по уплотнению старух и выселению трудоспособнаго элемента из богадельни, означенныя распоряжения были Комитетом произведены в исполнение, во избежание ареста и прочее, так как просьба Комитета к Совету о том, что в этих Корпусах размещены старообрядческие храмы, успеха не имела, при этом Комитет доводит до сведения Юр[идического] От[дела], что из 3-х освобожденных Корпусов-храмов, один из них надвратный во имя Преображения, представляет особо исторический, как по наружным частям, так и по собранным в нем художественно ценностных икон, иконостасе и пр. о чем был составлен акт Комиссией по охране памятников старины и искусства.

С 1 февраля с/г всеми живущими призреваемыми при храмах ведает Районный Совет Социальнаго Обезпечения, под управлением живущими на Преображенском Кладбище тов. Стратьевой и Громовой.

Доводя о всем вышеизложенном до сведения Юридического Отдела Комитет прихода убедительно просит ускорить передачу храмов и церковнаго имущества, так как настоящее неопределенное положение Комитета невольно ставит в затруднительное и нежелательное столкновение с Местным Советом.

Председатель Комитета Ф. Сазонов[‡‡‡]

Секретарь[§§§]

ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 18. Д. 13. Л. 58–59об. Подлинник. Рукопись.

№10

Заявление председателя Комитета прихода храмов Преображенского кладбища в юридический отдел Московского совета рабочих и красноармейских депутатов[****]

5 июня 1919 г.

Настоящим доводим до сведения Юридического отдела, что в занятом помещении детским распределителем в Преображенском храме с завешанных икон брезентом и холстами последние сорваны и, где таковые находятся Комитету неизвестно.

Заведующая означенным распределителем Розалия Самуиловна Полисова заявила, что она не может уследить за детьми и тем самым за все могущие быть последствия с иконами она не отвечает.

Комитет просит оградить святыню от такого произвола.

Сазонов[††††]

ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 18. Д. 13. Л.121. Подлинник. Рукопись.

№11

Акт об исполнении предписания юридического отдела Московского совета рабочих и красноармейских депутатов об изолировании Преображенского храма от детского распределителя

1919 года Июня 12-го дня мы, нижеподписавшиеся, составили настоящий акт в том, что исполнение предписания Юридического Отдела Московского Совета Рабочих и Красноармейских Депутатов от 7 сего Июня за № 1841, подписанного заведующим Отделом тов. А.Глузман об изолировании Преображенского храма от детского распределителя посредством устройства временной деревянной перегородки, отступив от стеклянных дверей храма на 7 аршин, поставили в известность заведующего детским распределителем, что сего же числа будет [неразб.] приступлено к назначенным работам для изолирования храма, на означенное заявление заведующая распределителем тов. [Волкова[12]] сказала, чтобы щиты были поставлены лишь прямо к иконам, во избежание могущих быть недоразумений и репрессий со стороны Социального Обеспечения, и разговора о том, что это есть храм не может быть и речи, а тем более, что он в настоящее время занят детским распределителем. Во время исполнения указанных работ явившиеся милиционеры предложили работу прекратить по распоряжению административного отдела Благуше-Лефортовского Совдепа. Работы прекращены в 4 часа дня.

Председатель Комитета Сазонов[‡‡‡‡]

Комитета А.Ефимов[§§§§]

Присутствовал Н.Михайлов

ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 18. Д.13. Л. 124. Подлинник. Рукопись.

№12

Постановление президиума совета рабочих депутатов Благуше-Лефортовского района в Комитет Преображенского кладбища[*****]

№ 5734

30-го июня 1919 г.

Заслушав заявление Комитета Преображенского Кладбища, Президиум постановил уведомить Комитет, что устройство перегородки в Детском Доме «Вперед» разрешено быть не может, так как перегородка уменьшила бы размер комнаты и загородила бы окна, что недопустимо. На стеклянную часть дверей можно разрешить сделать глухие щиты, иконы же, находящиеся вне молельни, в зале, убрать за двери молельни. Всё же меры эти лишь временные, так как при первой возможности помещение, занятое молельней должно быть совершенно очищено.

Член президиума: Петров[†††††]

Секретарь[‡‡‡‡‡]:

ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 18. Д. 13. Л. 130. Подлинник. Машинопись, рукописные вставки.

№13

Отношение Совета Московской общины христиан древле-православно-кафолического вероисповедания и благочестия старопоморского согласия в юридический отдел Московского совета рабочих и красноармейских депутатов[§§§§§]

№ 114

4 июля 1919 г.

Представляя при сем акт от 12 Июня с/г. Комитет Прихода Храмов Преображенского Кладбища настоящим доводит до сведения Юридический Отдел, что предписание Отдела от 7 Июня с/г. за № 1841 привести в исполнение Комитет не мог по указанным в акте причинам. Кроме сего, на действия Комитета в лице его Председателя Благуше-Лефортовским Комиссариатом по распоряжению Административного Отдела составлен протокол.

При об[ъ]яснении с секретарем Президиума, последний затребовал мотивированное заявление по возбужденному делу, которое и было представлено в Президиум вместе с предписанием Юридического Отдела от 7 Июня за № 1841.

30-го Июня Комитет на поданное заявление получил постановление Президиума Благуше-Лефортовского Совета за № 5734, коим отменяя постановление Юридического Отдела, запрещает устройство перегородки, а разрешает сделать глухие щиты на стеклянные двери храма, находящиеся же иконы во второй части храма предлагает убрать.

При этом подчеркивает свои распоряжения, что они лишь временные и при первой же возможности помещение, занятое храмом должно быть совершенно очищено.

Принимая во внимание, что Старообрядческое Преображенское Кладбище основанное около 200-х сот лет тому назад, является центром старообрядчества России и что уже Общим Собранием всех прихожан г. Москвы и ее окрестностей определенно вынесено постановление, каковое известно Благуше-Лефортовскому Совдепу, что разрушение храмов старообрядцы не допустят, и произойти это может лишь путем насильственных мер, Комитет Прихода Преображенского Кладбища, являясь представителем выражения мнений всех старообрядцев заявляет Юридическому Отделу, как стоящему на страже проведения в жизнь декретов об отделении церкви от государства, что означенное распоряжение Комитет также не может исполнить по чисто религиозному характеру и кроме того просит не отказать поставить в известность Комитет, чьи же распоряжения он должен исполнять, так как такое положение приносит лишь ущерб и излишние нежелательные отношения к старообрядцам Преображенского Кладбища со стороны Благуше-Лефортовского Совета.

Председатель Комитета В.Сазонов

Товарища председателя[******]

Секретарь Д.Максимов

Член Комитета[††††††]

ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 18. Д. 13. Л. 131–131об. Подлинник. Машинопись, рукописные вставки.

Примечания

* Текст документа на бланке.

[*] Подпись неразборчиво.

[†] Подпись неразборчиво.

[‡] Текст документа на бланке.

[§] Текст документа на бланке.

* Подпись неразборчиво.

[**] Подпись неразборчиво.

[††] Подпись неразборчиво.

[‡‡] В документе есть входящий №454 и резолюция: 12/XII Условиться о времени сдачи имущества и заключении договора [неразб.].

[§§] Подпись неразборчиво.

[***] Подпись неразборчиво.

[†††] Подпись неразборчиво.

[‡‡‡] Подпись неразборчиво.

[§§§] Подпись неразборчиво.

[****] В документе есть резолюция: Произвести расследование[неразб.] 5/VI–19.

[††††] Подпись неразборчиво.

[‡‡‡‡] Подпись неразборчиво.

[§§§§] Подпись неразборчиво.

[*****] В документе есть пометка: Отв. 4/VII 1919 г. Секр[етарь] Д. Максимов.

[†††††] Подпись неразборчиво.

[‡‡‡‡‡] Подпись неразборчиво.

[§§§§§] Текст документа на бланке.

[******] Подпись неразборчиво.

[††††††] Подпись неразборчиво.

[1] Козлов В.Ф. Москва старообрядческая: История. Культура. Святыни. М., 2011. 480 с.

[2] ЦГА г. Москвы. Ф.157. Оп.1. Д.49. 18 л.

[3] ЦГАМО. Ф.66. Оп.18. Д.13. Л. 83.

[4] Там же.

[5] Там же. Л. 60–61об.

[6] Там же. Л. 1–211.

[7] Там же. Оп. 18.

[8] Козлов В.Ф. Письма в юридический отдел Московского Совета Рабочих и Крестьянских депутатов //Древлеправославный вестник. 1999. №2. С. 76–84.

[9] Крестовоздвиженский храм.

[10] Никольская часовня (1805 г.) и часовня Креста Господня (1860–1870-е гг.). Сохранились, ныне действующие.

[11] Крестовоздвиженский храм (1811 г.). Сохранился, является действующим.

[12] Возможное прочтение – Волосова.

М.Б. Пашинин

М.Б. Пашинин. Современная культурно-просветительская и краеведческая деятельность на территории московского Преображенского монастыря

Московский Преображенский старообрядческий монастырь занимает особое место в истории Москвы. Старообрядческих монастырей вообще осталось немного, а его уникальность в том, что он в основном архитектурно сохранился и ныне находится почти в центральной части города. Здесь действуют две староверские общины: старопоморская (федосеевская) и поморская. Как известно, федосеевская община является прямым и легитимным наследником существовавшего до революции монастыря, который фигурировал в официальных документах того времени как Преображенский Богадельный дом или как Преображенское кладбище. Поморская община появилась здесь в 1930-х гг. как «переселенец» после закрытия поморских моленных. В начале 1990-х гг. по предложению государства был создан Совет Православных приходов, в который вошли 2 староверских и 1 новообрядческая община, находящаяся в западной части бывшей мужской (южной) части монастыря. Ныне Совет объединяет хозяйственную деятельность, но каждая община юридически и канонически самостоятельна.

Государство передало имущество монастыря в весьма плачевном состоянии. Каждая община в меру своих сил и возможностей восстановила здания, и теперь они резко контрастируют с постройками, оставшимися в государственном ведении, например со зданием «Вневедомственной охраны» (ныне «Росгвардия») , которое внешне выглядит так, будто Великая Отечественная война только вчера закончилась. Преображенский некрополь ныне также остается в ведении городских властей, и многие надгробные памятники нуждаются в реставрации, но это отдельная тема.

В старообрядческих храмах согласно вековым традициям совершаются богослужения, таинства. Течет нормальная приходская жизнь. Но, тем не менее, существует проблема сохранения Преображенского монастыря, как единого историко-архитектурного ансамбля. Духовные отцы, клирошане и прихожане, как им и положено, занимаются организацией церковной жизни. Традиции же культурной жизни, сохранения исторического наследия во многом утратились за долгие десятилетия советской власти, когда любое общественное движение, связанное с Церковью и религией, вызывало подозрение, и на это сразу же налагался запрет.

В 1995–1996 гг. в помещениях, переданных государством федосеевской общине было создано Старообрядческое издательство «Третий Рим» (главный редактор М.Б.Пашинин) и при нем книжная церковная лавка. Издательство сконцентрировало свою деятельность на выпуске необходимой богослужебной и вероучительной литературы для староверов-безпоповцев. В первую очередь, это были книги «Часослов», «Псалтырь», «Устав домашней молитвы» и др. Оригиналами для воспроизведения текста, как правило, служили издания типографии Г.К.Горбунова, находившейся до 1918 г. на ул. Девятая Рота, неподалеку от монастыря. Также в последующие годы были изданы важные вероучительные книги, такие как «Поморские ответы», «Щит веры», «Меч духовный», «Зерцало таинств», молитвенники, учебники по Закону Божию, переиздана Острожская Библия и др. При поддержке издательства «Третий Рим» под редакцией М.О.Шахова вышло несколько номеров «Древлеправославного вестника», где среди прочих публиковались статьи по истории Преображенского монастыря.

После «лихих» 1990-х гг. Церковь не сразу пришла в себя, сил хватало только на проведение служб и необходимых ремонтно-хозяйственных работ. Первым прорывом к возрождению культурно-исторической деятельности на территории Московского Преображенского монастыря стала инициатива предпринимателя и попечителя с Усть-Цильмы (Республика Коми) В.В.Фота по созданию Культурно-Паломнического центра имени протопопа Аввакума. По материнской линии он потомственный старовер, потомок переселенцев на Печору охотников и рыбаков из Великого Новгорода. У них сохранилось на уровне семейных преданий почитание из поколения в поколение мученического подвига протопопа Аввакума и Великопожеских иноков. Учредителями Общества стали выпускники Московского государственного историко-архивного института староверы-поморцы М.Б.Пашинин и А.А.Безгодов.

В конце 2010 г. Культурно-паломнический центр (КПЦ) был зарегистрирован в помещении, любезно предоставленном на благотворительных началах федосеевской общиной на территории монастыря. Уже осенью 2011 г. две часовни из лиственницы и сосны, памяти пустозерских мучеников были построены на р. Пижма в Усть-Цилемском районе, а в марте-апреле 2012 г. они были разобраны, перевезены и вновь собраны в Пустозерске. Это произошло в канун 330-летия кончины Пустозерских мучеников. 27 апреля по новому стилю, в день поминовения, часовни были освещены. Также благодаря В.В.Фоту 24–25 августа 2012 г. был проведен по заполярной тундре большой крестный ход из старообрядческой церкви Нарьян-Мара в Пустозерск. Участвовало более 100 человек, паломники собрались не только из России, но и из-за границы, что также явилось историческим событием.

Вторым направлением деятельности КПЦ стало сохранение истории Преображенского монастыря. К сожалению, о староверах до сих пор ходит много небылиц и самых превратных представлений, существующих еще с миссионерских времен синодального периода Русской Церкви.

Знаменательным событием стал выход книги В.Ф.Козлова «Москва старообрядческая» (ныне уже библиографическая редкость), плод многолетних трудов, архивных изысканий, в том числе активного сотрудничества с руководством общин Московского Преображенского монастыря. Это явилось также серьезным толчком для осмысления староверами своего наследия.

С согласия руководства как федосеевской, так и поморской общины сотрудники КПЦ начали проводить экскурсии по Преображенскому монастырю. Были опасения, что это окажется невостребованным, но результат превзошел все ожидания. Мы связались с Департаментом культурного наследия г. Москвы, и вскоре приняли участие в городском проекте «Выход в город». Приходилось даже ограничивать число посетителей Преображенского монастыря, так как известно, что экскурсионные группы более 25–30 человек «трудно управляемы». Так, в 2014 г. за 23 экскурсии монастырь посетило 682 человека. В основном, экскурсии проводит постоянный сотрудник КПЦ А.В.Подстригич, профессиональный экскурсовод, окончивший городские курсы, и имеющий лицензию на проведение экскурсий.

Также, с 2013 г., совместно с Учебно-координационным центром «Гиды и экскурсоводы Москвы» мы организовали курс лекций «Москва и старообрядчество». В течение 2-х месяцев по 2 раза в неделю мы проводим занятия с профессиональными гидами, у которых было желание получить специальность экскурсовода по теме «Москва Старообрядческая» (из них многие имеют одно-два высших образования). Нужно отметить, что во многом помогает нам в обучении уже упоминавшаяся книга В.Ф.Козлова с таким же названием. Особенностью курса явилось то, что большинство преподавателей сами староверы. С нами стали сотрудничать и известные исследователи старообрядчества Е.Я.Зотова, Д.Е.Мальцева, Н.В.Литвина и др. В течение курса были озвучены темы истории старообрядчества и старообрядческих согласий, традиции старообрядческого литья, иконописных центров и рукописных книг, книгопечатания, современная жизнь староверов, и, естественно, детальная история Преображенского монастыря. Постепенно круг наших преподавателей расширяется. В течение последних лет к лекциям присоединился доктор философских наук, профессор М.О.Шахова, известный современный историк старообрядчества К.Я.Кожурина ( автор книг «Протопоп Аввакум», «Боярыня Морозова и др.. Надеемся сотрудничать и с другими представителями науки и культуры.

Поскольку восстановление Преображенского монастыря – задача глобальная, руководством старообрядческих общин, КПЦ после консультаций с представителями академической науки было принято решение о создании Общества «Историческое наследие Преображенского». Реальность такова, что староверам самим очень трудно решить все проблемы, связанные с освоением и популяризацией исторического наследия, восстановлением монастыря. Нам необходим диалог с Министерством культуры, с Обществом охраны памятников, с различными организациями, заинтересованными в изучении и сохранении истории Москвы. Полтора года назад состоялось заседание оргкомитета общества, куда, кроме представителей старообрядческих общин, вошли и представители науки, в том числе краеведения, истории староверия и искусствоведения: М.О.Шахов, В.Ф.Козлов, А.Г.Смирнова, Е.М.Юхименко, Е.Я.Зотова и др. К сожалению, по разным причинам период становления затянулся. Первый шаг – это организация Ковылинских чтений 10 октября 2014 г. в стенах Историко-Архивного института (РГГУ, Москва) Также уже идет работа по съемке документального фильма «Историческое наследие Преображенского». Уже есть конкретные и интересные материалы. В планах издание «Путеводителя по Преображенскому». В глобальных планах создание Музея истории Старообрядчества, постоянно действующих просветительских курсов, организация выставок, издательская деятельность. Но все это возможно только при поддержке государства и представителей общественности, как, впрочем, и самих староверов.

Пожалуй, самые тесные отношения связывают общественные организации Преображенского с Союзом краеведов России и Московским краеведческим обществом. Во многом благодаря этим краеведческим объединениям и удалось организовать и провести Первые историко-краеведческие научно-просветительные Преображенские Ковылинские чтения.

В течение 2015 г. КПЦ им. Аввакума продолжил свою работу не только в плане организации просветительских мероприятий, но также предпринял шаги по увековечиванию на территории Преображенского монастыря памяти мучеников за Старую веру. При содействии попечителя В.В.Фота в Усть-Цилемском районе вблизи р. Пижмы из северной таежной лиственницы был изготовлен памятный крест высотой 4.5 м с вырезанными на нем традиционными молитвами и сакральной символикой. Зимой крест был перевезен с Севера в Московскую Поморскую общину. 25 мая 2015 г. сотрудники КПЦ М.Б Пашинин и А.В.Подстригич при помощи рабочих, предоставленных федосеевской общиной, установили сие памятное распятие в честь протопопа Аввакума и его соузников, погибших в Пустозерске, в память о Соловецких страдальцах и всех христианах за Древлеправославие пострадавших. Таким образом, продолжается древняя традиция почитания мучеников за веру. Установлена незримая духовная связь между Русским Севером и Московским Преображенским монастырем.

В 2016 г (23-24 июня в здании Московского Дома национальностей) стараниями «КПЦ им. прот. Аввакума» при поддержке Администрации Президента РФ была проведена Международная конференция «Старообрядчество, государство и общество в современном мире». На Форуме приняло участие около ста представителей староверия разных согласий. Возглавили делегации Митрополит Корнилий (РПСЦ), патриарх Александр (РДЦ), о.Алексий Жилко (ДПЦ).По итогам конференции был издан сборник выступлений. В 2017г. там же был организован Круглый стол по современным проблемам Староверия, где прозвучала тема староверов-переселенцев с Южной Америки на Дальний Восток. Следующим этапом деятельности «КПЦ» стала организация Международного Старообрядческого Форума 1-2 октября 2018 г в Доме Русского Зарубежья им. А.И.Солженицына. Эта конференция стала самой представительной за последние десятилетия, более 200 участников с разных регионов России и Зарубежья съехались обсудить современные проблемы Староверия, подготовку празднования 400-летия прот. Аввакума в 2020 г. По результатам работы Форума трудами КПЦ был издан сборник докладов участников.

В течение последних лет «КПЦ им. прот. Аввакума» продолжал разрабатывать паломнические маршруты в Пустозерск. В июне 2018г. был разработан Паломнический маршрут село Григорово – Йошкар-Ола – Сыктавкар _с.Усть-Цильма – с.Скитская – Нарьян-Мар – Путозерск. Группа паломников; представителей Российского Совета Древлеправославной Поморской Церкви, Центрального Совета ДПЦ Беларусии, Высшего Совета ДПЦ Литвы на 3 машинах проехали более 5 000 км от места рождения прот. Аввакума (с.Григорово) до места его казни (Пустозерск), по дороге паломники посещали поморские общины, участвуя в молитве, рассказывая о грядущем юбилее протопопа Аввакума. Практическая разработка маршрута имеет большое значение, т.к. для многих подобная поездка кажется недостижимой целью. В реальности же паломничество В Пустозерск имеет несколько вариантов, самый простой из которых авиапрелет Москва — Нарьян-Мар и далее на рыбацких лодках до Пустозерска.

В 2017 г. «КПЦ» выпустил альбом «Культурное и историческое наследие старообрядцев Восточной Европы», где освящена история и современная жизнь староверских поморских Церквей Прибалтики и Польши. В 2018 г. вышел альбом «Староверский край – Усть-Цильма», посвященный традициям и истории поморцев Севера (Республика Коми, регион Нижней Печоры). Кроме издательской деятельности «КПЦ» за прошедшие годы организовал серию фотовыставок «Долгий путь к Аввакуму», автор М.Б.Пашинин, (выставлялась в Представительстве Республики Коми г.Москва, Сыктывкар, Нарьян-Мар, Усть-Цильма, Рига (Гребенщиковское училище), Музей истории религии (СПБ), Сызрань, Уфа, Городец и др. В 2018 г. «КПЦ» организовал фотовыставки «В гостях у староверов Южной Америки» и «Староверие Севера: традиции и современность», которые были выставлены в Доме Русского Зарубежья, а последняя также в Музее истории религии СПб.

В настоящее время «КПЦ» работает над изданием путеводителя по Преображенскому Старообрядческому монастырю.

М.Б.Пашинин (Москва)

Председатель правления «Культурно-Паломнического центра имени протопопа Аввакума»

Схема ансамбля Преображенского старообрядческого монастыря с указанием хозяйствующих субъектов

Что создает препятствия восстановлению Ансамбля Преображенского старообрядческого монастыря?

В результате двух принятых несколько лет назад органами исполнительной власти Российской Федерации актов была создана значительная угроза сохранности духовного центра российского старообрядчества и уникального памятника истории и культуры — Ансамбля Преображенской старообрядческой общины (монастыря) в Москве.

Московский Преображенский старообрядческий монастырь (до революции именовавшийся «Богаделенным домом») является единственным в Москве старообрядческим монастырем. Он был построен в конце XVIII — начале XIX вв. Для старообрядцев-беспоповцев это крупнейший исторический религиозный центр, для русской культуры – уникальный исторический и архитектурный памятник.

Свыше 25 лет Ансамблем Преображенской старообрядческой общины на праве безвозмездного пользования владеет Совет церковных приходов Преображенского монастыря. В Совет, образованный в 1992 г., вошли все исторически существовавшие на территории Преображенского монастыря религиозные организации — Московская Преображенская старообрядческая община, непрерывно действующая с момента создания обители в XVIII в., Московская Поморская старообрядческая община, централизованная религиозная организация Древлеправославная Поморская Церковь и приход храма свт. Николая Чудотворца Московской епархии РПЦ. За прошедшие годы Советом была проделана большая работа по реставрации зданий и благоустройству территории.

Как и любой монастырь, Преображенская обитель была окружена стенами и башнями, образовывавшими закрытое от мира внутреннее пространство. В 1930-х гг. часть монастырских стен была разрушена. На восточной стороне сохранились две монастырские башни, а между ними и основными постройками монастыря власти разместили продуктовый рынок. В 1998 г. вся монастырская территория формально была передана в безвозмездное пользование Совету церковных приходов Преображенского монастыря, однако и до наших дней рынок, занимающий в монастыре почти три гектара, не трогается с места.

Очевидно, что без вывода с монастырской территории Преображенского рынка невозможно восстановить пролегавшие по его месторасположению стены монастыря и возродить исторический облик Преображенского монастыря. Монастырь был принят под охрану как памятник истории и культуры еще в 1960 году, но с того времени органы охраны памятников не озаботились ни уточнением состава объектов монастырского ансамбля, ни определением границ территории памятника.

Внезапно, безо всякого предварительного диалога с Советом, 14 февраля 2011 г. Федеральной службой по надзору за соблюдением законодательства в области охраны культурного наследия при Министерстве культуры Российской Федерации (далее — Росохранкультура) был издан Приказ № 182 «Об утверждении границы территории объекта культурного наследия федерального значения «Ансамбль памятников Преображенской старообрядческой общины, XVIII-XIX вв., арх. М.Ф. Казаков» и правового режима использования земельных участков в границе территории объекта культурного наследия». Тем самым был грубо нарушен пункт 7 статьи 8 Федерального закона от 26 сентября 1997 г. № 125-ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях», согласно которому «органы государственной власти при рассмотрении вопросов, затрагивающих деятельность религиозных организаций в обществе, учитывают территориальную сферу деятельности религиозной организации и предоставляют соответствующим религиозным организациям возможность участия в рассмотрении указанных вопросов», Росохранкультура скрыла от Совета информацию о подготовке и издании данного приказа. О его существовании в Совете узнали только в декабре 2011 г.

Шахов Михаил Олегович доктор философских наук, профессор: «Что создает препятствия восстановлению Ансамбля Преображенского старообрядческого монастыря?»

В чем же сущность этого приказа и какую угрозу несет он для сохранности Преображенского монастыря? Значительная часть земельного участка монастыря, включая землю, занимаемую Преображенским рынком, данным приказом исключена из территории памятника. Главный двор монастыря с соборным храмом – территория памятника, две уцелевшие башенки на восточной границе – две изолированных маленьких территории памятника, а вот огромная часть (примерно 4 га) внутренней монастырской территории между главным двором и башенками – не территория памятника. Это значит, что разрушения советского периода фиксируются на будущее время – если монастырские стены разломаны, то место их нахождения больше не памятник и воссоздавать их не нужно. Соответственно, можно, к огромной радости коммерсантов с Преображенского рынка, не выводить рынок, не восстанавливать разрушенное, а оставить всё как есть. Если этот участок – не территория памятника религиозного назначения, её можно распродать в собственность коммерческих структур с последующей застройкой. В этом случае монастырь никогда не вернет свой исторический облик, не будет отстроена разрушенная часть стен, оторванные разрушителями от основной территории башенки останутся лишь напоминанием о том, где были подлинные границы Преображенского монастыря. Фактически приказ Росохранкультуры создает непреодолимое препятствие для возрождения старообрядческого религиозного центра и уникального объекта русского культурного наследия.

Прямым следствием данного Приказа, угрожающим сохранности объекта культурного наследия стало исключение 4 гектаров его территории из-под действия ограничительных норм части 2 ст. 50 ФЗ «Об объектах культурного наследия», согласно которой «объекты культурного наследия религиозного назначения могут передаваться в собственность только религиозным организациям в порядке, установленном законодательством Российской Федерации». Внутри монастырской территории возник земельный участок, доступный для приватизации и застройки, что непоправимо воспрепятствует восстановлению разрушенной части монастырских стен и реставрации ансамбля как единого целого. Несомненно, такой Приказ прежде всего отвечает интересам коммерческих структур, ведущих или намеревающихся вести деятельность на территории Преображенского рынка. (Притом, что властями г. Москвы ведется работа по выводу ГУП «Преображенский рынок» с монастырской территории для обеспечения реставрации, монастырского ансамбля).

Крайнее недоумение и возмущение вызывает то обстоятельство, что действия, которые юридически закрепляют невозможность исправления повреждений, причиненных Преображенскому монастырю в ХХ веке, производятся от имени органа власти, призванного охранять (!) культурное наследие. Оказалась разрушена часть стен, оказались две башни отделены внедренным в монастырь рынком – пусть так и будет навсегда, пусть лишенная статуса территории памятника часть монастыря попадет неведомо в чьи руки и окончательно утратит шансы быть восстановленной! Это логика не охраны, а разрушения памятника.

Учитывая вышеизложенное, на заседании секции «Ландшафтно-архитектурных комплексов и историко-культурных заповедников» Научно-методического совета по охране и сохранению культурного наследия при Министерстве культуры РФ, состоявшемся 01 марта 2013 г. была принята рекомендация Министерству культуры отменить приказ Росохранкультуры от 14.02.2011 г.

Совет обратился 23.07.2013 к министру культуры РФ В.Р. Мединскому с письмом об отмене приказа Росохранкультуры от 14.02.2011 г. с учетом рекомендации Научно-методического совета. В ответ Советом была получена формальная отписка из Мосгорнаследия от 10.09.2013 № 16-09-216г/3-1, в которой игнорируется вся аргументация Научно-методического совета, но рассказывается о том, что на не вошедшей в границы ансамбля территории расположен «любимый москвичами Преображенский рынок». Таким образом, рекомендация Научно-методического совета о восстановлении границ территории памятника оказалась проигнорированной органами охраны памятников.

Вторая, также возникшая внезапно и «на пустом месте» угроза сохранности Ансамбля Преображенской старообрядческой общины связана с разделением прав собственности на монастырские здания.

Более 20 лет оставался неурегулированным вопрос о том, относится ли Ансамбль к федеральной собственности или к собственности г. Москвы. Распоряжением Правительства Российской Федерации от 26 марта 2013 г. № 438-р часть зданий Ансамбля Преображенской старообрядческой общины в количестве 13 объектов отнесены к тем, в отношении которых должно быть оформлено право собственности Российской Федерации. Это решение было принято вопреки предложению Патриарха Московского и всея Руси Кирилла, представленному в письме министру экономического развития Э.С. Набиуллиной от 24.08.2011 г., в котором ансамбль был рекомендован к включению в список памятников истории и культуры, подлежащих передаче в собственность г. Москвы при разграничении прав собственности между Российской Федерацией и Москвой, а также вопреки позиции Совета. На совещании, организованном Росимуществом 25 декабря 2012 г. представители Росимущества не смогли дать никакого объяснения, почему данные объекты распределяются в федеральную собственность, а не в собственность Москвы.

В результате принятого Распоряжения Правительства РФ Ансамбль Преображенской старообрядческой общины оказался разделен между двумя собственниками — вышеупомянутые 13 объектов отнесены к федеральной собственности, а другие 14 объектов, не являющиеся памятниками государственного значения, но также входящие в состав Ансамбля и расположенные внутри монастырской территории в непосредственной близости с объектами, отнесенными к федеральной собственности, являются собственностью г. Москвы. Среди этих объектов – 4 монастырских палаты XIX в., кельи, больница (арх. Л.Н. Кекушев), складской корпус начала XIX в., дома причта. Часть из них имеет статус объекта культурного наследия регионального значения или выявленного объекта культурного наследия. Никаких правовых оснований для изъятия этих зданий в федеральную собственность не имеется.

Следует также учесть, что Ансамбль памятников Преображенской старообрядческой общины не используется для федеральных нужд, в нем отсутствуют федеральные учреждения и предприятия. Но в одной из монастырских палат расположен Отдел вневедомственной охраны при УВД ВАО г. Москвы, а внутри периметра стен монастырского ансамбля по д. 17 земельный участок площадью 2,83 га занят московским ГУП «Преображенский рынок». Отнесение ансамбля к федеральной собственности повлечет возложение на федеральный бюджет расходов по последующему выводу указанных московских организаций за пределы объекта религиозного назначения.

Гораздо более соответствующим обеспечению единства Ансамбля Преображенской старообрядческой общины и юридически корректным решением было бы его отнесение в целом к собственности г. Москвы. В нынешней же ситуации неизбежным следствием разделения монастырских зданий между двумя собственниками (Российской Федерацией и г. Москвой) станет также и разделение единого земельного участка на несколько фрагментов.

Таким образом, в результате Приказа Росохранкультуры от 14.02.2011 № 182 и Распоряжения Правительства Российской Федерации от 26 марта 2013 г. № 438-р здания и территория Ансамбля Преображенской старообрядческой общины подвергнуты необъяснимому с точки зрения государственных интересов разделению, которое ставит под угрозу его дальнейшее возрождение и само существование.

К сожалению, за годы, истекшие после издания вышеназванных актов федеральных властей, ситуация нисколько не переменилась к лучшему. Хочется выразить надежду на то, что к предстоящему в 2020 году празднованию 400-летия со дня рождения протопопа Аввакума государство все же найдет возможность исправить положение дел.

«Акафист Богоматери». Мастерская А.Т. Михайлова. 1901 г. Москва

Московские иконописцы-федосеевцы: обучение, сотрудничество, организация труда

Произошедший в середине XVII века раскол Русской православной церкви, в результате которого староверы были преданы анафеме (1666–1667 гг.), стал началом масштабных гонений на старообрядцев. Официальное осуждение старых обрядов повлекло запрет на ряд изображений, единственно приемлемых для староверов. Поэтому в широчайший круг антистарообрядческих мер, кроме всего прочего, вошли запреты, наложенные на производство культовых предметов, в первую очередь, медных и темперных икон и крестов, богослужебных книг[1].

Мастера, писавшие иконы со старообрядческой символикой, и торговцы, распространявшие их, преследовались и подвергались различным наказаниям, а «неистинные» иконы, «противные учению православной церкви», изымались и переписывались или уничтожались. При этом заключения так называемых «экспертов» от господствующей церкви были предельно предвзятыми и зачастую дилетантскими[2].

Снимки опубликованы в Изборнике «Слова правды»». М., 1907.

Законодательные меры, направленные против изографов-староверов, были достаточно широки. Уже в 1668 году было введено правило, согласно которому без специального разрешения иконы писать запрещалось[3]. При Петре I иконописцев впервые обязали ставить на иконе подпись. При Николае I староверам было запрещено вступать в цеха иконописцев[4].

К тому же, на фоне неоправданных репрессий против староверов в целом, придельной суровостью отличались правительственные меры против так называемой «безпоповщинской секты, особенно вредной по распространению ереси»[5]. В таких условиях иконописцы-беспоповцы могли работать не просто неофициально, а только с соблюдением строгой секретности.

В связи с этим интерес представляет любая деталь, характеризующая быт, процесс обучения или организацию работы иконников-староверов. Однако на сегодняшний день лишь в единичных публикациях намечены основные вехи в истории иконописи филипповского Братского двора[6] и московских поморцев[7]. В данной статье собраны некоторые факты, касающиеся организации труда московских изографов-федосеевцев[8].

О положении христиан старопоморского федосеевского согласия до 1771 года рассказывается в сочинении «Из истории Преображенского кладбища»[9]. Его анонимный автор, принадлежащий господствующей церкви и обозначивший себя литерой «S», сообщает, что в годы правления Анны Иоанновны (1730–1740) в Москве проживало менее 10 семей федосеевцев; при Екатерине II до момента основания Преображенского кладбища, т.е. с 1762 по 1771 год, в Москве насчитывалось не более 20 федосеевских семей[10].

Кроме этого, положение московских староверов во второй половине XVIII века ярко иллюстрирует ситуация, описанная П.И. Мельниковым в статье «Счисление раскольников»:

«Хотя производившийся по синодскому указу 15-го мая 1722 года гривенный сбор с раскольников в пользу духовенства еще в начале царствования ЕкатериныIIбыл отменен, и приходскому духовенству запрещено было ходить в дома раскольников для вымогательства денег, но причты продолжали делать поборы. В самой даже Москве, обходя приходы со святою водой, священники выламывали у раскольников, не хотевших пускать их к себе, ворота, двери и окна, требуя денег и сведений о новорожденных, чтобы записать их в свои книги и таким образом зачислить их своими прихожанами»[11].

В данной ситуации, когда на первом месте было в прямом смысле физическое выживание, вопрос об организации иконописны